
Полная версия:
Пацаны
С верхней полки тут же как по команде, без лишних вопросов, не проронив ни одного слова, соскочило «нечто», логично продолжающее те самые ноги. Это был низенький, корявый человечек, безумно похожий на Полиграфа Полиграфовича Шарикова, небезызвестного героя кинофильма «Собачье сердце» по мотивам романа Михаила Булгакова, при чём в стадии, когда он ещё не полностью превратился из собаки в человека. Со звериным выражением лица, в огромных очках, клетчатой рубашке и почему-то летних шортах, существо хромая заковыляло к выходу. Не стриг «Паталогоанатом» ногтей видимо действительно уже очень давно, при чём ни ногтей, ни волос, в результате чего, особенно после полуденного сна, он стал лохматым и помятым, как домовой.
– Давай-давай, шевели булками, Серый! А то когти уже по полу стучат! – заугарал Слон.
Дверь хлопнула, они снова остались одни.
– Так, пацаны, ну как же мы наречём нашего нового братэллу? Слушаю ваши предложения!
Герцог открыл пиво и тут же присосался к бутылке, его примеру последовали все остальные.
– Может «Суровый»? – предложил Слон, хлопнув очередной крышкой, поддев и открыв её зажигалкой.
Из открытой бутылки пошёл аппетитный ароматный дымок пенного.
– Не, – оценивающе посмотрел на Санька Пупок, – давайте «Бедовый».
– Какой на хрен Бедовый, давайте… Свирепый.
– Почему Свирепый… Давайте… Нелепый! – на фоне принимаемого пива, по комнате пополз смех, все откровенно прикалывались.
– Да какой Нелепый, давайте… Хмурый!
– А может Понурый?
– Как-как? Каурый?
– Не, Весёлый, точно говорю, Весёлый! – чем больше народ высасывал пива, тем веселее всем становилось.
– Так, всё, хорош! Поугарали и хватит, тут дело серьёзное, – остановил балаган Герцог, – ты, Санёк, скажи сам. Тебе что, например, нравится?
– Мне… – замялся Александр, – Ну… Музыка нравится… Французская. Да и что больно выдумывать, у меня же уже есть погоняло. «Месье» на районе кличут.
– Ну вот и всё, значит так и будешь – «Месье». Так и порешили. А то Хмурый-Понурый, ничего умнее придумать не могут, олухи. Ну что ж, пацаны, прошу любить и жаловать, Месье! Ну вот, парень, теперь ты наречён и с нами повязан, давай обсудим, что дальше делать будем, ты о кодексе пацана слышал?
– Нет…
– А кто ты по жизни? – спросил Герцог и все пристально посмотрели на Санька, тот замялся.
– Да даже не знаю… Человек…
– Запомни, ты – пацан. Всегда, когда тебя спрашивают кто ты по жизни, отвечать надо «пацан». Это и есть кодекс. Понял?
– Да понял, понял…
– Ладно, пацаны, поздно уже, да и пиво кончилось. Встречаемся завтра на кольце в Шушарах. Надо Северу сообщить, что работать начинаем, разрешение взять. Ты, Санёк, сможешь на машине приехать?
– Не, завтра точно нет. Дядька в деревню едет.
– Ну ладно, тогда сам приезжай.
На следующий день была суббота. Погода с утра не задалась, что, собственно, для Питера не удивительно. Было промозгло, грязно, моросил холодный дождь, на улицы города опустился туман. Выходить из тёплого дома, где пахло яичницей и варящимся мясом для супа абсолютно не хотелось, по ящику гоняли «Симпсонов», которые можно смотреть вечно. Но куда деваться, раз обещал… Сашка нехотя оделся и вышел из дома, закурив прямо в лифте. На выходе он спрятал в руке окурок, и, как назло, только двери открылись ему навстречу попалась противная соседка с восьмого, злая тощая мымра в больших очках, с которой у него были постоянные ругачки. То бычков ей на лестничную клетку набросали, то наплевали, то на барабанах как по мозгам прямо над ней стучат. Короче, всё ей не так, не угодишь, такая правильная.
– Ты что это, в лифте куришь? – ошарашено вскричала мымра с восьмого, когда вместе с выходившим из лифта Саньком на неё дыхнуло плотное облако сигаретного дыма от «Bonda», – Да как ты смеешь? Ты же нас травишь! Да я… В милицию сообщу!
– Да что Вы, как Вас там… Это не я, это до меня, я вообще бросил!
Дальнейшие споры и пререкания с очкастой ведьмой были бессмысленны. Санёк поспешил выскочить из подъезда, не обращая внимания на проклятия, несущиеся ему в спину, чтобы горячим бычком не обжечь руку. Только закрыв дверь, на улице он тут же сунул его обратно в рот, докурив по традиции сигарету до жжёного фильтра.
Месье ехал через весь город до нужной остановки на Промзоне как всегда без билетов.Ему было не привыкать скрываться от контролёров, переходя из трамвая в трамвай и бегая из вагона в вагон. Ориентировался Шурик в тех краях плохо, поэтому пришлось поспрашивать у прохожих, что это за Шушары и где у них «кольцо». В итоге он продрог, промочил ноги, проклял всё, но почти не опоздав был в условленном месте. Там его, прямо в середине оживлённого автодорожного кольца, уже поджидала троица, издали сильно напоминающая хрестоматийных Труса, Бывалого и Балбеса, из фильмов Гайдая. Рискуя быть сбитым мчащимися машинами, Санёк умудрился перебежать к ним, потом с ними обратно. Вокруг кольца с одной стороны расположился частный сектор, с другой – новостройки. В одном из частных домов, как оказалось, и обитал загадочный Север. Герцог нажал на кнопку звонка на деревянной двери ограды.
– Кто там? – раздался из-за забора низкий мужской голос.
– Север, да это я, Герцог!
– Герц, ты что ли? А ну заходи, ты один? О, тут с тобой целая делегация! Ладно, проходите вон… В сарай.
Дверь открылась. Перед пацанами показалась фигура высокого, крепкого, сурового, но симпатичного мужчины средних лет с короткой стрижкой и пробивающейся сединой. Хозяин избы был в семейных трусах, кожанке на голое тело и с обрезом наперевес. Парни, опешив, застыли в замешательстве.
– Ну что застыли? А вы про это…
Север опустил обрез.
– Да это мы тут с кингесепскими закусились, а у меня дома семья, жена. Ладно, не обращайте внимания.
Он провёл их по садовой дорожке мимо большого деревянного дома, клумб и огорода по территории участка. Их путь лежал к стоящему у дороги и служившему одной стороной забора деревянному сараю. Север откинул засов, открыл дверь.
– Смотрите лбы не поразбивайте, особенно ты, Слон. Нагибайтесь.
Внутри было не теплее, чем снаружи, сарай оказался завален всяким хламом, как в принципе и полагается сараю. Единственным естественным освещением являлись щели между досками, через которые просачивался тусклый, так как небо затянуло облаками, свет. На полу навалены опилки, от которых сразу поднялась пыль, зачесалось в носу и захотелось чихнуть.
– Так что вы хотите? Ты, Герц, говорил работать опять проситесь?
– Да, вот у нас пацан с машиной появился, Месье погоняло. Надо дальше двигаться, – Чебурашка кивнул в сторону Санька.
– Да я так-то не против. Работайте, условия знаете – половину всего что заработаете нам, остальное вам.
– Ну это понятно.
– Ну что, раз всё понятно, тянуть не будем. Всё, пацаны, давайте, а то не ровён час сюда от Большого нагрянут, отвечай потом за вас. Вы это… Съездите ещё в нашу баню на Восстания, работать надо начинать чистыми, традиция.
Север быстренько выпроводил их с участка и захлопнул калитку.
– Ну что, как поедем? Восстания-то далеко… – задумчиво спросил Пупок
– На моторе, как ещё? – ответил Герцог.
– Базаришь… А лавэ есть? – подал голос Слон.
– А зачем лавэ, чтобы на моторе со Слоном ездить? Настоящий пацан грачам не платит.
– Логично.
– Так, тачку буду я ловить. Вы вон в сторону отойдите, чтобы рожи свои не светить, – сказал Герцог, как самый не вызывающий подозрений и чувства опасности из всей честной компании.
Он встал на обочину, сделав вид «состоятельного» клиента, и поднял руку. Пупок, Слон и Санёк отошли и спрятались за придорожным комком. Через некоторое время перед Герцем остановился ржавый «Москвич-2141» непонятного цвета с каким-то доцентом за рулём. Как Герц их называл «лох обыкновенный». В берете, очках, рубашке в кружочек, застёгнутой на все пуговицы. Просто классический представитель культурной интеллигенции. Кого только в те годы нужда не выгнала колымить на дорогу! Зарплату не платили, и подвозить на дороге голосующих пассажиров было лёгким, быстрым, но очень опасным заработком, потому как на кого нарвёшься было неизвестно. Как в этот раз и произошло.
– На Восстания, дом 32.
– Э… Где это… Покажите куда ехать?
– Покажем-покажем, дядя, не переживай!
Это уже на переднее сидение, занимая собой всё пространство салона «Москвича», залезал улыбающийся Слон. За ним загрузились все остальные. Доцент хотел было что-то возразить, но Слоновский сделал такое зверское выражение лица, что он сёкся и полный народу «2141» тронулся с места. Ехали долго. По разбитым питерским окраинам, гремя и скрипя, подпрыгивая на кочках, падая в ямы, скрытые лужами, цепляя днищем, просевшим под весом Слона, который молча смотрел всю дорогу перед собой. Наконец нужный дом был найден, все выгрузились из машины и не говоря ни слова пошли в сторону адреса.
– Молодые люди, а деньги? – прокричал незадачливый бомбила в незакрытую дверь.
– Какие деньги, дядя! Ты что не бесплатно нас вёз? Мы-то думали ты человек чести, пацанам помог доехать, а ты оказывается за деньги! – повернулся к нему Герцог.
Шедший в сторону домов в кожаном плаще Слон остановился и развернулся.
– Да не, Герц, ты не понял, это дядя хочет нам денег дать. Да, дядя? Дядя хороший!
Слон развернулся и медленно пошёл в сторону бедолаги-доцента, решившего подколымить. Тот при виде наступающего на него монстра тут же захлопнул пассажирскую дверь, нажал на газ и умотал. Да так, что у «Москвича» аж резина задымилась первый раз в жизни.
– Всё-таки новый «Москвич» такое уё…, по сравнению с зубилами, – авторитетно заметил Пупок, – вроде что-то похожее, а не то, видно что подделка.
– Базаришь… – промычал Слон.
У него, как у Элочки-людоедки из «12 стульев» Ильфа и Петрова, почти весь лексикон состоял из одного слова.
Саньку стало жалко бедного очкарика в берете, недотёпу и неудачника. Ведь он и сам был когда-то таким же вот. И колымил, и даже берет одно время носил, а что, не западло. Правда у него был кардинально противоположный подход к данному вопросу. Он всегда сам сразу назначал цену и, наученный горьким опытом, старался взять деньги вперёд. Шурику почему-то сейчас вспомнился случай, как однажды он ехал по пустынной дороге за жиркомбинатом, куда его пригласили на экскурсию. Суть мероприятия заключалась в том, чтобы посмотреть, как заика Борман, стоя на вершине горы убитого скота, с довольным видом закидывает лопатой и вилами в огромный чан-котёл мёртвых животных, из которых делали маргарин. На шоссе не было ни души, вокруг расстилался только полумёртвый частный сектор, ночь, тишина… Короче местечко как специально созданное для фильмов ужасов. И тут Месье посредине этого депрессивного ночного пейзажа тормозят два бухих персонажа, которые лыка не вяжут и что-то мычат. «Му, да му, а зачем, почему не пойму». Сашка тогда от греха подальше приоткрыл окно и сказал алканафтам: «Чирик, деньги вперёд!», а когда те сдуру сунули в узкую щель десятку, был таков, оставив пьянчуг посередь дороги. Ну а что, вдруг это маньяки, или зомби вообще. Да они поди и не вспомнят, что произошло.
– Всё-таки нехорошо получилось, человек нас подвёз… Надо было ему дать хоть сколько-нибудь, – задумчиво сказал Александр.
– Да плюнь ты, Месье, запомни, каждому давать – денег не напасёшься, – успокоил его Чебурашка-Герцог, – ага, вот мы и пришли. Проходите, пацаны.
Они подошли к обычному жилому панельному дому. Как оказалось, в нём весь первый этаж и часть технического подвала занимала частная баня. Пацаны поднялись по ступенькам, Герцог постучался в отдельный вход рядом с подъездной дверью. Тишина. Позвонил в звонок.
– А пришли, проходите, Север говорил насчёт вас, – открыл дверь неизвестный плюгавенький мужичок, – так, раздевайтесь, пацаны, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Разулись? Пойдём, покажу, вот смотрите. В этой комнате я вам небольшую поляну накрыл, пиво-рыба, туда-сюда. Вот финская парилка, там уже под сотку градусов, вот вода, веники, полотенца, простыни. Там – бассейн, там – душ. Курить в окно, удобства за углом, а больше звиняйте, ничего не предусмотрено. Ну, сидите, сколько хотите, только дверь захлопните, как будете уходить. Да ничего смотрите не спалите, не разбейте, потом перед Севером будете отчитываться. Всё, я пошёл.
Неожиданный подгон от самого Севера обескуражил Санька. Выглядело всё вокруг действительно богато, душевно. В бане-сауне он отродясь не был, а тут ещё стол, веники. Красота. Все разделись догола, один Попок как всегда весь в зелёных пятнах замотался простынёй с ног до головы. Они посидели в предбаннике на кожаных креслах, попили пивка с воблой, потрещали, покурили. Потом пошли в парилку, долго с чувством парились, прыгали в небольшой бассейн, обливались. Вот тут-то на расслабоне, который не мог испортить даже Пупок, Санёк и ощутил тот самый кайф дорогой жизни, который был ему недоступен в серой действительности. Жалко это было только маленькое мгновение, и оно быстро закончилось…
Глава 6
Шальная жизнь
На следующий день, в воскресенье, дядька попросил Сашку помочь перевезти доски в гараж. Он где-то по туалетной газетёнке, которые бесплатно раскидывали в почтовые ящики, нашёл на самой что ни на есть дальней и опасной окраине какой-то склад древесной продукции, где, по его прикидкам, доски, необходмые чтобы перекрыть полы, были дешевле. Правда поездки в такие районы как базы на Обводном шоссе грозили или оторванной выхлопухой, или открученными колёсами, или кидняком, или ещё чем похуже, что, впрочем, родственника никак не смущало. Дядька накануне вечером позвонил Саньку.
– Сашка, подь сюды, тут тебя дядя Фёдор чтой-то спрашивает! – постучала в дверь комнаты мать.
Санёк нехотя сполз с дивана и поплёлся в коридор. Поднял старую трубку древнего аппарата с дисковым номеронабирателем красного цвета. Там, среди шорохов и шума, услышал, как всегда раздражённый голос дядьки на его «Алло»:
– Так, Сашка, любишь кататься – люби и саночки возить. Чтобы завтра утром как штык у меня. Поедем доски для полов покупать.
– На чём?
– Как на чём? Ты что машинам счёт потерял? Так у меня пока одна. Твоя любимая «восьмёрка»!
– Дядь Федь, да Вы же машину запортите, неужели нельзя ГАЗель нанять? Как же это мы на ней доски повезём?
– Ага, буду я ещё этим барыгам пятихатку отстёгивать, а на кой мне тогда машина? Баб да друзей катать? Это ты у нас по этой части. Машина она должна что? Правильно, работать, на то она и машина, запомни парень. Не роскошь, а средство передвижения. Так, молодёжь, всё, разговор окончен, чтобы был в девять, базы по воскресеньям до обеда.
*****
Н-да, ситуация, и зачем только он телефон починил? Телефонный аппарат в их семье был торжественно установлен по очереди совсем недавно, являя собой чудеса достижений советской науки и комфорта. Ждали они его всей семьёй больше десяти лет и всё это время бегали звонить в телефон-автомат на улицу. Правда номер их имел одну неприятную особенность – он был «на блокираторе». То есть линия одна на две квартиры, их и соседей с шестого. И когда пользуются одни, у других в трубке тишина и не поймёшь, сломался ли телефон, или его заняли соседи.
При чём соседи эти были ну настолько противные, что так и просились что-то с ними сотворить, разумеется нехорошее. Мать, Зинаида Пална, работала завучем в соседней школе. Баба противная, тощая, с отталкивающим лицом, яркой помадой и огромными фиолетовыми «вавилонами» на голове, всё строила из себя богатенькую. Она, задрав длинный нос, надменно, напоказ ходила в шубе и золоте, мол кто вы и кто я. За что и поплатилась. Благодаря показухе, Зинаиду Палну припасли и ограбили два раза подряд прямо в собственном подъезде и лифте, вытаскивали из ушей серёжки с мясом и угрожая ножичком срывали шубу. Вот, впредь наука – не понтуйся. Потом всё милиция ходила по квартирам и спрашивала, не видел ли кто чего. Разумеется, ни одного свидетеля не нашлось, все отвечали «нет», а про себя думали: «И видел бы не сказал». Так уж не любили противную семейку с шестого.
Отца в той семье отродясь не было, видать не ужился с надменной школьной руководительницей. Его заменял тихенький, невзрачный послушный мужичонка, который смиренно и беспрекословно выполнил все приказы супруги, так как своего голоса не имел, только вечерами втихаря в машине бухал пиво, видимо дома запрещали. Бабка Ираида Максимовна, такая же противная, как и её дочь, вечно всем недовольная, гоняла детей по подъезду, посылая вслед проклятия. Седая, с рыбьим лицом камбалы и глазами навыкате, она при сравнительно небольшом росте весила целый центнер. Санёк видел её круглогодично одетую исключительно в белую старушечью ночнушку, как будто это было её единственное одеяние. Эта наоборот прибеднялась, хотя все знали, что Ириада в прошлом директор мясного магазина, а потому наверняка прятала миллионы в стульях кухонного гарнитура. Так же в семье имелся дед с несносным характером, который говорил, что ветеран и инвалид, хотя все соседи по подъезду знали, что он дезертир и всю войну отсиживался в тылу в Ташкенте, прикидываясь псих.больным.
В семействе с шестого росло два сына. Старший, нелюбимый, Игорёк, который всё подавал – подавал надежды, в хоккей играл, даже работал директором в магазине, да потом так и скололся, его давно не было видно. И младший, Жорик, который вроде был карапузом, которого все шпыняли, а со временем стал качаться, жрать всякую дрянь и раскабанел так, что, аж в свой «мерин» не вмещался, который ему мама подарила. Короче яблочко от яблони…
Вот с дедом этого семейства, тем самым дезертиром, у Санька на почве блокиратора постоянно выходила ругань. Потому как старпер, по причине старческой деменции или попросту слабоумия, стал снимать трубку телефона и не класть на место, а то что у соседей при этом не было связи его никак не волновало. Бывало телефон молчал по полдня и Санёк, разъярённый, если особенно ждал звонка, спускался на шестой и звонил в злополучную квартиру. Как правило выходил дед, всегда в военной рубашке, трико и тапках, с неизменной палкой.
– Что надо? – зло спрашивал он.
– Вы трубку положите, я из-за Вас позвонить не могу.
Вот они, прелести коммунальной жизни.
– Да ты что, щенок! – дед, выживший из ума, поднимал над головой клюку и норовил стукнуть Санька ей по кумполу.
– Да Вы что, угомонитесь! Вроде взрослый человек, престарелый, а хулиганите. Говорю трубку положите!
Но безумный дед только корчил гримасы и нападал с клюкой наперевес, как Д’Артаньян со шпагой на гвардейцев кардинала. Взывать к его благоразумию было бессмысленно.
– Ну ладно, попомнишь ты меня!
Санёк ретировался от старого безумца, тот ликовал, празднуя победу и тряс руками над головой. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Шурик устал от подлых западлянок, которые ему постоянно подставила нехорошая семейка и старый умалишённый. Он поднялся на пару этажей и остановился. Что же сделать? Ведь этот вопрос надо решать кардинально, дальше издевательства продолжаться не могут. Тут ему на ум пришёл недавний разговор с одним студентом из института связи.
– Я тут на съёмной хате живу, а сам то из Магнитогорска. Вот мне и надо домой звонить, а денег нет. Так я беру в коридоре к проводам соседей в параллель встаю и звоню сколько влезет, а счета им приходят.
– О как, чудеса! Вот значит, чему вас там в институтах учат! А что, полезная штука, не зря грызёшь гранит науки, хоть какая-то польза. А как это… Я вот даже не представляю…
– Да вообще просто. Посмотри, в подъезде такие белые тонкие провода проложены к каждой квартире – это телефонные линии, в них две жилы. Вот берёшь телефон, любой, у него в шнуре тоже две жилы и соединяешь те две белые и телефонные, вот и вся наука.
Так, точно, вот оно. В параллель вставать и звонить с соседского номера ему не надо, а вот урок преподать семейке Адамс точно придётся. Санёк спустился на лестничную клетку шестого этажа. Так, где это, ага вот! И точно, под самым побеленным потолком в подъезде, к квартире тянулся белый телефонный провод, его ещё называют «лапша».
– Ну держитесь! Попомните вы, как телефон отключать!
Санёк сбегал домой за лезвием. Так… Надо что-нибудь сделать поподлее… Так чтобы незаметно, при этом максимально эффективно и надолго. Он нашёл место в углу, там, где провод уходил в специальное отверстие и сделал еле заметный надрез, при чём только одной жилы. Получилось отменно. Найти повреждение человеческому глазу было нельзя ни при каких условиях, с виду провод казался абсолютно целым. Сашка с чувством выполненного долга вернулся домой и… О чудо! Телефон работал. Он работал и на следующий день, и через день, и даже через неделю, тогда связисты были на вес золота, заявки до месяца ждали. А через какое-то продолжительное время, спускаясь пешком по лестнице, дойдя до шестого, Сашка обнаружил там суету. Монтёры из ГТС, целая бригада, пытались найти неисправность и никак не могли. За их действиями внимательно наблюдало всё подлое семейство, скопившееся в дверях и дававшее ценные указания.
– Ничего не понимаю… – говорил, утирая пот со лба старший монтёр, – всё с виду цело, а сигнала нет, неужели всю линию перетягивать? Но это надолго, у нас кабеля нет, дефицит.
Семейка заохала, заахала, а Санёк, вприпрыжку пробегая мимо звонко засмеялся и пропел:
– Что, опять поврежденье на трассе? Что, реле там с ячейкой шалят?
И был таков, но мамаша-завуч бросила в его сторону пылкий взгляд, явно заподозрив что он как-то причастен к этому неприятному событию. Санёк не знал, чем уж там кончилось дело, да только с тех пор телефон у него работал всегда, как часы, а дед стал здороваться и кивать головой.
*****
Так вот, с тех пор проблем с телефоном у Санька не было, но в этот раз он подумал, что лучше бы были. Теперь он попал на общественно-полезную работу. С одной стороны, дело нужное. Дядька договорился с соседом, ветераном войны, для него администрация выделяла место под гараж, чтобы ставить поближе к дому свою ласточку, на которой, кстати, гонял периодически и Сашка. Более того, дядька по той же туалетной рекламной газетёнке нашёл по дешёвке железную избушку, которую продавал какой-то ханурик. Правда своей собственности на домик из металлолома он ничем подтвердить не мог, но об этом история умалчивает. Дядька перетащил её на воровайке на ветеранское законное место, Сашка, понятное дело, был без разговоров мобилизован на эти работы. Но у него почему-то оставалось стойкое ощущение, что гараж они просто-напросто стырили, уж больно ханурик нервничал и подгонял их, когда они его забирали.
Избушку эту водрузили на курьи ножки в виде ворованных кирпичей и подсыпали щебнем, спёртым с соседней стройки. Правда двери у гаража были очень узкие, ну прямо впритык, миллиметр в миллиметр по ширине машины, и чтобы выехать в него надо было складывать зеркала и требовались не дюжие снайперские навыки, но… Тут уж не до комфорта. Оставался последний штрих, чтобы торжественно ввести гараж в эксплуатацию – постелить в нём полы. А для полов нужны были доски, а дешёвые доски были на складе, и ехать туда надо было именно в это воскресенье, да ещё и с самого сранья.
Собравши волю в кулак после вчерашней попойки, Санёк попёрся на автобусе к дядьке, так как заезжать за ним тот категорически отказывался, экономил бензин. Втроём они с тёткой поехали через весь город на Обводной и там, в самом злачном углу, где лишиться головы и кошелька было как здравствуй песня, с трудом отыскали подозрительную базу. На ней из древесины, по всей видимости ворованной, так как «сотрудники» этого предприятия постоянно боялись каждого шороха и подозрительно оглядывались, прямо здесь же эдакой пилорамой нарезали доски по размеру. В итоге доски оказались, разумеется, как и планировалось, длинными, метра по два, к тому же их оказалось много.
– Ну и как же мы это будем в Вашу машину запихивать? – спросил Санёк у озадачено чешущего лоб дядьки
– Как-как… Смотри, салага, учись!
Они вдвоём открыли окна, убрали спинку сидения и запихнули в машину доски так, что они торчали из передних окон ещё по метру. При этом чтобы рулить и переключать скорости, надо было изгибаться и обладать навыками человека-змеи, зеркал не было видно вообще, а от лобового стекла осталась небольшая амбразура.
– Ну вот, а ты говорил не влезет, – с удовольствием от проделанной работы, отряхивая руки сказал дядька.
– И Вы что же… Предлагаете мне так ехать через весь город??? Да меня на первом же посту…
– Никто не обещал, что будет легко! И кто не рискует, тот не пьёт шаманское.
– Так, а как же Вы сюда влезете…
– Да я и не собирался. Я на автобусе, а вы с тётей Наташей, вперёд, к гаражу. Так давай-давай, залезаем через окна, двери уже не открываются.
Запихнув супругу в восьмёрку, подсадив через большое переднее пассажирское окно и расположив её голову между свеженапиленных досок так, что на любой кочке она могла подвергнуться процедуре гильотинирования, дядя Федя довольно сказал: