скачать книгу бесплатно
– Признаю, твоим методом достигнуты интригующие результаты, – поудобнее взяв мужчину под руку, завела разговор Хэйсэ. – Но зачем настолько всё усложнять? Твоя одержимость свободой… Рихард, ты понимаешь, что сам себя давно посадил на цепь? И с другого конца её тоже временами поддёргивают. Осознанно или нет – вопрос, который ты не даёшь мне прояснить.
– У неё и так взгляд меняется при упоминании твоего имени. Пока хватит моих собственных стараний, успешно подрывающих доверие, – Рихард невесело усмехнулся.
– Прекрати. Это не повод для переживаний.
– Разумеется, – мужчина хмыкнул, бросив взгляд, полный иронии, на собеседницу. – Ничего другого и не ожидал от тебя услышать.
– Не дразни, – понизив голос, та больно ущипнула его за руку. – Опустим моё мировоззрение. Шиари – умная девочка: она поймёт и простит. Если вдруг обиделась. Я бы задумалась о другом, совместно сотворённом: моалгрен, управляющий магией. Один – ещё и свободный. И второй на подходе. Не стоит забывать: волк домашним псом никогда не станет.
– Так и они далеки от диких зверей, – возразил Рихард.
– Пусть. Но. Во-первых, покладистая мать не гарантия таких же детей. Уточним, насколько покладистость – её личное качество. Во-вторых, вспомним, кто отец. И в-третьих, люди все разные и бывают столь же переменчивы в желаниях, взглядах, поступках… Интересное сочетание получается, не находишь?
– Возможно, именно потому я и думаю о подорванном доверии? – Рихард внимательно посмотрел на спутницу.
– Разумеется, – тихо ответила Хэйсэ всё с той же обезоруживающей улыбкой, отведя взор в сторону.
Мужчина не стал сдерживать скорбный вздох: дальнейшие игры смысла не имели:
– Давай уже займёмся несчастным бараном…
* * *
На каменном пьедестале лежал мертвец. Северянин в броне из стали и шкур. На его грубом, словно вытесанном из глыбы лице, застыла суровая хмурость, какой не меньше полувека восторгался буран, прятавший тело в глубоких снегах. Теперь же обледенелость постепенно истончалась – с пьедестала стекали тонкие ручейки, образовывая лужу у чёрного сапога.
Леонардо, что стоял рядом, медленно стянул перчатку – острый коготь вычертил на подпёртом лохматыми бровями лбу незамкнутый круг. Затем обе ладони легли на укрытую сырым мехом грудь, источая во все стороны клубы тёмного тумана. Пока мёртвая плоть наполнялась магией, колдун поднял взор к сидевшему на шкафу ворону, в чьих глазах яркими штрихами отражались свечи канделябра:
– Поведай мне, Иори, как такое могло случиться? В чём причина девиации?
Вопросы были риторическими – птица внимательно слушала.
– С той, первой, проведённой вместе, ночи моё сердце больше не билось. Физиологически я не живее этого северянина: механизмы движения никак не связаны с репродуктивной функцией, а низкая температура исключает активность биоматериала. И всё же парадокс имеет место быть: распознанную сигнатуру не подделать.
Ладони покинули грудь, и левая вновь облачилась в перчатку.
– А знаешь, что ещё странно? Вчера, когда Эффалия засомневалась в лагмане, приняв лапшу из корней катрана за червей, я наблюдал улыбку Ли и одновременно чувствовал, как едва зародившаяся в ней жизнь тоже испытывает веселье. Расслышал смешок, не менее отчётливый, чем тот плач…
Мертвец приоткрыл мутные глаза, а ворон явил некроманту видение: над спящим путником нависла тень.
– Доверие? Я не доверяю не только другим, но порой и себе. И всё же хочется допускать вероятность редких исключений. Будет прискорбно, если Ли меня разочарует.
Тогда Иори показал другое видение: факира с флейтой, напротив которого покачивалась кобра.
– Подчинение окружающих является неотвратимой природой любого моалгрена, доминантным аспектом… – Леонардо глядел, как на лице мертвеца отражаются случайные эмоции, вызванные обрывками воспоминаний. – Я уже думал про эффект инспирации. Исключительно пассивный. Иначе бы Ли познала мои помыслы и не была столь спокойной.
В ответ ворон продемонстрировал изображение лежащего без движения опоссума.
– Невзирая на свою проницательность, поначалу я тоже склонялся к мысли, что она притворяется. В дальнейшем я увидел признаки диссоциативного расстройства идентичности. По факту же мы имеем дело с очень сложным явлением: единой личностью, ведомой звериным началом и человеческой сущностью. Довлеющая сторона задаёт тон поведения. Каким бы оно ни было, его следует принять за искренность потенциального партнёра.
Иори спорхнул на грудь северянина, где, утопив тёмные когти в меху, поднял взор на некроманта и тревожно крокнул.
– Не нужно упрекать меня в безрассудстве. Хижина снова под присмотром, а на страже моих ошибок стоит моё подсознание. Во всё остальном мной по-прежнему правит желание обладать тайнами мироздания. Ведь каждая из них толкает воспеваемые человечеством утопии на путь реализма. Сегодня ещё одна обернётся действительностью. Я покажу тебе, что истинный контроль даруют не оковы, а – сорванные цепи.
Мертвец зашевелился – ворон перепорхнул на плечо некроманта, откуда стал наблюдать, как зомби медленно привстаёт и свешивает ноги. Движения неуверенные, рваные. Как у перепившего вина старика. Взгляд – пустой, неподвижный. Точно у слепого. Таких пробуждённых тёмной магией трупов Иори видел уже десятки. В отличие от вампиров и драугров, зомби годились лишь для алхимических экспериментов, но сейчас в руках хозяина не было ни колбы, ни шприца.
Вертикальный взмах ладони – сидевший на пьедестале мертвец встал: нерасторопно, пошатываясь, роняя капли с висевших плетьми рук и кончика носа.
Леонардо же повернул голову к ворону:
– Будь так любезен, сопроводи нашего северного гостя в темницу, – и, получив утвердительный «крок», тихо добавил: – Я спущусь чуть позже, – взор сместился к одиноко висевшей на стене картине, кусочку небесной лазури в тисках золотой рамки, настолько реалистичному, что напоминал пейзаж в окне башни: – Всё вернётся на круги своя…
* * *
Подобно плодам, некоторые решения зреют долго: вкус последствий может быть как приятен, так и жгуч или полон горечи. Заранее не узнать, какой урожай принесёт судьба. Остаётся лишь предполагать. А затем, разбросав семена выбора, наблюдать, какие же листья выпустят ростки…
Солнце стояло в зените, когда дверь хижины распахнулась и Ли на босу ногу перешагнула порог. Она хотела сообщить Леонардо нечто важное. И раз ночью из чёрных клубов вышла только дочь, а сегодня он ещё не явился, был лишь один способ передать послание.
Подол платья щекотал короткую траву, заставлял вздрагивать особо длинные травинки, тянувшиеся к златоликому символу света и тепла.
Ли остановилась и подняла взор к небосводу, где на фоне медленно плывших облаков парила чёрная точка. Подманивающие взмахи рукой не остались без внимания – заложив круг над поляной, словно убеждаясь в чужих намерениях, ворон сбросил высоту и спикировал на крышу сарая.
Острые когти впились в дёрн. Крылья слились с оперением. Взгляд тёмных, как ягоды черёмухи, глаз коснулся женщины.
Это был не Иори. Маловат. Если бы не магическое излучение, его легко можно было спутать с обычными, живущими в лесу воронами.
– Передай, пожалуйста, послание хозяину… – приветливо заговорила Ли.
Ворон крокнул и выжидающе накренил голову.
* * *
Взор жёлтых глаз разрезал висевшую над каменными ступенями мглу. Шаги сдавленным эхом пружинили от стен, узких и сырых, выдававших близость темницы. В пропитанном плесенью воздухе витал шлейф затхлости от недавно проковылявшего мертвеца. Хоть мороз и сберёг тело, шкуры были выделаны отвратно – вероятно, скорняку тогда отрубили руки.
Леонардо спускался по лестнице, когда в голове вдруг задрожал ментальный канал. Колдун остановился, изучая причину беспокойства. Воспоминание. Свежее, точно вынутое из тёплой груди сердце. От следившего за хижиной ворона. После нападения такое игнорировать нельзя – информация излилась в разум: обрела форму Ли, стоявшей посреди травы. Предчувствие беды сконцентрировало всё внимание на лице. К счастью, оно исключало необходимость немедленной телепортации. Зачем же тогда потребовалось устанавливать контакт таким странным образом?
Ответ пришёл вместе с голосом. Ответ, который, ввиду ранее услышанных доводов, весьма уклончивых, оказался неожиданностью.
«Дом ждёт тебя в любое время», – тепло произнесла женщина, и воспоминание растаяло.
Крайне приятная весть. Ли приняла решение стать ближе, и физически, и морально, сделав очередной шаг в сторону надёжного партнёра. Теперь, когда она носила под сердцем второго ребёнка, появилась уверенность, что потеря первого не станет большой трагедией. Возможно, даже будет принята с честью, если взять во внимание грандиозность причины.
И, конечно же, в новый дом следует войти с очередной победой – колдун продолжил спускаться, пока ступени не сменил шероховатый пол.
Мелкую лужу, где тусклой искоркой плясало отражение факела, всколыхнул уверенный шаг вперёд. Леонардо направился в самый конец длинного коридора, мимо десятков решётчатых камер, к самой главной, центральной, у которой стоял мертвец. На его голове, примяв лохмы мокрых волос, сидел Иори: наблюдал, как рядом, за толстыми прутьями, шевелится огромный силуэт.
Стоило некроманту приблизиться, виверна ощерилась во все свои шесть десятков острых зубов – тот же вальяжно сцепил руки за спиной и поймал взглядом застывшее меж прутьев дымчатое око.
– Ты уже догадался, что будет дальше, Иори, только я чувствую твой скепсис. Напрасно. В какой-то мере мы все звери. Улыбка – рудимент оскала. Хотя её отсутствие тоже неоднозначно. Ровные, как горизонт, губы олицетворяют спокойствие. Но наклони голову вперёд, и ротовая дуга предстанет тенью усмешки, а чуть задери – вкупе с приподнятым подбородком уколет надменностью. Дело сразу в двух факторах: как нас видят и кем считают.
Зомби повернул голову к Леонардо, и теперь обращённый в нужную сторону ворон внимательно смотрел на аристократичный профиль с собранными в хвост волосами. Управляемый птицей мертвец указал на свои мутные глаза чёрным, когда-то обмороженным пальцем.
– Именно, – колдун отслеживал движения боковым зрением. – Ты превосходно справляешься. Контролировать чужое тело сложно. Особенно мёртвое. Однако эти знания скоро тебе пригодятся… если ты планируешь сохранить лидирующую позицию среди моих творений, – он ухмыльнулся: – Аенге первое время потребуется наставник.
– А… ен-н… ге? – пробулькал зомби с невозмутимо сидевшим на голове вороном.
– Я дал ей имя, – не переставал смотреть на виверну Леонардо. – А теперь дам свободу.
Он сосредоточился. Отрывистые движения пальцев. Стук засовов под каменными плитами. Звон цепей в недрах потолка. Решётка со скрежетом начала подниматься, расширяя сумрачный зев.
Виверна даже не попятилась. Лишь чуть отодвинула морду, чтобы зигзаг шеи превратил пасть в готовую к атаке стрелу.
Не сводя с неё глаз, колдун снял ворона с головы мертвеца и, оставив у себя на руке, скомандовал:
– Вперёд.
Отвернув лишённое эмоций лицо, зомби послушно поковылял навстречу виверне. Шаг. Второй. Третий.
Стремительный бросок! Разинутая пасть схватила мертвеца за туловище, сомкнула челюсти и тряхнула так, что отсыревшие ремни брони лопнули – в сторону отлетел наплечник и поясничная пластина. Под лязг стали о стену зубы углубились в затянутую шкурой плоть. Глухо захрустели кости. А через миг зубы сомкнулись, и беспомощно барахтающееся тело распалось на две части. Они грузно упали на пол, хаотично дёргаясь: растерзанный зомби всё ещё пытался идти.
Оставшийся в пасти ком плоти, из боков какого торчали кости и свисали кишки, виверна сплюнула прямо под ноги Леонардо.
– Что ж, Аенга. Ты обозначила свою позицию. Но так ли она однозначна? – некромант опустил глаза, и ворон перепорхнул с запястья на пустующую подставку факела.
Хмурый взгляд вернулся к виверне. Взмах ладони смёл шевелящиеся куски к стене. Шаг. Второй. Третий.
Дымчатые глаза Аенги сузились так, что двойные колья зрачков стали короткими штрихами, а приоткрытая пасть угрожающе заблестела оскалом.
Тогда Леонардо сделал четвёртый шаг – когти виверны заскрежетали о пол, но… броска не последовало.
– В тебе зародился инстинкт самосохранения. Хм. Надо признать, сегодняшний день щедр на благие вести. И я готов поделиться этой благостью с тобой.
Колдун уверенно приблизился на два шага – Аенга встрепенулась, вытянулась в высоту и, достав зигзагом шеи до потолка, расправила крылья. Пусть у неё были всего две лапы, сейчас она напоминала поднявшегося на дыбы коня или грозно вставшего медведя.
– Я властен над своими творениями. Могу – дать жизнь. Могу – забрать.
Некромант направил руку на дрыгавшиеся у стены части тела – над ними, будто пар над гейзером, завились струйки чёрного пара. Они вмиг истончились, и плоть перестала шевелиться.
– А могу… дать выбор, – Леонардо не сводил взора с застывшей статуей виверны. – Жаль, поймёшь ты его не сразу.
Аенга ощутила, как что-то потеснило её. Сразу со всех сторон. Словно потолок осел, а стены начали сдвигаться. Оглушительный визг не разрушил невидимых преград. Наоборот – они продолжали сжимать кольцо: давили на крылья, на голову, толкали хвост.
Как виверна ни билась, ни щёлкала пастью, ей пришлось сложить крылья и пригнуться. Потом и вовсе не осталось пространства для движения, точно тело покрыл нерушимый лёд. Лишь двойные зрачки метались по дымке глаз.
Теперь морда пленённой телекинезом Аенги была опущена. Окажись существо по-настоящему живым, лицо колдуна обдавало бы горячим дыханием. Однако живых в подземелье не находилось. Все, от мелькавших за решётками силуэтов до обладателя жёлтых глаз, давно шагнули за грань бытия. За грань, где законы определялись не природой, не богами, а теми, кто за тёмное могущество нёс на себе сажу безумия: был частично ею запятнан или вымаран с ног до головы.
– Ты ещё не знаешь, что я модифицировал структуру твоей материи: и внешней, и внутренней. По моему желанию она может становиться бесчувственным камнем или… оголённым нервом. Я покажу, – ладони легли на покрытый жёсткой чешуёй нос.
Глаза виверны заметались, олицетворяя то, как она билась бы загнанным в угол зверем, если бы могла. Правда, потом сбавили темп, пока и вовсе не застыли – их взор упёрся в колдуна.
Прикосновение оказалось нежным, словно новоявленный мох. Всеобъемлющим, точно свет сотен солнц, но не обжигающих, а согревающих весенним теплом. И одновременно приятно холодящим, будто блестевшая в знойной долине река. Нутро тоже захлестнул поток ощущений. Насыщение после долго голодания. Успокаивающее попискивание довольных детёнышей. Сладкая дрёма в тени горного уступа.
Объятая внезапной эйфорией, виверна блаженно опустила веки. Она даже не заметила, как пропали оковы телекинеза. Как гладкий пол сменился шероховатой землёй, а липкий сумрак – янтарными лучами. Лишь когда в ноздри заглянул солоноватый бриз с запахами смолы, Аенга очнулась от забвения: резко распахнула глаза и вспорхнула – стоявший на хвойной прогалине колдун остался далеко внизу.
Взмыв над зелёным островом, виверна понеслась навстречу солнцу. Хоть оно и не было затянуто облаками, совсем не слепило: представало дружелюбным диском, от которого по чешуе растекались пятна тепла. Их уносил прочь освежающий ветер, что игриво щекотал крылья.
Внизу же искрилось тёмно-синее море. Ловко спикировав, Аенга полетела так низко, что хвост порой рассекал волны. Взор легко пронзал глубину. Виверна могла десятки раз схватить лапами мелькавших тут и там рыб, но приятная тяжесть внутри не толкала к охоте – лишь к долгожданной свободе.
Правда, чем дальше существо улетало от острова, тем более слабыми становились ощущения. Так и было задумано. Они блёкли, как потерянная в поле медная монета, чей блеск с каждым месяцем всё больше уступал место тёмной коричневе, вслед за какой обязательно придёт патина, зеленоватый недуг устойчивого к ржавчине металла. А уж в недугах Леонардо разбирался.
Уже в миле от берега солнце резало дымчатые глаза так, точно в них бросили горсть песка. Порывы ветра хлестали оскаленную морду: чешую на боках то и дело всколыхивали подрагивания, словно они могли выгнать проникавший под неё холод. Запахи же угасали вместе с окружением: всё становилось пресным и серым. Вдобавок крылья предательски черствели, тяжелели, точно налитые водой, – каждый взмах приближал падение в тёмные волны.
Виверна закружила над морем. Выводила незримые спирали, пока не нащупала нить утраченного комфорта. Как бы ей не хотелось, она вела обратно, к острову. На пути к нему стали возвращаться привычные краски и мягкость полёта.
Пролетев вдоль поросшего соснами побережья, Аенга вознамерилась сесть на мелководье, как вдруг низкие волны быстро посерели. Виверна вновь набрала высоту. Проскользила тенью по крохотному заливу. Приметила песочный мыс, где попытка перевести дух тоже обернулась резким недомоганием. Ответил тем же и дальний берег.
После часа неутешительных скитаний усталость не затронула разве что шипы – Аенга решила вернуться на единственную прогалину. В центре неё по-прежнему чернел колдун. Не обращая на него внимания, виверна тяжело приземлилась, внимательно осмотрелась и, убедившись, что окружение не сереет, рухнула на тёплую землю с редкими кустарниками.
Нахлынувшая усталость была искусственной, о чём Аенга знать не могла. Потому, когда некромант приблизился, у неё едва хватило сил приподнять морду. И на неё снова легли ладони, наполняя нутро бодростью и эйфорией. Всё по идеально выверенному плану.
Ведомая постоянным контролем пустышка не подходила под постоянные нужды. Чтобы получить удобного фамильяра, нужно было выпестовать в повреждённом сознании полезные рефлексы.
Плотно лежавшие ладони оторвались от грубой чешуи – её остались касаться лишь пальцы. Сперва десять… Потом девять… Восемь… Передаваемая нега истощалась с каждым отстранённым, и на седьмом виверна сама приставила переносье к приподнятым рукам.
– Сегодня ты усвоила важный урок, – глядел на щёлки дымчатых глаз колдун. – Но впереди ждёт испытание. Пройдёшь его – удовольствие перестанет быть роскошью, а рамки дозволенного напомнят тебе свободу.
В небесах раздалось кроканье: Иори, паривший в небесах чёрным крестом, знал об этом не понаслышке.
Глава 16. Дом
Вечерняя поляна за хижиной, окружённая низким забором из жердей – загон, где некогда обитала отара овец, – собрала всех обитателей хижины. Почти всех. Не хватало лишь грифона. За оградой копошились в траве куры, а внутри, вокруг тесно стоявших женщины, кобылы и гиены, выписывала круги девочка верхом на мерине. Урс то шагал, то ненадолго поднимался в медленную рысь, то, всего на несколько скачков, в осторожный галоп, словно боялся потерять драгоценную ношу. Драгоценную и очень смелую. Храбрая кроха на большом коне. Без седла и уздечки. Лишь одна ручка сжимала в кулачке прядь длинной гривы, вторая спокойно лежала на бедре, поверх коротких штанишек.
У сего действа было больше наблюдателей, чем казалось. На опушке, под сенью деревьев, где вечер плодил густые тени, стоял мрачный силуэт. Едва различимо вращая на пальце перстень с пентаграммой, Леонардо смотрел на залитую солнцем поляну, на тех, чьё сердце ещё стучало, на зеленевшую за ними хижину. По сравнению с особняками и поместьями, она была ничтожно мала. Но можно ли было назвать какой-нибудь из них домом? Места для размышлений, расчётов, лаборатории, хранилища, темницы. Каждое помещение несло практическое назначение – бездушная кладка холодных камней. Что до богатого убранства, оно лишь собирало пыль и отбрасывало тени давно отгремевших побед. Здесь же, в маленькой хижине, горело пламя уюта. И фитилём этого пламени была Ли. Она решила поделиться тем немногим и сокровенным, что имела. Отчего её дар только обретал ценность. Дом. Настоящий. Неужели он выглядит именно так? Или всё это обман, скоротечная иллюзия? А даже если нет, сумеет ли то пламя выстоять рядом с накопленной за века тьмой? Достаточно выйти из сумрака, чтобы узнать. Прикоснуться к новому этапу жизни, возведённому в ранг социального эксперимента…
Возле загона заклубился чёрный туман – проехавшая мимо Эффалия не сразу отметила появление отца. Была слишком сосредоточена. Как и Ли, чьи глаза смотрели будто в никуда. Только кобыла вскинула точёную голову, навострив уши и раздувая ноздри. Следом встала гиена, сделала пару шагов навстречу. Ладонь женщины соскользнула с затылка хищницы – взгляд мигом прояснился, на губы легла приветственная улыбка. Звонко крикнула встрепенувшаяся, словно птичка после сна, девочка:
– Па-па! Смо-три!
Мерин из шага вновь аккуратно загалопировал, сошёл с прежнего круга, проскакал сначала вдоль ограды загона, потом и вовсе направился в открытые воротца. Маленькая всадница сидела уверенно, радостно улыбаясь отцу, что выразил восхищение элегантными аплодисментами.
Доехав до Леонардо, она заложила ещё один виток, уже вокруг него. Потом конь плавно остановился – бурая морда качнулась в сторону чёрного плеча, но застыла под сердито выставленный пальчик Эффалии. Тогда мерин стал медленно припадать на запястья, за ними подогнулись и задние ноги. Девочка вцепилась в гриву обеими ручками. Когда конь наконец лёг, она перекинула ногу, чтобы соскользнуть с него, да не тут-то было.
– Эффалия! – принеслось строгое из загона. – Ты ни о чём не позабыла?
Взгляд малышки метнулся к матери, шедшей к ним вместе со спутницами, потом снова к отцу.
– Папа не исчезнет вдруг, не волнуйся, папа теперь живёт с нами, ведь так? – серый взор, замерев на колдуне, враз потеплел.
– Пра-в-да? – недоверчиво-радостно уставилась в жёлтые глаза Эффалия, одновременно стараясь усидеть на встающем коне.
