Последняя инстанция

Никита заглянул ему в глаза. В потускневшей синеве взгляда скрывалась тьма веков. Эпохи, проведённые в Пограничье и что-то ещё. Что-то скрытое, возможно, от самого Квентия.

– Или вон, Абрахам. Он, знаешь ли, тоже не на курорт прибыл. Бедняга первое время вообще не понимал, что от него хотят. Чёрный охранник, главный пост. Как он мог в это поверить? Он забивался в угол, стоило только мне или ещё кому белому войти в холл. Наверно даже в моё время с рабами лучше обращались.

Абрахам молчал и блеснул своими очками. Можно поклясться, что всполохи на очках никак не были связаны с освещением.

– Что такое Проклятое отделение? – спросил Никита.

Квентий осёкся, а с лица Абрахама медленно сошла улыбка. Медсёстры неслышно отступили в тень и стали тихонько там перешёптываться. Даже тени в фойе, кажется, чуть притихли и стали меньше ростом.

– Не надо тебе туда, – Квентий отвернулся к стойке и стал усиленно изучать бумаги в своём планшете. – Только зря время потратишь.

Он весь погрузился в чтение, не обращая ни на кого больше внимания. Никита вопросительно посмотрел на гиганта Абрахама.

– Гнилое место, – сдался охранник. – На минус первом этаже расположено. Туда отправляют безнадёжных больных. Тех, кого даже по нашим меркам спасти не удастся. Там всем заправляет Клаус. Странный тип, – добавил он.

– А вы тут все, можно подумать, образец нормальности! – возмутился Никита.

В темноте зашевелились близняшки.

– Может, ему в провожающие кого дать? – пискнули оттуда.

Никита отметил про себя, что близняшки не сомневались, что отговорить его от похода не получится. Видимо, местная публика видела в нём упрямца и смельчака. Или идиота.

– Ван мог бы проводить, – задумчиво сказал Абрахам. – Но он ведь вечно по коридорам носится. Где ж его найдёшь? Так, у меня служба.

Он поспешно вернулся к дверям, всем видом показывая трудовое рвение и страсть к порядку. Квентий яростно шуршал бумагами, не глядя по сторонам. Близняшки молчали и, кажется, даже не шевелились. Никиту разобрало зло: никто ему ничего не говорит, из всех всё приходится тянуть клещами, а стоит хоть немножко что-то выяснить, так все сразу бегут от вопросов, как от огня. Одно ясно: от этих людей он точно не выяснит как связаться с миром живых или, уж тем более, как работает их госпиталь. Никита как можно более небрежно пожал плечами и пошёл прочь, к лестнице возле никогда не работающих лифтов.

Глава 4. Проклятое отделение.

Никита осторожно спускался по лестнице, прислушиваясь к звукам. Шум фойе и голоса коллег остались позади. По собственным ощущениям, он уже давно должен был спуститься в подвал: путь на второй этаж состоял из сорока ступенек и одной лестничной площадки, здесь же минуло порядка ста ступеней и четыре пролёта, но лестница не заканчивалась, никаких дверей или люков по пути ему не попадалось.

От сырости пробивал озноб, запах плесени усиливался с каждым шагом. Тьма вокруг сгущалась, Никита вспомнил первые дни пребывания в больнице. В груди росло беспокойство, неописуемое чувство ужаса, которое кричало, что нужно вернуться назад. Впереди не могло ждать ничего хорошего. Он словно спускался в другой мир. Возможно, правда прямиком в Ад.

Наконец, Никита вышел на цокольный этаж. Лестница же продолжила опускаться дальше, оттуда тянуло по-настоящему могильным холодом и кажется дул сквозняк. Никита передёрнул плечами, собрал в кулак всю свою волю и пошёл вперёд, стараясь ни о чём не думать.

Под ногами щёлкала осколками донельзя грязная кафельная плитка. Стены покрывали тёмные потёки, словно недавно на верхних этажах произошёл потоп, последствия которого здесь никто не удосужился убрать. Где-то далеко мерно капала вода. Тусклые лампы под потолком едва выхватывали островки света среди плотного сумрака. Никита присмотрелся: впереди, над широким дверным проёмом, висела едва читаемая табличка «… отделение». Похоже, перед этим словом должно быть написано, собственно, название оного, но грязь, плесень и время скрыли его безвозвратно. Далеко впереди кто-то протяжно взвыл. Зверь или человек.

Никита остановился, как вкопанный, настороженно всматриваясь во тьму впереди. Нависла полная тишина. Звук не повторялся и он осторожно продолжил путь. В голове стучала мысль, что нет ничего зазорного в том, чтобы вернуться назад. Что Никита не первый и не последний, кто рискнул отправиться в одиночку шастать по коридору и вернулся обратно. Никто его не осудит. В конце концов, таких, как Ван, кто путешествует по больнице на постоянной основе, – сущие единицы.

Под ногами скрипнули досками поваленные двери. Сбоку проплыл пустой пост старшей медсестры. Кружилась голова, появилось ощущение, что коридоры заполнены неясным шорохом: кто-то шептал, стонал и жаловался десятками голосов. Никита мотнул головой, отгоняя наваждение.

Впереди раздался звук приближающихся шагов и шёпот сразу затих. Никита весь подобрался и пожалел, что не взял с собой какое-нибудь оружие, хотя бы палку. Шаги быстро приближались, кто-то шёл навстречу быстрыми, неверными шагами. Под ногами незнакомца то и дело хлюпала жидкость из невидимых отсюда луж.

Под тусклый свет лампы вышел сутулый худощавый человек в серой солдатской форме с неизвестными Никите нашивками. На лысеющей голове торчали неопрятные островки седых волос. Руки человек держал за спиной, но когда подошёл к Никите, выкинул одну вперёд для рукопожатия со скоростью молнии.

– Давненько у меня не было посетителей, – голос у незнакомца был с лихорадочным смешком, а в серых глазках плясал огонёк безумия. – Всё, знаете ли, клиентов присылают. Пациентов, то есть.

– Здравствуйте.

Никита аккуратно пожал протянутую костлявую руку. Она оказалась холодной, как лёд и слегка влажной. Наверное, это было самое неприятное рукопожатие на его памяти.

– Меня зовут Клаус. Клаус Майер. Я заведующий этим отделением. Как его некоторые называют, Проклятым отделением.

Он рассмеялся скрипучим смехом, запрокинув голову. Никите послышалось, что в глубине тёмных коридоров кто-то ответил ему тем же безумным смешком, только тот, далёкий, звучал густым басом. Тем временем, Клаус взял Никиту под руку и повлёк за собой вглубь своих владений.

– Новые коллеги, хи-хи, – ворковал Клаус, продолжая поддерживать своего гостя под локоть. – Это же так замечательно! Нет, я ценю своих сотрудников, но приятно же видеть новые лица, свежую кровь!

В подтверждение слов о ценности старых кадров, он кивнул на оставшийся позади пост у входа в отделении. Позади полусгнившего стола, во мраке, что-то копошилось. Или это просто игра света и тени.

Они шли, а Клаус продолжал нести чушь о пользе набора молодых сотрудников, иногда срываясь на бессвязное бормотание на неясном языке. Если это вообще был язык, а не набор звуков. Мимо них проплывали ржавые металлические двери. В каждой виднелось небольшое окошко для присмотра за больными. Все они были наглухо закрыты металлически ставнями. Никита всем нутром ощущал немалую толщину этих дверей. В самом коридоре в избытке валялись грязные тряпки или же, возможно, это остатки истлевшей одеждой. Несло гнилью и помоями. Словно прочитав мысли гостя, Клаус начал хвастаться, что его отделение – образцово-показательное и главный врач приводит его в пример на всех совещаниях.

Из всего, на что натыкался Никита с тех пор, как попал в Пограничье, это место явно выделялось. И так думал не только он, если вспомнить реакцию его друзей на одно лишь упоминание подвала. Здесь явно происходило что-то странное, даже для потустороннего мира.

– А чем занимается ваше отделение? За какие случаи берётся? – Никита аккуратно освободил свою руку из ледяной хватки Клауса.

– О-о-о, мы здесь работаем с безнадёжными случаями, молодой человек. Сюда попадают те, для кого уже нет возврата.

Ближайшая к ним дверь вздрогнула с оглушительным грохотом, словно в неё ударили тараном с той стороны. Никита подпрыгнул от неожиданности, Клаус же на инцидент и ухом не повёл. С потолка мокрыми комьями посыпалась побелка.

– Напомните: как вас зовут, юное дарование? Хи-хи!

– Никита Григорьевич, – ошалело ответил Никита, он никак не мог привыкнуть к внезапным приступам хихиканья местного начальника.

– О, так вы русский! Я знавал много русских при жизни.

– Правда? Вы жили в России?

– Нет-нет, я служил охранником в Освенциме. Кстати, что интересно: здесь я оказался в форме, разительно похожей на мою прежнюю.

Никита сглотнул комок, подступивший к горлу.

– Так, – как можно более непринуждённо продолжил он, – я заметил, что здесь вообще много именно русских. Это как-то странно.

– Ничего странного, – Клаус неловко дёрнул плечами, пытаясь пожать ими. – Наверное, мы всё-таки попадаем сюда по некоему географическому признаку. Наш госпиталь большой. Наверняка в других его частях будет много китайцев, бразильцев или, прости Господи, евреев. У нас тут, конечно, и всякие римляне есть с неграми, но как у вас говорят? В семье не без урода? Но вы же сюда пришли не о цыганах разговаривать, верно? Позвольте объяснить вам, с кем, а иногда и с чем мы имеем здесь дело. Видите ли, некоторые души безнадёжны. Это признают даже мои коллеги сверху. Душа начинает гнить, источать неприятный аромат и, в конце концов, окончательно теряет человеческий облик. Превращается в бесформенное ничто. Эти существа представляют опасность, если выберутся за пределы больницы, поэтому они содержатся здесь. Конечно, мы с коллегами пытаемся им помочь, но пока, увы, ещё ни один пациент не покинул моё отделение выздоровевшим.

– А чем опасен их побег? – Никита покосился на ряд ржавых металлических дверей.

– Есть много теорий, почему они так пагубно влияют на окружающую их действительность, – Клаус хихикнул. – Они несут скверну в себе. Если они затеряются на улицах Пограничья, они могут отравить его и ничем хорошим это не закончится. А уж если такое существо сможет пробраться сквозь Завесу, в Мир живых, то это чревато… очень большими проблемами. Были, знаете ли, прецеденты.

– Постойте, есть возможность попасть обратно в Мир живых? – Никита остановился.

– Не обнадёживайте себя, мой друг. Вы мертвы и с этим ничего не поделаешь. Ваше присутствие на той стороне приведёт к катастрофе. А если туда проберётся Проклятая душа, то… Опять будет что-нибудь по-настоящему масштабное. Мировая война, в одной из которых имел честь участвовать и я. Всемирный потоп, Извержение Везувия или что-нибудь в этом роде. Поэтому они здесь, под нашим присмотром.

Клаус остановился и в доказательство своих слов, положил ладонь на насквозь проржавевшую дверь с тяжёлым засовом. Судя по её состоянию, её не открывали очень давно.

– Вот, например, этот господин, – Клаус легонько похлопал дверь и с неё полетели ржавые струпья. – Вильям. Он у нас давно. При жизни у него был большой стресс. Знаете, ответственная работа, сроки горят и всё в этом духе. Он стал бороться с перенапряжением алкоголем и антидепрессантами. Такая смесь пошатнула его разум, он стал слышать голоса. Они сказали ему, что его жёнушка и новорождённая дочь – демоны и их надо убить. Так что наш герой не придумал ничего лучше, чем выбросить их с двадцатого этажа. Конечно, потом он пришёл в себя и был помещён в сумасшедший дом. Где, собственно, и провёл остатки своей жалкой, никчёмной жизни. Хотите взглянуть?

– А это не опасно? – Никита сделал шаг назад от двери.

– Ну что вы! Уж кто-кто, а Вильям теперь угрозы не представляет. Он у нас тихоня.

С жутким лязгом Клаус отодвинул тяжёлый засов. Дверь подалась с трудом, Скрип петель эхом разнёсся по всему отделению. Клаус встал рядом с проёмом и победоносно взглянул на Никиту.

Камера (или палата?) больше напоминала выгребную яму. На земляном полу чернели лужи с мёртвыми насекомыми. Стены состояли из грубого бетона, в помещении стоял лиловый колышущийся туман. Из-за вони приходилось дышать ртом. В дальнем углу виднелась бесформенная биологическая масса: некие буро-коричневые пузыри медленно вздымались, словно дышали. Они пульсировали и издавали чавкающие звуки. На поверхности этой мерзости виднелись остатки грязной одежды.

– Прошу любить и жаловать: Вильям, – не без гордости сообщил Клаус.

Никита тщетно пытался рассмотреть в этой массе Вильяма или хотя бы намёк на него.

– Вряд ли он вам ответит, – пояснил Клаус, не сводя глаз с пузырей. – Но и когда он был в лучшей форме, то оставался неразговорчивым. Знаете, так и не верил, что мёртв. Эдакий безумный упрямец, можно так выразиться.

– Не верил? – Никита оживился. – У меня есть пациентка, которая не верит, что мертва.

– Значит она тоже однажды, скорее всего, попадёт к нам, – кивнул Клаус. – Пойдёмте, не будем мешать Вильяму.

Со страшным грохотом Клаус захлопнул дверь, кажется, из камеры донёсся еле слышный стон. Они отправились дальше.

– Но разве за такие деяния, как у Вильяма, душа не должна отправляться прямо в Ад, мимо нашего госпиталя?

– Для того, чтобы проникнуться страданиями, душа должна их осознавать. Отдавать себе отчёт, где она и почему. А как Вильям может это понять, если не в курсе, что мёртв? Да и насчёт Ада… Вы уверены, что он существует?

– То есть как? – Никита вновь остановился.

– А вот так. Вот все говорят: к нам попадают те, кто не может отправиться дальше. Что это Пограничье. И нормальные души его и не замечают. Так, мелькнуло что-то в окне такси Харона и всё. Лично я думаю, что никакого Загробного мира нет. Что нет ни Рая, ни Ада, а есть только это место. Всё это байки. Никто никогда не видел ни первого, ни второго. А Харон, как всем известно, неразговорчив на эти темы. Как и Смерть, – добавил Клаус, подумав. – По крайней мере, я не встречал здесь ни одного ангела или демона. Вот, кстати, ещё один экземпляр моей коллекции. Думаю, вам он будет интереснее.

Дверь, возле которой остановился Клаус, выглядела гораздо лучше предыдущей: ржавчина и тлен лишь только тронули её. Засов легко выскользнул из паза и их взору предстала скромно обставленная камера: простая кровать, стол с табуретом рядом и обыкновенный шкаф в углу. Обхватив себя руками, на грязной кушетке сидел сгорбленный человек и мерно раскачивался. Он повернул голову к вошедшим. В глазах пациента стояли скорбь и боль. Когда-то этот человек обладал развитой мускулатурой. Сейчас же кожа висела на нём, как на пугале – тряпки, в которые превратилась его одежда, едва закрывали бледную кожу.

– Пожалуйста, – промурлыкал Клаус и указал на сидящего. – Важная часть нашей коллекции. Ральф Дарси. Палач из Средневековья. Точно в курсе, что мёртв.

Никита отметил для себя, что Клаус, кажется, знает всё о своих подопечных без всяких планшетов: ни разу не заглянул в какие-либо бумаги и даже не делал паузу прежде, чем выдать справку о пациенте. Ральф молча смотрел на них и чуть покачивался. Его руки покрывали еле заметные язвы, в воздухе стоял устойчивый запах гниения.

– Как вы считаете, почему вы здесь? – тихонько спросил Никита, не решаясь подойти ближе.

– За свои деяния, конечно, – Ральф обладал хриплым, но уверенным голосом. – У меня же какое было ремесло? Смерть. Всю жизнь с ней бок о бок. Немало моей рукой сюда людей отправлено. А сколько замучено? Я всё хочу вспомнить, сколько именно, да не могу. И чисел-то таких больших, наверно, не придумано. Вы ведь за мной пришли, правда? Вы заберёте меня отсюда?

– Забрать вас? Куда?

– В Ад. Пожалуйста, заберите меня. Я… я слышу их. Они говорят со мной, проклинают меня. Я проклят, понимаете?

– Кто? Кто с вами говорит? – поспешно спросил Никита.

В нём разгорался врачебный интерес. На то же самое, а именно на голоса жертв, жаловался другой его пациент: военный Иван Клопов, который не получал от убийств никакого удовольствия. Похоже, что средневековый палач страдал тем же недугом, только в более запущенной его стадии.

– Те, кого я казнил. Это же работа просто была. Непростая. Но какой у меня был выбор? Если ты палач – ты остаёшься палачом. Из твоих рук даже деньги не возьмут, потому что они в крови. Всё отдадут за так, лишь бы не брать твоих кровавых монет. И теперь я слышу их. Они говорят, что бы они могли сделать, не убей я их. Как бы они прожили свои жизни. Мои руки в их крови! Посмотрите!

Он вытянул вперёд покрытые язвами руки. Никакой крови на них не было. Никита повернулся к Клаусу.

– Вот видите: этот человек точно осознаёт, что он мёртв. Так почему же он не отправляется в Ад?

Клаус с явным удовольствием наблюдал, как его пациент неверными движениями тщетно пытается стереть невидимую кровь.

– Мне нужно в Ад! – вдруг истошно закричал Ральф и вскочил с кровати. – Выпустите меня! Не хочу гнить! Не хочу быть тенью! Заберите меня!

– Ну-ка! – властно крикнул Клаус.

Никиту схватили за плечо и силой дёрнули назад. Вперёд вышел Клаус, в его руке блеснула разложенная телескопическая дубинка. Удар пришёлся по голове. Ральф повалился на кровать, свернулся калачиком и горько заплакал, как ребёнок. Клаус вывел Никиту из палаты и в сердцах захлопнул дверь.

– Он вообще тихий, – сообщил завотделением, – но вот бывает вредничает. Начинает гнить просто уже. Его, если подумать, уже давненько к нам от вас перевели. Так, если вы не хотите ещё что-то спросить, то я вынужден откланяться. Дела, знаете ли, дела наши вечные. Пойдёмте, провожу вас до выхода, а то у нас тут, ха-ха, легко заплутать на века.

Позади ещё долго слышались рыдания Ральфа. Никита сосредоточенно смотрел себе под ноги, стараясь не попасть в лужи, плохо видимые при скудном освещении. Ральф и Иван точно страдают от одного и того же, это ясно. Значит, есть какая-то общая симптоматика. Значит, можно ввести (а может кто-то уже и ввёл) и некую классификацию «болезней». А там, если повезёт, и методы лечения разрабатывать. Он поднял глаза, чтобы поделиться своими размышлениями с Клаусом, но его взгляд зацепился за ближайшую металлическую дверь. Она выглядела так, будто её только что поставили: сияла свежей краской, на петлях и засовах блестела смазка. Чем-то дверь привлекла внимание Никиты и он остановился.

– А здесь? Здесь кто-нибудь содержится?

Почему-то в сознании Никиты это место не ассоциировалось с больницей, а напоминало ему тюрьму. Поэтому он был уверен, что люди здесь не находятся, а содержатся. Клаус неотрывно смотрел куда-то вперёд, к чему-то прислушиваясь и лишь покосился на дверь.

– Да-да, здесь у нас новенький. Свежачок. Можете посмотреть, если хотите. Уж он точно не опасен. Так, Никита Григорьевич, мне надо бежать. Вам потом дальше по коридору, направо и прямо. Всё, был рад знакомству!

Клаус поспешил дальше по коридору и вскоре скрылся во мраке. Через мгновение оттуда донёсся приглушённый вопль и затем – стон. До ушей Никиты долетело хихиканье Клауса.

Засов открылся легко, дверь беззвучно отворилась. Внутри оказалась уютная больничная палата и сначала Никита не поверил своим глазам: в стене, напротив двери, было настоящее окно! Правда, за его стёклами зияла лишь тьма. За белым столиком, на самом краешке стула, сидел смуглый мужчина восточной внешности с прямыми чертами лицами. Он задумчиво смотрел в окно и крутил в руках пустую чайную чашку. Стены в палате были песочного цвета, на полу даже оказался небольшой потёртый ковер с замысловатым узором.

Пациент повернулся на звук шагов, уголки его губ дёрнулись в лёгкой улыбке. Он был одет в строгий бежевый костюм, напоминающий военный мундир. Возле воротника, на шее, виднелся внушительных размеров кровоподтёк кольцевидной формы. Никита уже видел такие травмы в своей земной врачебной практике: такие получают те, кто заканчивает свою жизнь в петле: петлевая странгуляционная борозда.

– Можно войти? – спросил Никита.

Пациент улыбнулся шире.

– Конечно-конечно, проходите. Вы ведь тюремный врач? Прошу вас, проходите. Чаю? – он кивнул на пустой чайный сервис на столе.

Никита осторожно сел напротив и пристально вгляделся в собеседника. Его поведение и чёрное окно напомнили ему Анну, не верящую в собственную смерть. Кажется, что этого человека тоже поразил подобный недуг. Если так дальше пойдёт, подумал Никита, то разных болезней здесь не то, чтобы много. Или же, здесь не так много диагнозов, с которыми пациенты становятся безнадёжными. Но при этом здесь, в проклятом отделении, от этого человека не шёл запах тлена, как от той же Анны Велвет и выглядел он опрятно и был полон красок. Если, конечно, не обращать внимания на травму на шее.

– Где мы с вами сейчас находимся? —Никита решил сразу проверить свои догадки.

Пациент широко улыбнулся и посмотрел во тьму за окном.

– Как это «где»? Мы в тюрьме, конечно же. Судя по этим барханам, – Мансур кивнул на окно, – где-то в северной части нашей прекрасной страны. Вас я раньше не видел. Вы психиатр? Вам приказано проверить мою психику? Не сломался ли я? Соображаю ли ещё кто я и где нахожусь? Всё ещё соображаю, не беспокойтесь. Я – Мансур, ваш легитимный правитель и лидер этой великой земли.

Он говорил совершенно спокойно и, кажется, даже доброжелательно. В ярких глазах, за этим благодушием, скрывалось что-то ещё и Никита не сразу понял, что это: где-то там, в глубине, робко блестели нотки безумия. В остальном, складывалось впечатление, что Мансур попал сюда по ошибке. Если учесть организацию работы госпиталя в Пограничье, это было бы совсем неудивительно.

– За что вас посадили сюда? – с напором спросил Никита, игнорируя вопросы собеседника.

Мансур усмехнулся.

– Ха, вы точно решили проверить не спятил ли я тут. Они что-то добавляют в воду, да? Хотите знать, за что я попал к вам? Что ж, извольте: меня сюда упекли сторонники моего братца. Обычный, скучный госпереворот из-за жажды власти и денег. Вы не хуже меня знаете, что при мне эта страна пошла к светлому будущему! Этот путь тернист, сложен, но нам не стоит бояться перемен! А они их испугались. И вот итог: я здесь, с вами, пью чай и смотрю на великолепный рассвет. Слюнтяи. На их месте, я бы меня просто повесил, но у них никогда не хватит на это духу.

Мансур поморщился и потёр синяк на шее. Никите показалось, что травма стала больше и темнее. Он отметил про себя, что сейчас явно наблюдает самую первую стадию гибели души. Каким-то образом, Мироздание сразу поняло, что этот человек обречён и его поместили в Проклятое отделение – гнить заживо. И у них у всех появился шанс выяснить, из-за чего этот общительный и доброжелательный человек здесь оказался и почему его невозможно спасти.

– Вы знаете, – Никита привычно закинул ногу на ногу, – Вы абсолютно правы: я психиатр. Сейчас как раз работаю над докторской. Пишу о том, что к власти могут прийти только люди определённого психотипа. Что личность великого вождя формируется поступками, его окружением в прошлом и его семьёй. И мой дядя – начальник тюрьмы, разрешил мне общаться с вами. Это неофициально и не имеет отношения к причинам вашего задержания. Вы не против, если мы проведём несколько встреч? Очень хочется описать вашу биографию.

Мансур с удовольствием кивал, слушая, что посетитель считает его великим лидером. Неплохо бы, чтобы ещё считал и великим стратегом, но для начала и этого хватит.

– Конечно-конечно, – Мансур широко улыбнулся и закивал, морщась от боли в шее. – Прекрасно вас понимаю, молодой человек. Для вас я – настоящая кладезь. Лидер страны, вытащивший её из тьмы мракобесия на свет! Подаривший людям электричество, здравоохранение, безопасность. Искоренивший ренегатов, разрывающих отечество на части. Да, я с удовольствием скоротаю время в вашей компании. Я к вашим услугам, раз уж теперь всегда буду торчать здесь.

– Может, вас помилуют и выпустят добровольно, – участливо сказал Никита.

– Это очень вряд ли. Скорее, я сгнию здесь заживо. Или помру от скуки.

Голос Мансура стал доноситься, как из-за плотно закрытой завесы. Никита мотнул головой: перед глазами всё плыло, появились тёмные пятна. Где-то далеко, на грани слышимости, появился неразборчивый шёпот. Никита находился в Пограничье не первый день и эти ощущения были ему знакомы: такое бывает, если долго отлыниваешь от работы или, что ещё хуже, надолго пропадаешь один в бесконечных пустых коридорах. Видимо находится здесь, в Проклятом отделении, среди обречённых душ, было очень вредно для души собственной. Стоило дозировать своё нахождение здесь, как при работе с опасными материалами. Это место отравляло своих посетителей.

– Спасибо, что согласились. Обязательно продолжим завтра. До скорой встречи.

Даже собственный голос показался Никите далёким и чужим. Мансур, кажется, что-то ответил, но слов было не разобрать. Никита встал, неверными шагами вышел из палаты и закрыл за собой дверь на тяжёлый засов. Он прислонился к холодной стали спиной и тяжело задышал, хватая ртом смрадный воздух подземелья. В голове сразу чуть прояснилось, а мир стал ярче и чётче. «Кто этот человек?» – подумал Никита. Его душа действительно отравляла всё вокруг, так что ошибки тут быть не могло: он помещён сюда не случайно. Никита поспешил наверх, по пути, указанному Клаусом, пару раз оглянувшись на идеально чистую, новенькую дверь палаты Мансура. Стоит заняться этим человеком подробнее.