Пятнадцатилетний капитан

Старый негр говорил с искренним чувством. Слезы текли по его морщинистым черным щекам. Его товарищи также были растроганы.

Не менее благодарной за свое спасение оказалась и найденная на «Вальдеке» собака.

Это было великолепное животное, ростом не меньше крупного датского дога, но с более длинной и слегка волнистой шерстью темно-коричневого цвета. Какой породы был Динго – этого не могли объяснить негры. Они могли только рассказать, что собака принадлежала капитану, который нашел ее в довольно романтических условиях полумертвой, на берегах Конго, в одной из малоизвестных местностей Африки. Принятый на борт «Вальдека», Динго выказывал глубокую благодарность своему спасителю капитану, но держался в стороне от пассажиров и команды и имел обыкновенно довольно грустный вид. Впрочем, громадная сила и редкий ум животного были всем известны, так же, как и то обстоятельство, что нашедший его капитан снял с его шеи ошейник, на котором прикреплена была стальная пластинка с выгравированным именем Динго и двумя буквами С и В. Забытая в минуту катастрофы, собака проводила время на полузатопленном судне вдали от негров, цвет которых был ей, по-видимому, несимпатичен.

– Можно было подумать, что люди нашего цвета когда-то были жестоки с этой собакой, – наивно выразился один из молодых негров.

Однако умный пес не забывал об их существовании, так как без его участия команда «Пилигрима» вряд ли сочла бы нужным взойти на палубу «Вальдека». Спасенные негры всячески старались отплатить собаке, которая, в свою очередь, стала на борту «Пилигрима» гораздо веселее и ласковее. Было ли это чувство благодарности за спасение или часто встречающаяся у животных симпатия к детям, но только Динго скоро стал неразлучным спутником миссис Уэлдон и ее сына. Громадное животное, сила которого позволила бы ему схватиться с леопардом или пантерой, было послушнее ягненка в маленьких ручках пятилетнего мальчика. Покорно служило оно ему верховой лошадью, быстрой рысью носясь по безопасным местам брига и заботливо удерживая Джека за блузу каждый раз, когда мальчик неосторожно приближался к борту. Миссис Уэлдон скоро увидела, что может спокойно доверить своего сына его новому четвероногому другу, и искренне радовалась тому, что появление Динго служило развлечением для Джека в длинном, однообразном и все-таки утомительном плавании.

Глава пятая

Таинственные буквы

Число специальных друзей маленького Джека увеличилось еще одним добровольцем. Это был молодой колосс и силач Геркулес, необыкновенно скоро заслуживший доверие и любовь ребенка. Одним из любимых удовольствий Джека было прогуливаться на спине ласкового и веселого негра, который подымал его одной из своих мускулистых громадных рук до вышины первых парусов, доставляя невыразимое удовольствие мальчугану, горделиво объявлявшему себя выше всех людей на «Пилигриме».

Веселый смех маленького сына, здоровье которого совершенно поправилось, придавал терпение молодой матери и позволял ей с философским равнодушием относиться к непредвиденному замедлению ее путешествия вследствие постоянных противных ветров.

Не менее терпеливо переносили свою судьбу и спасенные пассажиры «Вальдека», которым отвели помещение под палубой, в носовой части судна.

Оправившись от перенесенных страданий, сильные и здоровые чернокожие охотно оказали бы помощь команде, но никто из них не имел понятия о морском деле, да и погода была не такова, чтобы требовать от экипажа парусного судна особых усилий. Встречный ветер заставлял судно лавировать, подвигаясь необыкновенно медленно, но ни бури, ни волнения не затрудняли путешественников, так что капитан Гуль мог смело надеяться на то, что замедление путешествия не повлияет на здоровье его пассажиров.

Дик Сэнд по-прежнему посвящал свое время исполнению многочисленных обязанностей и заботе о маленьком друге. Миссис Уэлдон с каждым днем все больше привязывалась к этому преданному юноше и все выше ценила его редкие качества, в чем капитан Гуль укреплял ее своими лестными отзывами о молодом волонтере.

– У этого мальчика инстинкты истого моряка, миссис Уэлдон, – говорил он в одно прекрасное утро, дней через шесть после спасения негров. – Посмотрите, каким молодцом стоит он у руля. Старый опытный рулевой не мог бы лучше его править судном. И заметьте, что он исполняет эти обязанности по доброй воле, справедливо рассуждая, что хороший капитан должен начинать свою карьеру с начала, должен знать все подробности морской службы.

– Я надеюсь, что мой муж даст ему возможность командовать судном, как только мальчик кончит морскую школу. Он славный юноша, одаренный благородным сердцем.

– Да, тяжелая школа, пройденная этим бедным найденышем, послужила ему на пользу. Но сколько гибнет детских существ при таких же обстоятельствах только потому, что их способности не находят надлежащего применения.

Разговор был прерван появлением кузена Бенедикта, вышедшего из своей каюты с необыкновенно озабоченным и даже недовольным выражением на добродушном круглом лице.

Он начал бродить по палубе, молчаливый и мрачный, как привидение, озабоченно заглядывая во все щели, во все впадины или трещины досок, мачт, переборок и даже снастей. Можно было подумать, что он потерял какую-нибудь драгоценность, от обладания которой зависит, по меньшей мере, его жизнь.

Миссис Уэлдон беспокойно следила глазами за странным поведением ученого и наконец спросила его тревожным голосом:

– Здоровы ли вы, кузен Бенедикт? Не действует ли на ваши нервы продолжительное морское путешествие?

Кузен Бенедикт остановился перед большой скамейкой и, не без труда сдвинув ее с места, принялся тщательно осматривать нижнюю часть досок. Рассеянно отвечал он на заботливый вопрос своей молодой родственницы, не выпуская из рук большой лупы, с помощью которой он разглядывал каждую пылинку на палубе:

– Благодарю вас, кузина Бетси. Мое здоровье в порядке и нервы тоже… Хотя не скрою, что пора бы нам высадиться на землю!

– Вы скучаете на моем судне? – слегка обиженно спросил капитан. – Или, может быть, вам не хватает удобств большого парохода? Я предупреждал вас об этом, мистер Бенедикт, и умываю руки.

– На неудобства я не жалуюсь, капитан!.. Вы кормите нас прекрасно, и чистота у вас на судне образцовая, слишком образцовая, – грустно прибавил ученый, с тяжелым вздохом опуская скамейку на место. – Вот уж неделя, как я тщетно ищу…

Почтенный ученый не договорил, заметя уложенный бухтой большой сверток морского каната, который и принялся разглядывать с помощью своего увеличительного стекла.

– Что это вы ищете, кузен? – любопытно спросила миссис Уэлдон, следуя по пятам за своим родственником.

– Насекомых ищу я. Чего ж еще? – нетерпеливо отвечал кузен Бенедикт, с негодованием отталкивая канаты ногой. – Вот уж неделя, как я кончил уборку своих коллекций и ищу нового предмета для изучения, – ищу напрасно. На этом проклятом судне такая адская чистота, что даже простого таракана не найдешь нигде!..

– Ну, за это я могу быть только благодарна капитану и его матросам, – весело проговорила миссис Уэлдон. – Я терпеть не могу тараканов, не в обиду вам будь сказано, дорогой кузен.

– Сейчас видна женщина, – презрительно усмехнувшись, ответил ученый. – Тараканы необыкновенно интересные создания, кузина. Если бы вы занялись изучением их нравов…

– Покорно благодарю, кузен. Я предпочитаю держаться подальше от ваших шестиногих любимцев…

– И предпочитаете это огромное, неинтересное млекопитающее! – еще презрительнее заметил ученый-энтомолог, указывая на Динго, который важно подошел к молодой женщине, приветливо виляя красивым пушистым хвостом и ласково глядя на нее своими большими умными глазами. – Это позвоночное, бесполезное и громоздкое, которое нельзя было бы укрепить никакой булавкой ни в одной из моих витрин…

– Слышишь, Динго, как отзывается о тебе наш ученый друг? – весело сказал капитан, ласково похлопывая собаку по спине. – Он называет тебя бесполезным и предпочитает тебе всякого таракана… Скажите, мистер Бенедикт, чем заслужил вашу немилость наш бедный Динго?

– Ах, он доставил мне одно из самых горьких разочарований моей жизни, – торжественно ответил кузен Бенедикт. – Когда он появился на палубе «Пилигрима», я не на шутку обрадовался…

– Неужели вы хотели и его причислить к насекомым? – с притворной наивностью спросил капитан.

Но ученый не понял насмешки и отвечал совершенно серьезно:

– Нет, я надеялся, что это позвоночное принесет мне какой-нибудь любопытный образчик полужесткокрылых или хоботных, принадлежащих к африканской фауне; ведь его нашли на берегах Конго.

– Приятная надежда, нечего сказать, – проворчал капитан, отворачиваясь, чтобы не расхохотаться в глаза ученому-энтомологу, который продолжал описывать свое разочарование с глубокой искренней грустью.

– Представьте же себе мое огорчение, когда после самых тщательных повторных осмотров я не нашел на этом уродливом млекопитающем ни одного сколько-нибудь интересного насекомого. Две-три блохи общеизвестного вида и даже самых обыкновенных размеров, вот и все!.. Стоило спасать это животное ради таких мизерных результатов!..

– Слышишь, бедная собачка, ты не исполнила своего назначения! – патетически проговорил командир «Пилигрима».

Миссис Уэлдон не выдержала и громко расхохоталась, но капитан Гуль сумел сохранить серьезность и с притворным участием начал соболезновать неудаче ученого.

– Вы бы зашли в трюм, мистер Бенедикт, – любезно посоветовал он. – Туда, где лежит балласт, на самое дно судна!.. Я дам вам матроса с фонарем в проводники, там вы, может быть, и найдете несколько экземпляров любимых вами тараканов…

– Кузен, предупреждаю вас, если вы принесете тараканов в мою каюту, я выброшусь за борт! – смеясь, воскликнула миссис Уэлдон.

– О, кузина, как мало цените вы значение энтомологии вообще и тараканов в особенности! Вспомните, что уже Вергилий посвятил этим прямокрылым несколько стихов. Гораций написал в честь их одно из своих лучших проклятий, а вы…

– А я специально покупаю персидский порошок для их истребления!..

– О, варварство! – негодуя, воскликнул ученый. – Пожалуй, вы уничтожите даже знаменитых коколашей, этих гигантских тараканов теплого климата?

– С наслаждением, кузен, и с полной уверенностью в своей правоте. Я уничтожаю всех насекомых, от которых, кроме вреда, никто ничего не получает.

– О, ересь, адское заблуждение! Преступное неведение! Научное богохульство!.. Да простит вам энтомология, кузина! Вы, видно, не знаете, что сам Франклин, наш знаменитейший соотечественник, считал грехом лишать жизни какое бы то ни было насекомое. У него не подымалась рука даже на сетчатокрылых, жало которых довольно неприятно, уж не говорю о хоботных, называемых профанами блохами, укусы которых доставляют лишь небольшой, довольно приятный и возбуждающий энергию зуд. Это буквальное мнение Франклина, которого вы, капитан, конечно, считаете недурным моряком?

– И еще лучшим ученым, мистер Бенедикт!

– Так вот этот самый Франклин, жестоко искусанный комаром, дунул на него и, находя невежливым говорить «ты» даже такому маленькому насекомому, любезно проговорил ему вслед: «Летите, друг мой. Мир достаточно велик для того, чтобы вместить нас обоих!» Ну-с, что скажете теперь? – торжествуя, закончил ученый.

Капитану оставалось только почтительно поклониться, что он и сделал, посоветовав не на шутку разволновавшемуся кузену Бенедикту пойти исследовать глубины трюма, в котором иногда попадались матросам прекрасные экземпляры того знаменитого коколаша, о котором так восторженно отзывался ученый-энтомолог.

В ближайшие помощники своих розысков кузен Бенедикт избрал, после долгих колебаний, колоссального негра Геркулеса, единственного человека, имевшего терпение выслушивать его бесконечные лекции о жесткокрылых и щетинохвостых. Правда, ученый предпочел бы помощника с менее сильными руками, каждое движение которых заставляло дрожать за целость коллекций, но весь экипаж «Пилигрима», не исключая даже и всегда любознательного Дика Сэнда, точно сговорился убегать от ученых лекций энтомолога. Как только кузен Бенедикт заводил речь о сетчатокрылых или хоботных, как только обращался к кому-нибудь с вопросом: «Не попадался ли вам какой-нибудь интересный экземпляр насекомого?» – так у каждого сию же минуту находилось какое-нибудь не отложное дело на одной из высоких мачт, куда кузен Бенедикт с его близорукостью и неловкостью, понятно, не мог ни за кем следовать. Бедному ученому поневоле приходилось довольствоваться терпеливым вниманием Геркулеса и дрожать, передавая в его громадные лапищи булавку с каким-нибудь хрупким насекомым.

Пока кузен Бенедикт, за неимением лучшего ученика, просвещал молодого негра, миссис Уэлдон обучала читать своего маленького сына с помощью игрушек, заменявших азбуку. Для этой цели у нее были приготовлены небольшие деревянные кубики с написанными на них крупными буквами и цифрами, из которых мальчик составлял слова и целые фразы. Маленький Джек настолько полюбил этот способ учиться читать, что почти не расставался со своими кубиками, таская их за собой повсюду и расставляя различные слова на палубе, где превращался из ученика в учителя, объясняя тайны игры добродушным неграм, делавшим вид, что они внимательно слушают ребенка…

9 февраля утром Джек, по обыкновению, полулежал на чисто вымытом полу палубы в обществе старика Тома, который предупредительно закрывал глаза, чтобы не видеть, какое слово составляет его маленький друг, и потом угадать это слово, как вдруг к играющим подошел Динго, в это время обыкновенно спавший на солнечном местечке около мачты.

Задумчиво оглядела собака маленькие кубики, обнюхала один из них, лизнула руку Джека, зевнула, ласково махнув хвостом, и уже собиралась отойти прочь, как вдруг ее умные глаза остановились на том кубике, который Джек протягивал старому негру. Совершенно неожиданно Динго кинулся вперед, схватил кубик и положил его к ногам Джека.

– Динго, что ты делаешь? – испуганно крикнул мальчик, опасаясь, чтобы собака не проглотила одну из его букв, но Динго не имел подобного намерения. Он только тщательно осматривал остальные кубики, переворачивая носом некоторые из них, и, наконец выбрав еще один, положил его рядом с первым. Затем он торжествующе поднял голову, осмотрелся и громко залаял, как бы выражая свою радость.

Маленький Джек и старый Том были одинаково удивлены поведением Динго. Ребенок был в полном восторге. Для него не было сомнения в том, что его четвероногий любимец умел читать или, по крайней мере, понимал значение написанных на кубиках букв.

– Мама, Дик! – крикнул он восторженно. – Подите сюда поскорее! Посмотрите, наш Динго умеет читать! Это образованная собака… Посмотри сама, мама!..

Дик Сэнд подошел к собаке, которая все еще стояла на месте, придерживая лапами выбранные ею кубики… На них оказались заглавные буквы С и В.

– Попробуй смешать буквы, Дик! – восторженно кричал Джек. – Он опять выберет эти самые буквы. О, Динго знает их не хуже нас с Томом!

Капитан, гулявший с миссис Уэлдон по палубе, подошел на зов ребенка и попробовал последовать его совету.

Дик Сэнд смешал всю азбуку, не без труда отняв у собаки понравившиеся ей кубики, и рассыпал ее затем перед Динго. Тот осторожно обнюхал каждый кубик, переворачивая их из стороны в сторону, и наконец нашел таинственные буквы, привлекавшие его собачье внимание. Раз пять повторяли этот опыт, и каждый раз Динго отыскивал все те же буквы С и В, которые и клал перед собой с торжествующим видом, сопровождая этот поступок радостным лаем.

Другие буквы азбуки для него, казалось, вовсе не существовали. Он презрительно их отталкивал мордой или лапами, когда их ему подсовывали.

– Странная история, – задумчиво проговорила миссис Уэлдон. – Что бы это могло значить?

Капитан внимательно рассмотрел оба кубика.

– С и В – эти буквы были выгравированы на ошейнике Динго, когда капитан «Вальдека» нашел его на берегах Конго. Кажется, вы нам рассказывали об этом, Том? – обратился он к старому негру, присутствовавшему при опытах.

– Точно так, капитан, я не раз слышал, как капитан нашего судна рассказывал историю своей находки. Он даже показывал как-то остатки ошейника, который был на Динго, когда его нашли, полумертвого от голода и истощения, на западном побережье Африки.

– И на этом ошейнике были те же буквы? – быстро переспросила миссис Уэлдон.

– Те самые: С и В. Я прекрасно помню это, миссис Уэлдон, так как всегда интересовался этой собакой, пережившей так много опасностей и лишений!

– Да, она могла бы рассказать многое, – задумчиво проговорил капитан. – Вся беда в том, что животное не может выразить своих мыслей… Иначе, быть может, Динго объяснил бы нам…

Капитан умолк и задумался.

– Эти буквы наводят вас на какое-нибудь воспоминание, капитан? – с любопытством спросила молодая женщина.

– Да, пожалуй, миссис Уэлдон. Меня поразило одно совпадение… Очень может быть, что эти буквы С, В имеют отношение к истории одного бесстрашного путешественника, судьба которого осталась неизвестной.

– О ком вы говорите, капитан? Я что-то не помню имени, начинающегося с букв С и В!

– Вы легко могли и не слыхать о французском путешественнике Самуэле Верноне, отправившемся в Центральную Африку по поручению Парижского географического общества. Он хотел пройти весь материк от запада к востоку. Пунктом отправления, насколько мне помнится, должно было служить устье Конго, конечной целью пути предполагали сделать мыс Делгаду у впадения реки Рувум, по течению которой должен был следовать караван ученого.

– И этот француз назывался Самуэль Вернон?

– В этом я вполне уверен!.. Следовательно, вы видите, что заглавные буквы, вырезанные на ошейнике собаки, легко могли быть начальными буквами этого имени: С и В.

– А что же случилось с этим Самуэлем Верноном? – с волнением допрашивала миссис Уэлдон, которая не могла не заметить странного поведения собаки при повторении этого имени. Бедный Динго тихо и жалобно стонал, продолжая все время лизать руки капитана и молодой женщины и глядя на них такими нежными глазами, точно хотел благодарить их за произнесение знакомого и любимого имени.

– Судьба путешественника осталась тайной для всех, – печально ответил капитан, трепля умное животное по голове. – Его видели в день отъезда, и затем о его караване никто ничего не слышал!.. Вероятно, он был убит где-либо по дороге неграми, что достаточно объяснило бы ту антипатию Динго к черным пассажирам «Вальдека», о которой неоднократно рассказывал нам Том…

– Но от которой на «Пилигриме» и следа не осталось. Не правда ли, Динго? – поспешил прибавить старый негр, лаская собаку, которая, в свою очередь, ласково терлась о его ноги.

– Значит, вы думаете, что Динго принадлежал этому Самуэлю Вернону? – спросила миссис Уэлдон. – Разве вы слышали что-либо о том, что его сопровождала собака?

– По правде сказать – нет, о таких подробностях не всегда сообщают в журналах, из которых я совершенно случайно почерпнул сведения об экспедиции Самуэля Вернона. Но мне кажется вполне возможным предположить, что Динго принадлежал этому путешественнику, ввиду известных нам обстоятельств. Собака легко могла вернуться к устью Конго – особенно если ее хозяин погиб в начале своего пути. Если это так, то ученость Динго легко объясняется. Ее хозяин мог шутки ради научить умное животное распознавать начальные буквы своего имени… В том же, что Динго их распознает, сомневаться невозможно. Посмотрите, вот Джек еще раз смешал азбуку, и видите, Динго опять нашел свои буквы и торжественно несет их нам, как бы приглашая обратить на них внимание…

– Бедная собака, я понимаю тебя, – грустно проговорила миссис Уэлдон. – Ты бы хотела рассказать нам историю твоего первого хозяина… Скажите, капитан, неужели Самуэль Вернон предпринял такое отдаленное и рискованное путешествие один с своей собакой?

– Не знаю, миссис Уэлдон, хотя совершенно один он, конечно, не мог быть. Его должен был сопровождать караван черных носильщиков. Без этого ведь невозможно путешествовать по Центральной Африке. Но сопровождал ли Самуэля Вернона кто-либо из европейцев, этого я не сумею вам сказать. Быть может, Динго знает это. Спросить его разве? – смеясь, закончил капитан.

В это время Динго внезапно поднял голову и зарычал… Его умные, кроткие глаза налились кровью, и он весь ощетинился в припадке страшной злобы.

Капитан удивленно обернулся, и взор его встретился со взором португальца-повара, неожиданно появившегося в дверях своей кухни.

На него-то собака и оскалила зубы; так повторялось каждый раз, когда она встречалась с этим человеком. Капитан быстро схватил озлобленное животное за шею, чтобы удержать его от нападения, которое могло плохо кончиться для португальца, и еще раз переспросил его:

– Отчего это Динго рычит только на вас, Негоро? Он такой ласковый со всеми.

– Не знаю, капитан! Вероятно, моя физиономия ему несимпатична, – отвечал Негоро, стараясь казаться равнодушным, но от внимательного взора миссис Уэлдон не укрылось беспокойство, с которым повар приглядывался к буквам, вытащенным собакой из азбуки и оберегаемым ею с видимым пониманием их значения.

– Неужели вы никогда не встречали этой собаки на берегу, Негоро, случайно как-нибудь? – продолжал допрашивать португальца-повара капитан, все еще удерживая гневно рычавшего Динго.

– Ни разу, кажись, хотя, конечно, кто может за это поручиться?.. Я не привык рассматривать собачьи физиономии, – недовольным тоном отвечал португалец и быстро скрылся в своей каюте.

– Странно, чрезвычайно странно, – проговорила миссис Уэлдон, – посмотрите, капитан, Динго тотчас же успокоился… В отношении собаки к этому человеку скрывается какая-то тайна…

– И вряд ли хорошая, миссис Уэлдон… Но, к сожалению, мы не в состоянии разгадать ее, а потому лучше не будем ломать себе головы и расстраивать себя предположениями, быть может, совершенно ошибочными.

– Не странно ли, капитан, что собака умеет различать буквы? – почтительно спросил Дик Сэнд, молчавший до этой минуты, чтобы не мешать разговору своего начальника.

– Ничего тут нет странного! – весело крикнул Джек. – Мне мама давно рассказывала об одной знаменитой собаке, которая не только умела читать и писать, как настоящий школьный учитель, но даже играла в домино, никогда не ошибаясь и обыгрывая самых лучших игроков. Не правда ли, мама?

– Не думаю, чтобы Мунито (так называлась эта собака, действительно заслужившая всемирную известность) была в самом деле такой ученой, как ты говоришь, Джек. Правда, о ней рассказывали чудеса. Она не только складывала из букв целые фразы, но даже делала сложные арифметические задачи… Однако мне говорили люди, знакомые с ее хозяином, что дело было гораздо проще, чем думала легковерная публика…

– В чем же состоял секрет учености Мунито? – с любопытством спросил Дик Сэнд, заинтересованный не меньше маленького Джека.

– Секрет был в том, что Мунито обладал необычайно тонким слухом и необыкновенным послушанием. Поэтому хозяин мог заставить его делать все, что угодно, следующим простым способом: буквы или цифры раскладывались на столе или на полу, но непременно в присутствии хозяина. Затем Мунито прогуливался между буквами, останавливаясь перед той, которая была нужна, потому что хозяин, держа руку в кармане, слегка потрескивал зубочисткой из гусиного перышка, когда собака дотрагивалась лапой или носом до требуемой буквы. Тогда Мунито брал эту букву в пасть или передвигал ее лапой и складывал таким образом целые фразы. В отсутствие же своего хозяина он не знал ни одной буквы и точно так же не мог сложить ни одного слова, не известного его хозяину.

– Как просто и как остроумно, – смеясь, заметил капитан. – Однако наш друг Динго, очевидно, изучал азбуку более обстоятельно, чем Мунито, так как он узнает эти буквы в отсутствие своего дрессировщика, будь то несчастный Самуэль Вернон или кто другой. Очевидно, спасенная нами собака отличается необыкновенным умом и понятливостью.

– Собаки вообще необычайно понятливые животные, капитан. Только наше человеческое тщеславие и жестокость мешают нам признать их нашими младшими братьями. Верность собаки давно вошла в пословицу. А я скажу вам больше того: между животными вы не найдете неблагодарности, бесцельной жестокости, которая, увы, слишком часто встречается между людьми, мнящими себя перлом творения. Никогда собака не укусит руки кормящего ее, никогда не позабудет ни оказанной услуги, ни прежнего хозяина. Люди же…