Свет далеких звезд

А ноты все лились из динамиков и усилителей, и не было им ни конца ни края. Мажорные аккорды гремели, сотрясали стены Башни, проникали сквозь них наружу и вибрировали в такт радостному биению людских сердец.

Ева и Золтан слились в танце, они не отрывали взгляд друг от друга. Светлые глаза одной и темные глаза другого. Изучив цвет глаз, они перешли к бровям, щекам, губам, волосам. Оба в один и тот же миг подумали, что никогда по-настоящему не видели друг друга, но крамольная мысль была сметена потоком музыки.

Ева первой обратила внимание на перемены. Она остановилась, сжав плечо Золтана, тот нехотя последовал за ее взглядом и оцепенел.

За ними один за другим останавливались все танцующие.

– Что это? – Золтан и Ева подбежали к окну.

На том месте, где восемьдесят лет подряд властвовал только белый цвет, теперь разлился голубой, глубокий и прозрачный, далекий и близкий. Небо взмыло над ними, качая в своих объятиях бархатные куски тумана, ставшие облаками. Легкие, они поднимались все выше и выше над Башней Жизни, провожаемые тысячами удивленных глаз. Люди приникали к стеклу, брались за руки и сжимали друг друга в объятиях. Многие плакали навзрыд впервые в жизни, не сдерживаясь и не таясь.

В Башне все еще звучала музыка, оркестр играл без остановки, не зная усталости. Облака из тумана распадались на холодные снежинки. Белые хлопья медленно опускались, хорошенько присмотревшись, неторопливо выбирали место приземления. Сухая почва согревала снежинки своим теплом, превращая их в воду.

Теперь люди смотрели на чернеющую землю, в глубине которой пробуждались ото сна ростки новой жизни.

Свет далеких звезд

Все мы немного у жизни в гостях.

Анна Ахматова

Я сижу на аккуратно застеленной кровати. Невыносимо жаркое для душного летнего вечера синее мягкое одеяло свешивается до пола. Внизу хлопает дверь. Мама с папой приехали с работы, молча вошли в дом. Шуршат пакеты с едой. Мне хочется только одного: сидеть и рассматривать линию жизни на своей ладони, слушать шелест деревьев за окном, ловить последние лучи заходящего солнца. Лечь поперек кровати и думать, думать, думать. А потом сон обхватит мою голову мягкими пальцами и время перестанет существовать. По крайней мере, до следующего утра. Я чувствую, как на меня накатывает тоска. Диски, книги – все, что меня радовало, больше не доставляет удовольствия. Я даже перестала вести дневник, в который с девяти лет записывала всякие глупости. Иногда я боюсь засыпать по ночам, смотрю в потолок, на котором танцуют тени деревьев, подсвеченные уличным фонарем, и сердце замирает от непонятных шорохов. Я заглядываю под кровать, в темное нутро ужаса, ищу монстров и не нахожу их. Но больше всего я боюсь, что чувство любви к жизни покинет меня навсегда, и его место займут меланхолия и непроглядная тоска.

Внизу тихо, и я спускаюсь в гостиную проверить, все ли в порядке. Родители ужинают. На столе стоят два бокала темного, как древние рубины, вина. Один бокал нетронут, зато второй выпит почти до дна. Обычно они едят молча, каждый погружен в свои мысли. Они вообще мало говорят друг с другом, сидят тихо, как мышки.

– Как думаешь, соседи заметили мой живот? – мама перебралась на диван и теперь вжимается в мягкие подушки.

– Думаю, да. Сегодня я встретил отца Молли. Он хлопнул меня по плечу и поздравил от души, – папа наливает себе еще вина.

– Не думала, что отец Молли такой наблюдательный, – я примостилась на подлокотнике дивана рядом с мамой. – Твой животик совсем незаметный.

Мама улыбнулась.

– Я надеялась, что тебе понравится эта новость, Бет…

Мама говорит шепотом, но папа бросает на нее укоризненный взгляд.

– Я правда очень рада, мам.

Я лгу. Острое чувство ревности грызет меня изнутри. Кажется, как только у них появится второй ребенок, я уже не буду самой главной в их жизни. Конечно, мне придется освободить свою комнату, мои любимые вещи перекочуют на чердак, плюшевые игрушки попадут на растерзание младенцу, а мои книги задвинут подальше в шкаф.

– Я очень рада, – повторяю я, глажу маму по голове и возвращаюсь к себе в комнату.

Вечером мама обязательно поднимется ко мне, сядет на кровать. От нее будет вкусно пахнуть ванилью и мускатным орехом.

– У тебя никогда еще не было так чисто в комнате, Бетти.

– Ты же сама и прибралась, помнишь?

Я хочу, чтобы она посидела со мной подольше.

– Мне иногда кажется, что я предаю тебя, решив завести второго ребенка. Мне так хочется, чтобы ты меня поняла.

Мама выглядит расстроенной.

– Обещаешь, что не отдашь ему мою комнату? – раз в жизни можно побыть эгоисткой.

– Знаешь, мы с папой решили переделать под детскую гостевую спальню в конце коридора. Твоя комната останется твоей, Бетти, обещаю.

В открытое окно дует вечерний ветер, занавески колышутся, составляя на полу причудливые тени. Мама еще с полчаса ходит по комнате, перебирает мои книги. А я лежу на кровати, и сон окутывает меня, нежно покачивая на ласковых руках.

– Я давно хотела рассказать тебе, – мама говорит так, будто вспоминает что-то важное. – Когда я была в твоем возрасте, то больше всех школьных наук любила астрономию. Однажды на уроке нам рассказали, что многие звезды в небе погасли миллиарды лет назад, но свет от них все летит и летит через космос. А ведь нам кажется, что они живы прямо сейчас. Что вот они, эти маленькие бриллианты, сверкают перед нашими глазами. На самом деле мы видим Вселенную такой, какой она была бесконечно давно, словно заглядываем в далекое прошлое, когда не было ни нас, ни того, что нам кажется таким важным. В то прошлое, когда и тебя не было… – Мама стала совсем грустной и растерянной.

Звезды, словно драгоценные кнопки на черном полотне, не мигая светят холодным далеким светом.

– А если я как те звезды? – тихо спрашиваю я.

– Для меня ты была всегда, даже миллиарды лет назад, когда звезды были на своих местах.

Она встает, разглаживает мое одеяло и выходит из комнаты, оставляя дверь приоткрытой. Я всегда была трусихой, просила маму не закрывать дверь, чтобы ночью, если станет очень страшно, позвать ее на помощь и спрятаться под одеялом с головой.

* * *

Я просыпаюсь от пронзительных криков во дворе. Жара стоит такая, что кажется, будто воздух можно проткнуть пальцем. Я сбегаю вниз, заглядываю в кухню. Дом задумчив и пуст – родители уехали на работу. Они включили во дворе поливальные машины, чтобы каждый уморенный жарой прохожий мог постоять под ледяными струями.

Улицы полны детьми: площадки, дорожки, тропки между аккуратно подстриженными кустами, домики на деревьях – все облеплено мальчиками и девочками, как саранчой. Первые дни школьных каникул всегда шумные. Яркие платья, воздушные змеи, летающие фрисби, брошенные где попало сандалии и вертящиеся с бешеной скоростью карусели. Даже палящее солнце не может взять детей измором. Звонкий смех разгоняет стоячий воздух, ноги увязают в раскаленном асфальте, руки шарят в цветах, распугивая жуков, головы склоняются над формочками с мокрым песком или расчерченными мелом классиками. Я бегу к ним, спотыкаюсь, все ближе и ближе, проношусь мимо, как ветер, и нагретые солнцем тела детей ощущают холодное дуновение. Дети останавливаются в удивлении, но вскоре снова втягиваются в игру, забыв обо всем. Я ловлю ртом солнечные лучи, пробегаю под всеми поливальными машинами, плюхаюсь во все бассейны, пролетаю мимо спящих собак, перескакиваю через ограды, забегаю во дворы и в тенистые беседки. Я не чувствую ног, без памяти от счастья.

Вот мои подруги.

– Я нашла вас! – кричу я, врезаясь в толпу девчонок.

– Раз, два, три, четыре… – считает, закрыв глаза пухлыми ладонями, Молли. Моя самая лучшая в мире подруга, другой такой не сыщешь на всем свете, хоть обыщись.

Девчонки несутся кто куда, топчут цветы, забираются в густую крону деревьев, виснут на ветках среди птичьих гнезд, поджимая ноги, исчезают за заборами, прижимаются к земле веснушчатыми носами, вдыхая запах свежескошенной травы. Нас так много! Раньше я и не замечала, как наша стайка превратилась в ошалевшую от праздника жизни шумную компанию.

Молли перестает считать, открывает голубые глаза в обрамлении длинных ресниц. Она идет в мою сторону. Я скучаю по ней, по нашим бесконечным разговорам. У нас есть один воздушный змей на двоих. А сейчас он лежит в подвале ее дома, крылья поникли под тонким слоем пыли. Но нет, Молли не забыла про него: я готова поклясться, она бережет его как память, не в силах одна бегать по полю, держа катушку высоко над головой, распуская нитку до самого конца, пока змей не превратится в черную точку на фоне голубого неба. Она не может разделить свое счастье ни с кем, кроме меня.

Молли приближается, туфли у нее – просто прелесть, мы могли бы носить их по очереди. Я сжимаюсь в комок в своем тесном укрытии, зажмуриваюсь. Она перегибается через деревянные перила, заглядывает под крыльцо, внимательно, не моргая, смотрит прямо на меня, протягивает руку, обшаривая воздух.

– Молли… – начинаю я.

– Тут никого нет, – кричит она и убегает в другую сторону.

* * *

Я стою возле плиты. Мама готовит лазанью, месит тесто, мука летает вокруг нее миллионами пылинок и оседает на полу, на столешнице. Она берет полную горсть податливого фарша, взбивает его, словно подушку перед сном, сыплет душистые травы, выкладывает на противень. Автомобили выныривают из темноты под свет уличного фонаря и снова исчезают во мраке. Папа подходит к маме, обнимает за плечи, поглаживает ее живот.

– Я слышал, как ты говоришь с Бетти в ее комнате.

– Я не перестаю думать о ней. Мы скоро снова станем родителями, и я не могу заглушить в себе мысли о том, как Бет могла бы ревновать или радоваться. Да бог знает, что бы она сейчас чувствовала, моя девочка. Ей было бы двенадцать…

– Вчера я встретил Молли. Она бежала мне навстречу, – говорит отец. – Она так повзрослела за эти два года. Сказала, что готовит нам подарок к рождению ребенка.

– Интересно, что она задумала…

Мама улыбается, глаза ее светятся радостью, пожалуй, впервые с тех пор, как меня не стало.

Через три месяца Молли исполнит обещание, принесет к порогу нашего дома картонную коробку. В ней, перевязанный розовым бантом, аккуратно уложен воздушный змей. Мама подвесит его в моей комнате под самый потолок и пойдет украшать детскую в конце коридора.

Перед сном я мечтаю о том, как наш с Молли змей, подгоняемый ночным ветром, срывается с крючка и с шелестом устремляется в окно. Нитка на катушке торопливо раскручивается, и вот он уже взмывает высоко в небо. Змей летит через бесконечную Вселенную проверить, остались ли на своих местах звезды, свет которых сегодня сияет нам.

Но мама права, звезд уже нет. И меня нет. Но наш свет остался, а все остальное неважно. Я медленно наматываю нить обратно на катушку, и змей возвращается, чтобы следующей ночью улететь снова.

Детективный роман

– Вы буддистка?

– Нет.

– А кому вы молитесь?

– Своим родителям.

Х/ф «Одна ночь в Бангкоке»

Разрешите представиться: Леопольд Бромелью. Уверен, вы не раз слышали мое имя. Да, я знаменит, богат, но уже довольно стар. Потому-то и решился рассказать вам удивительную историю, которая произошла со мной много лет назад.

Было время, когда я жил в небольшой квартире многоэтажного дома и едва сводил концы с концами. Я вздрагивал каждый раз, услышав звонок мобильного телефона. Тра-ля-ля, ля-ля… Задержав дыхание и пытаясь унять биение сердца, я отвечал на вызов, в тщетном ожидании заветной весточки хоть от какого-нибудь издательства.

На комнатном термометре меньше пятнадцати градусов, того и гляди изо рта пойдет пар. Я не мог позволить себе роскошь тратить деньги на круглосуточное отопление и включал обогреватель только по ночам, чтобы сэкономить. Надо признаться, что все лишения я терпел ради единственной цели – писать книги.

По иронии судьбы родители наградили меня призовым именем – Леопольд. И природа решила, что этого достаточно. Она пошла раздавать свои дары: успех, красоту, везение, – по другим колыбелям, а я так и остался Леопольдом, для которого редкое имя стало единственным преимуществом.

Отца своего я не помнил. Он ушел от нас, когда мне было три года. Мать хранила нашу единственную совместную фотографию, на которой отец держит меня на руках. Он никогда не снимал темных очков, даже в помещении, и вообще, по ее словам, был со странностями. Насколько я знаю, однажды родители крепко поругались, отец ушел и никогда больше не интересовался мной. Мать затаила на него горькую обиду, которая не покидала ее до самой смерти.

– Твой отец был странный человек и безумно любил читать книги. Мы читали вместе и однажды «начитали» тебя. А потом мы поссорились, и он ушел. Не грусти, нам и вдвоем неплохо, – вот и все, что она поведала мне об отце.

То единственное фото, на котором мы – семья, стояло у меня на столе. Для меня нас всегда было трое.

Я не смирился с мыслью, что стал ему безразличен. Во что бы то ни стало я должен был заслужить его любовь и внимание. Я должен писать книги. Если я напишу хороший роман, то его обязательно издадут, а отец непременно прочтет его и захочет встретиться со мной. Он будет гордиться мной, полюбит меня, и тогда боль, разъедающая душу как ржавчина, оставит меня навсегда. Уж в этом-то я был уверен.

Я рассылал свои рукописи куда только можно. Увы, напрасно. В случае с моими произведениями даже молчание было неплохим знаком: однажды я получил ответ из небольшого издательства, но с предложением бросить литературу и найти себе другое занятие. Ведь, по словам редактора, писательство грозит мне голодной смертью. Что мне было делать? Вы же понимаете, я никак не мог отказаться от своей цели. Пугало лишь то, что все чаще и чаще отчаяние накрывало меня с головой.

В тот день на мою почту пришло много спама. Я уже собрался удалить все разом, как вдруг заметил письмо, помеченное значком «важное». Оно было от одного из крупнейших издательских домов – «Антипа Букс Паблишинг». Но поскольку я уже едва надеялся получить хоть какой-то отклик на свои рассылки, то не сразу понял, что происходит. Дрожа от волнения, я открыл письмо. Короткий текст содержал приглашение в издательство, с обязательным уточнением дня и времени по указанному в письме телефону.

Я очень долго собирался с духом, чтобы сделать этот звонок. Наконец, основательно устроившись на диване и откашлявшись для солидности в голосе, набрал номер.

– Добрый день, это Леопольд Бромелью. Вы прислали письмо, в котором…

Я не успел договорить, как в трубке прозвучал уверенный голос.

– Ах, мистер Бромелью, рад вас слышать, – мой собеседник говорил так, будто ждал моего звонка.

– Можете звать меня Леопольд, – набрался я смелости.

– Мистер Бромелью, – на другом конце провода не были настроены на фамильярность, – меня зовут Итан Круз, помощник Грегори Финна, главного редактора «Антипа Букс Паблишинг». Мистер Финн хотел бы назначить вам встречу в издательстве в четверг в два часа дня. Вас устроит это время?

Я лихорадочно складывал его слова в осмысленные предложения, но они рассыпались в моем сознании, смешиваясь с догадками. Пару месяцев назад я, ни на что всерьез не рассчитывая, а просто наудачу, отправил в «Антипа Букс» рукопись. Но мне никто не ответил, что неудивительно для одного из крупнейших издательских домов страны, где публиковались самые известные писатели нашего времени.

– Конечно, меня все устраивает, мистер Круз, – пробубнил я в трубку, забыв о солидности в голосе.

– Договорились, – он нажал отбой.

Я сидел на диване ни жив ни мертв от изумления. Мои ноги окоченели, но я даже не заметил этого. Я настолько сосредоточился на разговоре, что безотчетно свесил их с дивана и поставил ступни на холодный пол. Так и простыть недолго. Не хватало еще в четверг заявиться к мистеру Финну, чихая на редакторов. Признаюсь к своему стыду, что хоть я и считал себя писателем, но до этого не был в издательствах уровня «Антипа Букс Паблишинг». Поэтому воображал, что столы сотрудников стоят в ряд слева и справа, создавая магический коридор для прохода к кабинету Главного редактора.

Два оставшихся до судьбоносного визита дня я посвятил размышлениям. Я безуспешно искал в своей рукописи, отправленной в «Антипу», хоть что-нибудь настолько интересное, чтобы меня пригласили в издательство. Но убедился: в лучшем случае назначенную по ошибке встречу отменят, а в худшем – в четверг меня вытолкают за дверь, потому что Финн ошибся, что-то недопонял в сюжетной линии и его заблуждение непременно вскроется. Хотя великий Финн, по слухам, никогда не ошибался.

Две долгие безлунные ночи я почти не спал. За окном шел не прекращающийся ни на минуту снег с дождем. Ночные заморозки заставляли меня ежиться под одеялом, несмотря на отопление. И только счастье согревало меня. Именно так все и было – давно я не был так счастлив, а мое воображение уже рисовало фееричные картины. Наступал канун четверга.

* * *

Готовясь к встрече в «Антипа Букс», я сделал все возможное, чтобы не уронить достоинство. Проснувшись в семь утра без будильника, я отчаянно терзал брюки, пытаясь раскаленным утюгом оживить стрелки на штанинах. В итоге ткань так разогрелась, что начала лосниться, и мне пришлось надеть джинсы. Единственную офисную рубашку с застарелым пятном от кофе на левом боку я прикрыл пиджаком и осмотрел себя в зеркале. Ни при каком движении рук или повороте тела пиджак не открывал пятно.

На часах только двенадцать, а я уже одет, обут, причесан и гладко выбрит. Отопление не выключалось с ночи – заслуженная компенсация за нервное напряжение последних дней. Время тянулось издевательски медленно.

Я прибыл в издательство на сорок минут раньше и получил пропуск. В кабине скоростного лифта, который стремительно поднимал меня на двадцать второй этаж, я вдруг ощутил, как дрожат мои колени. Но то, что я увидел, когда открылись двери, меня слегка разочаровало. Если б я не знал, что нахожусь в издательстве, то наверняка бы подумал, что это заурядная адвокатская контора.

Навстречу мне вышел мужчина, одетый в дорогой костюм.

– Мистер Бромелью? Я Итан Круз, мы говорили с вами по телефону.

Я слегка опешил – меня встретил не секретарь, а сам помощник главного редактора.

– Здравствуйте, мистер Круз…

Итан подошел ближе и заговорщицки прошептал:

– О вас говорит все издательство!

Я решил, что он издевается.

– Я, конечно, доложу о вашем прибытии, но, скорее всего, придется подождать назначенного времени.

Он достал телефон. Итан говорил так тихо, что я расслышал только свое имя. Вдруг он удивленно посмотрел на меня и жестом пригласил следовать за ним. Мы шли по длинному коридору, вдоль которого тянулась вереница закрытых дверей кабинетов, а вовсе не столы редакторов. Я посмеялся над своей наивностью, хотя мой воображаемый издательский дом был куда более занимательным.

– Леопольд! Могу я вас так называть? – Мистер Финн сиял радушной улыбкой. На его гладких щеках играл румянец, который был признаком то ли высокого давления, то ли удовольствия от встречи со мной.

– Спасибо, что пригласили, мистер Финн.

– Ну что вы, Леопольд! Спасибо вам, что пришли.

Он сделал легкое движение в сторону двери, и Итан тут же исчез.

– Могу я сразу перейти к делу?

Я оторопело уставился на него. Мистер Финн не стал дожидаться моего согласия.

– Я прочел вашу рукопись. На днях мой помощник обнаружил ее у себя на столе вместе с вашим сопроводительным письмом, прочитал сам и передал мне. Как вы уже поняли, ваша рукопись прошла отбор. – Финн составил из указательного и среднего пальцев букву V и весело продолжал. – Я сразу понял, что у книги есть будущее. Вопрос в том, хотите ли вы дать ей старт в этих стенах? – Он выжидающе посмотрел на меня.

– Господи, конечно, – воскликнул я. – Это моя мечта! В смысле… То, чего я давно хотел.

– Тогда позвольте мне передать вам уже подготовленные документы. Не подумайте, что мы заранее знали о вашем согласии, – он улыбнулся и прищурился. – Но я не помню случая, чтобы кто-то отказался издаваться у нас.

Вошла секретарша и положила на стол тонкую папку. Для меня эта папка теперь значила больше, чем вся моя прошлая жизнь.

– Джози, проводи мистера Бромелью. Постарайтесь прочитать контракт за пару дней. – Финн уже перебирал бумаги на своем столе. – И, друг мой, звоните моему помощнику в любое время, – неожиданно добавил он.

Я вышел из его кабинета, не веря в происходящее. Даже к Джози с ее внешностью Клеопатры я не проявил никакого интереса. По пути домой я корил себя за то, что не расписался на последней странице заветного контракта прямо в кабинете. Больше всего на свете мне хотелось бегом вернуться в «Антипа Букс», но я боялся показаться сумасшедшим.

Когда я наконец решился обстоятельно познакомиться с бумагами, за окном совсем стемнело. Указанная в контракте сумма авторских отчислений была просто фантастической. На эти деньги можно было прожить до старости, вообще не выключая отопление.

А дальше меня поджидал неприятный сюрприз. Мой взгляд остановился на названии рукописи – его я видел впервые. Возможно, в издательстве уже изменили заголовок или перепутали автора, подумал я. Последнее было бы смертельно: после такого разочарования моя жизнь наверняка бы закончилась. Но ведь приглашение пришло на мой электронный адрес! В происходящее явно закралась ошибка, разъяснить которую можно будет только утром. А до утра было далеко, и мне предстояло пережить ночь, в которую я так и не сомкнул глаз.

* * *

Едва дождавшись начала рабочего дня, я позвонил в издательство. После томительного ожидания Итан наконец ответил.

– Доброе утро, мистер Бромелью! – радостно воскликнул он. – Надеюсь, вы подписали бумаги? – Он откашлялся, и его тон опять стал деловитым. – Мистер Финн будет в офисе через десять минут. Могу я что-нибудь передать ему?

– Доброе утро, мистер Круз. – Я с трудом вклинился в его тираду. – Мне можете помочь и вы.

– Конечно, чем смогу, – он весь обратился в слух.

– Вчера я ознакомился с контрактом. Меня смутило название романа, которое там указано. Могли бы вы сказать, рукопись под каким названием поступила в издательство?

– Один момент… – пару секунд он шуршал бумагами. – Она называется «Живому в клетке скучно». Детектив.

– Погодите, но я впервые слышу это название. Тем более жанр совершенно не мой. Это какая-то… – я осекся.

На другой стороне провода повисло молчание. А потом послышался смех.

– Мистер Бромелью, вам не стоило вчера так лихо обмывать контракт. Я сообщу мистеру Финну, что вы звонили.

Признаюсь, я был ошеломлен. Внутренний голос подсказывал мне: что бы там ни было, какая бы путаница ни произошла в издательстве, мне лучше быть осторожнее с признаниями. Ведь это мой первый и, возможно, единственный шанс за всю жизнь. Оставалось только поехать в «Антипа Букс» и постараться узнать как можно больше.

Выходя из лифта, я столкнулся с Джози. Покачивая бедрами, она проплыла мимо, одарив меня одним из тех взглядов, что многое обещает мужчине. Никогда еще мной не интересовались такие красивые женщины. На секунду я почувствовал себя знаменитым писателем, но тут же вспомнил, зачем притащился сюда в такую рань. Дверь в кабинет Итана была гостеприимно распахнута.

– Мистер Круз, еще раз доброе утро, – я протянул ему холодную с улицы руку.

– Доброе! – он встал, с удовольствием отвечая на мое рукопожатие. – Я доложу мистеру Финну.

В офисе главного редактора царил утренний полумрак, располагавший к неспешному началу рабочего дня. Финн предложил мне кофе. Джози впорхнула в кабинет с двумя турецкими чашками, украшенными росписью ручной работы. Никак сам Орхан Памук преподнес их великому редактору.

– Вы пришли ко мне с подписанными бумагами! Признаться, я ждал вас еще вчера вечером. Нечасто издательство, подобное нашему, предлагает опубликовать дебют. – Финн внимательно смотрел на меня. – Вы звонили сегодня утром. Итан сказал, что вы были, как бы сказать… немного не в себе. Все в порядке?

– Конечно, благодарю за заботу. – Я искренне надеялся, что Круз не передал ему странное содержание нашего разговора. – Бумаги подписаны. – Я протянул ему папку. – Но у меня есть одна просьба.

– Какая же? – спросил Финн, просматривая контракт.

– Мог бы я взять себе копию рукописи?

– В каком смысле? – он удивленно воззрился на меня.

– Я хочу внести кое-какие изменения.

– У вас что, не осталось электронной версии?

Мне нужно было быть осторожнее.

– Судя по всему, нет. Я не сохранил последние правки.

Мистер Финн выглядел слегка озадаченным. Он нажал на громкую связь.

– Джози, будь любезна…

Через десять минут Джози появилась с таким видом, будто всю жизнь мечтала принести мне пачку исписанных листов. Ее кокетство начинало забавлять меня. Но я уже успел пробежать глазами первую страницу. Этот текст я видел впервые в жизни.