Не меч, но мир. Детская книга Александра

Но тут в голове, буквально из ниоткуда, внезапно возникла совсем другая картина: бескрайняя пустыня, а в центре – мир, измождённый технологиями. Вокруг – лишь огромные экраны и высотные здания. Всё требовало постоянного внимания, наблюдения, поиска. И солнца… два! Однако они… тусклые, едва различимые сквозь плотную завесу дыма или туч, которые казались бесконечными.

Мои размышления прервал голос Вари:

– Слушай, дед, я тут подумала: они все там в книге же вроде в средневековье играют, но оружие у них какое-то непонятное. То мечи, то пики, то вообще какие-то инфрастволы. А ещё штуки эти летающие… винтолёты? Я вообще запуталась, что к чему.

Дед почесал кончик носа и слегка шмыгнул.

– А шо тута непонятного? У те часы, коли боги управляли планетой, технологии на самом высоком уровне були. Покраще, чем у нас сейчас. А мечи и пики тому, шо боги не дали людям огнепалу36. От дурных детей подальше решили. Слишком небезпечне, мол, – дед хмыкнул. – Як бы мечи с пиками и луками безпечные, ага. А инфраствол… Це не огнепал, а мощный ретранслятор. Раздаёт волны, впливающие37 на сознание, только у подручной форме. Боги дали его людям, щоб багрянородных с их неограниченными способностями могли приборкать38. Притом ЭВМ-ы боги людям-то оставили…

– Ну, всё-таки ж потом дали… А что за боевая техника в нулевой главе?

– Дык, це було у часы Войны Богов. Потом пропало. Навить39 наместнику не разболтали, де уто усё добро поховано40. Але це попозже, презабавный такой сюжетный поворотец, – дед хитро усмехнулся.

– И на сколько позже? Мне-то ещё нужно конюшню прибрать…

Дедушка махнул рукой.

– Продолжаем-продолжаем, день не резиновый, як батька твой сказав. Отже, – он перелистнул страницу. – Вы усе названы на честь героев утетой самой книги. Ваших батькив ще я назвав Александром и Иваном. Потом вже мой сын своих детей – Сашей и Настей. И тебя, Ян, не просто так нарекли, а от имени Иван. – Дед перевёл взгляд на Варю. – А тебя… Потом. Сейчас пока продолжу, щоб не запутать. Короче, утети герои – правда жили и ходили по той ж земле, шо и мы…

Я выглянул в окно. Солнце жарило так, что казалось раскалённой лампой. Ветер подул внезапно. Тёплый, резкий, как струя фена, обдал лицо. На языке остался привкус степной пыли.

– Давным-давно они досягли величия, и их имена остались в столетиях. Образы их до сих пор вдохновляют усех… И вас тоже скоро. Просто дослухайте до конца. Чай каждому поколению надобна своя сказка.

10

Важный разговор

Ветер резко усилился, шелестя листьями. Солнце уже клонилось к закату, но жаркий день ещё не спешил уступать свои права. Дрозду приходилось искать убежища в тени. Бабочки не кружили над клумбами, а только приплясывали на месте, прячась среди цветов. Стеклянная крыша флорариума переливалась, словно разом раскрылись сотни изумрудно-зелёных зонтиков.

Лучи солнца, проникая сквозь густую листву, создавали причудливые блики на полированных гранях обелисков и стенах из зелёного мрамора, сиенита и пятнистого порфира.

Наместник Зенон, пройдя через сад, вступил в коридор, где между рядами колонн возвышались величественные статуи богов, выделяясь своей безупречной белизной.

Вскоре он уже был у двери в конце коридора и, спустившись по широкой лестнице, почувствовал, как снизу поднимается тёплый воздух, неприятно обдавая лицо. За этим последовали звуки оркестра и знакомый запах влаги, плесени и чего-то ещё… Нечто неуловимое, напоминавшее свежевываренную кожу, натёртую чесноком.

«По-видимому, они уже здесь. Пришли, значит, с противоположной стороны, и сквозняк принёс сюда их зловоние», – и пустился бегом.

В подземелье, озарённом красным светом, раздавалась пугающая и загадочная музыка: плач духовых инструментов, резкие и нестройные ноты струнных, раскатистый грохот литавр. Пещера содрогалась от этих звуков, как при землетрясении.

Замерев на мгновение у подножия лестницы, Зенон завороженно оглядел открывшееся зрелище. Чудилось, что красноватое свечение исходило от самих стен, пронизывая пространство насквозь. Дыхание участилось. Воздух здесь стал тяжелее, чем раньше.

– Так, – выдохнул, обнажив запястье с массивным браслетом, – открыть заметки: увеличить количество воздуховодов на нулевом уровне.

Сталь вспыхнула синим и тотчас же погасла, когда наместник опустил складки тоги на предплечье.

Из водной глади поднимались стройные ряды высоких колонн, казавшихся бесконечными. Внизу они освещались алыми фонарями, создавая впечатление каменного леса, уходящего в сумрачную даль, или оптической иллюзии, отражающейся в сотнях несуществующих зеркал.

Горожане нарекли это место «дворцом, что провалился под землю». В действительности, здание не проваливалось, а его часть была намеренно погребена, дабы во время Войны Богов жители Царь-Града могли найти здесь убежище в случае удара с воздуха. Теперь заложенные арочные окна лишь усиливали чувство тревоги, безмолвно напоминая о том ужасном годе.

Под ногами простирался лабиринт из узких мостков расходящихся в трёх направления. Каждый путь вёл к новому разветвлению, и все вместе они создавали запутанную сеть.

Он посмотрел вниз, на воду, такую прозрачную, что под её гладью виднелся пол, покрытый илом. Вероятно, до него оставалось не более аршина от поверхности.

Концерт в честь прибытия важных гостей проходил в самом сердце «подземного царства», примерно на середине пути к дальней стене, откуда по прикидкам Зенона вот-вот должны были выйти автохтоны. Там, на просторном возвышении разместились музыканты, а для зрителей полукругом, как лучи солнца, расставили обитые бархатом кресла.

Наконец, Зенон устроился в кресле напротив флейтистов, облачённых в чёрные сюртуки с красной каймой.

Он откинулся на мягкую спинку и провёл рукой по мокрой от пота залысине. В этот момент за сценой возникли несколько приземистых и коренастых фигур, полностью закутанных в длинные тёмно-зелёные плащи. «Одежда» двигалась как бы сама по себе, точно дышала.

Он встал и поклонился делегации, аккуратно придерживая складки пурпурной тоги. В ответ раздались одобрительные щелчки и утробное посвистывание, после чего все присутствующие заняли свободные места. Лишь одно кресло осталось незанятым – слева рядом.

«Всё верно, наилучшая позиция для меня».

Внезапно, поверх голов скрипачей, он разглядел, как в зал вступила последняя фигура.

«Мать всех ящеров, эста».

Она медленно шла по кругу вдоль сцены, внимательно наблюдая за выступлением музыкантов. В полумраке зала её можно было принять за человека, если бы не чуть более крупная голова и впалый нос. Она повернулась, и Зенон увидел большие круглые глаза, казавшиеся какими-то больными, припухшими. Однако так могло показаться лишь людям, ведь среди себе подобных её наружность почиталась даже привлекательной.

Наместник присмотрелся к широкому лбу и увидел углубление, похожее на закрытое веко.

«Точно, это глаз… Третий. Совсем забыл, что у некоторых, особенно у наследников правящих семей автохтонов, он появляется ещё в яйце… Мол, помогает лучше взаимодействовать с Колом и влиять на подчиненных. Фу, какая же гадость!»

Когда она открыла рот, Зенон окончательно удостоверился, что перед ним не человек.

Зубы-лезвия обрамляли безгубый зев, сложившийся в подобие улыбки. Строение челюсти имело сходство со змеиным, что наводило на мысль о её способности поглощать даже довольно крупную добычу.

«Хоть ростом на пядь ниже среднего мужика в сорок вершков41… всё равно может махом сожрать. А вот я с ними буду почти на одном уровне. Может, сейчас это и хорошо».

К нему приблизилась та, ради которой всё это представление и затевалось. Венец из тонких травинок на её голове переливался собственным зеленоватым светом. Распахнула плащ, обнажив мягкий бело-зелёный живот. Короткие массивные ноги оканчивались ластообразной ступнёй с четырьмя когтистыми пальцами, соединёнными плотной перепонкой.

В отличие от нагов, автохтоны имели менее длинный, но при этом весьма мощный хвост. Он расширялся и уплощался на конце, подобно рыбьему. При этом Зенон не раз видел, что они плавали, используя довольно примитивный метод, характерный для засадных охотников: отталкивались от воды и извиваясь всем телом.

Превозмогая внезапный приступ омерзения, наместник встал и с улыбкой подошёл ближе.

Эста, в отличие от соплеменников, понимала язык людей и знала их обычаи. В знак приветствия она подняла руку с двумя парами хватательных пальцев.

– Сдравствуй, Сенон! Я в востолге от этого места – так тепло и влас-сно, – и красно-жёлтый гребень расправился на её голове поверх венца.

– Радостно слышать, о великая эста Вэ’анди.

– Ласскасывай о пледлосении, – она широко взмахнула рукой и опустилась в кресло. Зенон последовал её примеру.

Всё её тело покрывали внахлёст мелкие ромбовидные чешуйки. На груди и руках они были килевидными, а от рёбер до ног – гладкими.

– Я глубоко уважаю ваш народ и восхищаюсь биологическими технологиями, позволяющими выживать в самых сложных условиях. Приведу маленькую летописную справку буквально на долей42 тридцать, не больше… Не против? Благодарю, – не дожидаясь ответа, Зенон продолжил: – Ещё со времён Войны Богов я высоко оценил возможности ваших старших братьев – нагов. И до сих пор поддерживаю связь с одним из них…

Вэ’анди прервала его, поморщившись и подняв покрасневшую ладонь.

– Ка43! Не намелена слусать эти длинные глупые слова.

– Конечно, мы должны более… – склонив голову, затараторил Зенон, но она снова не дала договорить.

– Мне не надо ни исвинений, ни унисения, даже объяснений твоего ис ряда вон выходясего поведения.

Зенон удивленно приподнял брови. Он не собирался извиняться, но и не хотел спорить. Жестом предложил собеседнице говорить дальше.

– Ты пледал слово данное своим хосяевам. Мне просто невдомёк, посему и ты, и твои люди, – лицо исказилось, будто она резко ощутила что-то неприятное во рту, – есё не пледаны смелти. Но не буду говолить об этом – я думаю не о себе, а о своем налоде. Жиснь к югу от стены стала тяселой, и восстановить все наши потели – моя судьба. Но… нусдаюсь в помоси, увы, – она кашлянула и снова скривилась. – Плошу помоси у людей… Но ты обесал! Ососнаешь, какие усасные события плоисходят сегодня? С севела дуют холодные ветла. Ладиация лазлушает Семлю там, где ластут насы длева жисни, олужие, еда, тлансполт. Два голода усе погибли. Да и Гбаинен сколо умрет… Аскеалап есё выделжит. Но появилось лусшее место. Я долго билась са право быть эста там. Но нусны длузья, готовые уселдно тлудиться вместе. Сами мы не сплавимся, нас мало… – она замерла и бросила на него косой взгляд.

«Мало их… Они, блин, повсюду!»

– Да, мне уже донесли, что вы не только в Африке, но и под Дальневосточной Провинцией в Ассии обосновались, прямо у Великой Стены. Как называется ваш новый живой город?

– Таклак Макан, – после некоторого колебания произнесла автохтонша. – Но не обольсайся. Мы тут лись потому, сто следуем плолочиству насего налода о селовеке-объединителе. Я думаю, это ты. Будь со мной в этих нелегких тлудах. Помоги, восвысься, стань плавой лукой. Ты не можешь откасать. Согласен? – автохтонша широко открыла глаза и протянула Зенону раскрытую ладонь.

Но наместник только слегка улыбнулся и повернулся к музыкантам. Скрестив пальцы, он подпёр ими подбородок.

«Резко она тему свернула… М-да, переговорщики из них никакие».

Её слова было сложно разобрать, а принять предложение без явных выгод – ещё сложнее. Зенон искал в облике собеседницы хоть что-то привлекательное, чтобы расположить её к себе, но безуспешно. В итоге лишь поджал губы и снова перевёл взгляд на сцену. Минуты тянулись медленно. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Милая Вэ’анди! Вы правы, за убийство багрянородных меня давно должны были казнить. Но этого не случилось. Значит, у меня всё-таки есть какая-никакая власть, – усмехнулся.

Автохтонша с трудом сдерживалась. Это выдавали подрагивающие челюсти.

– Я не иглаю в политические иглы, и никогда не повтоляю воплосы, особенно когда саключаю союс… И особенно когда саключаю его с людьми!

– Я имел в виду другое, – рассмеялся Зенон и, слегка пожав плечами, продолжил: – У нас здесь с вами цирк с конями или важный разговор?

11

Совпадение

Стрекозы взмыли в воздух. В узком ущелье, окружённом густым лесом, текла неглубокая, но стремительная река с кристально чистой водой.

На мгновение сквозь кружевную завесу листвы проступили очертания небесного купола, но ветер, будто в порыве ревности, тотчас скрыл их вновь.

В чаще царила настоящая суматоха: то ветка хрустнет, то старая трещина в древесном стволе скрипнет. И вот среди этого шума раздался неуверенный, как бы вопрошающий свист. Но вскоре его сменил звук, не похожий на голос зверя: глухое уверенное клокотание, эхом разнесшееся между стволами до самого края поляны, покрытой ковром молодого папоротника.

Там, на невысоком утесе у реки приютилась скромная хижина. Рядом располагалось несколько водяных колёс, которые, вращаясь, приводили в движение бронзовые шестерни.

Среди пышной зелени ветвей виднелись светло-коричневые участки кровли, выделявшиеся на фоне густого леса. Одноэтажное здание с серыми стенами и остроконечным флигелем почти терялось в тени невысоких деревьев, обрамляющих поляну. У ступеней, ведущих ко входу, буйно разрослась высокая трава, давно не знавшая косы.

Добрыня напряжённо всматривался в сумрачную чащу леса, но по-прежнему не мог ничего различить.

– Здесь никого нет!

Он обернулся к распахнутому окну хижины, за которым стоял маленький Александр, указывая ручкой на заросли. Его рубашечка натянулась на округлых плечиках, а длинные рукава сползли вниз.

– Я проверил – никого! – с этими словами Добрыня в последний раз оглядел окрестности и, встретившись взглядом с неестественно большими золотисто-зелёными глазами Александра, отрицательно покачал головой. – Нету!

– Там! Та-ам! – он не унимался, но Добрыня уже шагал к дому. Мгновение – и дверь захлопнулась, засов встал на место.

– Александрушка, уже наступает ночь, пора спать, – почесал густую, неряшливую щетину и устало вздохнул. – Мы не пойдём гулять, – не без труда подхватил его на руки и понёс к тазику для купания.

– Папа! – пролепетал Александр, и указательный пальчик опять взмыл в воздух.

Добрыня раздел его и стал намыливать подмышки и голову, покрытую редкими светлыми волосиками.

– Всё папа да папа… зови меня лучше Добрыня, – с улыбкой произнёс он, рассматривая милое круглое личико с румяными щёчками. – Я же тебе не папа, я твой дядя. А ты мой племянник, – и потянулся за ковшом с тёплой водой, смыл пену. – Давай лучше снова потренируемся. Как тебя зовут?

Александр надул губы и отвернулся.

– Ну ладно, сложновато для тебя, долговато… Как бы покороче? – задумался, потирая подбородок. – Нет, не выйдет. Кощунство. Это же имя… не просто имя. Новое, такого нет и Вера его не просто так придумала. Тут, похоже, без богов и программы багрянородных не обошлось. Или где она там участвовала… Так что придётся тебе тренироваться, дружище! – вытащил Александра из таза и замотал в полотенце.

«Ещё пару недель, наверное, и я тебя вообще не подниму!»

Александр продолжал активно жестикулировать.

– Отвлекаешь меня? Не хочешь спать? Но ночью все животные спят: кошечки, собачки и птички. И Александрушке пора ложиться, – Добрыня осторожно положил на постель всё ещё беспокойно вертящийся кокон из полотенца.

Пока он открывал шкаф, чтобы достать чистую сорочку, Александр, радостно смеясь, соскользнул на пол и, забыв о сне, начал бегать по комнате.

Добрыня снова испустил усталый вздох.

– Ну что такое? Куда ты убегаешь? – и последовал за ним, притворяясь, что хочет поймать. Непоседа не желал сдаваться и, прижав согнутые локти к груди, резво убегал.

Добежав до кухни, Александр на мгновение замер, а затем, быстро спрятавшись за креслом, присел на корточки.

– Ты собираешься… какать?

Александр замычал и замахал рукой, отгоняя незваного зрителя.

– Мне уйти? – в ответ получил короткий кивок.

Добрыня сел на скамью и сделал вид, что рассматривает трещины на стене, а сам краем глаза наблюдал, всё ли в порядке. Заметив это, Александр закряхтел.

– Да всё, не смотрю я! Отвернулся! Успокойся! – и шёпотом добавил: – Опять тебя, что ли, придётся мыть…

Добрыня вновь попытался придумать решение проблемы с передатчиком. Мысли путались, и в голове мелькали лишь обрывки идей.

«Если подсоединить этот провод к зелёному переходнику… Зелень с огорода на подоконнике пропадает! Надо приготовить что-нибудь, чтобы Александр мог кушать… Хотя, может, ему уже не стоит пробовать эту зелень? Вот! Точно, индикатор загорелся зелёным на мгновение, когда я вставлял дополнительную перемычку… Боги, я, кажется, забыл вставить ключ в замок на двери, только засов… А если придут взломщики… Взломщики? Здесь? Какая ерунда!»

Александр вернул Добрыню к действительности, крепко дёрнув его за широкую, потрёпанную штанину. Комнату наполнил неповторимый детский аромат, а на полу виднелись коричневые следы маленьких ножек, ведущие от кресла.

Добрыня, собираясь с мыслями перед уборкой, глубоко втянул воздух ртом и потёр ладони о колени.

– Ну ты молодец! Все должны ходить в туалет на ночь. Давай я тебя, наверное, просто оботру, а потом приберу все эти грязные дела…

Пол вымыл. Вытер. Начал одевать. Хотя Александр несколько раз укусил его в процессе, Добрыня быстро справился с задачей и уложил непоседу в кровать, где они обычно спали вместе. Александр сразу же укрылся с головой, и из-под одеяла раздался радостный возглас, приглашающий к игре.

– Надо спать, а не в домик играть!

Но очередной короткий вопль заставил всё-таки присоединиться.

– Ну и что будем делать теперь?

Александр вытянул шею, показывая пальцем сначала на свою, а потом на шею Добрыни.

– Это шея. Она есть и у тебя, и у меня. А покажи, где глазки? А где ротик? – называл части тела, а малыш показывал, где они расположены.

Вдруг Александр скинул одеяло и улёгся на подушку. Но всё равно нервничал и ёрзал.

– Давай так: я принесу тебе молочка или компотика, расскажу сказочку, и мы будем лежать с закрытыми глазами, хорошо?

Александр уверенно закивал.

Добрыня с кряхтением поднялся с постели, сходил на кухню за бутылочкой.

Выключил свет и лёг на кровать.

Александр, прижавшись к нему всем телом, тихонько пил, и другой ручкой теребил мочку уха.

Уже сам почти засыпая, Добрыня принялся за сказку:

– Жили-были два брата и две сестры. Всё у них было хорошо, пока старый чародей Дар Ветер не предложил каждому из них дар. Старшему брату – на время трон. И тот согласился. Младшему брату – командовать войском. И тот согласился. Старшей сестре предложил чудесную силу, чтобы ткать помыслы людей. И она согласилась. А младшей сестрице…

Ручка с бутылочкой плавно опустилась, и компот из соски начал капать на подушку – Александр мирно посапывал во сне.

– Уснул… Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец, – прошептал, потёр уставшие глаза и осторожно встал с кровати, не забыв прихватить с собой бутылочку.

Чтобы Александр не упал, подпёр свободное место подушкой. Через некоторое время он собирался отдохнуть здесь же.

Болели руки и поясница, а голос почти охрип от множества сказок и песен.

«Лечь бы спать, а дел ещё полно…»

Добрыня подкрался к окну в спальне и чуть приоткрыл его. В комнату ворвался плеск реки. Этот звук стал настоящим спасением, помогая Александру крепко спать всю ночь.

Когда Добрыня направился к выходу из спальни, половица предательски скрипнула под ногой. Он мысленно выругался.

«Выполнять ночные спецзадания по проникновению в тыл врага было куда проще, чем выйти из комнаты со спящим младенцем».

Но, к счастью, шум спас положение – Александр не проснулся.

Добрыня аккуратно закрыл за собой дверь и оглядел кухню, напоминавшую поле боя: разбросанные игрушки, остатки каши и сахара на полу, потёки от ягод на стенах, грязная мебель и стёкла, покрытые следами маленьких ладошек.

Махнув рукой, будто говоря: «Да ну его!» – сел за стол. Взял в руки разобранный передатчик, который чинил уже много дней, стремясь восстановить связь с Дар Ветром.

Когда запустил поиск соединения, то услышал только сдавленное хрипение. Маленький экранчик замигал.

«Подождём!»

Отложив передатчик в сторону, Добрыня вытащил блокнот из ящика стола и записал: «День двадцать восьмой с рождения Александра. Вес один пуд семьсот. Рост двадцать четыре вершка44. Даже по графику развития багрянородных рост Александра при его возрасте чрезмерно высокий. Полагаю, больше сравнивать с комплекцией багрянородных бессмысленно, он развивается намного стремительнее. По человеческим меркам даже не знаю, детей-то у меня нет… Ну, наверно, года полтора точно, может два. Пока говорит мало. Словарный запас всего десять-пятнадцать слов. Но у мальчишек левое полушарие мозга развивается быстрее, а речевой центр расположен в правом. Поэтому слова не спешат покидать хранилище пассивного словаря. Сегодня ему исполнился месяц. Я собрал шелковицу, чтобы порадовать мальца, но ему не понравилось. Придётся сварить компот. Воду не любит. Пьёт только молоко, но сухое уже закончилось. Сок тоже почти весь выпил из запасов, а компот из лесных ягод нечасто сваришь, их мало. Хорошо, что в своё время рядом с домом шелковицу посадил. Но если упрямец не начнёт пить воду, то и её всю на компот пустит. Мясо замороженное тоже кончилось. Уже почти неделю не могу сходить на зверя, жрать хочется, но для меня ещё чуть остались солдатские пайки и консервы (надо бы график питания составить), а вот Александра таким нельзя кормить. Хотя сегодня давал тушёнку пробовать и гречку сварил. Понравилось. Вырвал, правда, потом. Хотя блевота теперь обычное дело – если начинает чего-то требовать и если его не пожалеть сразу (бить, кричать и ругаться бесполезно, уже пробовал, только хуже – предметы по комнате летают, буквально, сами собой), приходится всё вокруг отмывать. Воспитывает, прямо как шёлкового меня, своей этой рвотой! В итоге даже с двухканальной радиослушкой (чтобы Александра слышать как спит) не могу поохотиться. Зверь уже знает, что возле дома опасно, а сигнал до трёхсот метров – больше не добивает. Ходили в рыбацкую деревню несколько раз. Но рискованно. Тогда Александр ещё не был таким шустрым, сидел себе в заплечном мешке, прикрытый одеждой. Но когда высунулся и снял шапку, какая-то бабка сразу закричала: «Небесный сын, небесный сын…». Слишком яркая у Александра внешность. Корову бы нам, а то на теплицу, наверное, времени с Александром не хватит. Овощи всё равно придётся покупать… как-то. Хорошо, что я тогда ещё на чёрный день немного монет спрятал тут, в доме…».

Размышляя о том, что ещё можно добавить в дневник Александра, Добрыня подпёр рукой щёку и незаметно для себя задремал. Карандаш выпал из ослабевших пальцев…

В клубах неясного тумана, то ли дыма, то ли сумрака, едва различимо возникает фигура мужчины в пурпурной тоге. Он ведёт беседу с человекоподобной ящерицей. Откуда-то издалека доносятся тревожные звуки оркестра, тоскливые и протяжные. И вдруг раздается до боли знакомый голос:

– …ползут слухи о похищениях людей, а чаще даже детей. Говорят, что они вкуснее и легче перевариваются. Но, понимаете… все эти люди – мои подданные. И мне, как правителю, неспокойно оттого, что будущие солдаты… регулярно типа «пропадают без вести»… А на деле просто становятся жертвами каких-то диких отщепенцев вашего племени. Как их называют там? Варги́, если не ошибаюсь? Ваш молодняк. И никто не возмещает материальный ущерб, причиненный смертями. Что делать будем с этим, Вэ’анди?

Ящерица кивает и издаёт резкие звуки, напоминающие щелчки.

– …Там только могут быть варги́, или… потелянные эвенпуру… Сыны Жисни. Давно их пледки усли на севел, отколовсись от общества ис-са чёлной елеси. Они хотели сосусествовать с людьми, а мы – нет. Они вне моей власти…

Внезапно передатчик издал громкий сигнал и выключился. Звук разбудил Добрыню, и он резко вздрогнул. Заметив погасший экран, тут же в раздражении отбросил устройство. Передатчик соскользнул со стола и с грохотом рухнул на пол.

«Ещё одна неудачная попытка связаться с Дар Ветром».

Из соседней комнаты донёсся громкий треск. Добрыня обругал себя за небрежность с передатчиком и поспешил к Александру.

Осторожно толкнув дверь, он вошёл в спальню и замер. Кровать оказалась пуста. Паника накрыла с головой.

– Александр!

Окно было распахнуто настежь. Прежде Добрыня никогда не открывал его так.

«Неужели проснулся и выбрался из дома?!» – и тут же услышал за окном пронзительный детский плач, смешавшийся с шумом реки.