Не меч, но мир. Детская книга Александра

Осип коснулся бокового пульта капсулы. Раздалось шипение, и верхняя часть плавно отъехала. Внутри оказалась светлая колыбель, обитая бархатистой тканью.

Добрыня осторожно уложил младенца, и тот сразу заплакал. Вертикальный луч света пробежал по его личику. Затем яркая вспышка с металлическим свистом очистила кожу от влаги и крови.

– В данной секции, – Осип указал на прозрачную панель внутри капсулы, – осуществляется процесс приготовления и последующего хранения пищевых продуктов.

Осип открыл отсек, и его обдало приятным теплом, которое почувствовал даже Добрыня. Внутри он нашёл детскую бутылочку с жидкостью светло-жёлтого цвета.

– Младенца необходимо кормить каждые три-четыре часа. После завершения кормления следует незамедлительно вернуть использованную тару в капсулу. Устройство автоматически выполнит процедуру стерилизации.

Осип вложил соску малышу в рот. Тот мгновенно затих, открыл глаза и принялся усердно пить.

– Когда я вышел на пляж, мой визор обнаружил передатчик в модуле, – Гамлет указал на огромную гладкую «бочку» за спиной Добрыни. – Полагаю, он до сих пор передаёт ваше местоположение.

– Да, всё так, – Добрыня поджал губы. – Не успел убрать передатчик, не потеряв управление.

– В свете сложившейся ситуации нам следует незамедлительно покинуть данное место, господин.

– Нам? – Добрыня хмыкнул. – Я сам уйду с ребёнком. А ты останешься с этим, – кивнул на Гамлета, – и позаботишься о том, чтобы мою сестру похоронили достойно. – Вытащил из сумки светящийся кристалл с меткой в центре. – Встаньте передо мной. Знаете же, что это…

– Хрусталь памяти, – мрачно проговорил Осип и сник.

– Он самый, – усмехнулся Добрыня, нащупав большим пальцем колёсико на боку кристалла и повернув его до щелчка. – Я настроил кристалл на вибрацию, убирающую воспоминания за последние сутки.

Вдруг Гамлет проговорил, точно в трансе:

– По протоколу, после смерти багрянородицы нужно: обработать тело, кремировать и развеять прах в Скальном Храме Примирения. Он расположен на северо-востоке от…

– Да, знаю… Ты не можешь её не сжечь, – с горечью произнёс Добрыня, глядя на младенца, который уже мирно спал, утопая в сытости. – Но ей нужна отдельная усыпальница, – он осторожно убрал бутылочку в отсек, закрыл крышку и подвинул капсулу ближе к себе.

– Вдоль скалистого массива, расположенного на северном направлении, пролегает ряд вырубленных ступеней. – Осип указал на скалы впереди. – В непосредственной близости, к северу от данного массива, находится населенный пункт, где представляется возможным…

– Я знаю, куда идти, – Добрыня поднял кристалл и направил на химер.

Осип и Гамлет шагнули ближе. Он благодарно склонил голову и отвернулся к телу сестры.

«Прощай, Вера!» – слёзы невольно покатились по щекам.

Две яркие вспышки, подобные хрустальным осколкам, озарили пляж, стирая из памяти химер всё, что происходило этой ночью. Осип и Гамлет, словно повинуясь невидимому сигналу, выпрямились и замерли, с пустыми взглядами устремлёнными вперёд.

– Как казачий атаман Царь-Града, я приказываю: воздвигнуть гробницу для моей сестры. Она – нареченная царевной Плодородного Полумесяца, дочь Златомира, известного также как Девятко, девятого сына первого человека, и Златоцветы Взгарды. Я сам приду, чтобы убедиться, что вы выполнили мою просьбу. Но не упоминайте её имя на надгробии. Никто не должен знать, иначе память о ней будет сразу стёрта.

Осип и Гамлет кивнули и одновременно развернулись. Взявшись за край парящего ложа, они направились ко входу в станцию.

Добрыня схватил капсулу и рванул вдоль берега.

«Поскорее убраться с пляжа и спрятаться за высокими утёсами, а потом в моём тайном месте… Как же вовремя успел построить домик для отпуска!»

Чтобы миновать скалы и достичь следующей оконечности суши, пришлось преодолеть немалое расстояние вплавь. И вот, когда он наконец ступил на твёрдую землю, тяжёлые сапоги больше не ощущали гальку под ногами, а мягко касались песка.

– Александр… Мне нравится твоё имя, очень необычное, – Добрыня выпустил капсулу, и она тут же взмыла в воздух.

Он несколько раз провёл пальцами по экрану, отыскивая свой пояс. В центре бляхи загорелся маленький красный огонёк. Теперь он мог уверенно идти, зная, что капсула будет следовать за ним, преодолевая любые препятствия.

– Ну что, дружище, как будем жить дальше? Не так, как ты жил бы в хоромах Царь-Града, это точно. Не знаю, сколько нам ещё отмерено, но готов рискнуть. Знаю, придёт время, и я буду горд сложить голову, лишь бы ты жил. Пусть моя сестра хотела для тебя только мира, но ты должен восстановить справедливость. Я верю в это. – Испустил глубокий вздох и коснулся глубокой раны между рёбер. – Вроде ничего не задето… – стиснув зубы, решительно продолжил путь.

Звёзды меркли одна за другой, и ночное небо, прежде кажущееся плотным и непроницаемым, медленно отступало, являя небесную даль.

Низким, проникновенным голосом, Добрыня затянул старинную песню:

– Не для меня придёт весна,

Не для меня Дон разольётся,

Там сердце девичье забьётся,

С востоюргом чувств – не для меня.

Всё вокруг становилось прозрачнее. Края озера зеленели, наполняясь сочностью.

– Ой, не для меня цветут сады,

В долине роща расцветает,

Там соловей весну встречает,

Он будет петь не для меня.

У самого небосклона показалась тонкая розовая полоска, всё ширясь и светлея с каждым мгновением.

– Ой, не для меня текут ручьи,

Летят алмазными струями,

Там дева с чёрными бровями,

Она растёт не для меня.

Озорной ветер дунул в лицо. Ещё тусклый солнечный диск робко поднимался над горизонтом. Отражение весело заиграло на воде.

– Ой, не для меня придёт Велик-день,

За стол родня вся соберётся,

Вино по рюмочкам польётся,

Такая жизнь не для меня.

Ветер, как проказливый ребёнок, резвился с волнами, создавая на их гладкой поверхности затейливые узоры, похожие на кружева. Достигнув берега, волны оставляли на камнях пенные рисунки и вновь убегали, чтобы продолжить игру.

– А для меня лишь край клинка,

Он в тело белое вопьётся,

И слёзы горькие прольются,

Такая жизнь, брат, ждёт меня.

И слёзы горькие прольются…

Такая жизнь, брат, ждёт тебя…

Пропел, но вдруг осознал, что по ошибке заменил последнее слово.

– Тьфу-тьфу-тьфу! Не приведи Господь! – сплюнул и три раза постучал по своему лбу.

Лучи, уже совсем яркие, разлетались во все стороны. Высоко над головой беззаботно парили озёрные чайки, радуясь солнцу и заполняя утро далёкими криками.

Остров Буян радушно встречал Добрыню и Александра, обещая им светлый новый день.

8

Тренировка

Солдаты подносят лезвия к горлу наставников. Рыдания разрывают грудь, но Анастасия не сдаётся.

«Сейчас ваза сдвинется. Она сдвинется. Я слышу её! Сейчас!»

Мир, кажется, замирает. Она слышит, но не камень, а как рассекается плоть. Наставники падают на пол.

Из её груди вырывается крик, но отчаяние лишь усиливает боль. Ваза остаётся на месте.

И вот уже её друзей кладут на спину, а возле каждого из них встаёт солдат, направляя остриё клинка прямо между глаз.

Зенон облизывает губы и медленно произносит:

– Прекрасно. Пусть эти твари увидят оружие. Наставники были людьми и не заслужили встретить смерть лицом к лицу. А эти исчадия достойны встретить её сразу по праву рождения, – улыбается, неотрывно глядя на Анастасию. – Только попробуйте закрыть глаза, выродки!

Солдаты крепче сжимают рукояти кинжалов, но ваза по-прежнему остаётся неподвижной.

Анастасия не может перестать плакать, повторяя: «Сдвинется… Сдвинется». Мгновения кажутся густой липкой массой.

Она слышит дыхание друзей и биение их сердец, но не может ощутить холодный камень вазы на пьедестале. От слёз становится трудно дышать.

– Друзья… Друзья… – прерывисто шепчет она срывающимся голосом, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

– Друзья?! – дёргает головой Зенон. – Да какие они тебе друзья?! Они тебя больше, чем меня, боятся! Ты монстр даже для монстров. Командир, кончайте уже с этим!

Вдох. Мир снова застывает.

Кинжал оставляет в черепе зияющую рану, разъедая плоть. Яд на лезвии обезображивает лица, превращая их в кровавое месиво. Края раны пугающе загибаются, а глаза, кажется, растворяются.

Анастасия испускает резкий и шумный выдох.

«Сердца не бьются».

Она замирает с раскрытым ртом, как от внезапного удара в живот, не в силах сделать вдох.

«Сейчас».

Всё происходит мгновенно.

Анастасия с силой стискивает кулаки, так что белеют костяшки пальцев. Доспехи солдат лопаются прямо на их телах, острые металлические края впиваются в плоть, и из ран струями хлещет кровь.

Анастасия, вскинув сжатые кулаки вверх, заставляет латы сжаться ещё плотнее.

Треск ломающихся костей быстро смолкает.

Убийцы содрогаются в конвульсиях: их глазные яблоки лопаются, внутренние органы разрываются, а мышцы выворачиваются наизнанку.

Они падают на пол, словно из них выжали жизнь, как из мокрой тряпки.

«Я… убила», – свершилась месть за гибель друзей.

«Ваза», – треск, подобный раскатам грома, эхом разносится по залу. Огромные багряные глыбы, точно исполняя причудливый танец, взмывают ввысь и устремляются к подножию трона, где… Зенон, будто резко лишённый дыхания, безжизненно падает навзничь, прежде чем камни с грохотом погребают его под своей тяжестью.

Анастасия, всё ещё не в силах унять дрожь, не отрывает взгляда от образовавшейся груды.

«Получилось?»

Она делает осторожный шаг и замечает руку, торчащую из-под завала. На большом пальце покоится массивный перстень с печатью, а с ладони стекает густая алая струйка.

«Я… убила? Зенона?»

Вдруг из-за колоннады доносятся громкие хлопки.

Обернувшись, Анастасия со стягивающим всю кожу трепетом видит знакомую фигуру. Зенон, обнажённый до пояса и облачённый лишь в стальную набедренную повязку и высокие компрессионные чулки для капсулы перехода, медленно приближается, невредимый и целый. Он рукоплещет ей.

– Великолепно! Ты – великолепна! Да, я ожидал чего-то подобного, – он с брезгливой гримасой осматривает кровавые пятна на белоснежном полу и искорёженные останки своих солдат. – Поэтому не жаль жертвовать суррогатом, хоть сейчас такого уже не сделать, но я рад, что ты смогла проявиться себя даже лучше моих предположений. Просто я и представить не мог, что всё будет настолько… великолепно! Ты явно унаследовала эту черту от отца – страсть производить впечатление! Браво! – он подходит вплотную, взирая на Анастасию сверху вниз. – Для своего возраста… Постой-ка, – Зенон задумчиво рассматривает в своей ладони её косу, – тебе ведь скоро будет четыре месяца, не так ли? А выглядишь на лет пять-шесть. Да, всё верно, – отпустив волосы Анастасии, он с хрустом разминает шею, – как и у багрянородных, рост происходит скачкообразно. После четвёртого месяца можно считать, что месяц идёт за полтора года, а то и больше. Ого! Так у тебя пубертатный период начнётся к моему дню рождения, – Зенон, причмокивая, щурится, глядя на неё, но она сразу же отводит глаза в сторону. – Но после первого года рост замедляется, а молодость остаётся. Немного завидую…

Он внезапно преклоняет перед ней колено и нежно кладёт руку на плечо. Анастасия решается посмотреть на Зенона, и их взгляды встречаются.

– Запомни: сила – это власть. А жизнь, – он наклоняется ближе и почти шепчет, – просто театр одного актёра. Полагайся только на себя. Друзей не может быть у таких как мы… как ты. И именно тебе важно стать совершенством в этом мире, настоящим и единственным «венцом творения богов». Тогда займёшь этот трон, и никто не сможет лишить тебя власти, – Зенон встаёт и расправляет плечи, – никогда! Только… надо придумать, как тебя сдержать на всякий случай…

Слёзы уже иссякли, но руки всё ещё предательски подрагивают. Анастасия ощущает, как нечто горячее капает на её плечо с мочки уха, и влага собирается под носом.

Она быстро проводит языком по верхней губе: «Солёно».

Тыльной стороной ладони Анастасия вытирает эту мокроту́ и замечает алый след: «Это моя кровь?»

– Двести двадцать четыре дня с момента проигрывания воспоминания. Воспроизвести следующее? – электронный голос вернул Анастасию из глубин уяма мнемы.

– Довольно, – выкрикнула она, и стальные наручи раскрылись.

Анастасия, окончательно придя в сознание, обнаружила, что руки всё ещё в том же положении, в каком она их видела в своём многократно просмотренном воспоминании, где обучалась искусству контроля над гневом и бесстрастием. Быстро протерев глаза, с удивлением заметила на ладони несколько капель крови.

– Начинаю утреннюю тренировку, – вновь прозвучал электронный голос.

Впереди из пола выдвинулась зеркальная поверхность и капсула со сменной одеждой для занятий.

Тусклое зелёное освещение озарило не маленькую девочку, а уже подростка. Она взглянула на отражение ближе: от той, прежней, с белыми толстыми косами и широко распахнутыми золотисто-зелёными глазами, не осталось и намёка. Теперь – короткий и колючий ёжик на голове, и вечно сдвинутые брови. А ещё рука от плеча до локтя «украшена» металлическим плетением татуировки, вшитой в кожу – нейропластиной, которая позволяет Зенону в любой момент обезвредить её.

Анастасия оделась, и в тот же миг зеркало с капсулой скрылось в полу. Послышался скрежет железа, и из темноты возник человек, облачённый в серебристо-чёрную броню. Он был на несколько голов выше. Она не знала, как его зовут, только должность – «Состязатель».

Усмехнувшись, подумала: «Ему бы больше подошло истязатель».

Когда Состязатель поравнялся с Анастасией, не медля нанёс ей удар по щеке тяжёлой беспалой рукой. Из динамика на его груди раздался мужской голос, который, как обычно, пытался удостовериться, что она вернулась в реальность:

– Уже чувствуешь? Ты чувствуешь боль?

Анастасия замерла, сосредоточившись на том, чтобы собрать кровь, стекающую по подбородку в ладонь. Её взгляд устремился в сторону, и в то же мгновение массивное тело Состязателя отбросило к стене арены, буквально впечатав в камень.

Пока он приходил в себя, она устало окинула взглядом свою келью. Внимание привлекли следы алмазной пилы на гладких стенах и скамья со столом, вырезанная в камне. Свет проникал в круг арены лишь через единственное отверстие под куполом.

«Раньше казалось, что это дыра в небо. Ага, наивная!»

Прикоснувшись к «отверстию» однажды, она осознала, что это всего лишь круглый фонарь, имитирующий дневной свет или сияние лун.

Размяв руки, она обратилась к Состязателю:

– Ты долго собираешься копаться? И что ты там мямлил о боли? Я-то чувствую, а ты… – и, стиснув зубы, процедила: – Ты не почувствуешь, даже если я буду постепенно отрывать конечности и расплющу каждый механизм одним взглядом. А в живую, один на один, не вынесешь и мига – сдохнешь. – Она улыбнулась, сжимая и разжимая кулак. – А жаль… Но что с тебя взять? Трус. Прячешься в соседнем зале, управляя этой машиной. И, что самое неприятное – очень халтурно! – Снова раздался громкий скрежет металла – Состязатель почти выбрался из разрушенной стены. – Надо Зенону нажаловаться, пусть кого-нибудь поспособнее пришлёт!

Раздался ещё более громкий скрип, и боевая машина вновь обрела устойчивость.

– Продолжим, – прошелестел мужской голос из динамика. – И меньше ненужной агрессии. Тебе ещё сегодня на задание. Опять сбежавшие твари с силой богов прячутся за спинами простых работяг из деревни.

Анастасия приняла боевую стойку, опустившись на одно колено и отведя другую ногу в сторону, готовясь отразить нападение.

– Кто бы говорил об агрессии! – ядовито заметила она.

От предвкушения ладони вспотели, когда яркий луч фонаря осветил фигуру Анастасии, и началась её утренняя тренировка.

9

Сын

Солнце давно миновало зенит, и жара начала спадать. Небо постепенно затягивалось тучами. Насколько хватало взгляда, вокруг расстилалась южная степь. Жёлтый океан тонких стеблей дикой пшеницы изредка разбавляли яркие пятна полевых цветов и зелёные островки кустарника.

Внезапно в неподвижном, нагретом воздухе что-то изменилось. Лёгкий ветерок резко усилился и прокатился волной по полю, заставляя насекомых в траве трещать, а пыль на старой дороге закручиваться спиралью.

Ветер овладел степью, и она смиренно отдалась его силе.

На размытой линии горизонта появился пахарь, словно высеченный из камня. Он уверенно правил лошадью, крепко держа поводья, а деревянная соха тянулась позади. Лемех скрипел. Сила словно витала в воздухе и возрастала с каждым шагом, подобно древнему лесу, оживающему в мощи пахаря. Несмотря на тяжёлую поступь, он двигался совершенно бесшумно, как будто парил над землёй.

Пахарь приблизился к камню, служившему основанием для ствола ракитового куста. Отпустив поводья, он медленно протянул руку к засохшим веткам. Пальцы коснулись гладкой холодной поверхности, и в этот момент небо озарилось ярко-зелёным лучом.

Вдалеке, у самого горизонта, потоки воздуха рассекали травяное море, создавая косые волны. Над ними, на круглой площадке винтолёта стояла вытянутая фигура в неестественно прямой позе.

«Прислужник Энкилотея уже здесь».

Моргнул и стал видеть его глазами: острые пальцы скользили по карте на пульте управления винтолёта. Вздрогнул и направил четырёхпалую руку на схематическое изображение купола. Тут же прозрачный свод накрыл винтолёт.

«Ищи Ветра в поле.24 И координаты, вроде, точные. А где ты, змей бы тебя побрал, Дар Ветер?» – услышав в его мыслях своё имя, пахарь потерял улыбку.

Когда прислужник взглянул на рамку курсографа, зрачки сузились, превратившись в вертикальные полосы. На светящейся карте двигалась точка, указывая на местоположение.

Под днищем на земле появились глубокие борозды. За ними виднелись выкорчеванные пни и отброшенные в сторону валуны.

«Старый пахарь пашет поле – дурной знак», – вспомнил детскую считалку прислужник, и на тёмном лице промелькнула ухмылка.

На небе уже сгустились тучи. Наконец перед винтолётом проявилась зелёная световая линия, разделяющая небо на две части. За этой острой чертой особенно ярко выделялся контраст между белой рубахой пахаря и его серебристыми волосами, рассыпавшимися по плечам.

«А, Дар Ветер, Вы, должно быть, уже в моих мыслях? Добрый вечер!», – прислужник помахал рукой.

Налетел сильный ветер. Чернота небосвода разверзлась белым огнём, и гром эхом прокатился по степи.

Конь, запряжённый в соху, испуганно замер, вперив глаза в сторону быстро приближающегося серебристого диска и заржал, выдавая свой страх.

Небеса расколола молния. Губы Дар Ветра в белой бороде плотно сжались.

Одним движением глубоко вонзил плуг в землю и нежно провёл пальцами по гриве коня.

Винтолёт беззвучно завис над травой. Первые капли дождя, становясь всё сильнее, ударялись о силовое поле. Дар Ветер не спешил, в то время как прислужник быстро спрыгнул с парящего диска и большими шагами принялся сокращать расстояние.

– О владыка горных вершин, – тихо, но уверенно произнёс он, поклонившись. – Гос-сподин южных с-степей и дорог, отвращающий зло и неумолимый, яс-сногрозый молниевержец, дос-стославный миродержец и воздаятель! Вы всемогущий, вс-севластный и вс-севедущий вс-сеотец, земледелец и кожедел, – прислужник улыбнулся и, будто отвечая на невысказанный вопрос, добавил: – Вы знаете, почему я здесь, так ведь?

– Скажи, Балем, – низкий голос прозвучал подобно далёкому раскату грома.

Прислужник вздрогнул и ещё ниже склонил голову, едва осмеливаясь поднять взгляд.

«Всеотец назвал меня по полному имени!» – услышать обращение по имени от «небожителя» значило многое.

– Приказ Зенона остаётся в силе. Беглых багрянородных продолжают ис-скать и уничтожать. С-солдаты наместника теперь убивают не только жителей Царь-Града, но и обитателей вс-сего Плодородного Полумес-сяца, полагая, что они могут укрывать с-сбежавших. Но это не вс-сё, – Балем выпрямился и провёл рукой по своим гладким рубиновым волосам. – Отряд ордынцев в пос-следний раз находился под командованием предполагаемой предс-ставительницы пос-следнего поколения – одной из багрянородных. Говорят, намес-стник таким образом обучает её, давая ос-собые поручения в перерывах между её пребыванием в Храме Подавления.

Короткая вспышка заставила Дар Ветра зажмуриться. Снова степь, но другая, нереальная.

«Развилка, камень, свернуть налево».

Он вновь вошёл в Коло через темнокруг, и пред взором тут же возникли образы, будто сотканные из тьмы: обнажённые мечи касаются рук, защищающих головы. Пальцы в перчатках с силой вырывают маленькие тела детей из рук кричащих женщин. Лезвия рассекают топоры и плоть мужчин, вставших на защиту своих семей.

По белым плитам и пыльным дорогам расплывается свежая кровь. Пурпурные, золотые и простые холщовые одежды пропитываются алым. Лица искажены ужасом.

Свет падает на солдат. Они расступаются, и во главе отряда стоит совсем юная девочка с окровавленным копьём. Её лицо не выражает никаких чувств. «Зенон, я выполнила задание», – слетает с её уст.

Дар Ветер открыл глаза и глухо, точно голос исходил из самых недр тела, проговорил:

– Однажды мой плуг уже запрягали змеем, и нет ничего, что помешало бы этому свершиться вновь.

– Не с-стоит, к чему? – Балем осклабился и спрятал руки за спину, будто пытаясь отдалиться. – Я лишь пос-сланник и с-служу с-своему гос-сподину, а он верен вам. Люди будут молить о помощи. С-снова придётся вмешаться. Завис-симость от богов – часть их программы. Вам ли не знать!

Прислужник оглядел босого мужчину в потрёпанной одежде, по-видимому усомнившись в том, с кем говорит. Дар Ветер почуял его неуверенность.

Тогда он расправил плечи, и фигура мгновенно преобразилась, обретя величественность десятиаршинного25 исполина. Глаза стали больше, заняв почти половину лица, переносица разгладилась, а профиль стал похож на мраморный бюст. Полные губы искривились в усмешке. Молния вспыхнула за спиной, озарив всё вокруг. Он внушил прислужнику свой истинный образ. Прислужник в испуге отпрянул.

– Люди отныне не нуждаются ни в чьей помощи. Всё, что произошло – вина твоего хозяина!

Ответ последовал незамедлительно. Со стороны винтолёта донёсся глубокий, бархатный голос:

– Ну привет, Дар Ветер!

Вмиг пространство прорезал луч проекции такого же гиганта. Его полупрозрачное зелёное тело сверкало в падающих каплях дождя.

Полночерт не всегда точно передавал облик транслируемого объекта, но сейчас были различимы даже выпуклые округлые чешуйки и кольцевидный переливчатый узор, опоясывающий грудь. Широкая массивная корона изогнутых рогов венчала узкую голову. Толстый вытянутый хвост с роговыми наростами посередине служил дополнительной опорой.

Звериные черты и неестественно длинная шея контрастировали с человеческими признаками: двумя ногами, двумя руками и мускулистым торсом. Из одежды – только набедренная повязка, сплетённая из металлических нитей.

Полупрозрачный гигант раскинул четырёхпалые ладони с огромным шипом вместо пятого, большого пальца.

– В основе нашего мира – стена. – Его рот, представлявший собой слегка приплюснутый кератиновый клюв, едва двигался. – Стена, разделяющая виды. Если стороны решат, что её нет – будет война. Точнее – бойня. Стена – закон, и я уважаю его. И не только я. Наследие нужно сберечь. Мир пока держится на этом. Но подумай о главном инстинкте каждого псевдоживого существа – самосохранение. Люди будут потеряны, если в их обществе начнёт властвовать хаос, и пойдут на всё ради выживания. А что, если после убийства багрянородных они захотят уничтожить стену? Или, – Змей выдержал паузу, играя желваками, – тебя?

Дар Ветер прищурился и внимательно осмотрел призрачную фигуру.

– Энкилотей, мой дорогой друг, если багрянородных вовсе не осталось, то днесь мир принадлежит исключительно людям. Ты знаешь, я создал для рода человеческого идеальную форму правления, однако, как видишь, Зенон и его сторонники выступили против. Это их право, понимаешь? Повременим и посмотрим, как события обратятся в грядущем. В противном случае не имеет смысла сохранять жизнь на Земле.

Лицо Змея дрогнуло – этот сухой итог его не удовлетворил.

– Подобное решение ставит под угрозу не только мою жизнь, но и существование всего племени нагов.

Теперь даже не сомкнув век, Дар Ветер вновь погрузился в Коло. Бескрайнее поле, как и раньше. Вдалеке виднелся тот самый камень-навигатор. Перед ним всё так же стоял Змей, но уже не проекция, а живой и вполне осязаемый образ.

Дар Ветер не говорил вслух. Его слова просто возникали в воздухе, словно лёгкие облака, окутывая пространство вокруг головы: «Занятно, а вот теперь я нашёл тебя в Коле, и понимаю, к чему ты клонишь, друг. Просто хочешь пробудить во мне сознание вины за упущенную возможность, однако я не медлил, поверь. Будущее доступно мне шире, и я давно знаю о ходе событий. Сейчас всё идёт своим чередом».