скачать книгу бесплатно
– Не будешь что?
– Тро-гать без раз… раз-ре…
– Разрешения? – помог Леонардо.
Эффалия кивнула.
– Но я ведь не запрещал.
На детском личике проступила озадаченность.
– Трогать можно. Даже нужно. Однако делать это следует иначе. Осторожно. Обеими руками, словно в них находится чужая жизнь. Вспомни, как ты держала в ладонях цыплёнка и примени данный подход к удовлетворению своего любопытства. Урок усвоен?
– Да.
– Слово – лишь половина аргумента. Я жажду демонстрации, – по взмаху ладони осколки шумно умчались в дальний угол лаборатории.
– Демон… – глядя в него пробормотала Эффалия.
Леонардо даже обернулся: уронил строгий взор на искристую кучку хрусталя.
– Де-мон-с… тр… – вновь подняв глаза на отца, девочка старалась выговорить незнакомое слово, за которым явно прятался призыв к действию.
– Занимательный каламбур, – тихо сказал Леонардо. – Покажи, что поняла, – упростил задачу он.
Закусив губу, Эффалия бережно взяла в руки спиральный магнит, неторопливо осмотрела и аккуратно положила на полку:
– Так?..
– Умница, – улыбнулся Леонардо, и дочь засияла от счастья.
Хрустальный шар – малая плата за новый для обеих сторон опыт, за знания, что формируют одну из самых крепких форм отношений: семейные. Если таковые доступны тому, кто свыше тысячелетия вынашивал планы новаторских экспериментов. С веками теряешь разницу между чувствами и холодным расчётом – вперёд ведут лишь желания.
* * *
Если лавка травницы ещё не успела открыться, то «Оранжерея» уже была закрыта. Не доносилось ни криков, ни хохота, ни визгов, взрывающих тишину полупустых улиц, ни музыки, ни чарующего пения, порой заманивающего наивного прохожего. На коновязи дремала одинокая саврасая лошадь. Ли вновь проскользнула на задний двор, где её ждала гостеприимно открытая дверь для прислуги.
Внутри оказалось непривычно светло и свежо: все окна были широко распахнуты, а из кухни доносился дивный аромат свежей выпечки. Юркими мышками сновали служанки, прибирая последствия бурной ночи и готовясь к не менее бурному вечеру. Ли остановила одну из девушек и поинтересовалась, где сейчас хозяйка. Сняв плащ, неторопливо поднялась на просторную мансарду. Наверху никого не было. Стащив грязные сапоги, оставила их у порога. Прошла по тёмно-красному ковру к большому овальному, почти до пола, окну. У него стояла козетка и круглый столик на витой ножке, на котором в чёрном глиняном кувшине красовалась роскошная густо-бордовая роза. Под стать внешнему виду она источала невероятное благоухание.
Ли бросила вывернутый наизнанку плащ на ажурную спинку, ящик с зельями пристроила у цветка и, не удержавшись, заключила распустившийся бутон в ладони: нежно оглаживая лепестки, глубоко вдохнула будоражащий аромат. И раз уж приходилось ждать, то решила делать это с комфортом: сгребла бархатные в тон ковру подушечки с чёрными кисточками в одну сторону и прилегла на козетку.
Мансарда служила хозяйке заведения рабочим кабинетом, удивительно уютным и вызывающим одновременно: тёмная, почти чёрная, резная мебель, богатая драпировка, изящные из чернёной меди подсвечники, струящиеся шторы, милые подушечки, высокий густой и мягкий ворс ковра, такой, что нога по щиколотку утопает, – впервые пройдя по нему, Ли настолько изумилась, что после рождения Эффи обзавелась похожим. На стенах – искусные изображения девушек, работающих здесь, от вполне приличных до совсем развратных. Даже на женщину обстановка спустя время начинала действовать… возбуждающе. Ли отвернулась к окну, рассматривая разбитые под ним цветники, и, думая сама не зная о чём, не заметила, как задремала. Пробудил её щелчок плети:
– И кто это у нас такой дерзкий?
На краткий миг раздавшийся звук испугал Ли: ей показалось, будто она вновь стоит на звериной тропе перед охотниками, – но мягкий, грудной голос, обросший стальными шипами вернул её в реальность.
– Ты, Госпожа, сегодня не первая покушаешься на целостность моих покровов, – Ли отковырнула себя с козетки и шутливо поклонилась приблизившейся женщине, чьи тёмно-каштановые, с красными всполохами волосы были убраны в высокую прическу. – Вот лежала, гадала, кому труднее приходится: девкам или парням? Одних в угол норовят зажать, других – плетью приголубить.
Распрямившись, она поймала взгляд тёмных, почти чёрных глаз и теперь наблюдала, как вызов в них сменяется удивлением, а затем – узнаванием.
– Лили? Боги, что ты с собой сотворила?! Что за голодранская одёжка?! – Госпожа Роз ткнула плетью в болтающийся рукав с разноцветными разводами.
– Зато ты, как я посмотрю, и ночью, и с утра во всеоружии, – Ли нарочито медленно обвела взглядом ладную фигуру, затянутую в корсет и облегающие кожаные штаны.
– Особый ценитель. И щедрый… Да что мы стоим? – хозяйка заведения хлопнула свёрнутой плетью по высокому голенищу сапога. – Садись. Вина?
– Пожалуй, не сегодня, – и добавила, глядя на вопросительно изогнутую бровь, – жарко будет, а возвращаться в самое пекло. И ты же знаешь, как сложно остановиться с твоим-то вином…
Хозяйка лишь хмыкнула, явно неудовлетворённая ответом:
– Хоть от завтрака не откажешься?
– Спрашиваешь ещё! Я на пороге чуть слюной не захлебнулась.
Госпожа Роз, выйдя на лестницу, крикнула пробегавшей служанке, чтоб принесли завтрак, как обычно. Потом прошла в противоположную от окна половину комнаты, бросила плеть на секретер и вынула из ящика кожаный мешочек.
– Роуз, в этот раз только половина. Кобыла сегодня дюже пугливая, – отозвалась с козетки сидевшая подобрав ноги Ли.
Хозяйка отмахнулась от неё:
– Потом довезёшь.
Мешочек, звякнув, приземлился возле зелий, а его бывшая владелица устроилась рядом с Ли, закинув нога на ногу:
– Так что же привело тебя во внеурочное время?
– Уши приехала погреть, – с хитрым прищуром улыбнулась Ли. – Скучно на отшибе живётся.
– С чего начать?
– С наших не самых приятных знакомых.
– «Бездушные»-то? Бывают, захаживают сюда. Забирают свою «долю». Правление же золотом получает. Те и другие, конечно, по разные стороны баррикад, но, сама знаешь, так надёжнее. Времена сейчас неспокойные.
– Неспокойные?
– Разборки между мужчинами «Оранжерею» не затрагивают, но руку на пульсе я держу. Банда ширится. Внедряет своих в город, вербует другие группировки. Их влияние растёт. Правда, не всё так гладко у этих ребят. Сами они помалкивают, но слухи ходят, что четверо уже у них пропало, – хозяйка откинулась на спинку.
– Четверо?
Госпожа Роз кивнула.
– Странно…
– Двое пропали бесследно, двоих нашли, – продолжила хозяйка. – Один шею сломал: рухнул в овраг по пьяни, другого медведь задрал. Во всяком случае, так сказал заведующий мертвецкой. Сам на труп похож, особенно в кандалах когда, – губы Госпожи Роз изогнулись в хищной улыбке. – Чего нос морщишь, как благообразная дамочка? Тут все свои.
– Про знакомого… учёного напомнила. И его… эксперименты над мёртвыми. Чудны?е они всё-таки…
– Чудны?е, – согласилась хозяйка. – Остаётся только принимать их такими как есть… ежели платят хорошо…
Разговор оборвала служанка, которая принесла завтрак. Ли с грустью проводила тоненькую спинку совсем юной девчушки. Хозяйка перехватила её взгляд:
– Новенькая. Родителей и братьев зарезали, скотину угнали, дом спалили. Ей повезло заплутать в лесу, куда за ягодами ушла. Вернулась на пепелище. Милая, расторопная, сообразительная – есть все шансы в хорошую семью на службу попасть. Ну или здесь останется, коли захочет.
Ли, не проронив ни слова, задумчиво кивнула. Девочке и правда повезло, если можно так сказать: живая, кормленная-поенная, с крышей над головой и каким-никаким выбором. Но каждая такая история – словно в прорубь ухнуть по самую маковку посреди лета. На бедро легла ладонь, длинные ногти, собрав ткань штанов в складки, острыми кончиками скользили по бороздкам:
– За свою переживаешь?
– А? Нет, она в надёжных руках, – Ли накрыла руку Роуз своей и нежно сжала. – Просто задумалась о жестокости и несправедливости мира…
– Мы не можем помочь всем, – хозяйка поднялась и подошла к столику.
– Знаю, но… – договорить Ли не дал уткнувшийся в губы рогалик.
– Жуй лучше. Пока что-нибудь другое тебе не подсунула, – хохотнула Роуз, наливая свободной рукой вино в хрустальный бокал. – Может, всё же выпьешь? Боюсь, шоколадом тут не обойдёшься, – Госпожа Роз качнула кистью – тёмно-красная жидкость маняще описала круг по вспыхнувшим искрами стенкам.
Ли, немного поборовшись с искушением, неуверенно отказалась и поспешила забрать выпечку, стараясь сосредоточиться на восхитительном вкусе.
– Задумчивая… Жалостливая… Лили, у тебя, случаем, не повторение прошлогоднего приступа? – ехидно поинтересовалась Роуз. – Мне стоит начинать опасаться за моих девочек? – и хоть тон хозяйки оставался шутливым, тень сомнения на миг легла на её лицо.
– Обижаешь, – недовольно скривилась Ли.
– Я не в тебе сомневаюсь, – поспешила заверить хозяйка. – Ингредиенты… Плохая партия… Мало ли, – она неопределённо пожала плечами. – Не на собаках же ты каждую проверяешь, в конце концов, – усмехнулась Роуз.
– На крысах, – уточнила Ли, не скрывая мстительной ухмылки и наблюдая, как настал черёд Госпожи Роз кривиться от омерзения.
– Какая гадость, Лили! – в сердцах воскликнула та.
– Вовсе не гадость, а очень даже милые и умные зверьки, только плодятся очень уж шустро, – следующий рогалик Ли успела перехватить до того, как ей заткнули бы рот. – Так что не надо сомневаться в моих зельях, – она погрозила Роуз румяным полумесяцем.
«Наверное…» – ночной птицей неожиданно порхнула мысль на задворках сознания. Последнее время, казалось, ни в чём нельзя было быть уверенной.
За завтраком они успели обсудить текущие дела, сплетни и слухи. Под конец Госпожа Роз развлекла Ли рассказами во всех подробностях, далёких от пристойности, о курьёзах, приключившихся с посетителями её заведения. В какой-то момент солнечный луч будто вознамерился поджарить щёку Ли, и, глянув в окно, женщина поняла, что время перевалило уже за полдень и пора бы возвращаться домой, а Роуз – отдыхать, хоть и выглядела та неприлично бодрой.
После прощания с хозяйкой Ли отправилась на рынок, где пополнила запасы специй, сыра, накупила всевозможных овощей и кореньев. Побродив между рядами, нашла знакомого земледельца, выращивающего особый сорт груш – медовые – любимейшее лакомство Эффи. Утром малышка почти на каждом шагу напоминала о них. Оттого закинутые за плечо мешки, довольно весомые и неудобные, стали ещё тяжелее. Ли успела пожалеть, что оставила кобылу у лавки.
Беззаботное веселье, навеянное Роуз, на обратном пути без следа улетучилось. Возвращалась Ли в потрёпанных чувствах: ехала за одними новостями – везла другие, совсем уж неожиданные. Где-то глубоко, робко теплилась надежда, что Афрая всё же ошиблась, но проверить духа пока не хватало. Маршрут менять не стала. Зря, что ли, глаза проглядывала? Пособирает ягоды-грибы – успокоится. Может, мысль светлая посетит.
К полудню совсем распогодилось. Небо чистое, куда ни кинешь глазом – ни облачка, солнце печёт. От жарких лучей лес укрывал, но становилось душно. Плащ Ли сняла ещё на тракте, бросив поперёк седла впереди себя. На звериной тропе уже не удержалась: рукава закатала по плечи, рубашку расшнуровала – лесным обитателям всё равно, хоть голой едь. По дороге и про ягоды, и про грибы, конечно же, забыла – даже робкие намёки Криги и Хайят не помогли, но они и не настаивали: чувствовали мрачное настроение женщины.
Как никогда Ли хотелось утопить невесёлые мысли в неторопливых водах родного ручья и в беседах с Ильхири: скрыться за зелёным пологом, слушать древесную деву, размеренно шелестящую о лесных новостях… Только и тут крылся подвох, мелкий, но всё же: женщина лишилась излюбленного камня. Дриада перетащила валун с берега на другую, более солнечную, сторону, чтобы высадить на нём подарок Рихарда. Эффалия вчера из-за него не дала матери выспаться: не успела Ли раствориться в благостном небытии, как ей в сознание чуть ли не тараном стали долбиться. Взывания к совести дочери успеха не возымели – пришлось вставать, идти смотреть. Было на что: на валуне сквозь трещину пробивались робкие росточки. Ли через силу занималась делами по хозяйству – а ведь вечером ещё предстояла встреча с Леонардо – в то время как Эффи маленьким ураганом носилась между ней и Ильхири. В обед зверёныш, восторженно повизгивая, вцепился в юбку матери мёртвой хваткой: потащил к иве. Оказалось, подарок распустился крупным оранжево-красным цветком, будто из расщелины в горе вырывается пламя затаившегося там дракона. Драконий цвет. Растение, не только выживающее в суровых условиях на малопригодных почвах, но и способное явить миру потрясающую красоту. Рихард любил делать подобные подарки, словно каждый раз напоминая всем, что и они – такие цветы: сумели пережить тяжёлые времена и впереди их ждёт прекрасное будущее…
На прогалину Ли въезжала верхом, руки сами отмахивались от веток – думы витали где-то далеко. Наверное, поэтому она поздно заметила и насторожившуюся Кригу, и движение за поваленными стволами. Миг – вновь ощущение полёта, грохот, летящий сказочной птицей плащ, визг кобылы. И на сей раз жёсткое приземление – кубарем.
Мир кружится, изображение то и дело пропадает, сердце вот-вот прорвётся наружу, звуки – словно в озеро нырнула, во рту странная смесь земли и травы, щедро сдобренная кровью. Зверя уже не удержать, да и не хотелось. Прости, Рихард. За ворованные, теперь ещё и порченые вещи. Традиция целая складывается: портить мужские одежду. И что за странные мысли лезут? Совсем не к месту…
Зверь встряхнулся, быстро огляделся. Крига кружила метрах в трёх перед ним, стараясь не подпустить двух вооружённых мечами мужчин: воины или охотники – не разобрать. Ещё четверо с копьями по парам подбирались с разных сторон. Кобылы было не видно. Боковое зрение уловило движение слева, чуть сзади, в подлеске: стрелок натягивает тетиву – вот-вот отпустит. Остриё на дуге еле различимо гуляло из стороны в сторону, метило в гиену.
Думать было некогда – пригибаясь, зверь прыгнул наперерез. Стрела, ужалив чешую, упала в траву. В тот же миг бедро обожгло впившимся копьём. Моалгрен изогнулся, кусая древко, и оно древесной пылью разлетелось по воздуху. Землю расчертила паутина теней, над которой взвился надрывный крик:
– Держи тварь! Не дай ей уйти!
Всё потонуло в хаосе. Лязг металла. Треск рвущейся кожи. Хруст ломаемого дерева. Люди ожесточённо кричали. Звери дрались без единого рыка: молча, яростно, насмерть…
По сторонам разлетались багровые брызги. Оседали росой, тянулись ручьями, растекались нелепыми кляксами. Кровь была повсюду. На земле. На клинках. На перекошенных злобой лицах. Всё смешивала в единый красный фон.
Пока тело само координировало действия – отбить, атаковать в ответ, – по краю сознания скользили водяными паучками мысли: «А ещё переживала, как быть дальше… Смешно… Всё решилось без меня… Хорошо, что Эффалия с отцом – он о ней позаботится…»
И на долю секунды взгляд зверя замер на рассыпавшихся по траве золотыми каплями грушах, безжалостно давимых тяжёлыми сапогами…
Глава 13. Возмездие
Встреча, где хрупкий нейтралитет граничит с желанием обнажить оружие всегда непредсказуема. Но гарантий не дают даже улыбки и пустые руки – порой смерть носит невзрачные обличия. Так, если разговор проходит за столом, ей легко может стать беспечно пригубленный бокал. И всё же в семи королевствах существовал трапезный зал, чей ковёр за несколько веков не познал ни крови, ни вспененной ядом слюны. Ведь речи хозяина были сытнее изысканных яств и многим коварнее вина. Леонардо умел добиваться поставленных целей, но далеко не каждому выпадала честь стать гостем его особняка. Эти стены лицезрели и чистых помыслами, и тёмные души, и беспросветных безумцев, однако ребёнка видели впервые.
Эффалия шкодливо пропрыгала по золотым звёздам бордового ковра, что сплетались лучами в единый узор. Потом же, вдохнув внезапные ароматы еды, посмотрела на длинный стол, окружённый множеством стульев. Девочка подошла к нему и встала на цыпочки: лишь так можно было увидеть блестевшие в дальнем конце тарелки. К ним она и направилась. Деловито, почти по-хозяйски. Хотя, при приближении, обернулась на Леонардо. Историю с шаром ещё не размыла детская непосредственность – во вкусном запахе был учуян подвох: полезь без спроса, и папа снова начнёт говорить непонятными словами, а главное – чего-то требовать.
– Юная леди нагуляла аппетит? – колдун материализовался у серебряной посуды с яствами. – Рискну попытать удачу на поприще твоих предпочтений, – он выдвинул стул и указал ладонью на обтянутое мягкой кожей сиденье: – Прошу.
Эффалия подошла, взобралась на предложенное место и уселась, высматривая, что бы стащить из красивых тарелок: раз позвали – значит, можно. Выбор пал на блюдце с клубникой.
– Плод. Хм. Я полагал первенство займёт тыквенная каша… или тефтели, – Леонардо наблюдал, как дочь лакомится сочной ягодой. – Прожив одиннадцать столетий, привыкаешь всецело полагаться на собственный опыт. Однако… здесь его нет. Жаль, ты слишком мала, чтобы оценить всю ироничность ситуации. Твоему отцу, гению и новатору, приходится черпать знания со страниц обывательских книг. Впрочем, я не безнадёжен: предложить сок вместо вина догадался и сам.
Эффалия дожевала клубнику, придирчиво осмотрела другие блюда и странно взглянула на отца.
– Согласен. Чрезмерно обыденно, – улыбнулся тот. – Быть может, желаешь отведать кактусового сбитня? Я отправлю воронов в поселение номадов…
Даже не дослушав, девчушка мотнула головой. Немного поёрзала на стуле. Задумчиво осмотрелась. А затем вновь вернула внимание к Леонардо:
– До-мой…
– Уже? Тебе наскучила моя обитель? Если ты устала, наверху есть…
– До-мой, – более требовательно произнесла Эффалия.
Колдун окинул взглядом хмурую дочь и улыбнулся:
– Полагаю, это поверхностное желание. Давай поступим иначе. Ты подумаешь и скажешь, чего хочешь на самом деле.
* * *
По степи, среди пасущихся табунов и отар, пестрели, как мухоморы в лесу, разноцветные шатры. Один из них, по размерам лишь немного уступавший самому большому, стоял на отдалении от остальных, у реки, неширокой, густо поросшей рогозом и осокой.
Хозяйка шатра выглядела нарядно. Заплетённые в две косы, длинные смоляные волосы подчёркивали бездонную черноту глаз. Красный кафтан был расшит золотыми нитями и украшен медными бляшками. Под стать узким штанам. Она радушно потчевала гостя тушёной с диким рисом бараниной, щедро сдобренной пряными травами. Гость же, светловолосый мужчина в одеждах цвета речного песка, делился последними новостями об особах, обоим им небезразличных.
Пара расположилась на полу, на мягких шкурах и пышных коврах, рядом с очагом, где средь алых углей тлели серые кости. Тепло наполняло беседу неторопливостью тающего воска и нагоняло сон на тех, кто в ней не участвовал. По обе руки мужчины лежали две гиены. У ног женщины, наполовину её скрывая, растянулся во всю свою немаленькую длину соболино-махагоновый моалгрен. Он дремал, положив голову на одну из многочисленных подушек, разбросанных по шатру. Красно-медные глаза посверкивали лишь при упоминании имени девочки или её матери.
Внезапный рёв моалгрена, будто его смертельно ранили, заставил собеседников вздрогнуть, а гиен – настороженно повскакивать. Существо рывком поднялось, заметалось в охватившей его то ли панике, то ли ярости, опрокидывая посуду, расшвыривая подушки, комкая и сгребая шкуры с коврами.
