Однажды в Москве. Часть I

– Кто его заманил? – Мансур слегка отстранился.

– Соболев, сукин сын, генерал!

– Они же друзья? Каж, Старик его в депутаты проталкивал?

– Какая дружба! – Ким зарычал, и тут его взгляд застыл на мне:

– Справится?

– Должен.

– Пересядьте…

Вытянув водилу с места, он сам сел за руль. Мы быстро юркнули в салон. Машина газанула и стрелой помчалась, разрывая фарами вечерний сумрак подмосковной трассы. Обернувшись, я увидел стройную колонну мчащихся за нами машин.

– Сколько времени до прибытия? – Мансуров сидел рядом с Кимом.

– 25 минут.

– Можешь информировать более подробно?

– Мне не все известно. Порядок событий следующий. Охрана Алексея пресекла попытку похищения Вики – внучки Старика во дворе их дома. Неизвестные, выманив одного из его ребят за ворота, вырубили. Пятеро. Один – за рулем, остальные вломились. Нянька в тот момент гуляла с девочкой в садике, практиковала с нею английский – это привычная процедура. Уверен, противник знал распорядок дня, количество и расположение охраны. Это – крот… Видя бежавших в их сторону незнакомых мужчин, Вика закричала и побежала к дому. Ее крик предупредил второго охранника, который выбежал из туалета в саду со спущенными штанами, но со стволом, и как бы оказался в тылу у налетчиков. Парень среагировал мгновенно и выстрелом уложил одного, но и сам был подкошен очередью.

Второго налетчика, который почти догнал ребенка у порога, застрелил сам Алексей из окна верхнего этажа. Он в доме случайно оказался – хозяйка попросила перенести что-то. Оставшиеся двое, схватив застывшую от страха няню и прикрываясь ею, начали отступать. Видимо, не ожидали выстрелов из дома – так они оказались в уязвимом положении. Няньку налетчики полуживую бросят уже за воротами. Тяжелораненого товарища попытались оттащить, но после запаниковали и добили выстрелом. Итог: один налетчик убит, второй, которого подстрелил Алексей, тяжело ранен. Информацию о похищении Казанцева выдал он, пока не впал в кому.

“Савелий Казанцев!..”

– Какова связь между двумя эпизодами?

– Да прямая. С внучкой Старик был бы более сговорчивым. И еще, в сауне его заставили раздеться и засняли с шалавами.

– Какова цель?

– Думаю, обезглавливание Организации перед следующими выборами. Старик – один из вероятных кандидатов.

– Так убили бы…

– Дело в деньгах. Они уверены, что Старик владеет информацией о наших тайных счетах. Помню, Соболев однажды в лоб интересовался, мол, где ваши деньги.

– Действительно, где? – Мансур ухмыльнулся.

– …

– Соболев тупой как валенок. Кто-то все планировал.

Ким тихо заматерился:

– Подъезжаем…

Машины заехали во двор какого-то большого строящегося комплекса. С верхних этажей, на один из которых мы поднялись, отчетливо осматривалась территория военной части, расположенная на расстоянии 300-350 метров.

– Уже темнеет… Выкладывай! – Ким обратился к худому и тощему субъекту в полевой форме, который шагнул навстречу и глухим голосом начал строчить, как на печатной машинке.

– На стройке вместе с гражданскими военные строители – всего 18 лиц. Всех связали. В/ч 07ХХХ строительная. Для перевозки солдат имеется грузовая машина – “Газ-66” с закрытым тентом и допотопный автобус для доставки гражданских в поселок, находящийся за лесом. Моих – восемь, плюс прибыли пятеро из группы Рябого. Дороги в часть и на стройку контролируются.

– Не спалились? – с тревогой, Кореец.

– Нет. Сейчас 18-36. Солдаты должны возвратиться в часть в 19-10.

– Почему так поздно?

– Я спросил. Они не вписываются в график, перерабатывают.

– Почему запросил снайпера?

– Это по плану. Предлагаю проникнуть в военную часть на грузовике, переодевшись солдатами. Я – рядом c водителем. Снайпер страхует штурмовую группу с крыши. На территории военнослужащих не замечено, их скорее загнали в казармы. Но мы насчитали приблизительно 20 лиц в униформах.

– Эти парни профи, наверняка почуют подвох.

– Будем действовать на опережение. Расстреляем КПП и прорвемся к сауне – там по обстановке. Внезапная атака, плюс работа снайпера обескуражат противника. План сырой. Но другого нет.

– Надо выбить ворота… – у меня непроизвольно вырвалось.

– Что? – до сих пор помню удивленные глаза Корейца.

Я не успел ответить. Вклинился Мансур:

– Какого плана ворота?

– Старые советские – на рельсах. Шатаются от ветра и еле ходят…

Кореец, не сводя с меня глаз, жестом перебил:

– Изложи!

– Если застрянете у КПП, противник успеет организовать оборону. В машину могут пальнуть из РПГ13 или просто обстреляют. Надо протаранить ворота и мчаться прямо к сауне…

– Верно. А ты подстрахуешь винтовкой… – Кореец ткнул пальцем в меня в грудь. – Смотри, не промахнись… Мансур, ты в качестве наводчика. Сколько метров с КПП до сауны?

– 70. По прямой. – Тощий.

– По ходу гасите огневые точки. Попав под перекрестный огонь, противник деморализуется. Трофим, с ходу ворвешься в сауну и отобьешь Казанцева. Следи, чтобы все были в брониках. Часть бойцов займут позиции, прикроют ворвавшихся внутрь. Меня вызовешь по рации. Позывные прежние.

– Понял.

– 18 минут до начала операции! Снайпер, на позицию!..

По знаку Мансурова я побежал за ним по голым, пока не обработанным ступенькам без перил. По мере продвижения слух улавливал все более удаляющийся голос Корейца.

– …10 бойцов с Трофимом. Степан, контролируй дороги. В случае обнаружения хоть какой колонны – предупредительная очередь, после стрелять на поражение!..

Глава XI

В принципе все произошло, как планировалось. Тихо подъехавшую машину, вдруг взревевшую и влетевшую в ворота, никто не ожидал. Потому она, протаранив несложное препятствие, оказалась сначала на территории части, после в считанные секунды у сауны. Бойцов противника еще на расстоянии начал расстреливать из выбитого окна кабинки Тощий-Трофим, а я с высотки.

Черные точки, хаотично бегающие по территории, вдруг мне напомнили муравьев из растревоженного муравейника. Это звучит забавно, но, поверьте, ничего забавного не было, когда в первые же секунды несколько точек уже обездвиженно темнели на плацу через обзор моего “ночника”. Попав под перекрестный огонь и почуяв провал, выжившие разбежались. Я уже не слышал ни Мансура, оравшего мне в ухо и пытавшего зрительно корректировать, ни отдаленные звуки выстрелов, причудливо звучавших вкупе с ревом наводчика – я действовал на автомате. Помню, еще двоих, пытавшихся, отстреливаясь, выбежать из проема выбитых ворот, тоже я снял.

Сложности начались внутри сауны. Соболев сразу после первых выстрелов схватил Казанцева и закрылся в парилке. Успели проскочить еще двое обороняющихся. Остальные в панике начали палить во все движимое и были скошены ворвавшимися бойцами Трофима. В перестрелке был смертельно ранен и один из наших. Тощего же ранило в ногу и серьезно – задело артерию. На полу в предбаннике вперемешку с трупами лежали и визжали несколько полуголых девиц.

Генерал безбожно матерился и орал. Разумеется, мне все это после передали.

– Мне терять нечего! Освободите проход и дайте машину, или я его пристрелю! Через пять минут начну отстреливать пальцы рук и ног! С промежутком в минуту…

– “Первый”, я “Пегас”. Немедленно приезжайте! Как приняли?..

Тощий вызывал Кима все более слабеющим голосом. В ответ рация на груди у Мансура прохрипела еле различимой речью, и в тот же миг машина Корейца, вылетев с территории высотки, с бешеной скоростью умчалась в сторону части…

Ким мгновенно оценил ситуацию. Тощий уже потерял сознание, и бойцы, разорвав его брюки, ремнем зажали рану, пытаясь остановить кровь.

Кореец быстро проверил пульс и второму раненому. Убедившись, что тот мертв, переключился вновь на Трофима.

– Выживет?

– Много крови потерял… – один из бойцов.

– Еще есть потери?

– В душевой труп Димона.

Это был водитель Казанцева.

Снаружи заскрипели шины депутатовского мерса. Его пригнали с парковки соседнего строения. Ким крикнул бойцу, упомянувшего Димона:

– Олег, срочно Трофима в Городок и вызовите Валентина. Передай коменданту – пусть оцепит Штаб и усилит посты на всех въездах. Подозрительных задерживать. Прорывающихся ликвидировать. Мы скоро будем…

Подождав, когда машина с раненым на скорости отъехала, Кореец крикнул:

– Генерал, не делайте глупости, вы и так наследили! У нас у всех мало времени. Мы освобождаем проход и предоставляем машину…

– Почем знаю, что ты не врешь, сучий ублюдок? – послышался хриплый ответ и непередаваемая брань.

Кореец стиснул зубы:

– Слово офицера. Сколько вас?

– Трое, мать твою!.. Не считая этого дерьма.

– У сауны черный Чероки. Пусть ваш человек выйдет и сядет за руль. Далее остальные. Заложника освободите сразу за территорией части. В противном случае…

– Согласен!

– Отходим! – Кореец крикнул…

Деревянная дверь бани резко распахнулась и в тот же миг захлопнулась, выплюнув наружу вооруженного бойца с дико вытаращенными глазами. Секунду “лицезрев” тишину, он бросился к машине Корейца, запрыгнул на место водителя и несколько раз просигналил. В тот же миг выскочил Второй. Он более решительно подбежал к машине, бегло проверил салон, открыл нараспашку двери со стороны сауны и прошмыгнул обратно.

Мансуров, следивший за происходящим тоже из ночника, закричал чуть ли не в ухо:

– Держи проход на мушке. Расстояние – 400…

Я смотрел на слегка колыхающийся флаг14, видимо, над штабом. “Ветер умеренный15, под углом… – почти 90, дует в бок. Сам же вижу, что орешь…”

– …Объект ликвидации – среднего роста, плотного сложения…

Через секунду у двери показался заложник в длинном пальто, надетом на голое тело, ноги были босые. Видимо, сзади вытолкнули. Он, потеряв равновесие, еле удержался. За ним неясное очертание человека, чуть ли не вжавшегося в его спину. Замыкал состав второй боец с автоматом на груди.

– Я это дерьмо выпущу на Кольцевой!.. – послышался отчаянный рык Соболева за спиной пленного. – Я тоже могу дать слово… Че рисуешься? – наорал он на Второго бойца, нацелившегося в темноту.

Тот быстро юркнул на переднее сиденье.

– У тебя секунда, когда он Старика в машину затолкнет! – вновь заорал Мансуров. – Должен открыться!..

– Стой смирно, мразь! – рявкнул на задергавшегося заложника генерал и стукнул пистолетом наотмашь по затылку. Тот обмяк. Мне, повторяю, все после озвучили.

– Черт!.. – выругался в бешенстве Мансуров, когда увидел, насколько вплотную к заложнику пытается влезть в машину Соболев. – Стреляй!..

Мушка винтовки чуть ли не на последней секунде успела словить макушку генерала. Я мягко нажал на курок, и в ушах отозвался характерный звук. Голова генерала как бы опрокинулась, утянув и тело – он упал как подкошенный. Машина с открытой дверью рванула с места, но, получив очередь по резине, завиляла разорванными шинами и врезалась в стену соседнего строения. Я увидел большую фигуру Корейца, со всех ног бегущего к дымящей машине с раскрывшимся от удара капотом. Сработала подушка безопасности. За Кимом бежали другие.

Передняя дверца открылась, и из нее вывалился Второй боец, который тотчас, перевернувшись на живот, раскинул руки-ноги в сторону.

– Не убивайте! Я его не тронул…

Через секунды руки его уже были связаны за спиной. Из открытой двери видна была окровавленная голова водителя – Первого бойца, лежащего на подушке безопасности. Видимо, зацепили пули.

Кореец чуть ли не вырвал заднюю дверцу кабины – она захлопнулась во время передвижения. Оттуда доносился слабый стон. В следующий миг депутата уже прислонили к машине. Второго бойца тоже приволокли и привалили рядом.

– Где генерал? – это были первые слова очнувшегося Казанцева. Голову его, слегка кровоточащую, наскоро забинтовали, а на босые ноги успели надеть чьи-то туфли.

Кореец молча перевел взгляд на неуклюже валявшегося Соболева.

– Димон… – еле проговорил депутат.

Кореец кивнул бойцам. Казанцева осторожно подняли и усадили в с визгом подъехавший седан.

– Ким, пленку… – послышался слабый голос депутата из отъезжающей машины.

Кореец обратился к связанному бойцу.

– Что с тобой-то делать?

– А-а, пох…й… – тот зарычал. – Я солдат, меня наняли.

– Говорить будешь?

– Да запросто. Но что? Я мало знаю.

– Может это к лучшему…

Ким встал и подошел к генералу. Он был еще жив, но, кажется, собирался отдать душу… кому-то из них двоим – самым вышестоящим. Кровавая рана на голове окрасила его седые волосы.

– Где пленка?

Генерал еле уловимым кивком указал на грудь. Ким изъял маленькую коробку из внутреннего кармана его куртки. После встал и вытащил ствол.

Страшная гримаса еще больше обезобразила окровавленное лицо Соболева. Он пытался улыбнуться.

– Я… не жилец… знаю. Но ты дал… слово… – он говорил из последних сил.

– Слово, данное предателю, не имеет цену, – четко выговорил Кореец. – Я чту слово, данное мною стране, которую слили врагам такие предатели, как вы, генерал. Хотя бы перед смертью облегчите совесть, вы изменили присяге. Назовите заказчика.

– Да, я предатель… Это больно… ос…ознавать перед… смертью. Но я был… вынужден. У Галы… у жены обнаружили рак. Сказали… лечение в Германии… Моих… не трожь, сука… Достану… оттуда. Пусть все… отойдут…

Генерал сам попытался приподняться, но тщетно. Голова опять бессильно свесилась.

Кореец сделал знак бойцам и наклонился. Осторожно приподнял голову генерала. Что тот ему нашептал, никто не услышал. После Ким встал, прицелился и спустил курок…

К тому времени бойцы собрали все трупы и погрузили в грузовик. Бросили туда же трупы девушек. Собрали оружие и боеприпасы. Разбитую машину Корейца взорвали…

Глава XII

– Каких девушек? Этих… по вызову? – упавшим голосом спросила Аталай. – Они же были живы?

– Уже нет…

– Но это жестоко! Они были ни в чем не повинны!

Длинный слегка пожал плечами:

– Кто спорит. Но их у нас за людей не считали. И они оказались не в том месте и не с теми.

– А как же другие, по которым вы стреляли? – это гневно спросила Гюля. – Что плохого они вам сделали? Ведь у них были матери, дети…

Длинный, не спеша глотнул из рюмки, чуть сморщив лицо. Также, не торопясь, закусил. Все терпеливо ждали.

– А у кого их нет? Тогда выбрали бы себе другую профессию.

– Ну, знаете, с такой логикой можно всех и все оправдать, – махнув рукой, как бы отгоняя от себя наваждение, заворчал Прилизанный. – Вы самый обыкновенный бандит и убийца. Вы хоть это здесь… – слегка простучал он по лбу, – осознаете? Вы добровольно согласились участвовать в самой что есть банальной бандитской войне, где собственноручно убили людей. Вам что велела эта девочка? Как бишь ее?

– Саламова, – подсказал Зопаев.

– Да, как я помню, она запретила вам связываться… э-э с мокрухой. Тьфу! Какое гадкое слово!.. А вы что наделали? И еще смеете прилюдно признаться в содеянном. Да будь у меня хоть капля благоразумия, я должен тотчас прекратить это “криминальное чтиво”, вызвать полицию и сдать вас… Господи! Что я тут делаю? – схватился вдруг за голову он.

Наступило тяжелейшее молчание. Вдруг все услышали тиканье настенных часов, на которое до этого никто не обращал внимание. Послышался гонг, прозвучавший два раза. Осенний ветер, как продолжение хаоса в наших мыслях, нервно метнул невидимыми песчинками по оконным стеклам.

Арзуман начал разливать водку по рюмкам. Тихо открыл двери усатый официант в своем смешном белом “тюрбане”. Профессионально оценив обстановку, он мигом убрал с лица добродушную улыбку, поставил огромное блюдо со свежими порциями шашлыка на стол и удалился.

– Вам придется на нас на всех заявлять… – это я проговорил с заметной неприязнью.

– Да не собираюсь я ни на кого заявлять! – нервно начал теребить пальцами по столу Прилизанный, – это я так… Я даже переживаю за него. Черт! Какое-то наваждение…

– Я вам за это благодарен, – тихо произнес Длинный. – Но мне все равно. Порой мне кажется, что я потерял чувство страха. К сожалению.

– Но вы могли уклониться?

– Не знаю, – флегматично ответил рассказчик, – сам иногда думаю об этом. Я не убивал ради убийства – мне это противно. Вы не поверите, я до сих пор даже птицу не зарезал.

Был такой случай. Однажды в старые добрые времена – мне тогда 16 стукнуло – к нам на дачу гости нагрянули. Все засуетились. Отец принялся разводить уголь и мне, чтобы сэкономить время, велел зарезать петушка. До этого он неоднократно показывал этот процесс в своем исполнении. Вы знаете, лишение жизни употребляемых в пищу животных или птиц у мусульман сопровождается определенным ритуалом. То есть голова жертвы должна быть положена в строго определенном направлении, произносится соответствующая молитва, нож обязательно должен быть острым…

– Фу!.. Прекратите, это мерзко! – зашипела с яростью Аталай.

– А когда впиваешься белоснежными зубами в нежное мясо, мерзко не кажется? – флегматично возразил Длинный. – А вот это, что вы так с аппетитом уплетаете, – кивнул он на содержимое ее тарелки, – разве не было живой плотью? Тогда почему вы презираете тех, кто делает для вас черную работу?

Она вспыхнула и резко оттолкнула тарелку, но не ответила.

– Черт, я вновь сорвался… – вдруг, словно очнувшись, пробурчал и начал тереть виски Длиный. – Я лишь хотел сказать, что отец меня обучал этому. Я же все-таки должен был стать мужчиной…

– И резать, убивать… И при этом не забывать молитву, – с сарказмом вставила Гюлечка. – Все с именем Бога. Даже убивать. Знакомый менталитет.

– А что с курицей-то стало? – спросил в нетерпении Ветеран в тельняшке, воткнув нож в жирный куриный же окорочок.

– Петухом, дурень… – крякнул Бакинец, сладко зевнув как сибирский кот.

– Какая разница? Кто тебя спрашивал? Что ты лезешь, как немытая ложка?

– Надо же… – мерзко протянул Бакинец. – Человек дожил до такого почтенного возраста и не видит разницу между курицей и петухом. Это все-таки, наверное, тюрьма…

– Умри, гад! – взревел вдруг Тельняшка и, вытащив нож из мяса, метнул в Бакинца. Тот успел увернуться, и нож воткнулся в дверь за его спиной.

Все замерли. Бакинец побелел как скатерть.

– Ах ты…

– Прекратить! – взревел Прилизанный. – Давайте, режьте и здесь друг друга! Вы же без этого не можете! Тьфу!..

– Он первый начал… – начал оправдываться Ветеран в тельняшке.

– Идиот! – зашипела на него Гюлечка. – А ножом-то зачем?

– Еще раз возьмешься за нож, я тебя сам порешу, – пригрозил Ганмуратбек. – Еще и уши отрежу.

– Свои побереги… – огрызнулся Ветеран в тельняшке. – Что, понравилось16?.. Не трогайте меня! Я в тюрьме правильно сидел, – прохрипел он.

– Господи, ты попал в его больное место, – прошептала Бакинцу Гюлечка, сидевшая рядом. – Больше не делай этого.

– Не буду… – так же тихо произнес Бакинец. – Ты, это… за меня испугалась?

Она вспыхнула и не ответила.

– Так что же все-таки стало с птицей? – нервно спросил Арзуман. – И, вообще, с какого бока задался нам этот петух, черт бы его побрал! Чуть человека из-за него не порешили.

– Да, обидно было бы… – проворчал Бакинец. – В Карабахе выжил, а тут из-за петуха… Уу-у, душегуб! – и пригрозил кулаком обидчику.

– Да ничего не стало, – грустно вздохнул Длинный. – Я долго примерялся ножом… Врут все-таки те, кто утверждает, что птица или скотина перед казнью ничего не понимают. Что, мол, они созданы для того, чтобы их съели. Херня все это. Это все мы – каннибалы-люди придумали. Они все понимают, просто принимают свою участь как неизбежное. Знают, что никуда не деться. Вот эту безысходность и прочитал я тогда в глазах той птицы. Я ее схватил и убежал. Смешно, да-а?.. Но в этот день я не стал “убийцей”.

– А как же гости? Как все это им объяснили?

– Разве это важно? – грустным взглядом посмотрел сквозь Аталай Длинный.

– Как же ты с таким сердцем убивал-то, сынок? – тихо и с горечью спросил Прилизанный.

– Даже не знаю… – зевнул Длинный. – Люди ведь не звери. Они страшнее, агрессивнее. Есть среди них и мутанты. Их по-другому-то и не назовешь. Помните, что сделали менты с родителями Мансурова17? Как таких не убивать? Как не убить эту мразь Мкртыча, который зарезал братьев Ганмурат бека18? Вы тоже смогли бы. Вас просто не коснулось… И потом, главное, не сделать первый шаг. После привыкаешь.

– А зачем бандитам помогли? – спросил Прилизанный. – Вы так и не ответили?

– А вы правильно заметили, – чуть подумав, ответил тот. – Я с ними одного поля ягода. Как ни крути-верти, у каждого схожая судьба. У меня, у Тощего, Корейца, Мансурова, Павла… Я вдруг почувствовал себя с ними в одной упряжке. Их правила чести мне импонировали. Не предавай, не бросай товарища в беде. Один за всех и на войне как на войне. Мне показалось, что если откажусь, то окажусь трусом, предателем и прежде всего перед собой… Не знаю, сложно все объяснить.

– Допустим, у вас разыгралась гордыня, повлияли дворовые понятия. Но эта организация, на чьей стороне вы проливали кровь, служила другой державе, с которой очень часто пересекались интересы нашей. Вас, вообще-то, поэтому и внедрили в их среду. Причем тут чувство упряжки или схожесть понятий с какими-то криминальными типами, если перед вами была поставлена задача государственной важности? Тогда какая разница между вами и Мансуровым?

– Нет, тут наши пути расходились, – твердо заявил Длинный, – это я четко осознавал. Я был с ними до той точки, когда эти самые державные интересы не пересекались. Это раздвоение, конечно, нелегко мне далось…

Но, знаете, честно вам признаюсь, ради чего бы то ни было я все равно никогда не подставил бы нормальных пацанов, с которыми под пули лез и которые мне спину прикрывали. Эти самые “дворовые понятия”, как вы иронично высказались, нередко определяют дальнейшую судьбу человека. Кто-то становится бандитом, как Мансуров, кто ментом или обыкновенным врачом, неважно. Важно, настолько тебе удастся сохранить лицо перед собственной совестью.

Как мне со всем этим удалось справиться и сочетать человеческие понятия с долгом перед отечеством, судить вам, когда дослушаете эту историю.

– Что вы сделали с трупами? – вернул нас к рассказу Арзуман.

– Взорвали с грузовиком. Мне так сказали. В общем, их не нашли.

– И генерала? – по-ребячески хлопнула ресницами Аталай.

– А чем он лучше? После смерти хоть генерал, хоть бомж, человек превращается в труп… Да, вспомнил. Ким его отрезанную голову кое-кому отправил. Мне после Мансур сказал.

– Кому?

– …

– Господи!.. – прижалась вновь к Ганмурату Аталай.

– А свои трупы? Их тоже…

– Да что вы!.. – как бы удивленно посмотрел на Гюлечку Длинный. – Похоронили с почестями, как полагается. Их семьи получили приличную компенсацию. Неофициально, конечно. Это у нас… у них железно принято. Предателей во что бы то ни стало достать и наказать. А о семьях погибших заботиться. Если люди в этом не будут уверены, то под пулю никто не полезет. Когда их дети вырастут, о них тоже позаботятся. Да они уже выросли…

– Надо же! Столько полезного материала коту под хвост, а остаются одни дебилы, импотенты и алкоголики, – брезгливо осмотрел аудиторию Оператор.

Все с негодованием уставились на него.

– Ты сам залезешь под стол или помочь? – вкрадчиво спросил Бакинец.

– Пожалуй, лучше помочь. А то что-то гнилью завоняло… – Ветеран в тельняшке медленно начал подниматься. – Верните нож.

– Верните, давно пора… – зло бросила Гюлечка.

– Мэтр, бандиты собираются меня обидеть! – трясясь от страха, попытался прильнуть к Режиссеру Оператор. Тот грубо его оттолкнул.

– Мне что, составить тебе компанию? Бес дернул за твой поганый язык.

– И как я буду снимать вас в таком ракурсе, идиоты? – провизжал свой последний довод Оператор.

– Твой раскрашенный ракурс только портит аппетит, – пробурчал Бакинец, сосредоточенно выбирая себе мясо посочнее, – зашторься.

– Мальчики, я больше не буду… – всплакнул Оператор.

– Цыц! – вдруг страшно зацокал на него Ветеран в тельняшке, раскрыв пальцы веером. Тот мигом юркнул под стол, тихо заливаясь слезами.

– То-та… – довольно крякнул Тельняшка.

– Трофим выжил? – это спросила Аталай.

– Выжил, хоть и осталась небольшая хромота.

– А этот вражеский боец… Ну, того, которого живьем взяли? Убили небось… – Аталай, видимо, подсознательно подготовилась к положительному ответу и сморщилась.

– Не знаю, не интересовался… – задумался Длинный. – Не должны были. Если Кореец сразу не кокнул, значит у того были шансы. Он выполнил свою работу до конца. Такие и нам нужны были.

– Кто был заказчик? – спросил Прилизанный.

– Я же сказал, все по порядку. Заказчиков они, конечно, вычислили. Были взорваны дома, объекты, в воздух взлетело несколько автомашин, застрелено порядочное число оппонентов, про отрезанную голову генерала я сообщил. Но и не это главное…