Пятнадцатилетний капитан

При этом охотникам удалось ясно увидеть его размеры и убедиться в том, что они имеют дело с одним из громаднейших экземпляров этой разновидности, длиной не меньше двадцати пяти метров от головы до начала хвоста. Потерять подобную добычу было бы более чем обидно, поэтому капитан Гуль решился начать так называемую травлю, или гонку.

Несмотря на свою рану, кашалот «убегал» с такой страшной быстротой, что все усилия опытных гребцов не могли удержать лодку в близком к нему расстоянии. Пришлось мало-помалу вытравлять запасные веревки, разворачивавшиеся так скоро, что приходилось опасаться, как бы они не загорелись от сильного трения о борт лодки.

Старый боцман неодобрительно покачивал головой, видя, как капитан заботливо смачивал веревку, подкладывая мокрую паклю туда, где она соприкасалась с деревом бортов.

– Ишь, удирает, – ворчал он недовольным тоном, – точно лошадь на бегах!.. Вот и четвертый сверток кончается, а проклятому и горя мало!.. Видно, гарпун не очень-то повредил его толстую шкуру… Что, братцы, за пятую веревку взялись? Последняя ведь!.. А он все так же скачет!.. Пожалуй, придется перерубить канат и упустить молодца… Сорок лет китоловом служу, а не видал ни разу, чтобы раненый зверь так долго скакал, не уменьшая скорости… Ведь вот и пятая веревка к концу приходит…

– Тише, Говик! Смотрите, скорость уменьшается! – перебил командир отчаянно ругавшегося боцмана. – Сейчас, видно, будет конец скачке! Пора давать сигнал нашему «Пилигриму»!

Навязав специальный флаг на длинное копье, оставшееся у него в руках, на случай внезапного нападения кашалота, капитан поднял сигнал высоко над головой и продержал его несколько минут, пока не заметил ответного сигнала на судне. Он даже успел разглядеть, что импровизированные матросы брига принялись устанавливать паруса, для того чтобы воспользоваться начинающимся легким ветерком, позволяющим судну приблизиться к лодке.

Между тем раненый кашалот вынырнул, чтобы подышать воздухом, и остался неподвижным, к крайнему удивлению охотников. Гарпун с привязанным к нему канатом все еще торчал в его спине, но, очевидно, не задел ни одного жизненного органа, так как силы гигантского животного ничуть не уменьшились. Это видно было по бешеным ударам его хвоста и по незначительному кровотечению, едва окрасившему его темно-желтую шкуру.

– Он поджидает своего детеныша, – ответил боцман на вопросительный взгляд капитана. – Малютка, видно, не поспел за маткой, вот она и остановилась! Хорошо бы воспользоваться этим да поскорее покончить с нею, капитан!

Все поняли справедливость этого совета. По знаку командира двое гребцов вооружились тяжелыми копьями и приготовились вместе с ним к решающей атаке.

– Внимание, ребята! Целься верней да выбирай место! Быть может, нам не удастся повторить удара! – приказал капитан слегка дрогнувшим голосом.

Рулевой повернул лодку прямо на кашалота, гребцы налегли на весла. Еще минута, другая – и утлая лодчонка налетела чуть не в упор на раненое животное. Матросы уже замахнулись копьями, как вдруг кашалот сделал движение и одним ударом своего могучего хвоста отпрыгнул на несколько сот шагов.

Китоловы выругались, видя невозможность бросать копья на таком расстоянии и ожидая продолжения надоевшей им бешеной скачки. Но, к их крайнему удивлению, животное не удалялось. Оно только вертелось на месте, очевидно, разыскивая своего детеныша.

– Право руля, Говик! – скомандовал капитан. – Попробуем еще раз воспользоваться его близостью. Не то, пожалуй, он и удерет от нас, как дождется своего маленького. Берись за копья! Готовы, братцы?

– Я-то готов, капитан! – медленно проговорил старик-боцман каким-то странно неуверенным тоном. – Да только не нравится мне неподвижность этой бестии после ее бешеной скачки!.. Ох как не нравится, капитан!

– Что же нам делать по-твоему, Говик?

– Остерегаться, капитан! – решительно ответил старик.

– Остерегаться никогда не вредно, приятель, но только неужто же нам упустить такую добычу из-за излишней осторожности? – колеблясь, проговорил командир «Пилигрима».

Но колебание его продолжалось недолго. Его опытный глаз подметил перемену намерений кашалота, и он крикнул громовым голосом:

– Берегись, Говик!.. Назад, ребята!.. Назад!..

Разъяренный зверь внезапно повернулся к своим преследователям и, грузно хлопая гигантскими плавниками по воде, кинулся прямо к лодке!

По счастью, рулевой предвидел это движение и вовремя успел уклониться от удара, заставив легкую шлюпку отскочить на несколько десятков шагов в сторону. Громадное туловище кашалота пронеслось по прямому направлению мимо китоловов, не задев их лодки даже концом плавника. Они же успели воспользоваться мгновением и всадили все три копья глубоко в бок своего врага.

Тяжело раненное животное выбросило из пасти струю воды, окрашенную кровью, и, разъяренное болью, почти выскочило на поверхность моря. Много мужества надо было, чтобы не испугаться, видя приближение этой громадной окровавленной массы, с диким ревом мчащейся на утлую лодчонку, наполненную врагами. Но охотники были люди привычные и обладали крепкими нервами… Они ни на секунду не растерялись, приготовляясь к новому нападению… Еще раз удалось рулевому удачно увернуться от гигантского туловища, еще раз успели вонзить гарпунщики свои страшные копья в его окровавленные бока… К несчастью, однако, лодка оказалась слишком близко к страшным плавникам, которыми разъяренное животное производило такое ужасное волнение, что гребцам становилось трудно сохранять равновесие. Высоко вздымавшиеся волны вливались через борт, грозя потопить лодку.

– Ведро, сюда! – скомандовал капитан. – Вычерпывай, братцы!.. Бросай копья!.. Ведра важней всего покуда!.. Говик, внимание!.. Увернись во что бы то ни стало, пока мы вычерпываем проклятую воду!..

Оба матроса бросили копья и принялись с лихорадочной поспешностью вычерпывать воду, наполовину наполнившую лодку, а капитан перерубал канат, все еще привязывавший ее к гарпуну в спине кашалота… Опасности потерять раненое животное уже не существовало. Оно не думало о бегстве и из дичи само превратилось в охотника.

В третий раз обернулся гигант морей, намереваясь броситься на охотников! У них невольно забилось сердце! Увы, их лодка, все еще наполовину наполненная водой, очевидно, не могла уже повиноваться рулю с прежней быстротой, да и грести становилось затруднительным, пока не вычерпают этой воды… А между тем времени терять было нельзя… Бешеное животное приближалось с громоподобным шумом, высоко вздымая волны ударами своего могучего хвоста. Наступила решительная минута.

– Боже мой, Говик!.. Цел ли ты? – крикнул капитан, бледнея.

– Я-то цел, – ответил старик, подымаясь со дна лодки, куда его сбросило толчком. – Я-то цел, да вот весло мое пропало!..

– Где запасное весло? – отчаянно закричал капитан. – Скорее, Говик! Скорее на место!.. Наш враг готовится к новому нападению!..

Но Говик уже занял свое место на полуразбитой рулевой скамейке. В руках его уже было запасное весло, которым он маневрировал так спокойно, как будто дело шло о простой увеселительной прогулке.

Но, к несчастью, весло это было не настоящее, длинное, рулевое, а одно из обыкновенных, коротких, гребных весел. Заменить разбитое оно не могло, а тем более в полузатопленной лодке. Правда, матросы продолжали вычерпывать воду кожаными ведрами, но даст ли им кашалот времени докончить эту операцию?

– Что это, братцы? – внезапно крикнул один из матросов. – Глядите-ка, сзади нас море что-то заволновалось!..

Один взгляд объяснил капитану и боцману, в чем дело. Сзади лодки, всего в нескольких стах шагах от нее, на поверхности моря показалось темно-желтое тело, и детеныш кашалота высунул из воды свою голову.

Страшная опасность еще больше усилилась с момента этого появления. Очевидно, самка немедленно кинется к своему маленькому, как только заметит его присутствие, а лодка охотников находилась как раз на ее дороге.

Отчаянным жестом поднял капитан Гуль еще раз свой сигнал «Пилигриму». Но что могло сделать для него отдаленное судно?.. Правда, Дик Сэнд уже по первому сигналу немедленно поднял два или три новых паруса и приближался с возможной скоростью. Но при слабом ветре, который едва чувствовался, нечего было и думать о скором прибытии брига. Между тем разъяренный кашалот был здесь, в нескольких сотнях шагов, и с ним гибель, неминуемая, неотвратимая.

Дик Сэнд понимал страшную опасность положения охотников. Стоя на палубе «Пилигрима», он не спускал бинокля с маленькой лодки и мог ясно видеть все перипетии гонки и сражения. О, с каким наслаждением полетел бы он на помощь своему капитану! Но как это сделать?

Он собирался уже спустить одну из оставшихся шлюпок и поспешить в ней к месту страшного боя. Но его остановило два соображения: во-первых, данное капитану слово ни под каким предлогом ни на минуту не покидать судна, а во-вторых, сознание полной невозможности поспеть вовремя, даже с помощью опытных гребцов, а тем менее, имея в своем распоряжении новичков-негров. Поэтому бедный юноша ограничился тем, что спустил на воду одну из легких китоловных лодок и повел ее на буксире, чтобы дать возможность охотникам скорей воспользоваться ею в случае несчастья с их собственной шлюпкой… Большего он не мог сделать, несмотря на все свое желание.

Между тем раненый кашалот заметил появление своего детеныша позади лодки охотников и внезапно повернулся во время своего бега… Это движение было так неожиданно, что Говик едва успел повернуть руль, чтобы избежать столкновения. Туловище кашалота так близко пронеслось мимо лодки, что гарпунщикам удалось даже вонзить два копья из трех в его спину… Но, к несчастью, гребцы не могли отплыть достаточно быстро, и страшный удар хвоста высоко поднял лодку на воздух!..

Матросы поняли, что погибли! Их отчаянный крик донесся, быть может, до «Пилигрима» и смолк в глубине воды!..

Через две минуты на поверхности моря показались человеческие фигуры. Судорожно протянутые руки пробовали бороться с волнами… Одно мгновение ясно можно было разглядеть в бинокль с палубы брига фигуру капитана, ухватившегося одной рукой за обломок лодки, а другой пытающегося поддержать боцмана Говика. Надежда на спасение мелькнула в сердцах несчастных матросов и сейчас же исчезла!.. Бешеное животное, разбившее их лодку, еще раз обернулось и, все окровавленное, полумертвое, в последний раз взмахнуло хвостом, быть может, в бессознательной агонии. И в водовороте, вызванном бешеным ударом, исчезли навсегда несчастные охотники, так беззаботно покинувшие свое судно несколько часов тому назад!

Глава девятая

Капитан Сэнд

Впечатление ужаса, испытанное пассажирами брига во время страшного сражения, окончившегося катастрофой, не поддается описанию… Свидетели гибели капитана и его пяти матросов не могли поверить в действительность этой чудовищной неожиданности, не могли примириться с ее неизбежностью!.. Не ужасно ли было, в самом деле, видеть все подробности этой катастрофы и не быть в состоянии ничего сделать для ее предотвращения?

Тщетно спешили они на помощь, сколько возможно пытаясь ускорить приближение «Пилигрима» постановкой новых парусов. Тщетно пытались они затем разыскивать раненых охотников, надеясь спасти хоть кого-нибудь из них… Геркулес и Том тщательно осмотрели каждый обломок на месте страшного боя, тщательно объехали на спущенной лодке все пространство, окрашенное кровью несчастных охотников и погибшего животного… Нигде не было ни малейшего следа человеческого присутствия! Капитан Гуль и его матросы исчезли навеки в глубине океана!

Когда шлюпка негров возвратилась после бесплодных поисков на борт и медленно двигающийся «Пилигрим» приблизился наконец к самому месту катастрофы, миссис Уэлдон бессильно опустила руки и произнесла прерывающимся голосом:

– Несчастные жертвы! Какая ужасная катастрофа!.. Хватит ли у нас мужества для перенесения испытаний, ожидающих нас, бедных, посреди океана!..

Эти слова молодой женщины открыли всем глаза на опасность их собственного положения. Действительно, оно было не из легких. Лишенное командира и команды, судно находилось посреди океана, отделенное тысячами миль от всех населенных земель. Как легко могло оно сделаться игрушкой ветра или добычей жадных волн!

Какая ужасная случайность привела этого злосчастного кашалота на дорогу «Пилигрима»? Какое непостижимое ослепление лишило капитана Гуля его всегдашней осторожности, вызвав катастрофу, редкую даже в истории китобойного промысла, катастрофу, жертвой которой сделался весь экипаж судна, порученного опытности старого моряка?

Гибель пяти матросов, увезенных командиром «Пилигрима» на китобойной лодке, поставила его судно в отчаянное положение. На нем не оставалось ни одного моряка, за исключением пятнадцатилетнего юноши-волонтера, который, несмотря на свои способности, не мог заменить настоящего командира. А между тем на него падала вся тяжесть управления, вся ответственность за судьбу несчастных пассажиров – за жизнь жены и сына собственника брига, так неосторожно доверившихся испытанному искусству капитана Гуля… Правда, на судне находились пять сильных и честных негров, готовых сделать все возможное для спасения судна, но все они не имели ни малейшего понятия о морском деле и могли только повиноваться приказаниям более опытного юноши.

Долго стоял Дик Сэнд на палубе, не спуская глаз с того места, где исчез капитан Гуль. Невеселые мысли роились в голове бедного юноши. С тяжелым вздохом перевел он взгляд на горизонт, в надежде увидеть какое-либо паровое судно, которому можно было бы передать миссис Уэлдон и ее сына. «Пилигрима» он, конечно, не бросил бы на произвол судьбы, не сделав всего возможного для того, чтобы привести его обратно, но он был бы бесконечно счастлив, если бы судьба помогла ему избавить женщин и ребенка от опасности плавания при таких неблагоприятных условиях.

Но, увы, океан оставался пустынным! Нигде не белел парус, нигде не чернел дымок парохода. Иначе и быть не могло. Дик Сэнд знал лучше всякого другого, что «Пилигрим» находился в стороне от обычных морских путей. Знал он и то, что другие китобойные суда – единственные, заходящие в эти пустынные широты – находились в настоящее время далеко на севере, где охота была в самом разгаре.

Грустные размышления Дика Сэнда были прерваны появлением повара Негоро, скрывшегося в своем камбузе немедленно после ужасной катастрофы, которую он мог видеть так же, как и все остальные пассажиры брига.

Никто не мог бы угадать, что чувствовал сейчас этот загадочный человек, но каждому показалось бы более чем странным то необычайное хладнокровие, с которым он следил за трагическими эпизодами ужасной гибели несчастных охотников. Его мрачное, но спокойное лицо ни разу не побледнело при виде отчаянной борьбы со смертью шести знакомых – почти близких – людей! Ни единый звук участия не сорвался с его тонких губ.

Теперь Негоро решительно подошел к месту, на котором все еще неподвижно стоял юноша-волонтер, и остановился в трех шагах от него, не сводя с побледневшего лица Дика Сэнда своего загадочного мрачного взгляда.

Юноша невольно поднял голову и обернулся с вопросом:

– Вы ко мне, Негоро? Что вам надо?

– Я хочу переговорить с капитаном или, за его отсутствием, с боцманом, – холодно ответил португалец.

Дик Сэнд смерил говорящего удивленным взором.

– Разве вы не знаете, что они погибли? – грустно промолвил он.

– Кто же теперь будет командовать судном? – спросил Негоро с оттенком не то беспокойства, не то насмешки в голосе.

– Я! – ответил Дик без малейшего колебания.

Португалец презрительно пожал плечами:

– Вы? Вы хотите быть капитаном судна, в пятнадцать лет?

– Да, я! – спокойно возразил юноша. – И, поверьте, пятнадцатилетний капитан сумеет заставить всякого уважать себя! Можете быть в этом уверены, Негоро! – прибавил Дик, не спуская сверкающих глаз с повара, который заметно смутился и отступил на несколько шагов, видимо, не находя ответа.

Миссис Уэлдон, слушавшая издали, подошла в эту минуту к разговаривающим.

– Да, Негоро, – спокойно проговорила она, – прошу вас не забывать, что я назначаю мистера Сэнда командиром «Пилигрима». В качестве жены владельца судна я имею на это полное право и требую от каждого, находящегося на бриге, полного повиновения новому капитану!

Негоро молча улыбнулся странной и неприятной улыбкой в ответ на это категорическое заявление. Затем он почтительно поклонился и пошел обратно в свой камбуз, по-видимому, покорно, но все с той же загадочной улыбкой на тонких губах, шептавших что-то невнятное, в чем не слышно было ни покорности, ни почтения.

Юноша-капитан выдержал первое испытание, показав свое умение приказывать.

Между тем ветер свежел, унося осиротелое судно от ужасного ярко-красного пространства, окрашенного не одними микроорганизмами, но и свежей человеческой кровью…

Окинув глазами такелаж судна, Дик Сэнд перевел взоры с парусов на лица присутствующих, собравшихся вокруг него на палубе и как бы ожидавших утешения и поддержки от своего юного капитана. На всех этих лицах молодой человек прочел такое искреннее доверие, такую неподдельную готовность повиноваться, что терзавшие его сомнения почти совершенно рассеялись. Со спокойной твердостью человека, решившегося исполнить свой долг до конца, объявил Дик в нескольких кратких словах свое намерение жить и умереть для общей пользы и свою надежду довести до конца тяжелую задачу, выпавшую на долю случайному командиру «Пилигрима». Он не скрыл своего беспокойства и не умалил значения собственной неопытности и неподготовленности. О, если бы печальное событие случилось двумя годами позже, Дик Сэнд был бы вполне подготовлен к обязанностям командира судна! Но в настоящее время многое было еще неизвестно юноше, только что начинавшему заниматься теорией мореплавания. Он не был знаком даже с секстантом – этим спасительным снарядом, позволяющим морякам определять с полной точностью местонахождение судна благодаря ежедневному измерению высоты солнца. Капитан Гуль еще не успел ознакомить своего ученика с этим сложным прибором, не успел передать ему тайны своих долголетних наблюдений над атмосферой и ее явлениями, над небесными светилами. Там, где опытный моряк, как по книге, читал бы все, что надо делать, все, чего следует избегать, – там бедный, начинающий учиться юноша был беспомощной игрушкой стихийных сил.

Правда, он прекрасно знал парусные маневры и мог вполне руководить неграми при постановке или уборке парусов. Знал он также и менее сложные приборы: компас, барометр, лаг[7] и лот[8], равно как и условные знаки морских карт, развешанных в капитанской каюте. Все это давало ему возможность приблизительно узнавать дорогу своего судна, высчитывая неизбежное отклонение, вызываемое морскими течениями, отмеченными на картах. Но этого было мало для точного определения пути «Пилигрима», и потому понятно, что сердце добросовестного юноши, чувствовавшего свою ответственность, должно было болезненно сжиматься.

Однако же он имел силу скрыть свой страх и успокоить доверчиво слушавших его негров.

Одна миссис Уэлдон поняла все, что происходило в душе мальчика, и с благодарностью протянула ему руки:

– Благодарю тебя, сын мой! – проговорила она твердым голосом. – Я знаю, как тяжело тебе занимать место погибшего старого друга, как угнетает тебя страх собственной неопытности. Но не огорчайся больше, чем следует, мой милый мальчик! Я не сомневаюсь в том, что тебе удастся благополучно доставить всех нас в Сан-Франциско. Тебе помогут наши пассажиры. На Тома и его товарищей ты можешь вполне положиться. Они будут беспрекословно повиноваться каждому твоему слову!

– В этом и я уверен, дорогая миссис Уэлдон, и в спокойную погоду их помощь гарантирует мне безопасность судна! Но если случится буря?.. – голос юноши дрогнул, и он замолк, не смея высказать своих опасений.

– Я понимаю, – полушепотом заговорила миссис Уэлдон, отводя Дика в сторону, – тебя беспокоит управление судном? Быть может, ты не сумеешь найти дорогу в безбрежном океане?

– Сумею, – ответил юноша, – капитан Гуль успел выучить меня понимать указания морских карт!

– А сможешь ли ты направить судно по желанию? Сумеешь ли переменить направление по мере надобности? – продолжала допытываться молодая женщина, желая сразу определить степень ожидавшей их опасности.

– Это не так трудно, как вы думаете. С рулем я давно умею обращаться и берусь в два дня обучить этому каждого из наших негров. А что касается направления, то найти его – пока особенного труда не представляет. Продолжая держать на запад, мы в конце концов неминуемо доберемся до берегов Америки, то есть до цели нашего пути.

– Не забудь, дитя мое, что ужасная катастрофа изменила наши первоначальные планы. Теперь нам уже безразлично, в какой бы порт ни прийти, только бы достигнуть берегов, откуда можно было бы найти сообщение с Сан-Франциско.

– Я и сам так думал, миссис Уэлдон, и решил идти напрямик, не выбирая конечного пункта. Это сильно упрощает мою задачу. Берега Америки растянуты на такое громадное расстояние, что, как бы далеко ни относили нас течения, как бы ни играли с нами противные ветры, мы все-таки не сможем миновать их!..

– А где, то есть в каком направлении, находится Америка от нас в настоящее время?

– Вот в этом, миссис Уэлдон, – ответил Дик Сэнд, указывая на запад рукой.

– Когда-то мы доберемся до этого желанного берега? – задумчиво прошептала молодая женщина.

– Не беспокойтесь и вы свыше меры, – заботливо отвечал Дик Сэнд. – Я доведу судно до того или другого порта. Кроме того, у нас остается еще возможность встречи с каким-нибудь пароходом, на который я не премину пересадить вас с сыном. До тех же пор отдохните хоть немножко после всех перенесенных волнений. Кстати, ветер свежеет. Его направление, по-видимому, меняется, приближая нас к обычному пути пароходных компаний… Кроме того, усиление ветра даст нам возможность поднять лишние паруса и идти не меньше десяти или даже двенадцати узлов в час – редкое счастье в это время года!..

Дик Сэнд говорил со спокойной уверенностью моряка, знающего свое судно и свое дело. Он уже собирался позвать своих добровольных помощников, как миссис Уэлдон остановила его, пожелав узнать, в каком именно пункте океана находится «Пилигрим» в настоящую минуту.

Для этого пришлось спуститься в бывшую капитанскую каюту, где на столе еще лежала развернутая карта, на которой покойный командир судна отметил положение брига в утро несчастной экспедиции. Так как слабость ветра удержала «Пилигрим» почти на одном месте, то можно было смело предположить, что он все еще оставался на той же широте 43°35′ при 13° долготы.

Миссис Уэлдон, в свою очередь, наклонилась над большой морской картой. Длинная линия американского берега от мыса Горн до Колумбии, перерезывающая синее пространство, изображающее Тихий океан, заметно успокоила ее. Глядя на этот рисунок, казалось так просто и легко достигнуть этой темной линии берегов. Фантазия пренебрегала действительным расстоянием, а тем более фантазия молодой женщины, не привыкшей сопоставлять пропорциональные отношения между данными географических карт и действительностью. Дик Сэнд чувствовал себя менее спокойно. Его опытному взгляду сразу становилось понятным все ничтожество «Пилигрима», затерянного в необозримом водном пространстве; в случае изображения его на карте, он показался бы не больше одной из скачущих любимиц Бенедикта.

Юноша невольно вздохнул, представив себе сотни случайностей, могущих задержать судно в пути и помешать его плаванию.

Сознание долга вернуло ему силы и решимость…

Встречный ветер, так долго досаждавший капитану Гулю, внезапно изменился, усиливаясь настолько, что надо было, не теряя времени, поспешить использовать благоприятные условия погоды.

С бодрым видом и с ласковой улыбкой вышел Дик Сэнд на палубу, где его все еще ожидали моряки-негры.

– Друзья мои, – серьезно проговорил молодой командир, – не будем забывать, что от нас зависит гибель или спасение судна, то есть нас самих, не говоря уже о женщинах и ребенке, вверившихся нам. Поэтому я смело прошу вашей помощи, друзья мои! Один я не в состоянии управлять судном, но при вашем содействии надеюсь благополучно достигнуть американских берегов. Я знаю, что вы новички в морском деле, но ремесло матроса не так трудно, чтобы понятливый человек не смог изучить его в несколько дней. Надо только желание и терпение. Во всем, что касается руля и парусов, я сумею быть вашим руководителем и надеюсь, что вы, Том, скоро сможете быть мне помощником при наблюдении за компасом! Во всяком случае, помните, что я поклялся жить и умереть вместе с вами…

Старый Том выступил вперед и отвечал за себя и за своих товарищей несколькими серьезными и глубоко прочувствованными словами: