
Полная версия:
Однажды в Москве. Часть I
– Ничего себе, – встрепенулась Гюлечка, – полгорода взорвали и перестреляли, а это так, пустяки. А что главное-то?
– Не хотел опять про политику, я ее теперь вовсе не перевариваю, но, видимо, придется. Чтобы осмыслили происходящее, я хоть коротко, но обрисую тогдашнюю ситуацию в России.
Было два полюса. Один, условно назовем его прозападный – это те, которые видели страну частью нового мирового порядка со всеми вытекающими отсюда последствиями. Эта была прежде всего сильная олигархия, которая, как гриб-мутант выросла на разграбленных ресурсах советской империи, ее ставленники в Думе, в государственных, в том числе в экономических и силовых структурах. Целый ряд военачальников, звания и должности приобретшие не в ратных подвигах, не на безупречной службе, а по протекции. Они на все были готовы ради личного обогащения. Согласны были даже на расчленение страны и превращения ее в третьесортный сырьевой придаток того же Запада. И за всей этой оравой чувствовались умелые руки кукловодов…
– Ну все, это глубокий колодец, – прервал Прилизанный. – Расскажите, по существу.
– Я так и сделаю, если вы позволите, – с раздражением ответил Длинный. – Постепенно против этих господ в обществе сформировалась своеобразная оппозиция, которая, впрочем, всегда и была, но после расстрела парламента ельцинистами получила такое сотрясение, что решила действовать скрытно, постепенно наращивая силы в различных тайных и явных патриотических и националистических обществах. “Возрождение”, “S0S” – “Союз Офицеров СССР”, “Русь православная”… Их потом много развелось и, к сожалению, некоторые вооружились идеологией явно неонацистского характера, не осмысливая, что этим расшатывают духовное единство народов страны и играют на руку истинным виновникам в развале российской государственности. Вы в курсе, наверно, подобные объединения с середины нулевых инициировали так называемый “Русский марш”.
Но это была так, мелкота, в основном идеалисты, нацики и стихийно организованные сообщества. Но были среди них и целые подразделения, я имею в виду специальные и силовые, которые более или менее сохранили свой советский потенциал, и им не было надобности перезарождаться во что-то новое. Они терпеливо и профессионально начали организовываться в едином идеологическом пространстве, внедрять свои кадры в государственные, особенно в силовые структуры, в том числе в парламент и в окружение главы государства. Конечной целью державников являлось возрождение Российско-советской империи в прежних границах и в прежнем статусе.
Организация, которую представлял Кореец и Ко, и в чьи ряды я по воле судьбы влился, представляла второе, антизападное крыло силовиков и власть имущих, создана была и тайно функционировала под патронажем высшего военного руководства ГРУ ГШ, им и поддерживалась. А Савелий Казанцев – депутат Госдумы и председатель какого-то тамошнего комитета то ли по строительству, то ли по сельскому хозяйству – это, конечно, было ширмой – являлся неформальным лидером этих державников, и об этом были проинформированы многие.
– Мы все-таки настаиваем, чтобы вы, наконец, сообщили, кто организовал похищение этого вашего неформального лидера, – Прилизанный решительно заявил. – Хватит играть в кошки-мышки, мы не дети.
– Хорошо, я кое-что скажу, вы все время напираете, – недовольно заворчал Длинный. – Похищение Казанцева было организовано из Президентской Администрации, которую тогда контролировали службы того же Запада. Я уточню. На вершине этой пирамиды стояло очень близкое, кровное окружение президента Ельцина, ну, вы поняли, кого я имею в виду. Сам президент давно являлся в их руках марионеткой.
– А почему его сразу не ликвидировали – этого самого Казанцева, если он так мешал? – Прилизанный.
– Убрали бы его, появился бы другой. Они хотели накрыть всех. Всех тех, кто представлял реальную угрозу. И они небеспочвенно считали, что Казанцев – это видимая часть айсберга и, возможно, не самая его вершина. Ведь откуда-то все финансировалось? Ходили слухи о золоте разгромленной компартии, которое перевелось на тайные счета и до которого вроде добрались условно мною названные державники. И, наверняка, кое-кто из олигархов, рассчитывая на будущие дивиденды, финансировала программу возрождения империи. Разве не замечаете, в нынешней России, где многих толстосумов уже накрыли, существуют и те, кто спокойно продолжает богатеть и не только в пределах страны. Другой вопрос, что все они делятся, но это другая тема.
– Вы намекаете, что эти самые державники достигли своих целей? – это Аталай спросила с широко раскрывшимися глазами.
– Ну, кое-чего добились наверно, – улыбнулся Длинный. – Впрочем, вам простительно, вы не знали прежнюю Россию. Вы тогда, наверное, на горшок ходили.
– Да, если силы сравнительно равны, то побеждают те, у кого есть идея, вера или хотя бы их намного больше…
Высказавшись, Прилизанный тяжело встал и потянулся. После, неторопливо приглаживая вновь отклеенные волосы, сделал пару шажков, но наткнулся на Оператора, осторожно выползающего из-под стола.
– Голубчик, – вдруг наклонился к “пострадавшему” он, – а у вас есть, так сказать, идея или какая-то цель в жизни?
Уже успевший взобраться на стул, Оператор затравленно оглянулся, после нехотя процедил.
– В данный момент у меня одна цель – избавиться от общества некоторых диких индивидуумов.
– Давай-давай, – ухмыльнулся Бакинец, – уползай быстрее. Подруги за Интуристом заждались.
– Вот и уйду! – вдруг завопил тот. – Потому что в приличном обществе, хотя бы на том же Западе, который вы почему-то все время обсираете, людей искусства под стол не загоняют и, вообще, отдельно не сажают. И никто… – он с укором посмотрел на Режиссера, – никто за меня не заступился перед хулиганами.
– Это я хулиган? – возмутился Ветеран в тельняшке. – Ты, профура, знаешь, какая у меня статья? Да я фараона чуть не замочил!..
– Да-да, мы уже наслышаны, менты плохие ребята и т.д… – устало перебил его Прилизанный. – Любезный, – обратился он к Арзуману, – будьте добры, налейте-ка этому пролетарию водочку.
– Сам ты… пролетарий… – тихо огрызнулся тот, но от водки не отказался.
– А вас, голубчик, никто и не задерживает, – обратился чиновник к Оператору. – Здесь действительно общество далеко не светское в вашем понимании. Ну и слава Богу… Отснятый материал передайте Зопаеву, – посмотрел он на Режиссера, который в отсутствии Оператора сам манипулировал съемками.
– Но позвольте… – начал было тот, но бесцеремонно был перебит.
– Ваше руководство будет информировано.
Режиссер растерянно присел. Оператор со злостью начал собираться.
– Будь моя воля, я все это передал бы в прокуратуру, – сквозь зубы процедил он.
– Вообще-то, рассказ еще не закончен, – вклинился Арзуман. – Вы отказываетесь от съемок?
– Совершенно верно, – вздохнул Прилизанный, тоже садясь. – Вы полагаете, этот материал можно использовать по назначению? Пьяные разборки ваших товарищей, криминальное прошлое этого субъекта, – кивнул он на Ветерана в тельняшке, – и, вообще, сплошной криминал в рассказах… Да вы что, товарищи, даже я не смогу это пробить.
– Так что нам, расходиться? – недоуменно переспросил Арзуман. – И зачем все это затеяли тогда?
– Не я затеял, а оттуда… – указал Прилизанный вилкой в потолок. – Надобно поднять дух, память народа. А то вы, ветераны, – он изменил направление вилки в сторону аудитории, – скоро передохнете со своей мечтой о Карабахе, а новое поколение или перегружено “айфонами”, или днем и ночью думают о хлебе насущном. Им не до Карабаха…
Бросив вилку, он руками схватил с блюда кусок мяса, со злобой откусил и неприлично начал чавкать.
– Новое поколение как раз-таки выросло патриотичнее, – мрачно возразил Арзуман. – Вы плохо осведомлены, хотя правы отчасти – простому люду не до айфонов. Но, поверьте, в случае необходимости именно эти ребята, думающие о хлебе насущном, возьмут оружие в руки и отправятся на фронт. И им наплевать будет, что те с айфонами – я так условно называю детей вашего класса – в это время будут следить за событиями из-за бугра, из престижных учебных заведений…
– Вы все время пытаетесь заострить классовые противоречия – это демагогия, – с досадой перебил Прилизанный. – Поймите, наконец, Маркса давно не читают! Социальное равенство – это утопия, несовместимое с человеческой сутью! Когда придумывали этот бред, не учли Библию! То, что Каин убил Авеля. Из зависти, понимаете? Следовательно, пока бедны и неудачливы, вы подсознательно Каин и от этого никуда не деться! – выпалил со злобой он и чуть ли не швырнул дочиста обгрызанную кость в тарелку.
– Но вы такой большой начальник! Геля рассказала… – с извиняющимся видом посмотрела на тотчас нахмурившуюся секретаршу Аталай. – Почему вы сами решили участвовать в передаче, а не какой-нибудь… – она запнулась.
– Чиновничек, вы хотели сказать… – сухо усмехнулся Прилизанный, испепеляя взглядом заметавшуюся в замешательстве Гюлечку. – Причина проста. Я решил защитить диссертацию на эту тему и решил ее написать… собственноручно. И не надо так мерзко ухмыляться, – обратился он к Бакинцу, – поверьте, и такое случается в нашей среде. Потому и решил лично ознакомиться с первичным материалом.
– И, наверняка, сожалеете об этом, – предположил я.
– Почему же, голубчик… – чуть подумав, ответил Прилизанный, – мы просто пойдем другим путем, как сказал когда-то один по-своему великий…
А сейчас давайте подкрепим наши ослабевшие нервы его величеством алкоголем и все-таки дослушаем рассказ нашего последнего героя. Я как понял, он из категории последних могикан… Ваше здоровье! – неожиданно поднял он рюмку в сторону Длинного.
Тот кивнул и, кажется, смутился. Выпив, неторопливо и также монотонно продолжил…
Глава XIII
– Я, пожалуй, расскажу основные сюжеты. Так как невозможно охватить за столь короткое время несколько лет, где чуть ли не каждый день представлял интерес для поставленной передо мной задачи.
Вскоре после указанных событий я получил неприятную весть. Взорвали Игорька, моего бывшего босса и лидера одной из мощных бандитских бригад Москвы того времени. Да, именно взорвали – выстрелили в него из “Мухи”, когда тот садился в машину. Погиб на месте и боец-телохранитель, сопровождавший Игорька на обед в один из его любимых ресторанов. Он как раз открыл дверцу машины для босса, когда тот собирался сесть.
Как мне передали, стреляли из окна парадной старой, замшелой сталинки, находящейся, напротив. Стрелок выскочил во двор, юркнул в ожидавшую его машину с замазанными номерами и скрылся.
Шофер – доверенный человек Игорька, хоть и получил серьезные ожоги, но вроде его живым доставили в медучреждение. Он по случайности чуть отошел от машины в момент покушения, но взрывная волна накрыла и его.
А через час скончался, как сообщили, от внезапного приступа удушья, хотя до этого нормально дышал, даже орал и грозился найти убийц Игорька и жестоко наказать.
За несколько часов расстреляли в разных точках города некоторых особо близких сподвижников Игорька. Остальные были напуганы и затаились.
То, что это было запланированное мероприятие, ни у кого не вызывало сомнений. Но кто стоял за ликвидацией Игорька и его команды, это следовало еще выяснить. Врагов у него в связи со взрывным, неуправляемым характером более чем хватало. И до этого было несколько покушений. Об одном из них я рассказывал.
Мне не было дел до бандитских разборок, хотя чисто по-человечески было жаль Игорька. Он к нам нормально относился, изначально поддержал и создал условия для плодотворной работы. Да, у него руки были по локоть в крови, но это было диктатом того жестокого времени и окружения.
Меня волновало другое: как сложится судьба Наили и ее братьев после случившегося. Братья имели с Игорьком не особо дружеские, но все же близкие отношения, а окружение покойного почему-то начали отстреливать. В то время не было мобильников, а на мои звонки на домашний номер Наиля не отвечала. Надо было срочно связаться. Но меня опередил Толик, младший из братьев, тот, который боксом занимался. Я из окна второго этажа среагировал на лай собак и увидел припарковавшийся за забором подержанный, но аккуратный “мерседес” Толика Романова.
Да, кстати, забыл сказать. Мы с Джулией вскоре после свадьбы приобрели в поселке Пирогово двухэтажный дом с небольшим двориком и счастливо проживали здесь, периодически принимая у себя многочисленную родню Манучаровых. Джулия уже была на седьмом месяце, и они старались ее не оставлять.
Я, быстро накинув на себя спортивку, вышел навстречу. Братья редко заезжали и, несмотря на приглашения, отказывались зайти в дом.
Толик был заметно взволнованный. Кивнув мне поверх солнечных очков, которые он носил и летом, и зимой, и, внимательно оглядев пространство, сразу перешел к теме.
– Все плохо.
–Где Наиля и Павел?
– Мы сейчас под Владимиром, у Сеньки Косого. Помнишь, на рыбалку ходили?
– Кто это сделал?
– Однозначно, Федька замешан. Его вроде самый…
– Почему вроде?
Он слегка замялся. После паузы ответил.
– Сам посуди, ребят… ну, которые с Игорьком в завязке были, отстреливают. А этот цел. И рулит.
– Почем знаешь, что рулит?
– Сидит у него в кабинете и командует. Теперь везде его люди. Типа ищет убийц. Но пока никого не нашел… Он мне никогда не нравился.
– …
– Когда взорвали Игорька, ведь Федьки рядом не было. Якобы захворал… Разве неясно?
– Мож, действительно…
– Пацаны поговаривают, что Федька просучился, под ФСБ лег…
– …
Толик достал сигарету и, не торопясь, прикурил:
– Ты понимаешь, – наконец продолжил он, сделав затяжку, – хоть и глупо звучит, но я, да и Пашка подкалывали Федьку после того случая, когда ты ему врезал. Он хоть и отшучивался, но я-то знаю, он злопамятный.
– Да брось. Это беспредел. Он не посмеет.
– Ты что ли ему помешаешь? – Толик огрызнулся. – Он еще до тебя доберется…
Я не сразу ответил. Федьку я плохо знал. Мне казалось, что он вроде нормально держался со мной после. Хотя…
Я вспомнил, как однажды уловил его взгляд. Очень нехороший взгляд…
– Меня не посмеет. Я с Корейцем.
– Ну-ну… – сделав последнюю затяжку, Толик выбросил окурок. – Ну я пошел…
Когда он собирался сесть в машину, я очнулся от раздумий.
– Как Наилька?
Толик снял очки и резко хлопнул дверцей.
– Надо же! Ты и про нее вспомнил…
Я, действительно, почти месяц ее не видел. Во-первых, сложилась новая ситуация, и я опасался, что активность в общении с Саламовой привлечет внимание, и, как оказалось, не зря. Об этом после. Мы всего пару раз по телефону общались… Во-вторых, я просто наслаждался тихим счастьем с Джулией. Это были, действительно, лучшие дни моей жизни.
Толик продолжал нервничать, то надевая, то снимая очки.
– Давай уже выкладывай, что есть… – я внимательно присмотрелся в его бегающие глаза. После некоторого колебания он, наконец, вылился:
– Не думай, что мы за себя. Мы как-нибудь… – он махнул рукой. – Не хотел я трогать эту тему, видно, придется. Этот сука Федька неровно дышит к сеструхе… – он нервно прикурил новую сигарету.
Почему-то мне стало неприятно. Нехотя ответил:
– Ну и что? Должен же кто-то неровно к ней дышать. Она не ребенок, сама разберется.
– Разобралась. Послала куда следует. Этот сукин сын женат. Наплодил кучу будущих подонков и держит кучу любовниц.
– Ну и лады, он мужик. Зачем тебе его кучи?
– А за тем, что он при каждом удобном случае тискал сеструху, прохода не давал. Особенно, когда ты отошел к Корейцу.
– А вы?
– В том-то и дело. Мы его аккуратно приструнили. Павлик вообще озверел и хотел дуло ствола в его задницу вставить. Ты же знаешь, Паша, хоть и добрый, но лучше не злить.
– Ясно…
Мозг мой лихорадочно работал. Им реально грозила опасность. Чтобы заполучить Наилю, этот тип действительно мог устранить братьев. В сознании повторились слова Романова: “Он еще до тебя доберется…”
– Ты, вот что, Толик, – я обернулся к переступающему с ноги на ногу не то от холода, не то от ситуации младшему Романову, – пару дней не высовывайтесь. Пока не разрулю ситуацию.
– А ты сможешь? – Толик с надеждой спросил и тут же добавил:
– Тогда и Митяя не забудь.
– Кощея, что ли?
– Ну да, подельник твой с “Ласточки”.
– Он же бессмертный… – я невольно улыбнулся. Митяй несколько раз ловил пулю, но каждый раз выкарабкивался. Так и получил свое лестное погоняло. – А с ним что не так?
– Так они с Игорьком, вообще, не разлей вода были. Даже на блядки вместе ходили. А Федька сторожил. Со свечой в зубах.
– Понятно. Ладно, разбежались…
Когда машина выехала, я зашел во двор и столкнулся с Джулией.
– Ты что, родная, зачем вышла? – я приласкал ее черные и густые волосы. Она очень была похожа на актрису Равшану Куркову, но по мне, красивее.
– Опять те двое… – в ее глазах я увидел тревогу.
– Ты их не знаешь. Что тебя беспокоит?
– Знаю, – она тихо вздохнула, – они с этой девушкой, похожей на казашку, у нас на свадьбе были.
– Ну да, они мои друзья.
– А почему ты их в дом не приглашаешь, не знакомишь? Я же должна знать твоих друзей? – я почувствовал ее пытливый взгляд на себе.
– Знаешь, дорогая, – я мягко возразил, – не обязательно всех друзей приглашать в дом и знакомить с тобой.
– Я имею в виду самых близких… – она с укором ответила.
– Джуль, они сами не заходят.
– Вот именно… – она вновь вздохнула, – я-то вижу. Они каждый раз отказываются, я из окна наблюдаю. Мне кажется… я им не нравлюсь.
– Глупенькая, как ты можешь так думать? – я осторожно обнял ее за плечи и поцеловал. – Как ты можешь вообще кому-то не нравиться? Просто они стесняются. А я не настаиваю. И, вообще, они связаны с моей работой.
– А та девушка? Похожая на казашку? Она… тоже связана с твоей работой? – голос ее опять дрогнул.
Я ладонями взял ее лицо и посмотрел в глаза.
– Джуль, ты мне не доверяешь?
Она слегка отстранилась. Но глаза не отвела.
– Ты не ответил…
– Да, милая, и она связана с моей… этой чертовой работой…
Я попытался скрыть досаду в голосе:
– Ты же знаешь, они из Бригады.
– Странно. Непохожа на наших девушек.
– Не понимаю.
– Ведь она бакинка… – робко отводя взгляд, она добавила, – азербайджанка. Что она делает среди бандитов?
Это было что-то новое. Джуля всегда была сдержанна. Ни разу до этого не позволяла себе проявить ревность.
– Джуль, для меня на всем белом свете, нет кроме тебя другой женщины. Мало ли у кого какая судьба. Просто я не все могу объяснить. А врать не хочу.
– Ты не думай… – она растерянно начала мять ручки, – я тебе, как себе верю. Но дело даже не в тебе.
– В чем же, милая моя? – я опять нежно привлек ее к себе.
– Понимаешь… Она всю свадьбу сидела и глазела то на меня, то на тебя. Ни к еде, ни к питью не притронулась. Не смеялась и почти не разговаривала. Просто сидела и смотрела. И так до конца свадьбы.
– Тебе показалось, дорогая. Просто у нее холодный характер. Жизнь тяжело сложилась…
– Это не мне показалось. Я вообще не поднимала глаза. Это заметили другие. Можешь спросить у бабушки…
Я поцеловал ее волосы. Руки невольно прикоснулись к ее округлившемуся животику. Туда, где теплилась зарождающаяся, формирующаяся наша частица.
Но в душу начала проникать необъяснимая тревога и печаль. Пальцы на животе почувствовали едва уловимое движение уже живой плоти. И мне вдруг показалось, что слышу шажки крадущейся в наше счастливое пространство, беды. Я похолодел.
– Все будет нормально, дорогая, – дрогнувшим голосом промолвил, – не думай о плохом. Мысли порой материализуются… И пошли домой. А то и себя, и, не дай Бог, нашу кровинку простудишь…
Чуть позже, закрыв ворота и калитку, я снял с цепи и пустил собак во двор. Чего до сих пор никогда не делал…
Глава XIV
С утра я встретился с Мансуровым чуть ли не спозаранку. Он был еще сонный, когда выполз из подъезда своей женщины, по привычке пропустив перед собой овчарку. Тарзан – так звали двухлетнего красавца немца, одно из достоинств которого было безошибочное распознавание “своих-чужих” при первой же встрече. Он стрелой помчался ко мне, вытянулся на задних лапах, бесцеремонно пачкая меня передними, и облизал руку.
– Не надо фамильярничать, – я сморщился, но все же обнял его за шею и слегка оттолкнул. Собака не была приставучая, умная, даже не лаяла без причины, а потому быстро вернулась к подъезду, откуда своей пружинистой походкой уже приближался Мансуров.
– Тебя что, жена выгнала? – недовольно воскликнул он еще издали. – И ради чего ты меня в такую рань вытащил? Кстати, Лариса назвала тебя мудаком. Клянусь, не я спровоцировал.
– Мм-да… Едем на моей.
– Надеюсь, ты меня не высадишь где-нибудь у метро, как в прошлый раз, – поправив приподнятый воротник пальто, он всунулся в машину, впустив и пса на заднее сиденье. – Учти, Тарзан – чувак с юмором. Не обижайся, если наложит на твой кожаный салон напоминание о себе.
– Скажи, я шуток не понимаю. Могу пристрелить.
– Пожалуйста. Тарзан, голос!
Добродушная улыбка моментально исчезла с морды овчарки, и она нервным голосом облаяла меня, обрызгав слюной шею и затылок. Я заорал:
– Скажи, чтоб заткнулся! Пусть накладывает… – я включил двигатель, и машина тронулась. – Лучше в салон, чем на меня.
– Тарзан, умри! – довольно залыбился Мансуров, смотря, как пес обрадованно завалился на спину, дрыгая лапами. – Фу, опять… – он открыл окно и проворчал. – Мертвые не пукают, придурок.
– Надо поговорить… – вдохнув “аромат”, я тоже покосился в зеркало на наглого пса.
– Я голоден. Заворачивай куда-нибудь. Меня в отличие от тебя сытными восточными блюдами не кормят…
Я плавно завернул на боковую улицу, где чуть ранее заметил небольшую кафешку. “У Оксаны”– называлось это действительно уютное заведение, на вывеске которой мультипликационно была изображена веселая блондинка в стиле 60-х в белоснежном колпачке и фартуке, едва прикрывающем ее недурно нарисованные ножки. Видимо, кафешка только открылась, так как из внутреннего помещения к нам чуть ли не вылетела такая же блондинка, но без фартука и таких роскошных ног.
– Это вы Оксана? – Мансуров просканировал ее упитанную фигуру оценивающим взглядом.
– Нет, я Маша, – ответила чуть растерявшаяся деваха, – а вам что надобно?
– А что нам может надобно в такую рань и в таком захолустном заведении, – пробурчал Мансуров, недовольно косясь на меня, – конечно, завтрак. И непременно с горячими молочными сосисками, черт возьми… Ты уважаешь горячие молочные сосиски? – спросил он у меня, снимая пальто и не дожидаясь ответа, прояснил. – Я ночью утомился. Надо подкрепиться…
Мы сели за небольшим столиком. Маша быстренько накрыла, периодически бросая на нас подозрительные и любопытные взгляды.
– Чтоб сосиски были свежие. А то не заплачу.
– У нас все свежее, – огрызнулась Маша. – Пиво будете?
– Будем. Но только по кружке. От пива женские гормоны развиваются. Вот такие… – Мансуров слегка шлепнул по попке официантку.
– Антон! – недовольно фыркнув, позвала Маша. В проем двери еле втиснулся здоровый и упитанный бугай, белое одеяние которого напоминало больше смирительную рубашку, чем кухонную униформу и, как бык на арене, уставился на нас.
– Так бы назвались – “У Антона”, – пробурчал Мансуров, но руки после не стал распускать. – А то Оксана… Сбиваете с толку…
– Ну, рассказывай, – обратился он ко мне, уплетая за обе щеки ароматные сосиски, – начинаю соображать.
Я приступил без предисловия:
– Мне нужны мои ребята.
– А кто их отбирает? – слегка удивился Мансуров. – Общайся, сколько влезет. Тебе же не запретили.
Я коротко обрисовал ситуацию.
– Ты хочешь перетащить их к нам? – спросил он, доедая последнюю сосиску. – И девку?
– Да, так будет безопаснее.
– Они, вроде, неплохие ребята, но это не наше дело, сами разберутся. А девку можно… – он глотнул пиво и жадно прицелился к моим сосискам.
Я оттолкнул от себя тарелку.
– Ешь, я не буду. Там свинина.
– Да хоть слон, – удивился Мансуров, – они вкусные. Ты что, правоверный мусульманин? Не разочаровывай меня.
– Я такой же мусульманин, как ты, неправоверный. Водку пью, но свинину не ем. У нас в семье не принято было.
– А мне по фигу… – он вынул сигарету и прикурил. – Я вообще ни в черта, ни в Бога не верю. Если они и есть, то здорово насолили мне. Не знаю только, кто больше… Я верю только в Кима, а он в меня.
– Попроси за ребят. Он тебе не откажет…
Мансуров не сразу ответил. О чем-то думая, начал допивать пиво. По ходу разобрался еще с одной сосиской.
– Не могу. Кореец не любит, когда лезут в его дело. Хотя за девку можно попросить, если это тебя так… волнует.