Декорации к спектаклю

Ты продолжала рассказывать и при этом готовила ужин. А я просто сидел напротив и смотрел на тебя. Поразительно, как спокойно ты совмещала в себе успешную деловую женщину, отчаянную домохозяйку, любящую жену и заботливую мать. Ты делала всего отточено и быстро, хотя и не спешила никуда. Те же действия у меня заняли бы часа три-четыре, а, зная тебя ужин, ты закончишь минут за сорок. Любимая… Самое дорогое в моей жизни, самое лучшее, что могло случиться, и я благодарен, что случилось.

Неожиданно даже для себя я встал и аккуратно бесшумно подошёл к тебе, чтобы обнять и уткнуться носом в твою шею.

– Эй, щекотно!

– Прости, прости! – Я не собирался разжимать объятья и воткнул свой нос тебе в ушко.

– Так, ещё, щекотно ещё сильнее, но мне нравится! – я чувствовал губами, как твоя кожа покрывается за мгновение мурашками, но сразу же оттаивает под теплотой дыхания

Я продолжал стоять, обняв тебя, чувствуя, что мои руки непроизвольно сжимаются все сильнее и сильнее. Заставив себя расслабиться, я чуть ослабил усилия, но по-прежнему не отпускал тебя.

– Что-то случилось?

– Просто тяжёлый день! Прости! Мне просто нужна поддержка.

Ты развернулась в кольце моих рук лицом ко мне и тоже обняла меня в ответ. Я физически почувствовал, что из меня сейчас потоком. Стоп! Возьми себя в руки, Алекс! Держаться, не плакать, нужно держать в себе. Не стоит выпускать своих демонов на волю.

– Дети?

– Они у бабушки. Завтра же суббота, забыл? – ты попыталась отстраниться, чтобы взглянуть на меня, но я не ослабил объятья.

– Ах да, прости, совсем из головы вылетело!

– Ты много извиняешься сегодня. Точно всё в порядке?

– Да, не переживай, просто реально очень день тяжёлым выдался. -Я с трудом разомкнул объятья и вернулся на стул, а ты продолжила суетиться на кухне. Обычно я был рядом, и мы делали это вместе рука об руку. Но не сегодня. Меня не покидало ощущение, что всё будет валиться из рук, чтобы я в них не взял.

В таком состоянии лучше всего принять позу эмбриона в постели и постараться не делать вообще ничего, чтобы ничего не разрушить и никому не навредить.

Голова раскалывалась, словно томат, облитый кипятком, и всё плыло в глазах мелкой рябью. Как будто на приёмную антенну телевизора одновременно приходил сигнал с разных спутников – создавая помехи на экране. Я достал блистер из кармана и выдавил на ладонь две капсулы. Одним движением закинул их в рот, запрокинув голову вверх и в бок сглотнул их вместе со слюной.

– Что-то не так? Ты пьёшь таблетки? – я даже не заметил, как ты повернулась. Возможно, тебя привлёк звук лопнувшей фольги на блистере, а быть может, просто уловила тревогу.

– Всё хорошо, не переживай, просто голова болит. Не знаешь, что там с погодой и магнитным фоном на сегодня и завтра? – ты всегда меня чувствуешь, но также легко переключаешься на другую тему, если я перевожу на неё разговор. Я знал эту особенность и пользовался ей в таких вот случаях.

– Да, обещают очередную бурю. Что-то их много стало за последние два года, тебе не кажется? Или просто ты в это время через чур метеозависимым?

– Ага. Мне кажется, что в этом плане я весь в отца. Мама рассказывала, что он к сорока пяти также мучился от метеозависимости и мигреней. Скорей всего это что-то наследственное – да, отличная мысль. Стоило бы уточнить у мамы об этом.

Поужинав и расположившись вдвоём на диване, мы смотрели с тобой какую-то комедию. Картинки на экране мелькали смазанными кадрами, словно лес за окном машины, несущейся на высокой скорости. В голове было пусто. Я пытался думать, но ничего не получалось. Всё во мне крутилось только вокруг одной мысли: сколько ещё таких вечером вдвоём у нас осталось? Если каждые выходные мы будем проводить вместе, то это около ста двадцати дней. Немало.

– Может, в отпуск? – это не было каким-то выражением мысли, скорее спонтанное проявление чувств и эмоций.

– Что? – ты спросила вполоборота.

– Может, в отпуск уедем? Все вместе, как тогда?

– Куда? Как? Прямо сейчас?

– Не знаю. Куда-нибудь неважно куда. Давай я посмотрю билеты, ты заберёшь детей, а я как раз вещи упакую. И рванём куда-нибудь, да хоть в Антарктиду! Помнишь, как раньше? Наплевать куда, главное, что все вместе!

Ты выскользнула из моих объятий и развернувшись лицом, села передо мной на колени. Положила обе руки мне на бёдра и внимательно посмотрела мне в глаза. Я знаю, что ты делала – ты искала во мне правду. В глазах я увидел тревогу и заботу.

– Милый, точно всё в порядке? – я видел лёгкую влажность и тревогу в твоих глазах. Всегда знал, что ты чувствовала меня и моё состояние, иногда даже раньше меня, и от этого становилось сложнее прятать от тебя правду. И неприятнее. Я вдруг понял, что ещё секунда такого взгляда и плотину во мне просто прорвёт под натиском. Поэтому, чтобы хоть как то отвлечься, я просто потянулся к тебе и обняв, прижал к себе. Своего рода попытка переключить твоё внимание. Но это было и то тепло, что требовалось мне теперь постоянно. Жаль, осознал я это только сейчас.

– Алекс, ты как вообще? Выглядишь очень уставшим!

– Да, просто я по вам соскучился сильно, да и день этот дурацкий, я уже говорил. Прости, повторяюсь.

– А как же Варя? У её подруги завтра день рождения – она уже собралась и подарок купила. Да и моя мама ведёт Марка в аквапарк – они ещё неделю назад запланировали. Бегал по квартире и орал как дурной от счастья! – ты говорила мне куда-то в плечо, тоже обняв меня в ответ.

– Точно. Аквапарк. Совсем забыл. Ну тогда давай вдвоём? Маме я позвоню, договорюсь – она не будет против – я почувствовал, что буря во мне улеглась. Стало легче дышать, и я понял, что готов снова смотреть в твои глаза. Поэтому разжал объятия, позволяя тебе отстраниться, и продолжил разговор. Лицо Киры расплывалось, и я не мог сфокусировать взгляд. Размытое, почти бесцветное пятно. Оставалось только надеяться, что я в этот момент не плачу.

– Малыш, но у меня на следующей неделе…

– Да, точно… командировка, тебе же вылетать в воскресенье вечером, да? – я вклинился, потому что вспомнил обо всех планах. Наших планах, которые переставали постепенно становиться нашими и превращались в твои. Просто мы ещё об этом не знали. Точнее, я знал, а ты не могла и догадываться.

– Да, это очень длинный перелёт и чудовищная разница во времени. Радует, что без пересадок.

Я молчал. Я даже не понимал, чего я хотел. Зачем это предложение? Что под ним крылось, для чего это отпуск? Просто вулкан лопнул и выплеснул эмоции наружу горячей лавой.

– Хороший мой! Если нужно – я сейчас всё отменю. Позвоню детям. Я думаю, они все поймут. Соберём чемоданы и поедем, полетим, куда ты хочешь? – что жена чувствовала в моём молчании, что видела сейчас во мне? Насколько тебе было сложно переступить через барьер доверия и задать прямой вопрос: что ты от меня скрываешь?

– Всё в порядке. Не надо. Точно не стоит. – я положил руку тебе на плечи, слегка погладив их. После чего развернул и прижал к себе спиной.

– Уверен? Ты выглядишь так, как будто именно тебе прямо сейчас непременно нужен отдых.

– Да, прости. Видимо осенняя хандра напала, да и мигрень не отпускает, даже после таблетки. Пройдёт, не переживай. – Да. Можно думать о себе. О своих желаниях. А нужно думать о семье. Ведь когда я уйду – им необходимо будет жить дальше. Существовать по чёткому и согласованному плану. Чтобы ни в коем случае не потерять связь с реальностью – не погрузиться в пучину воспоминаний.

– Я, пожалуй, в душ. – чмокнув тебя в макушку, я встал и, стараясь не выдать боли, двинулся в сторону ванны. Главное было – идти прямо, по памяти прокладывая себе путь, и не хвататься за стены.

– Присоединиться к тебе? – лёгкая игривость в тоне и словах. Я бы завёлся с полуоборота, но не сейчас, увы.

– Давай, наверное, позже, я позову. – я произнёс, не оборачиваясь и стараясь ориентироваться по контрастным пятнам перед глазами – надеясь, что иду в дверной проём, а не в картину на стене.

Уже в ванной я закрыл дверь, включил воду в душе и, прислонившись спиной к стене, просто съехал вниз. После таблеток невообразимо мутило и хотелось вытошнить их из себя вместе с желудком. При этом боль они уже снимали слабо. Док прописал мне их в самом начале, ещё при нашем первичном знакомстве, когда меня направили к нему окулист. Я попробовал их прекратить пить, и меня скрутило так, что я просто потерял сознание. Отключился прямо в офисе и пришёл в себя только в восемь вечера от настойчивых трелей телефона. Ты тогда очень сильно испугалась, вернувшись домой и не застав меня, и ещё больше впала в панику, когда поняла, что я не отвечаю на звонки. Я даже не помню, что сказал тебе тогда, как оправдывался?

Год назад я чуть не разбился в аварии. Было полное ощущение, что я ослеп. Двигаясь по городу на машине, в какой-то момент за рулём я понял, что просто больше ничего не вижу. Резко ударив по тормозам и на ощупь, преимущественно по памяти, включив аварийку, я так простоял минут десять, пока меня не вывели из ступора стуком в окно.

– У вас что-то случилось с автотранспортным средством? Авария, поломка? – спросил полицейский и тут, видимо, увидел моё лицо – С вами всё в порядке? – почувствовалось напряжение в его голосе – вы плохо выглядите.

– Простите, офицер, мне кажется, я ослеп. Если вас не затруднит, вызовите скорую и не нужно звонить экстренным контактам, прошу…

Это и стало отправной точкой для моего короткого, как оказалось, путешествия в мир медицины. Сначала был окулист. На осмотре глазного дна, пытаясь выявить причину внезапной слепоты, он очень был удивлён, когда человек, только что заявлявший себя ослепшим, назвал его по имени, рассмотрев его на бейджике халата. А потом с лёгкостью прочитал всю таблицу Головина – Сивцева. И когда я говорю всю – я имею в виду всю. Потом были экспресс-анализы, в том числе на наркотики. И знакомство с Доком. Год всесторонних исследований и анализов. Все эти двенадцать месяцев я чувствовал себя подопытной крысой. Над которой ставят эксперименты, пытаясь понять, почему она до сих пор жива. Одни и те же симптомы, нескончаемые приступы болей и несколько видов рецептов на таблетки, которые почти не помогают. И вот мы здесь. По-прежнему всё плохо и сделать ничего невозможно, но теперь понятна причина. Я знаю, почему мой самолёт терпит крушение, но никак не могу предотвратить это, и парашюта у меня тоже нет.

И сейчас я сидел в ванной на полу, пряча вырывающиеся крики боли за шумом воды и внутри себя.

Под закрытыми веками разыгрывалось целое представление с фейерверками. Зрение всё ещё выдавало цветные размытые круги, а виски болели так, словно их сжимали клещами. А впереди были ещё целые выходные. Приятно и одновременно ужасно. Страшно невзначай раскрыть свою тайну. И таких эмоционально окрашенный суббот и воскресений впереди ещё больше ста дней.

Выходные мы провели вместе. Растянувшись в постели в обнимку, что в моём состоянии было наилучшим решением. Вредная еда, широкий диван, плед и сериалы. Что нужно двум любящим супругам ещё, чтобы почувствовать единение? Дети были с родителями. Доставка пиццы и суши радовала своей скоростью, а мы были поглощены сюжетом нового сериала. В моменты, когда меня не разрывало от болей, и зрение не подводило – я был счастлив. Просто счастлив без оглядок на всё. Мне было хорошо, безумно хорошо от того, что ты нежилась в моих объятьях, мы с удовольствием крошили чипсы в постель и со смехом стряхивали их на пол. Пятна от бокалов с вином на подлокотниках тоже вызывали во мне бурю восторга. И единственное, что не давало мне покоя – это будущее, которое было теперь максимально прозрачно и понятно. И как бы я ни старался отпустить эту мысль, он всё равно периодически всплывала у меня в голове на поверхность. Словно дельфин, которому нужно дышать. Выходные, обычно пролетающие со скоростью аэроэкспресса, тянулись долго, и я был благодарен.

Группа поддержки

4. Группа поддержки

Стоя перед входной дверью, я вспоминал свой первый поход к психологу и пытался успокоиться и сосредоточиться. Очень сложно решиться на такой шаг, а мужчине, наверное, ещё сложнее. Мы же всегда до последнего убеждаем окружающих и себя в том числе, что у нас всё отлично – мы здоровы и полны сил. И нередко происходят диалоги примерно в таком ключе:

– Ну ладно, хорошо, допустим, убедила! Есть проблемы, согласен! Но я справлюсь! Я мужчина, и я сам смогу справиться с этой проблемой. Да и какая это проблема, господи, а? Так, ерунда! Она же не мешает мне жить. Я же как-то сосуществовал с ней всю свою сознательную жизнь. И не было никаких дискомфортных чувств внутри меня.

– Ладно, ладно! Хорошо! Я понял! Эта маленькая проблемка мешает не только мне, оказывается, она мешает ещё и окружающим. Хорошо! Я понял! Я же не знал! Ты мне ничего не говорила! В смысле намекала? Когда? А! То есть когда ты говорила, что тебе нужно больше объятий, ты на самом деле намекала мне, что это я не контактный? А я думал, что когда сказал тебе, что я такой, какой я есть – и на этом мы закрыли вопрос!

– То есть как нет? Ты считаешь это ненормальным? Но мне же комфортно и ничего не мешает.

– В смысле я опять спорю? Нет, просто я пытаюсь объяснить тебе…

– Всё, всё, я понял! Мне нужно обратиться к психологу.

– В смысле, когда? Я не знаю, я не планировал ещё.

– Что значит «как обычно»? Нет, это не так!

– Что? Отведёшь меня за руку, как ребёнка к стоматологу? Не нужно, я всё сделаю сам!

Картина будет похожей в семьях, где есть проблемы. И не потому, что муж не хочет или боится что-то изменить, нет! Мы сначала не понимаем ваших намёков, а потом не видим в этом проблемы и необходимости. Да, нас можно отвести туда силой, но, к сожалению, это не приведёт к положительному результату. Нам нужно понять, почему пресловутое копьё в спине, которое, в принципе, не мешает нам спать, вдруг начинает мешать спать человеку рядом? И почему мы говорим об этом только сейчас, спустя пять лет отношений? Не намекаем, а именно говорим. И зачем я должен идти к хирургу, чтобы удалить это копьё, если оно фактическим образом не мешает мне спать?! Есть, как мне кажется, два варианта положительного развития событий: нам доходчиво объясняют почему это мешает окружающим, либо мы сами понимаем, что это действительно мешает нам. С психологом было по-разному. Сначала Кира завела со мной серьёзный разговор о том, что я мало её обнимаю и как-то «криво» выражаю свои эмоции. Она была глубоко мне не безразлична, и я… нет, нет, нет! Я не пошёл к психологу! Я начал своё собственное журналистское расследование. И жертвой этого расследования стал я сам. Я проинспектировал все свои отношения за все периоды и проанализировал их. Провёл исследования причин расставаний и понял, что во мне действительно есть, скажем так проблемные места. Следующим шагом было понять причины и устранить их и тут… в этот момент я зашёл в тупик. А дальше были два варианта: искать профессиональной помощи или просто забить. Я принял решение пойти к психологу и не жалею о своём решении.

Сейчас была аналогичная ситуация. Я решительно не понимал, что мне делать. У меня не было понимания, что я переживаю сейчас.

Я понимал, что умираю, точнее, должен умереть. Понимал, что страдаю от болей. Но в то же время мне было сложно сопоставить все факты воедино.

Мне почему-то вспомнились школьные и студенческие годы. Когда в одиннадцатом классе я здорово навернулся в бассейне. Казалось бы – поскользнулся и упал на спину, что в этом страшного и критичного может быть. Посмеялись над моей неловкостью, поплавали и разъехались по домам. Только почему-то спать было дискомфортно. Есть, дышать, ходить было тоже неприятно – постоянно что-то мешало, что-то обязательно болело. Спустя три недели я решил всё-таки рассказать родителям о проблеме. Точнее, я ждал, когда вернётся домой отец, и конечно, в моём замечательном рассказе не было ни слова о падении в бассейне. Я постарался представить всё максимально невинно: у меня просто болела спина. Нет, ну конечно, нужны были подробности и естественно, я их выдумал – неудачно столкнули с пирса в воду, когда дурачились на озере. Что-то ещё? Нет! Больше ничего не было, ну или я не помню! Сразу заболело? Нет! Не знаю! Не помню! Причины своего поведения я понимал тогда и оправдываю в принципе до сих пор: страх быть наказанным, и боязнь провести остаток лета в больнице. Трещины и переломы четырёх рёбер, и какие-то смещения позвонков, которые в принципе быстро поставили на место. Страхи оправдались – остаток лета я провёл на больничной койке, и криков в свой адрес я выслушал массу. Сейчас я понимаю своих родителей, тогда не понимал.

Небольшой зал, который в чём-то мне напоминал мини-версию спортивного школьного зала. Стулья, расставленные по кругу в центре помещения. Как будто попал в дурацкий фильм. Да и рано я пришёл – кроме девушки у кофемашины в углу не было никого. Я развернулся прямо в дверях и выскользнул незамеченным обратно на улицу. Спасибо, но нет. Я не готов к личным разговорам и персонализированному подходу. Пожалуй, отойду метров на тридцать и покурю где-нибудь в стороне. А вот и скамейка в самом начале парка напротив, ещё и удачно расположенная в тени. Как-то было бы кощунством стоять и курить у входа в зал с группой поддержки раковых больных. Попахивало чёрным юмором.

До начала встречи оставалось примерно минут сорок – сорок пять, очень уж я заранее приехал. Хотя и меня можно было понять: я рассчитывал время с запасом на случай обмороков и очередной потери зрения, да и целый день быть на иголках в ожидании предстоящего собрания – то ещё удовольствие. Уж лучше здесь, чем дома ждать неизбежного.

Все бродили вокруг стульев, по залу. Толпились у кофемашины, собирались небольшими стайками. Чем-то напоминая школьников перед вызовом к доске. Никто не стремился первым сесть в круг. Поэтому налив себе кофе, я сделал это первым. Словно опомнившись ото сна, остальные тоже начали подтягиваться к центру. С каждой секундой становилось всё тише, умолкали начатые разговоры, лица становились все более хмурыми. Последняя села и тут же встала девушка лет тридцати пяти.

– Всем добрый день. Меня зовут Регина, и я ваш куратор. У нас сегодня несколько новеньких, поэтому начнём с того, что все представятся и коротко расскажут о себе – и дальше.

– Мария. Рак третьей стадии лёгких. Есть небольшой шанс, что получится уйти в ремиссию. Мои родители умерли в тридцать пять и тридцать два от рака. Вот такой флеш-рояль. Кто отец Лики я не знаю. Ей три, и она останется одна, после того, как я умру. Единственное, что меня беспокоит, – это будущее моей дочери.

– Антуан, рак предстательной железы.

– Серж, рак.

– Анна, я у вас второй раз. Мой муж ходил к вам, когда…когда… болел. Я не болею, нет! Я… когда пришла к вам первый раз, думала, что просто расскажу о том, что он ушёл и как он ушёл и всё. А я просидела у вас весь вечер и мне…не знаю, мне как-то стало легче. Если вы не против, я похожу ещё?

– Да, конечно. Как его звали и как он ушёл

– Кирилл. Глиобластома. Ушёл тридцать четыре дня назад. Последний год он ходил к вам. Ушёл спокойно и высоко подняв голову. Гордо сказал, что ничего не боится. Простите, не могу дальше.

– Анна, если вам нужна поддержка, у нас есть отдельные группы для переживших боль и утрату. Если хотите, я помогу вам связаться с их куратором.

– Простите. Да я понимаю. Нет, я, если возможно, я бы, пока, продолжила ходить к вам. Кирилл очень тепло о вас отзывался, говорил, что вы для него за последний год стали друзьями и опорой. Вы простите, пожалуйста, что я плачу. Наверное, это неправильно. Так нельзя, вы сюда приходите, чтобы получить поддержку потому, что вам плохо и тяжело, а тут я и я, вроде как, и не имею права тут находиться. Простите, простите меня ещё раз – она встала и направилась к выходу. – Встал Серж и Мария, встали почти все.

– Анна, постойте. Оставайтесь, пожалуйста. Просто оставайтесь с нами и, когда будете готовы, перейдёте в другую группу.

– Спасибо, спасибо вам!

Я чувствовал, как настроение в группе сменилось. Чувствовал своим внутренним журналистским чувством. Словно небо одномоментно затянуло тучами и солнце больше не светит впору снять солнечные очки, потому что в них стало слишком темно.

– Давайте продолжим. – И мы продолжили, почти каждый рассказывал о себе. Кто-то короткую, а кто-то и весьма длинную историю. Кто-то молчал, кто-то плакал и поднимал руку, показывая, что не готов сегодня говорить. В какой-то момент очередь дошла и до меня

– У нас новенький. Представьтесь, пожалуйста, и расскажите о себе. Я думаю, вы уже слышали, как это происходит.

– Да. С чего бы начать. Меня зовут Алекс, мне сорок девять лет, хотя и выгляжу я максимум на сорок три ну, может быть, на сорок пять. Я пришёл к вам по рекомендации своего врача. Примерно год назад мне впервые стало плохо, и я, как настоящий мужчина, плюнул на это спустя три месяца мне стало ещё хуже, и я, пользуясь своим положением, прошёл чекап организма в платной клинике. Всё великолепно, никаких проблем. Времени это заняло примерно около двух с половиной месяцев, может быть чуть больше. Я делал все процедуры в промежутках между рабочими командировками. Постепенно всё смешалось у меня в голове. Я боялся говорить жене и детям, что со мной что-то не так, приступы и обмороки учащались. Сегодня вы дома и молитесь, чтобы не грохнуться в обморок перед своими родными, завтра вы летите в какую-то страну, чтобы взять интервью у важного человека, потом вы проводите месяц в зоне военных конфликтов корреспондентом и снова летите домой, чтобы на следующий день пойти на сдачу очередных анализов или рентген. С так снова и снова, и снова по кругу. А время летит. Выйдя из клиники с радостной улыбкой, я упал в обморок прямо у дверей. Меня госпитализируют потому что слишком много подозрений и слишком мало предположений. Я не удивлён, что мне так и не смогли поставить диагноз. В институте исследования рака со мной провозились пару месяцев. Сложно было выявить это хрень. Пока у меня однажды не выключилось зрение. О, этот момент я никогда не забуду! Это что-то бесподобное! Когда вы падаете в обморок, сознание покидает вас, и вы обязательно закрываете глаза, не знаю почему так происходит, но эту особенность я заметил и проанализировал на личном опыте. И последнее, что мозг воспринимает это то, как всё перед вашими глазами белеет, словно резко погрузиться в облако пара ну или зайти в хамам с почти стопроцентной влажностью. Так вот, я был за рулём, и у меня пропало зрение. Не так, как я вам сейчас описал. Нет, это было нечто новое. Вы по-прежнему в сознании, вы все понимаете, хотя мозг и испытывает при этом шок и колоссальную перегрузку. Из-за этой перегрузки он автоматически пытается выключиться, бросить вас в нокдаун. Но если собраться с силами и перетерпеть этот момент, то вы останетесь в полном сознании. Так вот, это словно в абсолютно герметичной комнате без окон и с закрытыми дверями вдруг резко выключили свет. И вы вдруг остаётесь один в полной темноте. Один на один с самим собой. Наверное, если выключить ещё и слух, то в такой момент можно запросто сойти с ума. Мне так кажется. Это похоже на висящую на проводе лампочку внутри головы, и в определённый момент кто-то дёргает рубильник и свет гаснет. Простите, не могу по-другому описать это чувство, хотя и люблю жонглировать словами, да и размышляя над этим. Так вот, свет мне гасили все чаще и чаще. И это натолкнуло дока на мысли, где искать опухоль. Повторные обследования, капельницы, ещё какие-то процедуры, а я уже и не помню всех их названий, и вот буквально неделю назад док вынес мне диагноз опухоль головного мозга. Я, если честно, не уточнял, что и как, есть какое-то красивое название у всей этой срани в моей голове, но факт остаётся фактом – опухоль, по сути, неоперабельная. Есть небольшой шанс на удачное стечение обстоятельств, но с учётом очередей и подготовки к операции это займёт примерно год. Год, который у меня и остался. То есть по факту мне предложили выбор: провести этот год на кушетке в клиниках под химией и облучением или провести этот год с семьёй. Я отказался от операции. При этом шанс того, что будет положительный результат от всего этого больничного счастья не просто минимальный, а мизерный. Такие шансы даются раз в жизни, скажете вы и будете неправы. Они даются прямо избранным из числа больных – точно не всем. И играть в эту рулетку я не намерен. И вот передо мной стоит дилемма, что делать дальше. И это не вопрос прохождения лечения. Нет. Я абсолютно не понимаю, как и зачем мне нужно рассказывать семье о том, что через год их любимого, их отца, их сына и зятя не станет. Зачем я должен это делать, почему я должен делать больно своей семье и своим любимым? Почему они должны страдать и мучатся весь этот год со мной? Наверное, поэтому я здесь. Не для того, чтобы получить поддержку или сочувствие, нет! Для того, чтобы найти ответ на мучающий меня вопрос. Почему? Зачем?