Падение в твою Пустоту

– Да. Только что приехала. Что-то случилось? – я старалась, чтобы голос не дрожал.

Короткая, но густая пауза. В трубке было слышно его ровное дыхание.

– Тейлор. – Всего одно слово, но в нём сквозили презрение и… изнуряющая усталость. – Он активизировался через третьи руки. Давит на моих партнёров по одному чувствительному проекту. Намёки на мою ненадёжность. На то, что активы под угрозой.

– И что ты будешь делать? – спросила я, чувствуя, как холодеют пальцы.

– Пока играть по его правилам. Но мне необходимо знать, что ты… в безопасности. Тейлор – подонок. Он может попытаться ударить через тебя. Через Архив. – Его голос стал твёрже, приобрел стальные нотки. – Маркус сообщил о… странной встрече у кафе. Кто этот человек?

Вопрос ударил с такой силой, что мир на миг поплыл. Маркус доложил. Естественно. Я сжала телефон так, что пальцы онемели. Лгать? Но о чём? О Псалтыре – нет, ещё рано. Но о Фестере… Пришлось выбрать полуправду, пойти по самому краю.

– Ничего важного, – прозвучало слишком поспешно. – Просто… навязчивый знакомый. Из старой жизни. Подкараулил у Архива. Хотел поговорить. Я его отшила. Маркус был рядом, всё под контролем.

Молчание на другом конце провода затянулось, стало густым, тяжёлым, наполненным невысказанным недоверием. Я почти физически ощущала, как его сознание анализирует каждый звук, каждую микроскопическую паузу.

– Из прошлого, – он медленно повторил мои слова, вложив в них лёгкий, но смертельно опасный оттенок иронии. – Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас не время для незакрытых гештальтов. Мне не нужны сюрпризы, Ева. Убедись, что он остался в прошлом. Навсегда. Тейлор не шутит.

Он замолчал, и когда заговорил вновь, из его голоса ушла сталь, он стал неожиданно… человечным.

– Ты… как ты? Держишься?

Этот вопрос застал врасплох. Не формальное «всё в порядке?», а проникновенное «держишься?». Словно он знал, знал всё о моей внутренней буре.

– Пытаюсь, – выдохнула я. – Архив… и помогает, и отвлекает одновременно.

– Хорошо, – он тихо выдохнул. – Я завален делами. Но Маркус рядом. Если что-то… что угодно, малейшая странность – звони. Ему. Или… мне. Без раздумий. Ясно?

– Ясно.

– Спокойной ночи, Ева.

– Спокойной ночи, Джеймс.

Он положил трубку. Я так и осталась стоять у окна, сжимая безжизненный телефон. Листок Фестера жёг карман. Слова Джеймса о Тейлоре, о его давлении, о его угрозах висели в воздухе. И его «позвони мне». Кому верить? Хаос в душе достиг апогея. Я вытащила листок, разгладила скомканный край. Цифры казались такими простыми и такими роковыми.

Я не сожгла его. Не выбросила. Спрятала в старый потрёпанный том сонетов на полке – книгу, которую когда-то любил отец. Спрятала, как до этого спрятала знание о Псалтыре. И пошла готовиться ко сну, с гнетущим чувством, что предаю кого-то. Но кого именно – Джеймса или Фестера? – я не знала.

Утро не принесло ясности, лишь усугубило смятение. Архив больше не казался убежищем – он стал полем битвы, на котором я была пешкой. Я пыталась укрыться в мастерской, за баррикадой из реставрационных инструментов и потрёпанного Бодлера. Но пальцы не слушались, были ватными. Вместо микротрещин на бумаге я видела трещины на броне Джеймса, сломанное крыло ангела, холодные, полные ненависти глаза Фестера. Мысль, что тот может позвонить в любой миг, заставляла сердце бешено колотиться при каждом звуке из коридора.

Именно в этот момент, когда я в сотый раз пыталась сосредоточиться на укреплении корешка, дверь в мастерскую распахнулась без предупреждения. Я вздрогнула, выронив пинцет. На пороге стоял он.

Джеймс Диас.

Он был в своём безупречном тёмном костюме, но без галстука, воротник рубашки был расстёгнут. Его лицо – бледное, с резкими тёмными тенями под глазами, которые не скрывали даже дорогие очки в тонкой оправе. Он выглядел измождённым, выгоревшим до пепла, но собранным, как часовой механизм на последнем витке. Его взгляд, острый и пронзительный, мгновенно нашёл меня, просканировал, выискивая малейшие следы паники или обмана.

– Ева, – произнёс он тихо, и в его голосе звучала не просто срочность, а нечто более весомое. – Нам надо поговорить. Сейчас.

Он закрыл дверь, не спрашивая разрешения. Запах его дорогого одеколона врезался в знакомый аромат старой бумаги и клея, создавая тревожный, диссонирующий букет. Он подошёл к столу, его пальцы нервно и бесцельно постукивали по крышке микроскопа.

– Тейлор перешёл все границы. Сегодня утром… нашли моего главного бухгалтера в его же гараже. В бессознательном состоянии. Рядом – записка. – Джеймс сжал челюсть, и в его глазах вспыхнул холодный, безудержный огонь ярости. – «Первое предупреждение. Где Псалтырь? Следующий – будет ближе». И подпись: «Старый друг».

Старый друг. Тейлор. Он уже не просто давил на партнёров. Он начал калечить людей. Близких к Джеймсу людей. И его угроза – «следующий будет ближе»… Кто ближе? Я? Ледяная волна страха накрыла меня с головой. Ноги внезапно подкосились, и я едва удержалась, ухватившись за спинку стула.

– Боже правый… – прошептала я, и голос сорвался. – Он… он совсем безумен!

– Он всегда был безумцем, – резко парировал Джеймс. – Но я пришел не за этим…

Он снял очки, с силой потер переносицу. В этом жесте была такая беспомощная, нескрываемая усталость, что на него стало больно смотреть.

– Я не могу запереть тебя в полный кокон, Ева, – сказал он тихо, и в его голосе прозвучали несвойственные ему ноты извинения. – Это привлечёт ещё больше внимания. Но я усилил охрану Архива. Маркус будет рядом постоянно. И мне нужно знать, что ты… здесь. Не уходишь в себя. Что если что-то случится – любая мелочь – ты не будешь молчать. Как с тем… «знакомым из прошлого».

Его взгляд был пристальным, почти гипнотическим. Он не спрашивал о Фестере прямо – он давил на струну доверия, и я чувствовала, как она натягивается до предела, готовая порваться. Он говорил о реальной угрозе, о своём избитом бухгалтере… А у меня в книге лежал номер человека, который клялся, что истинный монстр – это сам Джеймс. Я чувствовала себя разорванной надвое.

– Я… я не ухожу, – прошептала я, отводя взгляд. – Я просто… мне страшно. За тебя. За всех нас.

Признание вырвалось неожиданно даже для меня. «За тебя». Джеймс замер. Напряжённая линия его плеч слегка смягчилась. Он сделал шаг вперёд, но не прикоснулся ко мне.

– Не трать силы на страх за меня, – сказал он, и на мгновение сталь в его голосе растаяла, открыв что-то почти… уязвимое. – Просто будь осторожна. Максимально. И помни: звони. Всегда.

Он бросил взгляд на часы.

– Мне нужно ехать. Разбираться… с этим делом.

Он повернулся к выходу, но у самой двери замер и обернулся.

– Этот человек… из прошлого, – он произнёс это медленно, взвешивая каждое слово. – Если он появится снова… Я должен знать. Забудь о сентиментальностях. Никто не должен приближаться к тебе без моего ведома. Никто. Это понятно?

Это был уже не совет и не просьба. Это был приказ. Окончательный и беспрекословный. В его глазах горело то самое хищное, собственническое пламя, которое так пугало и притягивало одновременно. Пламя, что подтверждало самые жуткие слова Фестера о клетке.

– Понятно, – я кивнула, чувствуя, как листок в книге жжёт меня сквозь бумагу и расстояние.

Он вышел, оставив после себя вибрацию невысказанной тревоги и тяжёлый шлейф своего одеколона. Я осталась одна, опёршись о стол, пытаясь перевести дух. Его визит, его слова о жестокости Тейлора делали предложение Фестера уже не абстрактным моральным выбором, а насущной, жгучей необходимостью. Но кому верить? Мстительному вору, ослеплённому болью? Или хищнику, который, возможно, способен защитить, но ценой моей свободы, моей души?

Телефон на столе завибрировал, заставив меня вздрогнуть. Не Джеймс. Незнакомый номер. Но я знала. Знало всё моё существо, отчаянно забившееся в трепетном ожидании.

Сердце бешено заколотилось, вырываясь из груди. Вибрация была похожа на отчаянный трепет крыла пойманной птицы. Я смотрела на экран, на мигающие цифры. Листок Фестера. Приказ Джеймса. Угроза Тейлора. Всё сплелось в один тугой, неразрешимый узел.

Я протянула дрожащую руку. Прикоснулась к холодному стеклу экрана. Вибрация передалась пальцам, побежала по руке, вонзилась прямо в сердце. Я нажала кнопку ответа. Медленно поднесла трубку к уху. Голос с другой стороны был тихим, знакомым, полным тревожного ожидания:

– Мисс Гарсия? Это Фестер. Мы вчера говорили. Вы… вы дали себе время подумать о моём предложении?

Глава 25: Первый Шаг к Свету

Секунду назад телефон вибрировал в моей руке, как живое, пойманное существо, и тревожный импульс бился в костях. Голос Фестера Эванса в трубке, низкий, хрипловатый, разрезал тишину мастерской. Каждый его слог падал в эту гулкую пустоту, точно камень, брошенный в колодец: «Вы… подумали о моём предложении?»

Воздух мгновенно загустел, стал тягучим, трудным для дыхания. Я почувствовала, как пол уходит из-под ног, и мир закачался в зловещем танце. Инстинктивно вцепилась пальцами в холодную, гладкую поверхность стола, чувствуя, как костяшки белеют от напряжения. Глаза, широко раскрытые от внутреннего ужаса, метнулись к двери – пустота. Лишь слабый отсвет коридорного света лежал на пороге. Маркус ждал у машины, внизу, за стенами Архива. Но мог ли он слышать? Или, страшнее, подслушивать?

– Я слушаю, мистер Эванс, – выдавила я наконец. – Подумала.

Это слово казалось сейчас слишком громким, слишком определённым. Я не думала – я металась в паутине, сплетённой из страха перед Тейлором, гложущей вины за молчание о Псалтыре, и невыносимого, сжимающего горло давления, исходившего со всех сторон: от Джеймса, от Фестера, от самой ситуации, затягивавшейся как трясина.

– Хорошо. Это уже начало, – произнёс Фестер, сделав намеренную паузу. Она длилась мучительно долго, будто он давал мне последний шанс передумать, отступить назад, в иллюзорную безопасность молчания. Но времени не было. Ни у кого из нас. Тейлор отсчитывал дни, Джеймс метал грозовые молнии поиска, а Фестер держал в руках украденную святыню. – Правда, настоящая правда, Ева, требует действий. Пусть маленьких. Пусть осторожных, как шаги по тонкому льду, но действий. Я не прошу вас сейчас рисковать жизнью, лезть под пули. Пока нет.

– Чего вы хотите от меня?

Я прикрыла глаза, и перед мысленным взором всплыло его лицо – измождённое, изрезанное глубокими морщинами, как карта страданий, глаза – бездонные колодцы, наполненные до краёв болью и холодной, выстраданной ненавистью. Я видела в них отражение тех, кого, по его словам, сломал Джеймс. Была ли это правда? Или лишь тень его собственного горя?

– Информации, – ответил Фестер. – То, что вы видите своими глазами. То, что вы слышите своими ушами. Когда он рядом. Особенно всё, что касается Тейлора и их… деловых отношений. Поймите, Диас не просто его должник, Ева. Он был его тенью. Его надёжной правой рукой во всех тёмных делах, пока это приносило Диасу выгоду и власть. А теперь Тейлор рвёт связи, выжигая мосты, но грязь, копоть от их совместных операций – она осталась. На Диасе. И он отчаянно пытается её скрыть, замести следы. Нам нужно это. Нам нужны неоспоримые доказательства их общих махинаций. Контракты с двойным дном. Переписку, где чёрным по белому прописаны их грязные схемы. Записи разговоров, где звучат их голоса, отдающие приказы. Любую бумажку, любую цифру, любую фразу, что может обрушить Тейлора одним ударом. Навсегда.

Волна тошноты подкатила к горлу. Я отчётливо представила кабинет Джеймса – тот хаос бумаг, заваленный стол, запах дорогого виски и сигарного дыма, смешанный с чем-то острым, как адреналин, и тяжёлым, как усталость до мозга костей. И открытое окно, врывающее ледяной ветер в это пекло. Там, среди этого бумажного моря, были те самые доказательства. Там лежала его финансовая гибель. Его социальная смерть. Его тюрьма. И моё спасение? Освобождение от его власти? Или просто падение в другую, ещё более глубокую и тёмную бездну, где правил Фестер Эванс с его болью и жаждой мести?

– Я… я не имею доступа к его личным файлам! – вырвался слабый протест. – Он не доверяет никому настолько!

– Но вы рядом. Вы находитесь в его пространстве. В его особняке. Он позволяет вам быть там. Используйте эту близость, Ева. Используйте её как щит и как оружие одновременно. Слушайте. Впитывайте каждое слово, сказанное им или при вас. Запоминайте названия компаний, мелькающие в документах, которые он небрежно оставляет на столе. Имена, которые он роняет в разговорах с Тейлором или другими своими… партнёрами. Даты. Суммы. Всё, что кажется… нечистым, скользким, как будто пачкает руки. Особенно всё, что касается Псалтыря. Как он его получил в свои руки? От кого? За какие услуги, за какую цену, кроме денег? Ищите следы, Ева. Невидимые чернильные пятна на его безупречном фасаде.

Я молчала, прижав ладонь ко лбу. Задача казалась не просто сложной – она казалась самоубийственной. Шпионить за Джеймсом Диасом? Под его пристальным, всевидящим, словно рентген, взглядом? С его инстинктом хищника, чуящего малейшую фальшь? Это было равносильно прогулке по канату над пропастью во время урагана. Одно неверное движение, один неосторожный взгляд – и падение. И зачем ему это? Джеймс ведь уже в беде из-за Тейлора. Неужели нужно добивать?

– Мистер Эванс, я не хочу создавать Джеймсу дополнительные проблемы. У него и так…

На другом конце провода раздался короткий, понимающий выдох, почти вздох.

– А-а-а… Понимаю, Ева. Совершенно понимаю ваши чувства. Вы беспокоитесь о человеке, который, несмотря ни на что, дал вам убежище. Это делает вам честь. Но послушайте меня. Поймите: информация, которую вы найдете у Диаса – это ключ не только к Джеймсу. С ее помощью мы сможем обвалить самую главную империю Тейлора – его финансовую и репутационную. И да, конечно, зацепим при этом и Диаса. Но в конечном итоге, Ева, он будет свободен. Свободен и от Тейлора, и от его долгового рабства. Просто… не таким богатым, как сейчас. Он лишится нажитых нечестным путем активов, но сохранит свободу. Разве это не лучший исход для него? Освобождение от этой токсичной связи? От этой вечной угрозы?

Его слова звучали так убедительно, так логично. Освобождение. Свобода от Тейлора. Для Джеймса. Для меня. Не богатство, но жизнь без страха. В эту сладкую ложь, в эту картину относительно благополучного исхода для Диаса, мое измученное сердце ухватилось с отчаянной надеждой. Он прав? Возможно ли это?

– Это только первый шаг, Ева. Не пытайтесь понять картину целиком сразу. Просто собирайте кусочки мозаики. Маленькие осколки правды. Я соберу их воедино. Я знаю, как сложить этот пазл. И когда у нас будет достаточно… когда картина станет ясной и неопровержимой… мы сможем сломать империю Тейлора, освободив и Диаса от ее тисков. Одним ударом. Освободить Псалтырь из их грязных рук. Освободить вас из этой золотой клетки страха. И дать шанс всем остальным, кого они сломали на своём пути к власти и богатству.

– А если он узнает? – выдохнула я, все еще цепляясь за образ «освобожденного» Диаса, который нарисовал Фестер. Я представила себе не гнев Джеймса – гнев был бы понятен. Я представила ту ледяную, абсолютную ярость, которая застывала в его глазах, когда он чувствовал предательство. Ту сокрушающую хватку, от которой немели пальцы, ту тишину, тяжелее крика, которая предшествовала буре. Я вспомнила сломанный нос Адама – и содрогнулась. Что он сделает со мной, если узнает, что я предала его ради иллюзии его же спасения?

– Он не узнает, если вы будете осторожны. Как мышь в стенах старого дома. Никаких резких движений. Никаких лишних вопросов. Слушайте. Запоминайте. Не берите ничего физически – ни бумаг, ни флешек. Не копируйте ничего на свои устройства. Пока. Просто… будьте моими глазами и ушами там, куда я, к сожалению, проникнуть не могу.

Он снова сделал паузу, и в ней повисло предупреждение.

– И никогда не забывайте о Тейлоре. Вы – самое слабое звено в цепи Диаса. Тейлор это прекрасно понимает. Он придёт за вами, Ева. Лично или через своих гончих псов. Если Диас не заплатит по счетам или не вернёт Псалтырь в срок. Помощь мне – это не просто месть или справедливость. Это ваш единственный шанс опередить Тейлора. Единственный реальный шанс выжить, когда песок в его песочных часах начнёт заканчиваться.

Угроза висела в воздухе после этих слов, тяжёлая, осязаемая, как запах крови. Фестер не просто предлагал мне вступить в крестовый поход за местью под знаменем спасения Диаса. Он предлагал спасение от конкретной, садистской угрозы Тейлора, но ценой предательства Джеймса и погружения по уши в ту самую грязь, от которой я инстинктивно отшатывалась. И он был прав в одном – Тейлор не остановится. Избитый бухгалтер был живым, дышащим подтверждением его методов. Следующей могла быть я. Или кто-то ещё ближе… Мысль была невыносимой.

– Хорошо, – прошептала я, и слово сорвалось с губ само, прежде чем разум успел взвесить все катастрофические последствия этого согласия, купленного на ложные обещания.

– Отлично, – в голосе Фестера прозвучало глухое облегчение, смешанное с торжеством, которое он пытался подавить. – Я свяжусь с вами тем же путём. Ожидайте моего сигнала. И будьте осторожны, Ева. Со всеми. Даже с теми, кто кажется безопасным.

Связь прервалась. Я стояла, прислонившись к столу всем телом, как будто только это и удерживало меня на ногах. Телефон был зажат в потной ладони, экран запотел от дыхания. Тишина мастерской, прежде успокаивающая, теперь давила на уши, наполняясь зловещим гулом собственной крови. Я только что сказала «да». Согласилась стать шпионкой. Я сделала первый, роковой шаг в тёмный, извилистый коридор, который проложил Фестер Эванс, заложив мину замедленного действия под ноги Джеймсу Диасу. И, что страшнее всего, под свои собственные.

Внезапно дверь мастерской распахнулась без стука, резко и неожиданно. Я вздрогнула так сильно, что сердце прыгнуло в горло, а телефон выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим, звенящим стуком ударился о пол. На пороге, залитый светом из коридора, стоял Маркус. Его лицо, обычно являвшее образец каменного спокойствия, сейчас было напряжено. Тонкие брови слегка сдвинуты, а острый, цепкий взгляд мгновенно скользнул с моего бледного, перекошенного от испуга лица на упавший у ног телефон.

– Мисс Гарсия? Вы в порядке? Ничего не случилось?

Чувствуя, как колени дрожат, я нагнулась, чтобы поднять телефон, стараясь скрыть предательскую дрожь в руках. Сердце колотилось где-то в районе горла, угрожая вырваться наружу. Он слышал? Заподозрил? Мысли метались, как перепуганные птицы. Я заставила уголки губ дрогнуть в подобии улыбки, поднимая телефон. Экран, к счастью, был цел, лишь на защитном стекле появилась новая, тонкая паутинка трещин – метафора моего собственного состояния.

– Да да, всё в порядке, Маркус, спасибо, – произнесла я. – Просто телефон выскользнул. Неудачно повернулась, да и нервы шалят. После… после всего.

Я посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь передать ту искренность тревоги, которую действительно испытывала – только причина её была куда глубже и страшнее, чем он мог предположить, и теперь отягощена грузом только что совершенного предательства.

Маркус задержал на мне взгляд. Его глаза, холодные и проницательные, изучали моё лицо, будто пытаясь прочитать скрытый текст между строк. Мгновение тянулось вечность. Я чувствовала, как капли пота выступают на спине под шёлком блузки.

– Понимаю, – наконец произнёс он, коротко кивнув. – Если что-то потребуется… вода, или просто выйти подышать…

– Спасибо, Маркус, я почти закончила здесь, – поспешно перебила я, ловя предложение как спасательный круг. – Выйду минут через пять, не больше.

Он кивнул ещё раз, резко и без лишних слов, и отступил, закрыв дверь с тихим, но отчётливым щелчком. Я прислонилась спиной к холодной, шершавой стене, зарыв лицо в ладони. Холодный пот стекал по позвоночнику. Первый шаг был сделан. И первая, крошечная проверка на прочность – пройдена. Но я чувствовала себя не героиней, а загнанной зверушкой, купленной на обмен. Сомнения Маркуса были лишь первым звоночком, предвестником бури, которую я сама накликала.

Я подошла к высокому окну мастерской. Внизу кипела жизнь города – машины, пешеходы, обыденная суета людей, не ведающих о битвах, кипящих в каменных ульях небоскрёбов и старинных особняков.

Теперь я была не просто реставратором, попавшим в золотую клетку по воле судьбы. Я стала пешкой. Пешкой на гигантской, мрачной шахматной доске, где королями были Тейлор и Диас, а Фестер Эванс – тёмным слоном, двигающимся по диагонали, сея хаос и ложь. И меня только что передвинули. Выставили на самый опасный квадрат, под удар, поверив сладкой сказке о спасении. Первый шаг был сделан. Обратной дороги не было. Теперь оставалось лишь одно: учиться ходить по самому краю пропасти, не глядя вниз, не оступаясь, не выдавая страха и не веря ни единому слову. И тихо молиться, чтобы падение, когда оно неизбежно случится, было не в бездонную пасть Уилсона Тейлора и не на острые клыки лжи Фестера, а в холодные объятия Джеймса Диаса.

Глава 26: Ультиматум в Полутонах

Дорога в особняк в машине Маркуса была похожа на путь в тюрьму высшей категории. Роскошная кожа сиденья, обычно приятная, сегодня казалась наждачной бумагой, раздражающей каждый нерв. Каждый плавный поворот, каждое бесшумное торможение отдавались в висках тупой, навязчивой болью, сливаясь с ритмом бешеного сердца. Маркус молчал, как статуя, но его взгляд в зеркале заднего вида буравил меня, казалось, впиваясь прямо в спрятанный в кармане листок с номерами Фестера. Чувствует ли он мой страх? Доложил ли он Джеймсу о том звонке, о моей панике, о том, как я выронила телефон? Мысли путались, накладываясь друг на друга: ледяные цифры Фестера, выжженные в памяти, и осознание собственной бездонной глупости. Я не просто натворила – я бросилась в пропасть с завязанными глазами. И теперь совершенно не представляла, как буду смотреть в глаза Джеймсу. Как скрою этот колючий ком лжи, страха и предательства, застрявший у меня в горле и мешающий дышать?

Особняк встретил меня не просто тишиной – гробовой, звенящей пустотой, усиленной до болезненности запахом полированного дерева, воска и холодного камня. Но тишина эта была натянутой, перед тем, как лопнуть под слишком сильным нажимом. Дворецкий молча принял мою сумку, его пальцы едва коснулись ручки.

– Мистер Диас ждет вас в кабинете, мисс Гарсия.

Я прошла по длинному, холодному коридору. Собственные шаги гулко отдавались в пустоте. Дверь в кабинет была приоткрыта. Я постучала, едва слышно.

– Войди, Ева.

Я толкнула дверь, чувствуя, как ноги превратились в вату.

Кабинет был погружен в искусственные сумерки. Тяжелые портьеры были плотно задернуты. Горела лишь одна настольная лампа, бросающая островок резкого света на стол, заваленный хаотичными стопками бумаг. Джеймс сидел за столом, откинувшись в высоком кожаном кресле. Он не смотрел на меня. Его взгляд был устремлен куда-то в пустоту. В руке он держал хрустальный стакан с темно-янтарной жидкостью. Галстук отсутствовал, воротник рубашки расстегнут, рукава закатаны. И на левой скуле – свежий, темно-багровый синяк. Немой свидетель только что отгремевшей схватки.

– Садись, – сказал он, не поворачивая головы. Жестом указал на кресло напротив стола.

Я опустилась на жесткую кожу, стиснув руки на коленях.

Он молчал. Тиканье огромных настенных часов отсчитывало секунды моего ожидания.

– Тейлор… – заговорил он медленно, отпив, и повернул голову. Глаза, запавшие, но с холодным огнем, впились в меня. – …не просто злится. Он паникует. Время уходит, а Псалтырь – в руках у какого-то призрака. Ему нужна эта книга, Ева. Отчаянно. Для его сделки, для его репутации, для всего его карточного домика. И чем дольше мы ищем – тем сильнее его паника и тем яростнее он бьет. Его люди пытались вломиться сегодня в резервное хранилище.

Он провел рукой по лицу, задев синяк. Моргнул.

– Мои ребята отбились. Не без потерь. Один в реанимации. Двое у них… не ушли. Но это его игра на ускорение. Он развязывает войну не для победы, а чтобы спровоцировать меня на скорость.

Он подошел ко мне, вплотную, оперся руками о спинку соседнего кресла, нависая.

– И он знает мою слабость, – его взгляд пригвоздил меня к месту. – Тебя. Ты – точка давления номер один. Ты это чувствуешь?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Горло сжалось. Да.

– Послезавтра, – продолжил он. – Ты уезжаешь из города. Маркус отвезет тебя на виллу в горах. Связь – только спутниковый телефон через Маркуса. Никаких личных устройств. Никакого интернета. Доступ к мастерской там есть. Работай. Жди.

Уехать? Я посмотрела на его изможденное лицо, на синяк. Фестер был прав. Я была слабиной. Его решение спрятать меня делало меня еще более уязвимой – вещью, лишенной контроля.