скачать книгу бесплатно
Ирина Ермакова «Сумарочка»[132 - Ермакова 2014: 11.].
А правда одным-одна,
Как темная в поле хата:
Чем больше твоя вина,
Тем больше моя расплата.
Гедымин Анна. «А правда одным-одна…»[133 - Гедымин 2012: 43.] ;
Прости, моя любезная, мой свет, прости,
Мне сказано назавтрее в поход ийти.
Шумит вода, палит по голове,
а я иду и думаю одно.
Чтоб не возникло перемены мест,
всегда я думаю одним-одно.
Не происходит перемены мест,
вода течёт и пахнет ярко,
маслит прутья, склеивает листья.
Рябина красится, сливается в огонь.
Весь мир давным-давно одним-одно,
и счастье соль и ливень у лица,
и все места знакомы мне давно,
все, кроме самого конца.
Ксения Букша. «Шумит вода, палит по голове…»[134 - Букша 2018: 31.].
Субстантивация прилагательных и адъективация существительных
О том, что взаимообратимость существительных и прилагательных в современном русском языке – живое динамическое явление, свидетельствуют многочисленные примеры субстантивации прилагательных и адъективации существительных. В пределах нормы эти явления обнаруживают разную степень субстантивации и десубстантивации (см. об этом подробно: Высоцкая 2006: 142–149).
Так, например, слова любимый, сумасшедший, богатый, бедный, нищий, больной, ученый, знакомый, чужой, военный могут одинаково естественно быть и существительными, и прилагательными в зависимости от того, употребляются ли они как подлежащие, дополнения или определения.
Современные поэты иногда привлекают внимание именно к такой ситуации:
Кто мой любимый? Никто, никто.
Мой любимый песок и порох, и прочее нет суда.
Над восточными городами восходит то,
Что само по сути восточные города.
Евгения Риц. «Кто мой любимый? Никто, никто…»[135 - Риц 2020: 60–61.].
В этом тексте слово любимый во второй строке может читаться и как существительное, и как прилагательное. Существительное было бы очевиднее, если бы там стояло тире, но правила пунктуации допускают и его отсутствие.
Мария Степанова помещает рядом антонимы, один из которых – прилагательное, а другой существительное:
Банный день стеклу и шинам.
Юбки флагами с балконов.
Летний воздух с тихим шипом
Выпускают из баллонов,
Он линяет, все меняет,
Он проёмы заполняет,
Человекоочертанья в нем, как шарики, висят —
Зоны мертвого живого
Года с семьдесят второго,
Года с пятьдесят восьмого
Ни фига не отражают, а висят-не-голосят
Наподобие холодных магазинных поросят.
Мария Степанова. «Банный день стеклу и шинам…»[136 - Степанова 2017: 224.].
Стихотворение Михаила Яснова «Кто у нас делает литературу» содержит грамматические ряды[137 - Термин Е. Н. Ремчуковой: «грамматические ряды – „накапливание“ в высказывании однородных (стандартных и нестандартных) грамматических компонентов как средство создания экспрессии и гиперэкспресии» (Ремчукова 2005: 33).], состоящие из субстантивированных причастий и субстантивированных порядковых числительных[138 - И причастия, и порядковые числительные могут быть отнесены к классу прилагательных (см.: Щерба 1974: 85). Академическая Русская грамматика регулярно использует термин «порядковые прилагательные» (Русская грамматика 1980: 301, 319, 456, 538, 539, 541 и др.).]:
Уцелевшие двадцатых,
обреченные тридцатых,
перемолотые сороковых,
задушенные пятидесятых,
надеющиеся шестидесятых,
исковерканные семидесятых,
разобщенные восьмидесятых,
нищие девяностых —
уцелевшие, обреченные, перемолотые,
задушенные, надеющиеся, исковерканные,
разобщенные нищие…
Михаил Яснов. «Кто у нас делает литературу»[139 - Яснов 1995: 38.].
В первой строфе, состоящей только из субстантивированных причастий и порядковых числительных, эти грамматические формы являются результатом компрессии – включения в субстантивы значения того слова, которое было бы определяемым в полном сочетании (люди или писатели). Для порядковых числительных, соответственно, годы.
Во второй строфе слова уцелевшие, обреченные и т. д. становятся адъективными формами, определяемое слово которых – нищие. Если бы перед словом нищие была запятая, такого грамматического преобразования не получилось бы.
Восприятие слова как причастия или как существительного может зависеть и от порядка слов:
в праге в старо-новой синагоге
находящейся напротив правды
кресло пастернака стоит и стояло
прямо рядом с креслом некоего манна
они вместе читали книги
у них часто соседствовали фамилии
например в уничтоженных списках
в особенности в списках уничтоженных
Наталия Азарова. «в праге в старо-новой синагоге…»[140 - Азарова 2011: 216.].
Только когда прочитано последнее слово следующего фрагмента из поэмы Генриха Сапгира «МКХ – Мушиный след», можно понять, какие части речи – причастия или существительные предшествуют этому слову:
разлезающееся расползающееся разъедающееся
растрескивающееся распузыривающееся разволдыривающееся
раздувающееся разгноевающееся разгангренивающееся
разистлевающееся разистончаю
Генрих Сапгир «МКХ – Мушиный след»[141 - Сапгир 1999-б: 110.].
В современной поэзии есть очень много примеров десубстантивации тех существительных, которые были образованы от прилагательных.
Особенно это заметно в тех случаях, когда субстантивация, казалось бы, произошла окончательно, чаще всего это касается слов прохожий, леший, насекомое:
и в церкву не пройти,
на миг едва-едва вошла
в золотозубый рот кита-миллионера —
она все та же древняя пещера,
что, свет сокрыв, от тьмы спасла,
но и сама стеною стала,
и чрез нее, как чрез забор,
прохожий Бог кидает взор.
Елена Шварц. «Черная Пасха»[142 - Шварц 2002-б: 77.] ;
Они были юны, они повстречались
На жарком причале глыбокой реки.
Восторженно чайки им что-то кричали,
О чем-то приветно флажками качали
С прохожих судов моряки.
Андрей Туркин. «Они были юны, они повстречались…»[143 - Туркин 2002: 46.] ;
у прохожего пугала тысяча солнц в рукаве
от крыльца краснеет кирпичная пыль дорожки
кубометры лени валяются в жирной траве
пролетает ребенок счастливый как на обложке
и победное радио – резонирует в голове
Ирина Ермакова. «Погоди уймись обернется легендой сплетня…»[144 - Ермакова 2014: 46.] ;
Всё неясно в ясности небожьей,
только и ветра, что рябит
воду в луже, новенькой, прохожей,
не прохожей хотя на вид,
а проезжей, не пеняют где
на кривые ружья свои
кленов-липок стволы, в рябой воде
вдруг из веток пуская хвои?.
Ясно всё в неясности божьей,
только и ветра, что трепать
эти нервы под воздушной кожей,
только и беды, что благодать.
Игорь Булатовский. «Всё неясно в ясности небожьей…»[145 - Булатовский 2019: 52.] ;
упавший ниц забор как скошенная рота
не то как мертвеца гнилых зубов оскал
и без толку искать в деревне хоть кого-то
они давно не здесь кого бы ни искал
на кладбище в версте белеются их лица
стирают имена на крестиках года
а здесь живут ужи сюда приходят лисы
да протопочет дождь прохожий иногда
Владимир Строчков. «когда-то тут была негромкая деревня…»[146 - Строчков 2018: 412.].
Обратим внимание на то, что если в тексте Елены Шварц семантика слова прохожий вполне конвенциональна (Бог изображен как человек), то в других примерах этой группы наблюдаются существенные семантические преобразования.
В строке С прохожих судов моряки из стихотворения Андрея Туркина речь идет о предметах, о которых в соответствии с нормой полагалось бы сказать проходящие. Игнорируя синтагматическую связанность, Туркин актуализирует синонимию слов прохожий и проходящий.
Совсем другое значение слова прохожий наблюдается в строке Ирины Ермаковой у прохожего пугала тысяча солнц в рукаве. Имеется в виду, что проходит не пугало, а человек проходит мимо пугала. Прохожего здесь – ‘встреченного на пути’. То есть слово прохожий приобретает значение семантического пассива.
У Игоря Булатовского во фрагменте воду в луже, новенькой, прохожей, / не прохожей хотя на вид, / а проезжей словоформа прохожей соответствует нормативной словоформе проходимой – это тоже семантический пассив. Показательна эксплицированная в контексте словообразовательная аналогия слов прохожей и проезжей – при том, что в норме фразеологически связанное прилагательное в сочетании проезжая (непроезжая) дорога как раз является семантическим пассивом.
В последнем примере из стихов Владимира Строчкова сочетание дождь прохожий не только является метафорой олицетворения, но и напоминает о языковых (стертых) метафорах дождь идет, дождь прошел.
Десубстантивация слова леший обнаруживает себя, когда оно получает определения или употребляется как один из однородных членов предложения в рядах с очевидными прилагательными:
Самурайского ветра депеша на влажном листе
на орешник ложится, тревожит закладку Успенья.
Горе лешему мне, горе плыть в неусыпной ладье,
брать призы облаков, слышать хохот и рев соплеменья.
Петр Чейгин. «Самурайского ветра депеша на влажном листе…»[147 - Чейгин 2007-а: 76.] ;
Навскидку я выстрелил. Эхо
Лишь стало добычей моей,
И дым цвета лешего меха
Витал утешеньем очей.
Саша Соколов. «Журнал запойного. Записка XXXII. Эклога»[148 - Соколов 1990: 174.] ;
это не гром прогремевший
это мой рот изблевавший
все что он пивший и евший
и целовавший
это не дикий и леший
это культурный но павший
до дому не потерпевший
всё протрепавший
Денис Новиков. «Это»[149 - Новиков 1999: 47.] ;
Темный ты, дремучий, леший,
микроскоп тебе заместо
молотка. Что будешь делать
ты со мной, как дозовешься?
Что тобой я буду делать?
Дам тебе подсахасрарник,
и катись, и просветляйся…
Гвоздь вот только лбом пристукну
напоследок…
Надя Делаланд. «Темный ты, дремучий, леший…»[150 - Делаланд 2005: 118.] ;
