Декорации к спектаклю

Но речь не об этом. Подростковый максимализм взрастил в ней бунт против родителей. В силу возраста и давней дружбы мы очень много общались с ней, и, конечно, я, как и любой другой подросток в этом возрасте был склонен верить ей, а не родителям и уж тем более не её родителям. Я слушал её и понимал, что мне с моими родителями крупно повезло. Они не контролировали меня, так как её контролировали родители. Мои по сравнению с ними были просто ангелами. Контроль, отчёты, запреты на общение с определённым кругом её друзей. Запреты на покупки, ограничение в карманных деньгах за любую провинность, хотя то, что она описывала для меня, не было провинностью. И я понимал её и разделял её боль и негодование. Хотя сам и жил абсолютно в других условиях. Часто, очень часто я слышал от неё одну и ту же фразу: «Когда я вырасту, я не буду такой как мои родители, я буду образцовой, хорошей матерью для своего ребёнка» Шли годы, мы росли и жили на глазах друг у друга, и я в полной мере поддерживал её бунт. Хоть сам не бунтовал. Выкрашенные в чёрный волосы назло, пока родители были на дне рождения у друзей. Пирсинг, татуировки, сомнительные друзья, и первый сексуальный опыт с лидером местной рок-группы. Сколько раз она со скандалами уходила из дома и возвращалась спустя неделю или даже две? На моей памяти только раз двадцать пять – тридцать. И это только те случаи, о которых я в курсе. И никто не знал, где она проводила всё это время. Сколько раз после пьяных загулов родители обещали сдать её в детский дом? Поистине, назло, и в полной мере вопреки. И всем этим она делилась с радостью и откровенным энтузиазмом со мной. Я же, напротив, мечтал быть таким же хорошим отцом, как и мой. Он был для меня примером. Поддерживал, воспитывал, делился опытом и просто своими мыслями. Наверное, если бы не разница в возрасте – я бы хотел иметь именно такого старшего брата. Я помню, как мы сидели с ним на рыбалке вдвоём. Ни он, ни я не были заядлыми рыбаками, но находили свои прелести в таком единении с природой и друг другом. У нас было своё любимое место, куда чаще всего мы добирались на велосипедах, а потом пешком. Чуть выше по течению реки, не доезжая пары километров до основного городского моста. Если свернуть с основной дороги и оставив велосипеды прогуляться по лесу в сторону реки, то можно было выйти к нашему любимому месту. Там был участок ближе к берегу перед самыми порогами очень спокойной воды с удобным подходом к ней и возможностью комфортно разместиться в тишине и удалении от других рыбаков. Раннее утро, когда ещё не беспокоят комары и тишину нарушает только мерный шёпот воды, бурлящей на порогах где-то там, невдалеке. И как-то на такой рыбалке он спросил меня:

–Как думаешь, я хороший отец?

–Самый лучший!

–Спасибо! Наверное, это достойное завершение

–Завершение чего?

–Ну не знаю! Карьеры отца, наверное, я не знаю, как по-другому описать. Для меня мой отец был всегда образцом для подражания. Очень жаль, что он не застал внуков, мне кажется, что он бы гордился и тобой, и мной.

–Па, я тобой горжусь!

–Спасибо, сын! А я горжусь тобой!

Сомневаюсь, что Маша гордилась своими родителями и эти чувства были взаимными. Университет и разные направления обучения и интересов в какой-то момент разделили, развели нас с Машей в стороны. Наверное, даже отдалили в какой-то мере. И на какой-то период мы потеряли друг друга из виду совсем. Я помню, что я окончил университет и увлекался написанием коротких небольших рассказов, которые рассылал в различные издания. В основном они были близки по тематике к тому сочинению в школе, которое стало отправной точкой для моей взаимной любви к Слову. У меня уже была первая серьёзная на тот момент работа – я был независимым корреспондентом на полной ставке в местной газете. И постоянная девушка, с которой мы совместно снимали небольшую квартирку на двоих. Я даже помню первые разговоры на кухне и планы завести кота. Нас останавливал только запрет хозяина квартиры. Помню, как полночи мы провели в поисках подходящей квартиры с адекватным хозяином. Мы были молоды, и нас не могло ничего смутить или остановить – словно не было никакого груза. Так, обычно легко переезжать в первые годы самостоятельной жизни – один-два чемодана вещей и кот. Нет любимого кресла, или дорого сердцу набора коллекционных кружек. Всё кажется значительно проще, и на самом деле таковым и является. Какими глупыми и наивными те самые мы из прошлого кажутся мне теперь спустя все прожитые годы. Глупыми, но таким чистыми и незамутнёнными.

Так вот, однажды, сидя в баре, я встретил Машу. Вот только не в качестве простого посетителя, каким был я на тот момент, а в качестве официантки. Мы обрадовались оба неожиданной встрече, разговорились, вспоминая наше детство, и договорились приехать в гости друг к другу.

К тому периоду жизни я уже успел переоценить всё наше с ней детство и поведение её родителей. Мы даже общались с ними отдельно от Маши на отвлечённые темы. Я заходил к ним в гости вместе с моими родителями, да и сам по себе – попить чай и просто поболтать. От них я узнал оборотную сторону монеты. Ведь увидев только орла невозможно сказать со стопроцентной уверенностью, что на аверсе будет решка. Жизнь учила меня совершенно другому. От них я знал, что в какой-то момент бунт перешёл все границы и отношения детей и родителей окончательно разладились. Вот только решка не была чёрного цвета. Скорее орёл был иссиня-чёрным, закопчённым до такой степени, что даже на ощупь невозможно было определить рисунок.

По в разговорах с её родителями иногда всплывали темы, касающиеся их дочери. Не основные, а так – вскользь. И потихоньку в моей голове складывался новый пазл, который по кусочкам замещал старый, основанный на мнении всего лишь одной стороны «конфликта» – рассказах Маши. Выяснялось, что не было никакого тотального контроля – всё это было плодом воображения. И попыток ограничения общения с друзьями они тоже не предпринимали. Зато налицо была нездоровая любовь Маши к отцу в совокупности с маниакальной ревностью к матери. Что и послужило в конечном счёте разрыву и всяческому прекращению общения между ними. Нет, я уже был опытным молодым человеком, сделавшим свои выводы в жизни, в том числе и основанные на своём детстве, общении и воспитании моих родителей. И я уже не судил и не делал выводы исходя из первых или вторых услышанных слов. Я понимал, что правда могла зависнуть в паутине этих слов, спрятаться где-то в центре, посередине.

Несмотря ни на что Маша для меня по-прежнему была лучшей подругой, и я доверял больше её рассказам, чем рассказам родителей. Хотя мысль, как зерно была опущена в почву, пусть на тот момент сухую. И до поры просто лежала там в состоянии спячки или символического анабиоза.

Ровно до момента, пока мы не встретились у неё в гостях. Там я услышал короткую историю её жизни начиная с момента, когда мы потеряли друг друга из виду.

Маша действительно разорвала все отношения с родителями. Некоторое время встречалась и жила у разных друзей, приятелей и бойфрендов. В какой-то момент опомнилась, собралась с силами и поступила на платное в педагогический университет. На третьем курсе вышла замуж за своего преподавателя философии и спустя шесть месяцев после свадьбы родила замечательную дочку. Ревность к преподавательской деятельности супруга привела к разводу, хотя причин для неё вроде как и не было. Были ещё попытки отношений, которые заканчивались в основном неудачами и длились не более трёх-шести месяцев. Во многом в своих неудачах Маша винила мать, её гиперопеку и постоянный контроль, из-под которого она смогла выскользнуть только благодаря полному прекращению общения. Университет она так и не закончила и, конечно, с неоконченным образованием и с ребёнком на руках по специальности устроиться на работу не удалось, и она перебивалась вре́менными работами, которые чаще всего возникали на почве новых романов, либо эти романы рождались уже в новой рабочей среде. Как следствие, каждый разрыв отношений вёл к поиску новой работы. И единственной опорой, и лучиком надежды была и оставалась её дочь Мила. И глядя на то, как она нежно и глубоко любит свою дочь, меня разрывало от диссонанса её отношения к ней. Она практически не выпускала её из рук, постоянно отвлекалась на неё. И даже когда Мила вырывалась из объятий, чтобы побегать по съёмной квартире, всё равно старалась следовать за ней. Что-то мне это напоминало, что-то неуловимое, словно флешбэк из далёкого детства.

И только спустя несколько месяцев, находясь в творческом запое меня, посетило озарение! Ну конечно! Это отношение было точной копией того, что описывала мне Маша. Она стала ровно тем родителем, которым так рьяно не хотела быть в детстве. С постоянным контролем и гиперопекой, и всеми сопутствующими проблемами в общении и отношениях. С ревностью, которая разрывала её между дочерью и каждым новым мужчиной в её жизни. Быть может, это был страх – иррациональный страх потерять мужчину из-за любви дочери? Как бы то ни было: круг замкнулся и колесо сделало свой оборот. Кто-то хочет быть таким же, а кто-то нет, но вопреки всему становится полным зеркальным отражением. Это не аксиома, и Маша на самом деле не стала такой, как её мама. Но она стала тем образом, который представляла себе.

Я смотрел, как Варя раскачивает Марка в орлином гнезде на высоте, и невольно улыбался. Улыбался им, своим внутренним чувствам, которые они порождали во мне. Дети, мои дети! Наши с Кирой дети! Которых мы вырастили и воспитали.

А ведь был в моей жизни период, когда я не хотел детей и не понимал, зачем они вообще нужны?! Потом этот период сменился страхом и боязнью ответственности. А что, если я не смогу, если не получится? А если не получится быть хорошим отцом, что если я провалю этот экзамен? И только с появлением в моей жизни Киры я понял, что действительно хочу детей! Хочу детей от неё. Вместе с ней. Странное, ни с чем не сравнимое желание. Словно ты смотришь на свадебную фотографию через призму искусственного интеллекта, представляя, как органично перемешаются ваши гены и черты. А спустя несколько лет наших отношений и попыток забеременеть во мне поселился страх, что мне просто не суждено стать отцом.

Марк с самого детства был спокойным и рассудительным и в свои одиннадцать по-прежнему не потерял этого качества. Мы всегда удивлялись и не могли понять, в кого он такой? Варя же была квинтэссенцией нас – своих родителей. Чувственная, открытая и эмоциональная. Возможно, накладывался переходный возраст и пубертатный период, но в свои четырнадцать она всё так же была открыта и эмоционально свободна. Заплакать, потому что больно или из-за котёнка, которого она не может спасти по причине аллергии брата? Легко! Трогательный момент в фильме – встречаем слёзы. И мы поощряли её проявления эмоций, учили делиться не только болью, но и причинами её появления. Не только мы учились её понимать – Варя сама училась и познавала себя. Иногда я поражался её доверчивость, и в тот момент мне вспоминался пример из моего детства: когда близкий мне человек позвал меня и попросил сесть рядом. А после спросил, доверяю ли я ему и, получив утвердительный ответ, схватил меня за левую руку и, сильно сжав её, сломал мне мизинец. И после этого, глядя в зарёванное лицо, сказал мне, что не стоит доверять всем подряд, даже родным. Марк не был замкнутым, хотя и был полной противоположностью Вари. Попадая в любую ситуацию, он мог сделать паузу той длины что требовалась для принятия решения. Он не любил и не умел уходить, не приняв окончательное решение. И он умел при этом признавать свои ошибки, слушать и слышать. Признавал авторитеты, но слепо не верил им. Мне иногда казалось, что он бы с удовольствием оспорил законы Ньютона, если бы для него были на то основания. Мы даже в какой-то момент с Кирой вступили в долгий спор – рассуждение в попытке понять, от кого Марк мог унаследовать такой характер? И в итоге, перебрав всех известных нам родных и близких, нашли опорные точки и похожие черты. Что-то он взял от мамы Киры, что-то от моего отца, какие-то черты от нас, и даже был похож на моего дедушку. Но об этом мне уже поведал мой отец, когда я начала задавать ему похожие вопросы.

– Сын, он очень похож на твоего деда. Да, он скрытный, возможно, в какой-то мере нелюдимый был. Но удивительное дело – у него было очень много настоящих друзей. Он мог выслушать, не перебивая и даже не давая советов в конце. Я видел пару раз, как это происходило, и сам был на месте его друзей, когда приходил к нему со своими проблемами. Он выслушивал. Действительно слушал, а не делал вид, что слушает. Внимательно и как-то проникновенно, что ли. И к тому моменту, когда ты заканчивал рассказывать о своей проблеме, тебе и вправду становилось легче, и нередко в этом молчаливом диалоге ты сам находит ответы на свои вопросы. Я говорил тебе, что горжусь им, и это правда. Он всегда поддерживал меня, по-своему – молча, а иногда скупо что-то говоря. Но я чувствовал его поддержку всегда, знал, что у меня есть та самая пресловутая каменная стена за спиной, за которой можно спрятаться, или поговорить с ней и она станет мягкой и уютной. Так, наверное. И смотря на Марка у меня частенько возникало такое же чувство, просто я не задумывался о нём, пока ты не спросил. Я думаю, что он отличный сын и отличный внук, а ты замечательный отец. Да, ты переживаешь за него, и это нормально. Но я уверен, что ты всё делаешь правильно и он растёт правильным человеком! Я горжусь вами обоими! – и мы обнялись. Объятья отца дорогого стоят во все времена.

Я не был уверен на все сто процентов, но думаю, что мы всё-таки смогли с Кирой прийти к образу лучших родителей. Мы не ограничивали свободы и права своих детей, при этом общались с ними, делились своими мыслями и эмоциями. Уделяли им время, пусть и не всегда достаточно. Но у нас росли отличные дети. Чуткие, отзывчивые, не эгоцентричные и не замкнутые в экраны мобильных устройств. Они не сидели ночами напролёт в мониторах своих ноутбуков. При этом мы никогда не ограничивали их в этом, но в то же время старались заменить это живым общением. И пусть среди сверстников наши чада иногда выглядели странно по этой причине, со временем и их разношёрстная компания по достоинству оценила такой способ общения и коммуникации.

Ещё больше меня радовало то, что между Варей и Марком были отличные отношения. Больше даже дружеские, нежели отношения между братом и сестрой. Да, разница в возрасте не была сильно критичной для нас. Но я по себе помнил, как эта разница может стать проблемой в их возрасте.

Все эти мысли плавно уносили меня в моё детство, в ту пропасть, которая состояла не только из плохих и хороших вещей, но и из моих осознаний. Некоторые вещи и ощущения из прошлого словно догоняли меня.

Чем было моё детство и окружающий мир для меня сейчас? Какими они мне представлялись? Макромиром или мегавселенной?

Когда-то я был просто маленьким беспечным ребёнком, таким же, как и мои дети сейчас.

Меня ничто не заботило и ничто не беспокоило. Меня звали есть, и я шёл. Укладывали спать, и я ложился. Да, иногда для этого приходилось прикладывать определённые усилия, но всё же… Меня отводили к бабушке на выходные – и я принимал это беспрекословно. Потому что там был ещё один мир, со своими правилами и законами. Он меня увлекал, был интересен мне.

Вокруг меня был только мир, который было интересно открывать и познавать. И я был опорной точкой этого мира. Той стартовой площадкой, предназначенной для запуска моего воображения в открытый космос.

Не нужно было что-то изобретать, достаточно было воображения, пледа или одеяла, и пары подушек от дивана, добавив к этому два стула, взятых с кухни и капельку детской магии – и всё это превращалось в клетку для узника или замок для доблестного рыцаря с его верным конём, роль которого на себя брал бабушкин кот. На худой конец их можно было превратить в гараж, а уж машинок для этого гаража у меня было предостаточно – подходили любые спичечные коробки, скреплённые канцелярским клеем и обклеенные бумагой. А уж нарисовать колёса и окна не составляло труда! А если у вас был фонарик, то всё это превращалось в захватывающие ночные приключения.

Узоры на ковре в гостиной становились дорогами для опасных путешествий, а рисунки на обоях погружали в сказочные миры, превращая золотые вензеля на красноватом фоне в оскаленные пасти драконов. Проезжающие мимо дома машины, отбрасывающие фарами сквозь окна свет на потолок, превращали пробегающие тени в мультфильмы, а из одеяла, лёжа в постели, можно было свить кокон боевого космолёта.

Сарай с дровами становился мистической, заброшенной крепостью, наполненной спрятанными сокровищами, а пристроенный пустующий свинарник превращался в пустыню с зарытой лампой с джинном. И разгребая руками опилки-песок пустыни, ты с удивлением и радостью первооткрывателя находил эти сокровища: пластиковые формочки для песчаных куличиков, части от конструкторов и даже счётные палочки. А уж коробка с конструктором моделью москвича жёлтого цвета становилось добычей из Форта Нокс!

Безграничная радость и радужное счастье. Эмоции, выкрученные верньером на максимум. Никто не ограничивал меня в возможности их испытывать и проявлять, хотя позднее это наложило свой отпечаток через чужую призму восприятия. Позднее, гораздо позднее мне подарят массу проблем за счёт всего лишь одной фразы: «Ты не знаешь меры! Достаточно!» и я надолго получу это ярмо, этот якорь, который будет меня тормозить, как бы говоря где-то внутри меня: «Порадовался, посмеялся и хватит! Дальше уже перебор! Не знаешь меры! Сядь и успокойся».

Но в тот момент я мог кричать! Мог выражать на всю тысячу доступных мне процентов и палитр эмоций всему миру!

Можно было прятаться за шторой и пугать маму. Рыдать из-за некупленной машинки на радиоуправлении. Обязательно красной и обязательно именно той с витрины. Сидеть на плечах отца с открытым от изумления ртом. Смотреть, как он везёт меня зимой на санках в детский сад, и поражаться его силе. И снова рыдать, когда машинку подарили, но не ту, которую хотел.

Спустя годы я вернулся на свою родину и взглянул на этот микроскопический мир, и меня обуяло состояние кататонии. Я просто впал в ступор. Неужели это возможно?

Как можно было уместить целый мир в маленьком дворе площадью метров сто квадратных? Ведь это была вселенная, наполненная непознанным и загадочным!

Сейчас для меня этот двор – клетка, а тогда это были бескрайние просторы.

В кустах можно было устроить засаду на мамонтов или даже врагов. В подвале дома скрывались ужасы и призраки. Подъезд выглядел просто бескрайним морем. А крыша дома была недосягаема. Соседские гаражи выполняли роль Эвереста – быть пойманным на них равносильно падению с высоты в каньон.

В соседнем подъезде таился запретный и таинственный мир. А за домом открывались бескрайние поля, в которых я так и не побывал, потому что вход в эти джунгли охраняли ужасные стражи.

Позднее, конечно, я посетил небольшую часть, с проводником – безопасно. Но это было гораздо позднее и не принесло чувство полного удовлетворения.

А детский сад с его бескрайними территориями и прилегающий парк, и овраг с ручьём. Сначала я изучал всё, что было близко и доступно. Корабль с рулевой рубкой, который помогал уплывать в далёкие моря, скрываясь от злобных воспитателей и завистливых одногруппников. И постепенно границы ширились, захватывая всё, вплоть до крыш, веранд и разных скрытых уголков самого здания детского сада. И так продолжалось до тех пор, пока все уголки не были досконально изучены. Дальше между мной и вселенной, открытой для изучения, появилась новая граница – забор.

И всё, что ограничивало-отделяло меня от неё – это калитка. Даже толком незапертая, просто прикрытая на пружину, притягивающую её.

А рядом овраг, рядом ручей, и ещё ближе парк. Да, мы неоднократно гуляли по нему с родителями, но разве это может сравниться с приключением, когда ты сбе́гаешь через дыру в заборе из детского сада? И ты не думаешь о том, что воспитатели могут поседеть, как и родители. Не думаешь о том, что это парк в принципе с родителями вы исходили вдоль и поперёк. Нет! Это приключение, а значит, это совсем другой парк и другие деревья!

А овраг? К нему как минимум вели две калитки. Но мы, конечно, сигали через забор, раздирая штаны и шорты об торчащие гвозди, пачкая одежду и обувь. Плотины, построенные из веток, бумажные кораблики в полноводье осенью. А ведь сейчас я даже не помню, что за дома были напротив! Нет, конечно у меня сохранились смутные образы прилегающих многоэтажек, но я отчётливо вспомнил тот самый покосившийся одноэтажный домик прямо на берегу ручья, с синей облезшей краской на стенах из досок, посеревших от дождей. Крыша покрытая шифером, и заросли то ли осоки, то ли камыша. Вспомнил я о нём только тогда, когда был в командировке в Вологде, и увидел примерно такой же домик на берегу Содима ручья.

Вселенная расширялась, и в ней становилось так много нового и ещё больше непознанного.

А что я увидел сейчас, если бы приехал и по-новому, взрослым взглядом посмотрел на ту вселенную? Я бы увидел бескрайне малую территорию, на которой прошло всё моё детство. Но в то же время оно было больше, чем вся моя жизнь сейчас.

А в детстве нас окружали соседи справа и сверху. Целый мир. Двор вокруг – макрокосмос. Соседний двор, прилегающий вплотную – недостижимая галактика через двести парсек.

Следующий двор? Это уже другая вселенная! И у них был сеновал. В котором мы открывались миру и выпускали своё воображение на волю. Все игры на компьютерах, все виртуальные реальности никогда не сравнится с этим. Сейчас это выглядит как жалкая попытка достичь того величия!

И как бы мне ни хотелось это говорить и признавать это – оно недостижимо

А тогда ты постепенно расширял свой мир. Сначала он увеличивался до размеров прилегающей улицы. Потом до бабушкиного дома, а когда она переехала дальше – мир резко изменил размеры и увеличился ещё больше.

В какой-то момент деревенских объёмов стало не хватать, и к ним подключились исследования прилегающих лесов и рек.

А потом у меня появился велосипед. И мир стал больше и одновременно немного доступнее.

Оказалось, что совсем рядом есть заброшенные заводы и производства, стала ближе свалка, и там я впервые увидел танк. Случилось, что совсем недалеко… относительно недалеко находятся разрушенные водонапорные башни, больше похожие на средневековые замки, а чуть дальше – все новые и новые деревни, в которых так много непознанного!

Ведь раньше, в далёкие Средние века, чтобы попасть в соседний город, нужно было идти не одну неделю. Потом появились лошади, и мир словно уменьшился – соседний город будто стал ближе. И вместо трёх-четырёх дней пешего пути до него стало сутки на лошади. Ближе, хотя города остались в тех же самых местах.

Сейчас мой мир огромен. Нет, конечно, не так огромен, как для космонавта, который видит космос и звёзды и облетает землю за сутки. Нет. Он для нас чуть меньше. И есть огромная пропасть между тогда и сейчас. Сейчас мой мир вмешает в себя пару десятков городов и несколько стран. Эти города – часть меня так же, как и я их часть.

Но со временем весь мой мир сжался до размеров квартиры и следом до размеров комнаты. Потом он уменьшился до размеров матраса на кровати и спрятался под одеялом.

И сейчас весь мой мир, вся моя вселенная умещается в семье. А теперь эту вселенную мне предстояло потерять.

– Папа! – кажется, я слишком глубоко погрузился в размышления и воспоминания и даже не заметил, как дети вернулись с аттракциона, закончив прохождение всех полос препятствий.

– Да, малыши?

– Ну опять! Мы не малыши! – наигранное разочарование на лицах и озорной блеск в глазах.

– Знаю, но для меня вы всегда будете малышами!

– Что, даже в сорок лет?

– Даже в глубокой старости! Вы для меня не изменитесь, но я не оспариваю того, что вы взрослые и самостоятельные малыши. Не до конца ещё самостоятельные, но точно взрослые! Думаете, дедушка меня как называет до сих пор?!

– Да ладно!

– Да, именно так! Я для него до сих пор малыш!

– Ну ладно, тогда мы не против!

– Так что вы хотели?

– Пойдём есть мороженое?

– А маму не хотите подождать?

– Хотим, но она сказала, что сегодня может задержаться, а мороженое мы сейчас хотим!

– То есть…

– Ну па-а-ап, не начинай! Когда мама придёт – сходим и купим ещё! Мы не против – и они дружно рассмеялись.

– Ну хорошо! В целом идея отличная, я тоже не откажусь от мороженого. Жарковато сегодня.

Я начал вставать и понял, что у меня кружится голова. Быстро сев обратно, я сказал:

–А знаете, что?! Давайте-ка поступим вот как: вы бежите за мороженым и берёте сколько захотите, но с таким расчетом, чтобы успеть съесть до момента, пока ваш запас полностью не растает и для меня с мамой берёте по одному эскимо. А я остаюсь здесь сторожить место на случай внезапного возвращения мамы, ну либо вас. Тут уж кто быстрее вернётся. Если к моменту, когда вы вернётесь, мама уже будет здесь, то всё купленное вами мороженое будет оплачено из ваших карманных денег, а если наоборот – то я всех угощаю! По рукам?