Полная версия:
Пацаны
Тёмные мысли терзали Месье, он всё прокручилал то с одной, то с другой стороны. В итоге Санёк принял как всегда самое правильное решение – просто пропасть вместе с курткой, о которой никто, кстати, так никогда и не узнал. Ну кто ему эти пацаны с Финбана? Ещё и живут за тридевять земель, он вобще с Достоевского. Так что при всём богатстве выбора другой альтернативы не было.
Следом за ним из дверей РОВД выскочили «Боярский» и «Караченцев». Они встали поодаль и долго о чём-то шептались, подозрительно поглядывая на Месье, видимо кожа была им всё-таки дорога как память. Но видимо страх снова загреметь на нары пересилил, а может их спугнул ОМОН, который как раз в этот момент привёз в РОВД новую партию пассажиров. Так что больше их Месье так и не увидел. Правда фильм «Старший сын» он всегда пересматривал потом с тёплым чуством и удовольствием, вспоминая эту поучительную историю. И всё-таки хорошие актёры – Боярский и Караченцев. Колоритные.
Глава 5
Дурная компания
С пацанами с Финбана было хорошо, базара нет, но с каждым разом их акции становились всё опаснее и опаснее, и хотелось чего-то более стабильного и прибыльного. История с курткой раз и навсегда поставила точку в их рискованном знакомстве. Крану Санёк больше не звонил, в его районе не появлялся. Тем не менее мысли о том, чтобы стать «новым русским», примкнуть к какой-нибудь крутой бригаде, никак не оставляли Месье. Катастрофическое безденежье на фоне сытой жизни авторитетных гангстеров разъезжающих на «Геликах» и «Меринах», не давало ему покоя, подбрасывало хворосту в огонь.
Родители, не оставляя надежд сделать из Санька приличного человека и дать ему образование, ежедневно гнали его поганой метлой в учебное заведение, где тот числился. В связи с чем приходилось вынужденно делать вид, что он туда ходит с завидной периодичностью. Как-то раз, в нечастые разы посещения первого этажа института, Сашка разговорился с Карасём. Его тёзка, Санёк Карасёв, по прозвищу Карась, учился на соседнем, вагоностроительном факультете Железнодорожного института и тоже часто слонялся без дела по холлу, то и дело норовя вписаться в какой-нибудь мутный блудняк с целью поднять бабла. Родом Карась был из Ленинградской области, жил в общаге, поэтому раньше времени повзрослел. Жизнь заставила его научиться зарабатывать и считать копеечку. Родители у Карасёва были сельские, небогатые, а о стипендии завзятому двоечнику, по жизни «висящему на волоске», можно было и не мечтать. Поэтому чтобы как-то соответствовать компании молодых мажоров, с которой он тусил, и одеваться в модные шмотки, Карасю приходилось постоянно крутиться, на всём экономить и не гнушаться никаким криминальным заработком.
То, что он жил в общаге делало его независимым и самостоятельным. Железнодорожное общежитие в девяностые – нечто среднее между борделем, рюмочной, сельской дискотекой, тюрьмой и клеткой для боёв без правил. Здесь своя жизнь, свои законы, своя иерархия, касты. Скудные переводы от родоков из деревни уходили в первые же дни месяца, поэтому Карась постоянно что-то где-то выкручивал, на учёбе бывал редко, да и то с целью занять бабок до степухи с прицелом не отдать. Несмотря на всё это, одет он был не хуже других, носил золотой перстень и браслет, лёгкую гангстерскую щетину, был черняв, нагл и худощав, поэтому пользовался успехом у определённого контингента женщин, тогда в почёте было быть блатным. Язык у Карася тоже висел там где надо, за словом в карман он не лазил.
Санёк и Карась стояли прямо напротив гардероба и курили, иронично поглядывая на проходящих мимо студентов и подтрунивая над ними, периодически жалуясь друг другу на безденежье.
– Да вот с деньгами, конечно засада… Работы не найдёшь, даже в охранники в хороший коммерческий магазин – только по блату. Меня вон Дэн Малютин пытался в ЧОП пристроить, да видать рожей не вышел. Фуры с вагонами разгружать – тоже очередь, да и кидают теперь почём зря с деньгами, не то, что раньше. Не знаю где люди лавэ берут, у кого папа комерс, у кого шишка… Вован вон – сын фермера, а где простому человеку заработать? Вообще не понятно. Даже на курево не хватает… – грустно выпуская дым от догоревшего до фильтра бычка и зло сплёвывая говорил Санёк.
– Ну это тебе учиться надо, потом в хорошую компанию в какую-нибудь попасть… Ну к газовикам или в нефтянку, да хоть бы в то же РЖД, вот где настоящие деньги! – здраво отвечал Карась.
– Ага, туда без диплома и опыта не берут. Во-вторых, там такая волосатая рука нужна, чтобы приняли, а где её взять? А мне деньги нужны здесь и сейчас. Что я хуже других что ли?
– Ну, «здесь и сейчас»… Это знаешь ли опасно… Иди вон воруй, грабь, сразу будет и здесь, и сейчас, только в твоём случае боюсь недолго. Сам-то что думаешь?
– Я тут вот с пацанами с Финбана замутил по случаю. Первое время хорошо было, всего хватало, а потом бац… Везде палево, то тут попал, то там, удача как будто ушла…
– Да ты что? Правда что ли в пацаны подался? Уважаю, в Финбан, говорят, кого попало не впускают. И что, не в масть?
– Да говорю же, что-то не прёт… Я вот что думаю, я бы в настоящую бригаду пошёл, пусть меня научат.
Деловые, хозяева жизни. Они были овеяны дымкой романтизма, эти плотные бритоголовые люди в малиновых пиджаках, фейсы которых еле помещались в лобовое стекло «Гелендвагена». Новые Робин Гуды носили модные «Adidasы», кожаные плащи и как новогодние ёлки были увешаны золотом. Они ездили на чёрных джипах, направо и налево сорили деньгами, и к ним в машину без лишних вопросов запрыгивала любая длинноногая красавица в мини-юбке. Предмет зависти и мечтаний. Санёк хотел быть таким же – наглым, богатым, всемогущим, ездить на дорогих тачках, позволять себе самых дорогих женщин, презрительно относиться к власти… Ведь именно пацаны из братвы стали героями того времени, их все уважали и боялись, им бесплатно приносили шашлык и водку в кафе, пускали в элитные клубы и рестораны, куда простому смертному вход был закрыт, а девушки на дороге кидали многозначительные взгляды. Правда то, откуда эти люди берут деньги, оставалось за завесой тайны. Что скрывалось за внешним блеском их жизни, откуда к ним лился золотой ручеёк? Почему им все вокруг платили и боялись? Для простых смертных на эти вопросы не было ответа.
– Эк ты хватанул… В бригаду… Туда так просто не возьмут…
– Эх, если бы хоть какая-то лазейка нашлась к ним! А что, я бы подписался… У меня вон даже и машина есть. Дядька «восьмёрку» даёт погонять.
– Машина? Что ж ты раньше не сказал, это меняет дело! Человек с машиной всегда деловым нужен, тем более аж с целой «восьмёркой», она у тебя какого года?
– Восемьдесят восьмого, не новая конечно, короткокрылая, с зелёной панелью, перегнанная из Германии. Но на ходу, ездит нормально, только иногда ломается. Прошлый раз приехал на ней в институт, обратно выхожу – не заводится. И что ни делай – хоть ты тресни. Ладно мужик добрый на дороге попался, на тросе оттащил. На своём, у меня-то откуда такая роскошь. И главное в сервисе долго понять не могли, всё вроде на месте, а не заводится, неделю ковырялись. Оказался этот, как его… Датчик Холла во. А ты пойди найди, что это именно он. Теперь дядька правда не каждый раз даёт погонять, он сам стал то на дачу, то на рынок…
– Да это не важно. Слушай, тут как раз одни пацаны знакомые, из серьёзных, спрашивали про человека с машиной, как же я сразу не вспомнил. У них был какой-то чувак на «копейке», Мухомор кликуха, но не по масти это – дела на «копье» мутить. Да и скурвился этот грач… Короче, могу по дружбе организовать встречу, сами обо всём побазарите.
– Ну… Давай… – помявшись ответил Санёк.
Он действительно много раз думал, одурманенный фильмами и телевизионной рекламой, как бы войти в бригаду, подняться в жизни, тоже приобщиться к касте её хозяев, а тут само вроде в руки плывёт. Как там поётся? Хорошими делами прославиться нельзя.
– Они хоть из чьих будут?
– Да с Севером вроде работают у Трофимовских. Ты не тушуйся, нормальные пацаны, я их давно знаю, из-за колёс от дел отошли, без колёс не подвигаешься. Не будешь же на встречи на автобусе ездить, как последний чудила.
– Ну и как с ними встретиться?
– Да приходи в общагу завтра, часов в семь вечера. Мы как раз договаривались с ними у меня в общаге пересечься, вот и ты подваливай. Только это… Для первой встречи надо подгон сделать. Ну пиво, сигареты, традиция такая.
– Ну… Хорошо… Пиво найдём.
– Тогда давай, до завтра, в общаге же ты был у меня? Ну вот, найдёшь.
*****
На следующий день на остатки грошей от последних дел с пацанами с Финбана Санёк накупил бутылочного пива. К назначенному времени он, гремя пушниной в полиэтиленовом пакете, подошёл в условленное место – к двери в комнату Карася в железнодорожной общаге. Само общежитие представляло собой обшарпанное покосившееся пятиэтажное здание из серого кирпича, затерянное среди хрущёвских дворов и витиеватых улочек Промки, недалеко от хлебозавода. Его никогда не ремонтированные, облупившиеся коридоры с отвалившейся краской, деревянными полами, а также сновавший мимо контингент самого низкого пошиба, как-то очень слабо ассоциировался с общепринятым понятием блеска бригад и «новой красивой жизнью». Нижние этажи общаги напоминали муравейник. Все куда-то бежали, кричали, что-то варили, тут же кого-то били или наоборот целовали. Короче жизнь кипела, никому ни до кого не было дела, а потому здесь было самое место остаться незамеченным средь толпы и творить тёмные делишки. Чем выше ты поднимался по старой лестнице со ржавыми, грозившими отвалиться перилами и отбитыми временем ступенями, жизнь как будто затихала, останавливалась.
Шурик с трудом вспомнил дорогу, не с первой попытки отыскал в комнатушку Карася и остановился у ДСП-шной двери в углу на третьем этаже, между общими туалетом и кухней. На минуту он задумался, держа в руке увесистый пакет с пивом.
– Н-да, это вам не Рио-де-Жанейро, – вздохнул Сашка, – ну ладно, раз уж пришёл, посмотрим на этих, «деловых». Всё равно один столько не выпью, не выливать же.
Свободной рукой он повернул отваливавшуюся ненадёжную ручку, ногой пнул дверь и зашёл в комнату, огляделся. Внутри тускло горела единственная лампочка, свисавшая на проводе с потолка, а окна были наглухо завешены плотными занавесками, больше напоминавшими тряпки или одеяла, что делало комнату тёмной, как склеп. В полутьме, сквозь плотное облако табачного дыма, Санёк разглядел пару двухъярусных нар, стоявших друг напротив друга, и видавший виды стол посередине. В углу занавеской на верёвочке был скрыт сваленный в кучу всякий шурум-бурум, а при входе на обычных гвоздях, вбитых в стену, висели куртки и прочая верхняя одежда. В целом никаких отличий от камеры в среднестатистической тюряге у этого места не было. Н-да, типичная «хата»… В прошлый раз, когда был здесь, Санёк почему-то не помнил, что всё так убого, видимо слишком много выпили…
– Здорово, пацаны! – бодрым голосом произнёс Санёк во мрак четырём парам уставившихся на него глаз, узнал он только одну пару – Карасёвскую, остальные были ему незнакомы, – Вы что тут в темноте сидите? Вампиры что ли? Как дела?
Постепенно зрение начинало привыкать, адаптироваться к темноте, и он смог более подробно разглядеть обитатели странной и зловещей комнаты-камеры. На нижних «нарах», друг напротив друга сидели четыре очень колоритные и комичные личности, которые никак не походили по внешнему виду и общепринятому имиджу на «пацанов из бригады». Вот за кого угодно они могли бы сойти, но только на деловых были ни капли не похожи.
– Здоровей видали! И дела у прокурора, – ответил Шурику невысокий коренастый паренёк с короткими чёрными волосами в турецком свитере и чёрных вельветовых турецких же штанах.
Сашка посмотрел на оратора и его зрачки расширились. Отличительной особенностью персонажа, тут же бросающейся в глаза, было то, что всё его лицо, руки, да и вообще все видимые места на теле, оказались испещрены крупными зелёными точками, как пупырышками у огурца или крокодила. С ним в дальнейшем у Санька возникла резкая антипатия и, как следствие, взаимная неприязнь.
– Тише, ты, Пупок, не мороси. А ты, мил человек, проходи, что в дверях встал. Карась предупреждал, что ты придёшь, мы уж и не ждали.
Это сказал сидящий слева и выглядевший весьма смешно парень. Он был как специально подобран для того чтобы веселить народ: маленький, щупленький, в куртке-пилоте и модных чёрных джинсах. А выдавался он из общего интерьера огромными, торчащими в разные стороны, как у Чебурашки, ушами и не сходящей с губ, как приклеенной, непосредственной детской улыбкой на лице. Как ни странно, весёлый Чебурашка оказался самым авторитетным из всех, главарём, носящим козырную кликуху «Герцог». Впоследствии выяснилось, что в дополнение ко всему прочему большеухий обладал кривыми ногами наездника, похожими на колесо, а руки почему-то всегда скрывал и держал в карманах по поводу и без.
– Вон, садись напротив, – пропищал «Герцог».
Голосок у «главаря» был под стать внешности – тонкий и писклявый, как у комара.
– Я, конечно, ничего не хочу сказать, мне не в падлу, но это… – Санёк выразительно посмотрел на «Пупка» с зелёными пупырышками, – случайно не заразно?
– Чего… Да я…
– Это у него ветрянка, не переживай, не сифилис, – охладил пыл приятеля Герцог, все вокруг заугарали.
– Герц, что-то мне эта личность уже с самого начала не нравится! – не унимался Пупок.
– Тебе не нравится, а нам ездить на чём? На хрену галопом? – логично ответил ему ушастик, тот сразу заткнулся.
Санёк протиснулся между столом и нарами и сел рядом с Пупком, правда инстинктивно отодвинулся на край и старался его не задевать. Мало ли, бережённого Бог бережёт. Санёк разглядывал всех остальных участников «тайного вечере». Рядом с Герцогом, по правую руку, сидел самый примечательный человек из всех. Это был двухметровый толстяк в кожаном плаще, с заплывшим жиром лицом, на котором отпечаталось бессмысленное выражение маньяка. Он, как полагается, был абсолютно, можно сказать идеально, лыс, как будто у него алопеция или очень скрупулёзный брадобрей, который его безумно боится. Гигант, Гаргантюа, как мысленно прозвал его про себя Шурик, молча смотрел на него не двигающимися глазами, в которых не читалось ни одной мысли, и что-то жевал, хотя еды рядом не было. Странно, что он может тут есть? Может муху поймал или паука? Понятно было одно, что если его высочество Герцог Чебурашка даст этому мастодонту команду, тот, не задумываясь, и не меняя выражения лица, порвёт пополам любого, ну или просто раздавит.
– Знакомьтесь. Это пацаны, вот – Слон, Вадюха Слоновский, – представил их друг другу Чебурашка.
– Санёк, – отрекомендовался Шурик.
– У Слона есть ещё старший брат, Мамонт, но он сегодня не пришёл, мы вас в другой раз познакомим.
«Логично, – подумал Сашка, – что у Слона родственник Мамонт, это даже само собой разумеется. Но вот интересно, сколько весит этот «Слон»? Килограмм 130 не меньше, а то и все 150… Боюсь, дядина «восьмёра» такого пассажира долго не выдержит, а уж с братцем Мамонтом-то и подавно и пары метров не проедет.»
Слон кончил жевать, обтёр сальные руки как о полотенце о чью-то простыню, откинув лежащее на кровати покрывало.
– Слон, – низким голосом и с каким-то автоматическим наездом, вызывающе сказал гигант и протянул огромную как лопата ладонь Саньку.
Тот аккуратно и нехотя сделал ответный жест. При этом Слон так сжал ему кисть в рукопожатии, что он её еле выдернул из железных слоновьих тисков, а потом та долго болела и немного распухла. Это Месье напомнило рукопожатие Крана. У них что, у акселерантов, у всех такие приколы?
«Да, а такой человек может и пригодится!» – закралась крамольная мысль Саньку.
Как раз у него в институте нарисовалась пара конфликтов за долги, надо бы злопыхателям Слона показать. Интересно, пацаны берут деньги за показ Слона?
– Я – Герцог. Предводитель этой так сказать… Ячейки общества. Ну с Пупком вы уже знакомы, ладно руку можешь не жать, коли боишься заразиться. Карася ты знаешь.
– Здорово, Карась.
Его институтский приятель, занимавший место рядом с Пупком, протянул руку через Пупка и поздоровался.
– Так что, Карась говорит у тебя тачка есть?
– Ну не моя конкретно, дядька иногда даёт свою погонять.
– А что за колёса? – заинтересовался Пупок.
– «Восьмёрка» короткокрылая.
– Ну крыло это дело наживное. А цвет?
– Белый.
– Так-то годная телега. Можно дела делать.
– Базаришь, – первый раз за всё время выдавил из себя Слон что-то кроме своего имени, явно талант оратора был не самым главным его достоинством.
– Пацаны, а я стесняюсь спросить, вы с кем, что делать надо? Почему у таких уважаемых людей тачки нет?
– Ты про старшего брата Трофима слышал?
Честно говоря, Санёк ни о каком Трофиме не слышал, да и вообще был далёк от этой темы. Но на всякий случай покачал головой. При чём сначала несколько раз сверху вниз, а потом слева направо. И ведь не соврал.
– Ну вот мы от него. А конкретно работаем с Севером. Тачка у нас была, возил тут нас один грач… Мухомор, мать его эти, на жёлтой «копейке». Но он слился, мы его теперь по всему Питеру ищем, должен он нам, без откупного свалил. Да и не по масти пацанам на «копейке» на серьёзные встречи приезжать и тёрки тереть, сам понимаешь. Представляешь, приехали как-то на разговор к тамбовским, они все на «бэхах», да на «Крузаках», человек пятнадцать. И главное Таран опаздывает, и мы тут… Втроём… И на «копейке».
– И что вам там сказали?
– Да ничего. Разрулили всё, конечно. Но Мухомор с тех самых пор и пропал. Одно с ним хорошо было – ни один патруль на дороге не останавливал. Он как свою кепку нацепит «Речфлот», на крышу багажник прикрутит с рассадой, так ему хоть Мамонта с сайгой на переднее сидение сажай, палева – ноль. Хотя, конечно, стрёмно.
– А какой он был, этот Мухомор? – поинтересовался Карась, – Я ведь его так и не видел никогда.
– Да обычный мужик, с усами, лысиной. Худой такой, одевался отстойно, короче, обычный лох. Лох обыкновенный.
«Интересная штука. А что ж у пацанов на колёса получше денег не нашлось? Что-то подозрительно всё это. И самое интересное, не к тому же ли самому семейству лоховых отнесли и меня?» – подумал про себя Санёк.
– Да ты не переживай, деньги не проблема. Вот сейчас начнём работать снова, раскрутимся и по тачке каждому купим. Тебе вот «Мерседес», хочешь мерина, а Санёк?
– Отчего же не хотеть, хочу.
– Ну вот, видишь. Слону вон «Гелентваген» возьмём, он в меньшем не уместится. Дорого конечно, но для хорошего человека ничего не жалко. Да, Слон?
Двухметровый Гаргантюа заулыбался и активно закивал, тряся двойным подбородоком.
– А Пупку?
– А у него прав нет, он ездить не умеет. Мне придётся его возить на «Крузаке».
– А тебе «Крузак»-то не велик, Герц? Тебя из-за руля будет видно? – прикололся Карась.
– В самый раз, не переживай.
– Он подушечку подложит!
Разговор вёлся с такой уверенностью, что казалось, будто машины уже стоят внизу, и они все вместе сейчас едут в ГАИ получать номера, просто ещё не решили кто на какой.
– Кстати о «меринах», – встрял в разговор неугомонный Карась, – вы Витька помните с пожарки? Ну ещё с Кастетом крутился? Он «мерина» взял трёхсотого за какую-то нереальную халяву, все завидовали, что повезло. И главное всё работает, только ароматизатор в салоне какой-то уж больно сильный повесили, хвоей несёт, аж глаза слезятся. А время прошло, неделю где-то, хвоя выветрилась и вонь пошла сладковатая по всему салону, и ничем её вывести невозможно. Оказалось, из-под отморозков каких-то машина, мало того отобранная, так ещё и труп хозяина в ней неделю провалялся, и по доверенности от мертвяка её и продали. А запах этот ничем не выведешь, да и с документами теперь засада, на учёт не поставишь. Вот теперь Витёк голову и ломает – как бы её кому впарить. Вам кстати никому не нужен «мерин»?
– Не Карась, ты себе бери. Что, денег нет? Дак можно кредит взять. У пацанов. Там сам знаешь, проценты не большие, только счётчик включается. Ну ладно, что, братва, – снова взял слово Герцог, – у нас похоже тут новенький нарисовался. По традиции надо ему имя выбрать, погремуху. А то сами знаете, как вы лодку назовёте, так она и поплывёт.
– А что, дело хорошее, это мы завсегда… – поддакнул ему Карась, – ты как, уговор выполнил?
– Да… Как договаривались, вот… – Шурик двумя руками поставил на стол, находившейся в центре комнаты, звенящий полный пакет с бутылочным пивом…
– Ну вот, я как всегда в пролёте… – печально протянул Пупок.
– А что тебе не так? – спросил Герцог.
– Да я ж, братва, сколько раз говорил. У меня же пиелонефрит, мне пива нельзя.
– Пиело… что? Это что за болезнь такая, при которой пиво пить нельзя? – не поверил Слон, – Ни в жисть не поверю, что такие бывают!
– Хочешь верь, а хочешь нет, мне от этого ни горячо, ни холодно.
– И в чём же она, эта болезнь, выражается? – не унимались все вокруг.
– Да в чём… Сначала как будто по спине бьют, если выпьешь чего лишнего, потом отекаю, вон как Слон становлюсь. А потом то в толчок гоняю каждые пять минут, то наоборот весь день сходить не могу. Короче, на хер мне это всё не надо, вы пейте, а я в этот раз пас.
– Ну, как знаешь, нам больше достанется, – подвёл итог беседе Герцог, – вот всё у вас, у мордвы, не у как у нормальных людей.
– Я – русский! Сколько раз можно говорить! У меня так в паспорте написано! – вспылил Пупок и даже вскочил с места, видимо национальная тема была для него болезненна и обсуждалась не первый раз.
– Это ты сейчас русский. И даже не русский, а «гражданин Российской Федерации», это всё демократы придумали. А что до этого у тебя в паспорте было написано? Пока их не поменяли, а? Молчишь? Да я же лично твой паспорт из ломбарда выкупал. Там, пацаны, так и было написано – мордвин. Век воли не видать. Пупок – мордвин. Гражданин мордвин.
Все присутствующие заржали, захлёбываясь и давясь пеной от пива. Беседа шла легко и непринуждённо, только глаза стоявшего посередь комнаты Пупка налились кровью и яростью. Казалось, он сейчас бросится, как цепной пёс.
– Я – русский!
– Да русский, русский! Сядь, русский.
Карась решил сбавить обороты и переключить тему.
– Я тут на днях у Сладкого был в гостях, помните Сладкого, мы с ним бухали у Таньки Длинной? У него ещё папа дипломат. Так вот, у Сладкого дома видак, и фазер из загранки кассеты всякие таскает, эксклюзивные. И показал мне он одну забавную съёмку спортивную, с поединков, тайский бокс называется.
– Какой бокс? – очнулся Слон.
– Тайский, да ты не видел такого никогда. Там тайцы, это из Таиланда которые, маленькие такие, как обезьянки, в одних шортах футбольных и обручах на головах, друг друга хреначат руками, локтями и ногами по ногам. Не поймёшь правда, кто у кого выигрывает, вроде всё одинаково, да и кто из них кто, тоже не поймёшь, они же только цветом шорт отличаются, а у Сладкого в комнате телик чёрно-белый, не ясно вообще как он к нему видак подключил. Но прикол не в этом. У этих тайцев между боями на ринг выходят такие конферансье, как в театре, представляете?
– Конферансье на ринге? Что за дичь?
– Вот и я удивился. Так этот конферансье ещё к тому же начинает голосом Левитана что-то там на ихнем, тайском, глаголить торжественно. Сначала я не понял ничего, а потом догнал, что они так победителя объявляют. При чём конферансье этот тоже из тайцев, маленький, чёрный, узкоглазый, кривоногий, но с причёской, седой шевелюрой пышной на голове, во фраке и бабочке, настоящий Эйнштейн. Вот умора. Что-то он там с таким, понимаешь, чувством низким голосом квакал на ихнем, на тайском, вроде старался, чтобы было серьёзно, а выходило смешно. Да ещё в придачу рожи такие корчил, глаза таращил, напрягся, ну просто до слёз. А в самом конце речь кончил, паузу длинную сделал, у одной из боевых обезьянок руку поднял и говорит: «Жо-па!». Нет, ну вы прикиньте, пацаны, жопа! Ну тут я вообще слёг от смеха, аж потом живот болел.
А Сладкий мне потом пояснил, он же в языках шарит, что это имя такое у победителя – Джо Па. Вот такой прикол.
– Да, Карась, насмешил так насмешил, – вытирая глаза от слёз и всхлипывая наперебой говорили Герцог и Пупок, – это надо же, победитель «Жо-Па»!
*****
В этот момент произошло интересное событие. Пацаны сидели на нижних нарах, у стола, а с верху вдруг неожиданно спустились ноги. Голые, волосатые ноги с огромными нестрижеными ногтями и благоухающие неприятным амбре. Ноги стали висеть и болтаться ровно напротив носа Пупка.
– Э, это что за… Да я тебя! – закричал Пупок и хотел было стащить с верхнего яруса невидимого его обитателя, обладателя волосатых и дурно пахнущих конечностей.
– Это Серёга Патологоанатом, ты его не бей, он так-то безобидный, просто гумозный, – заступился Карась, – Серый, ты чо опять ногти не стрижёшь? Посмотри, у тебя когти отросли, как у орла, того и гляди кудахтать начнёшь, или что они там делают, орлы… Да и запашок, скажу я тебе… Короче, давай это, метнись в ванную, постригись, помойся, пацанам не мешай, видишь, дела у нас. Всё, мухой!