Пятнадцатилетний капитан

– Что за мрачные мысли в ваши годы, дорогая миссис Уэлдон! Будем надеяться, что вы никогда не узнаете людской неблагодарности или жестокости, – перебил капитан. – А что касается собак, то я сам их большой друг и признаю за ними целую массу прекрасных качеств. Я лично видел собаку, которая приносила пищу своему старому, ослепшему товарищу, видел другую, которая ежедневно приходила в кафе за своим господином, слишком любившим грог или джин, и заботливо провожала его до дома с фонарем в зубах. Да мало ли анекдотов об уме, памяти и привязанности собак можно было бы рассказать, начиная от знаменитых собак сенбернаров, которые разыскивают погребенных под снегом путников, и кончая той итальянской собакой одного из отелей, которая умела узнавать нуждающихся и звонила для них в один колокол, уведомляя о приближении всех остальных посетителей звонком в другой! Но все же наш Динго заслуживает пальмы первенства, так как он вполне сознательно выбирает из целой азбуки те две буквы, на которые обращали его внимание с какой-то специальной, к сожалению, неизвестной нам целью.

– Ах, капитан, если бы Динго мог говорить, он, наверное, рассказал бы нам очень интересную историю о том, почему он злится каждый раз, как слышит имя Негоро.

– И как еще злится, – прибавил капитан, успокаивая собаку, не преминувшую при произнесении этого ненавистного ей имени оскалить свои крепкие белые зубы.

Глава шестая

Появление кита и последствия этого происшествия

Со времени открытия образованности Динго (как выразился Том, рассказавший происшествие с буквами матросам «Пилигрима») собака стала предметом особенного внимания и даже некоторого почтения. Команда без дальних околичностей объявила ее собакой небывалой учености, умеющей не только читать, но и писать. Негры же шли еще дальше и предполагали, что Динго смог бы, пожалуй, даже и разговаривать «по-человечески», если бы не предпочитал объясняться «на собачьем языке» по своим собственным, особым, ему одному известным соображениям.

– Если он спросит вас, боцман Говик, в одно прекрасное утро на чистом английском языке: «Какой курс мы держим?» – то я, право, не удивлюсь, – наивно утверждал гигант Геркулес, соединяющий силу двух лошадей с наивностью четырехлетнего ребенка.

– Ну, я, признаться сказать, порядочно удивлюсь, – снисходительно отвечал старик-боцман. – Много видывал я чудес на своем веку, но говорящей собаки еще не встречал ни на море, ни на суше.

– Однако бывают же говорящие попугаи? – глубокомысленно заявил один из матросов. – Я сам видел такую зеленую бестию, которая пела песенку «Янки дудль» не хуже нас с вами, боцман, а ведь у нее даже и рта не было, а просто-напросто клюв, да еще скрюченный. Не легче ли говорить ртом, в котором болтается язык не короче нашего человеческого, чем крючковатым птичьим клювом, в котором и языкато не видно?

Боцман Говик не на шутку задумался, пораженный логикой подобного вывода.

– Пожалуй, ты и прав, Стивенс, – ответил он задумчиво, – но только я не привык верить тому, чего не видел собственными глазами. Что касается собачьего разговора, то я остаюсь при своем мнении: этого не бывает.

Что сказал бы почтенный Говик, если бы ему показали собаку, известную всему миру ученых-естествоиспытателей, собаку, принадлежащую одному датскому профессору и умевшую совершенно явственно произносить десятка два отдельных слов не менее ясно и отчетливо, чем это делают попугаи, вороны или скворцы. Правда, это явление еще не доказывало того, что говорящая собака понимала смысл своих речей. Без всякого сомнения, она повторяла машинально заученные слова, потому что ее челюсти, язык и гортань своим устройством позволяли ей издавать членораздельные звуки, но она не давала себе отчета в смысле этих звуков, соединенных в слова привычкой, совершенно так же, как у поющих или говорящих птиц.

Во всяком случае, Динго сделался героем вечерних разговоров не только между матросами, но и в офицерской части судна, на кормовой палубе и в каютах, занимаемых пассажирами.

Маленький Джек был в восторге от вновь открытых талантов своего четвероногого любимца и гордился ими не меньше, чем своими собственными успехами. Дик Сэнд разделял пристрастие своего младшего товарища к умной собаке, и миссис Уэлдон почти так же горячо симпатизировала животному, очевидно горячо преданному своему прежнему господину.

Но кузен Бенедикт не упускал случая умерить восторги почитателей Динго различными соображениями. Достойный ученый никак не мог простить бедному Динго отсутствия интересных хоботных насекомых в его густой и волнистой коричневой шерсти и старался уменьшить значение его талантов указанием на способности других животных.

– Пожалуйста, не воображайте, что собаки одарены каким-то особенным разумом. Они далеко не самые понятливые существа в животном царстве. Среди более мелких животных вы найдете гораздо более способных, – проповедывал он, расхаживая по палубе. – Одни крысы чего стоят. Это умнейшие животные, способности которых…

– Сводят с ума каждую хозяйку дома, – довольно непочтительно перебила ученого старая негритянка Нан, сидевшая тут же с работой в руках. – От крыс у нас житья нет. Миссис Уэлдон приходит ежегодно в отчаяние от их опустошений. Они умудряются не только съедать плоды на деревьях, выбирая при этом лучшие персики и груши, но еще загрызают наших цыплят и утят. Даже закрытые банки с вареньем не безопасны от нашествия крыс.

– Да, но какой ум сказывается в этих нашествиях! – восторженно перебил ученый сетования няньки. – Знаете ли вы, как крыса уносит яйцо с высокого стола, не разбивая его?

– Признаться, не знаю, – смеясь, ответила миссис Уэлдон, – хотя ежегодно недосчитываюсь множества яиц, съеденных вашими любимицами.

– А я знаю, – торжественно заявил ученый, – я сам видел, как крыса берет передними лапами свежее яйцо, прижимает его к своей груди и таким образом сваливается на спинку, с яйцом в объятиях, которое, понятно, остается невредимо. А как они из самой глубокой банки достают варенье? Знаете?

– Еще бы не знать, – проворчала негритянка, – когда у нас целые банки вишневого варенья съедаются. И еще косточки выплевывают, проклятые.

– Да, но как они его достают из глубокой банки? Ведь это одна прелесть! Крыса опускается вниз головой в банку и висит, уцепившись задними лапками за ее край. А по ней опускается вторая – и делает то же, и так далее до тех пор, пока нижняя не достанет лапками до фруктов или ягод, которые и передаются вверх изо рта в рот до края банки. Разве это не гениально? Да это еще что! Спросите у капитана, как крысы предчувствуют крушение судна и покидают его заранее.

– Неужели это правда, капитан? – спросил Джек, окончательно озадаченный гениальностью крыс.

– Правда, дитя мое, – отвечал капитан. – Я сам видел раз ранним утром, как крысы целыми стаями сходили по трапу с судна в одном из портов Бразилии. Это было громадное четырехмачтовое судно, нагруженное зерном. Оно отправлялось в Гамбург в самое благоприятное время года. Но когда команда узнала о том, что крысы покинули его, три четверти матросов разбежались. Капитану с трудом удалось набрать команду из разных проходимцев, не боявшихся ничего на свете.

– Неужели есть такие? – наивно вздохнула негритянка.

– Что же сталось с судном? – с любопытством спросила миссис Уэлдон.

– Оно в самом деле погибло. Никто не знает, где, когда и как. Оно вышло из Рио, прошло благополучно до Панамы – и затем исчезло бесследно в безграничной Атлантике, где ежегодно исчезает столько судов. Видимо, крысы, находясь в трюме, заметили угрожающую течь, и это заставило их спастись бегством.

– Какой ужас! – печально проговорила молодая мать, невольно переводя взгляд со своего сына на безбрежную даль Тихого океана, не менее грозного, не менее опасного, чем Атлантический.

Капитан понял ее мысли и поспешил переменить разговор.

– К счастью, наши крысы еще все дома! – весело обратился он к кузену Бенедикту. – Негоро еще вчера жаловался на то, что их развелось слишком много и они съели два громадных окорока…

– К несчастью, крысы не насекомые! – с глубоким вздохом проговорил ученый. – Но все же это не мешает им быть умными животными. Вы видите, они и тут выбрали себе самую вкусную и нежную пищу, а не удовлетворились солониной или сухарями. Не менее разумно выбирают лучшую пищу и муравьи, представители интереснейшего царства насекомых. Они положительно несравненны по уму и пониманию. Что значит умение читать или даже говорить сравнительно с инженерными способностями муравьев! Никакой техник не построит такого смелого моста, такой изящной арки, какие встречаются в каждом муравейнике. Да что муравьи, эти всеми признанные интеллигенты животного царства, простые полужесткокрылые, вульгарные хоботные, сиречь блохи, достигают необычайной степени дрессировки. Кто из нас не видел этих чудных созданий, запряженных в микроскопические экипажи, гоняющихся взапуски, ходящих по канату, сделанному из волоска, и т. п.? Что значат в сравнении с этим все хвалебные способности вашего неуклюжего позвоночного Динго…

– Дядя Бенедикт! – весело крикнул маленький Джек, вскакивая на спину своего любимца. – А мне Динго все-таки милее ваших насекомых. Он меня возит, а блохи только кусают… Я терпеть не могу блох… даже ученых!..

Капитан громко расхохотался и посоветовал Джеку свести как-нибудь Динго посмотреть на ученых насекомых.

– Тогда ты несомненно отыщешь всю труппу у него на спине, – закончил он, к крайнему неудовольствию кузена Бенедикта, единственного человека, не разделявшего пристрастия всего экипажа к умной собаке.

Правда, был еще Негоро… Но этот не ограничивался антипатией, а явно ненавидел бедного Динго, который платил повару тем же. Взаимное озлобление между человеком и собакой скоро было замечено всеми матросами и вызывало немало толков. Но так как Негоро отмалчивался, по обыкновению, на все расспросы, а Динго, к несчастью, не находил нужным (по уверению негров) менять свой собачий способ выражения на человеческий язык, то секрет этого озлобления так и остался невыясненным. Недоверие капитана и особенно Дика Сэнда к мрачному португальцу увеличилось, но придраться к нему они не могли. Негоро исполнял добросовестно свои обязанности, и если он имел какие-либо враждебные намерения относительно бедного Динго, то этого никто доказать не мог. Открытого нападения громадная сильная собака не боялась, а попытка отравить ее была невозможна ввиду того, что Динго получал пищу из общего матросского котла. К тому же не только капитан, но и все матросы заявили громогласно, что всякий несчастный случай с общей любимицей будет приписан вмешательству повара… И потому Негоро оставалось только желать доброго здоровья ненавистному Динго, чтобы избежать ответственности перед матросами, которые шутить не любят.

12 февраля, наконец, после продолжительного штиля поднялся легкий норд-ост, позволявший «Пилигриму» делать около шести узлов в сутки. К несчастью, этот ветер все еще относил бриг от нужного направления, задерживая его посреди океана. Почти три недели уже находился «Пилигрим» в дороге, сделав лишь самое незначительное количество миль. Встречный ветер только отнес его в сторону от более оживленных широт Тихого океана, так что дни проходили за днями, в полном одиночестве, посреди бесконечной водной равнины.

Несмотря на это, постоянно менявшиеся перед взорами миссис Уэлдон и ее спутников картины никогда не были однообразными. Отсутствие неуклюжих силуэтов громадных океанских пароходов, движущихся, подобно паукам, на горизонте, скорее украшало природу. Океан живет своей собственной, никогда не замирающей жизнью. Постоянная смена красок воды и неба уже составляет прелестную, никогда не утомляющую картину для человека, одаренного поэтическим чутьем. Золотистые волны, отражающие восходящее солнце, постепенно превращаются в темно-сапфировые тени пробегающих облаков или в беловато-голубые, покрытые яркими бриллиантовыми блестками под лучами тропического солнца. И на этой, вечно меняющей свои оттенки равнине то вздымаются бирюзовые волны с блестящими белыми верхушками – барашками, то прыгают золотые круги выскакивающих бесчисленных рыб. Легкие крылья морских птиц задевают воду белоснежными или бархатисто-черными кончиками, стройные чайки точно качаются на тихо колышущихся волнах. Гигантские альбатросы с резким криком плывут в прозрачном воздухе и вдруг точно падают вниз, окунаются в глубь волны для того, чтобы через минуту вновь вынырнуть с блестящей серебристой чешуею рыбкой в заостренном клюве. Длинные вереницы так называемых летучих рыб проносятся над поверхностью моря, падая иногда на палубу судна, а маленькие чернокрылые, белогрудые ласточки целыми неделями летят за убегающим кораблем… Откуда прилетают эти крошечные птички? Как могут они так долго держаться в воздухе, без пищи, без пресной воды? Где вьют они гнезда? Куда стремятся? На все эти вопросы до сих пор не нашли точного ответа.

Между многочисленными представителями царства пернатых, ежедневно наблюдаемых миссис Уэлдон, были и те потешные пингвины, которые так забавно переваливаются на своих коротких ножках, ходя по берегу и отчаянно размахивая своими точно обрубленными недоразвитыми крылышками. В море, однако, эти неповоротливые птицы плавают не хуже любой утки, так быстро, что лучшие гребцы не могут догнать их. При этом их маленькие крылышки служат им вместо весел, усиливая быстроту их движений. Любуясь изобилием птиц, миссис Уэлдон не раз недоумевала, откуда берутся они посреди океана, так далеко от берегов. Капитан Гуль не мог дать ей ответа на этот вопрос. С хладнокровием старого моряка он изучил на практике все явления морской жизни, не заботясь об их причинах и не думая о научных объяснениях. Спрашивать же кузена Бенедикта о чем-либо, не касающемся его энтомологии, было совершенно бесполезно. Маленькому Джеку приходилось потому восхищаться красивыми птицами и блестящими рыбами, не зная их научных названий…

Однажды утром – 15 февраля – миссис Уэлдон, по обыкновению, прогуливалась по палубе, любуясь картиной восходящего солнца – картиной, величественную красоту которой не в силах передать никакое слово, – как вдруг внимание ее было привлечено необыкновенно яркой окраской морских волн. Сначала молодая женщина приняла ее за отблеск пурпурных лучей восходящего светила, но скоро ей пришлось убедиться в том, что какая-то особенная причина была виновницей странной окраски воды. Вокруг судна, насколько мог охватить взор, вся поверхность океана казалась залитой кровью, несмотря на то что поднявшееся довольно высоко солнце уже утратило свой пурпурный оттенок и обдавало палубу своими горячими золотистыми лучами.

– Что значит этот красный цвет воды? – с недоумением спросила молодая женщина Дика Сэнда, игравшего близ нее с своим маленьким любимцем Джеком. – Не получается ли он от каких-нибудь особенных водорослей, растущих на дне исключительно в этой полосе океана и случайно выброшенных волнением на поверхность?

Юноша внимательно посмотрел в указанном ему направлении.

– Нет, дорогая миссис Уэлдон, это не водоросли, а маленькие раки, которые покрывают поверхность воды и придают ей эту странную окраску, – ответил он ей уверенно.

– О, мама, сколько же их! – наивно вскрикнул ребенок. – Вот бы наловить нам для супа, мама. Я очень люблю раковый суп!

Дик громко расхохотался.

– Ты разделяешь вкус китов, милый Джек. Они особенно падки до этих раков, количество которых ты даже и представить себе не сможешь. Их здесь мириады мириадов, только в суп они не годны, к несчастью, потому что они так малы, что разглядеть их можно только в хорошее увеличительное стекло…

– В таком случае это скорее насекомые, чем раки? – заметила миссис Уэлдон, улыбаясь. – Надо позвать кузена Бенедикта. Ему представляется прекрасный случай увеличить свою коллекцию.

– Где, кузина, чем? – горячо воскликнул ученый, появившийся точно из-под земли около миссис Уэлдон. – Неужели новыми блохами? Или, может быть, вы нашли наконец того коколаша, которого обещает мне капитан вот уже целую неделю и которого я тщетно разыскиваю в самых отвратительных местах корабельного брюха?

Сопровождавший рьяного ученого капитан Гуль только пожал плечами.

– Если бы я предвидел счастье иметь вас пассажиром, мистер Бенедикт, я бы не преминул запастись всеми видами тараканов, прусаков, клопов и блох, которыми бы и наполнил приготовленную для вас каюту. Но так как вы явились на борт «Пилигрима» совершенно неожиданно, то уж, извините, приходится вам довольствоваться тем, что могу вам доставить, – хотя бы этих красных насекомых, которых вы можете набрать несколько бочек для своих коллекций!

– Где, где? – вскрикнул кузен Бенедикт, быстро вынимая никогда не покидающие его увеличительное стекло и запас длинных булавок. – Где вы видите насекомых, капитан?

– Да вот вокруг нас! Видите, сколько их. Вся вода окрашена на несколько миль вокруг судна… Очевидно, мы попали на пастбище китов, как выражаются матросы.

– Дядя капитан, – обратился Джек к моряку с чувством собственного достоинства, – зачем ты обманываешь нас? Дик говорил мне, что это не насекомые, а раки…

– Раки? – проговорил ученый с презрительной гримасой. – Раки! Фи, какая гадость! Есть из-за чего беспокоиться!

– Позвольте, дорогой друг, – подзадоривал его капитан, – какое право имеете вы относиться с таким равнодушием к этим существам, которые имеют шесть лапок так же, как и ваши шестиногие, и к тому же заслуживают названия членистых даже больше, чем иные насекомые, так как их членики отрастают, если случайно оторвутся, чего вы не сможете сказать ни про одного таракана или клопа…

Почтенный ученый остолбенел от удивления, слушая смелые научные выводы, импровизируемые капитаном. Одну минуту он даже колебался, но затем сознание своего достоинства, как специалиста, взяло верх, и он презрительно улыбнулся, укладывая обратно в футляр свою лупу.

– Раки всегда остаются раками… Они не стоят моего внимания.

– Позвольте, мистер Бенедикт, ваше равнодушие прямо преступно, – продолжал подшучивать капитан. – Как! Вы встречаете микроскопическое существо и не хотите даже поближе ознакомиться с ним? Я должен вступиться за обиженных вами раков. Я должен вам напомнить, что первая обязанность энтомолога…

– Я знаю обязанности энтомолога, капитан… Но знайте и вы, что я прежде всего специалист по шестиногим! Не забывайте этого и оставьте меня в покое с вашими презренными ракообразными.

– Вы бы рассуждали иначе, если бы были китом или кашалотом, – с напускной серьезностью возразил капитан. – Для них эти презренные ракообразные, как вы изволите непочтительно выражаться, являются тем же, чем для нас с вами является самый вкусный плюмпудинг. Целыми часами пасутся здесь наши любимцы, и когда мы встречаем подобное пастбище, то только успеваем приготовить гарпуны… Наша дичь уже ждет нас и так углублена в обжорство, что подпустит наши лодки чуть не вплотную.

– Неужели такие крошечные рачки могут накормить таких великанов, как киты? – с детским недоумением спросил Джек.

– Это нисколько не удивительнее того, что еще более крошечные зерна пшеницы кормят больших людей и маленьких мальчиков!.. Для нас с тобой пшеничные зерна размалываются в муку, из которой наш повар печет такие вкусные сдобные булочки, а для китов природа приготовляет вот эти мириады раков, которые попадают ему в пасть совершенно так же, как рис из супа попадает тебе в ротик. Только ты должен аккуратно кушать ложкой, а киту остается только рот раскрыть, и каждая волна вливает ему порцию ракового супа. А затем кит раздвигает внутри своей пасти ту массу упругих палочек, которые почему-то называли китовым усом и которые, в сущности, не что иное, как решетка, мешающая вкусной пище вылиться из пасти и направляющая раков прямо в желудок господина обжоры.

– И он глотает их целиком, со скорлупой, неочищенными? – с ужасом спросил ребенок, тараща глазенки на капитана.

– Да, голубчик, – смеясь, ответил Дик Сэнд, – у него нет заботливой мамаши, которая очищала бы для него кушанье, как для тебя очищают каштаны.

– А может, он хочет, чтоб больше было, – глубокомысленно заметил Джек. – Я всегда для этого ем виноград с косточками, хотя мамаша и не любит этого…

– И, наверно, не раз наказывала тебя за обжорство, так же точно, как и мы, охотники, наказываем прожорливых китов, подбираясь к ним с гарпунами, – смеясь, закончил капитан свое объяснение маленькому Джеку.

В эту минуту, как бы в подтверждение слов капитана, раздался крик матроса, стоявшего на носу брига:

– Кит справа, под ветром!..

Капитан радостно выпрямился.

– Ого, кит… Приятная новость!.. – крикнул он Дику и бросился на мостик за биноклем.

На расстоянии около трех миль впереди судна ярко-красная поверхность воды как-то странно волновалась, выдавая опытному глазу китоловов присутствие одного из гигантских млекопитающих, являющихся целью их экспедиций. Однако дальность расстояния мешала определить даже приблизительно число и разновидность предполагаемых животных.

Китоловы предпочитают так называемого «настоящего» кита, водящегося почти исключительно в северных морях. Эти животные обладают особенно толстым слоем жира под своей необычайно грубой шкурой и доставляют до ста и больше бочонков вытопленного сала, носящего специальное название – ворвани.

Но существуют еще две разновидности: кашалоты, из которых одни отличаются необыкновенно длинными спинными плавниками светлого цвета, имеющими некоторое сходство с парой крыльев и достигающими половины длины всего туловища, а другие обладают всего одним спинным плавником, но зато по своей величине и массивности мало чем уступают «настоящему» киту.

С напряженным вниманием наблюдал капитан Гуль за волнующейся поверхностью красных волн, и чем больше приближалось судно к предполагаемому животному, тем яснее выражалась на лицах китоловов та особенная, страстная жадность настоящих охотников, которая превращает самых солидных и спокойных людей в безрассудно увлекающихся юношей.

Говорят, что ни один часовщик не может пройти мимо стенных часов, не испытав желания непременно проверить или хотя бы завести их. Подобное же чувство пробуждается и в китолове, внезапно встречающем кита. Если верить утверждениям охотников, рассказывающих о том, что их волнение тем сильнее, чем крупнее дичь, за которой они охотятся, – то какой же страшной силы должно достигать волнение китобоев, охотящихся за животными, перед которыми даже слоны кажутся дичью скромной величины…

Немудрено, что охотничьи страсти капитана Гуля и его команды разрастались с каждой минутой тем неудержимее, что к ним примешивалось недовольство за неполный груз и надежда получить хорошую прибыль в случае его пополнения посредством удачной охоты.

Когда слабый, но попутный ветерок подогнал судно к предполагаемому киту настолько, что уже ясно стал виден фонтан, выбрасываемый из двух отверстий в его носу, командир «Пилигрима» обратился к Дику Сэнду, который так же, как и остальные пассажиры, последовал за ним на мостик, наблюдая не менее внимательно, чем сам капитан, за высоко поднимавшейся двойной струей воды.

– Это не «настоящий» кит, – убежденно проговорил капитан. – У того фонтан был бы выше и тоньше… Да и звук его напоминал бы быстро следующие друг за другом пушечные выстрелы. А эти фонтаны подымаются равномерно, почти без перерыва, и по гулу похожи скорей на отдаленный водопад… Не так ли, Дик?

– С вашего позволения, капитан, мне кажется, что мы имеем дело с кашалотом. Обратите внимание на прозрачность водяной струи, выбрасываемой животным. Она доказывает, что в ней больше воздуха, чем водяных частиц, а это всегда является отличительным признаком кашалотов.

– Пожалуй, что и так, – согласился капитан после нескольких минут внимательного наблюдения. – Теперь я и сам начинаю убеждаться, что мы напали на кашалота, пасущегося на красном лугу.

– Это животное необыкновенных размеров, – заметил Дик Сэнд. – По моему соображению, в нем не меньше тринадцати метров длины.

– Эх, кабы нам изловить парочку таких зверьков, – громко вздыхая, проговорил старик-боцман, не обращаясь ни к кому в особенности, но пользуясь своим привилегированным положением для того, чтобы приблизиться к мостику настолько, что капитан не мог не расслышать его возгласа.

Капитан понял тайный смысл этого пожелания и ответил ему почти бессознательно:

– Да и одного, пожалуй, хватило бы… У этого детины сала на сотню бочек наберется…

– А у нас всего ста восьмидесяти не хватает до полного груза, – поспешно ответил боцман, следуя за своим командиром, который перебрался с мостика на нос судна, чтобы лучше разглядеть интересующее его животное.

– Жаль только, что охота за такими громадными кашалотами – опасная вещь, капитан, – робко заметил Дик Сэнд, не без тревоги следя за разгорающейся охотничьей страстью всего экипажа.

– Да… пожалуй… – нерешительно отвечал капитан на замечание юноши. – У этих животных силы побольше, чем у нас с вами, Дик. И подвернуться под удар их хвостика никому не посоветую… Помните, Говик, как одно из этих чудовищ разбило лодку в прошлом году?.. Мы с трудом спасли экипаж, да и то весь израненный.