Декорации к спектаклю

– Господи, какая грустная и захватывающая история! Я видела несколько фильмов снятым по его рассказам и книгам, ну и, конечно, читала "Колодец и маятник", но я бы никогда не подумала, что за всем этим спрятана такая сложная судьба и такие человеческие эмоции и мучения!

– Или, например, Омар Хайям – слышали о таком поэте, читали у него что-то?

–К сожалению, только слышала. – ответила я.

– При жизни Омар Хайям был всего лишь учёным, а как поэт был совсем неизвестен, хотя и писал свои красивейшие рубай всю жизнь. Его рукописи случайно обнаружил и опубликовал уже после его смерти санскритолог Эдвард Байлс Коуэлл. И только в начале двадцатого века, Эдвард Фицджеральд занялся вольными переводами его стихотворений и буквально открыл для поэзии и мировой литературы Омара Хайяма. Его слава до сих пор огромна, посмертно. Да, конечно, нет никаких веских доказательств, что все опубликованные и переведённые рубай принадлежат перу Хайяма, но с другой стороны – зачем неизвестным литературным неграм приписывать дополнительную славу философу, математику и астроному? Зачем прославлять другого человека, пытаясь скрыться за его именем? Ведь каждый из нас когда-нибудь пробовал писать стихи, и у кого-то это даже недурно получалось. Но посмертно славу получает Хайям, браво.

В какой-то мере для меня это превращалось в странное подобие первого свидания с весьма увлечённым человеком, думала я, пока он рассказывал, а я продолжала завороженно слушать и думать одновременно. Хотя признаюсь – это было тяжело. Когда на первом свидании вам попадается собеседник, настолько увлечённый своими интересами или хобби, что может говорить о них часами! Нет, я не про те странные и удушающе-тяжёлые свидания, когда вы слушаете бесконечные рассказы только о себе любимом, нет! На таких рандеву хочется сказать спасибо и уйти, не попрощавшись. Нет, это совершенно другое: изумительные и завораживающее повествование именно об увлечении. И мне очень нравилась тема, нравилось его хобби. Я действительно готова была дать ему возможно вещать всю ночь и готова была внимательно слушать его.

– Или Поль Гоген. Бросил всё, чтобы заниматься живописью, так и не принёсшей ему славы и денег при жизни. Пытавшийся покончить жизнь самоубийством неоднократно и добившийся своей цели. Посмертно получил свою незаслуженную, как я считаю, славу. Посредственное искусство, хотя несомненно встречаются и интересные сюжеты, например, «Видение после проповеди» в остальном… я даже не могу понять, как его произведения могли быть признаны. Современные дети в школе, только начиная писать картины, имеют максимально похожий стиль и качество. Иногда мне кажется, что это всемирный заговор. Триста миллионов за полотно «Когда свадьба»? Серьёзно? Мне кажется, любой ученик школы искусства нарисует примерно аналогичный шедевр. Не спорю это лишь моё мнение, и мне сложно судить о причинах его величия!

– Я, к сожалению, плохо разбираюсь в живописи.

– О, я тоже не высокий критик такого рода искусства, и мне на этом поприще остаётся довольствоваться только своими критериями красоты. Тогда давайте вернёмся к литературе. Вот ещё, например, Генри Дарджер. Не слышали? – я отрицательно мотнула головой – Не страшно! Его произведение не стоит столько, сколько стоит сама история о нём. Мучительное детство и обыденно простая жизнь, за которой спрятался безумный прозаик. Пугающе детские иллюстрации и неподъёмный роман более чем на пятнадцати тысячах страниц и ведь он не был писателем! Всю свою жизнь проработал простым уборщиком в больнице! Да, история больше похоже не о том. Она всё-таки ближе к вопросу о сумасшествии людей и что это может подарить человечеству, ну или отнять. – он замолк на секунду, словно перебирая в памяти ещё примеры.

– О, вот! Ещё Джон Китс, проживший двадцать пять лет, издавший три книги, потерявший в детстве родителей и с учётом своего стеснённого в финансах положения так и не смогший пожениться с любимой. Осмеянный нападками критиков и угасший от чахотки. Писавший удивительные вещи, не имея на то никакого образования. Или, например, Джон Кеннеди Тул покончивший с собой в тридцать один год на фоне отказа в публикации своего произведения в машине, задохнувшись выхлопными газами. Посмертно стараниями матери получивший Пулитцеровскую премию. О его биографии мало что известно, но, читая его первый роман, написанный в шестнадцать лет, я понимаю – жизнь его точно не была простой и наполненной радостью. – я сосредоточенно слушала, восхищённо смотря на него.

– Даже Лавкрафт не был особо знаменит и богат при жизни. Больше денег ему приносила работа по написанию различный научных статей. Оба его родителя рехнулись и провели последние дни в психиатрической больнице. Он же скончался в клинике, до последних дней ведя дневник и описывая угасание человека, поражённого раком. Я практически уверен, что именно сумасшествие родителей так повлияло на его творчество. Если с самого детства жить в окружении психов и считать это нормальным поведением… с другой стороны, находясь в такой обстановке, мне кажется, даже не нужно обладать талантом и воображением – достаточно просто записывать все маниакальные бредовые галлюцинации, примешивать к ним толику жизни и вуяля – шедевр у вас в руках.

Господи, он обладал практически энциклопедическими познаниями в своём вопросе! Если бы я не была так пьяна, я бы тут же в него влюбилась… ну, по крайней мере, на эту и последующую ночь точно!

– Или Сильвия Плат, покончившая с отношениями мужем и депрессией. Каждое её переживание, каждая проблема и каждая победа становилась своеобразным толчком в творчестве. Начиная от провала при поступлении в Гарвард и проблем с мужем и заканчивая рождением ребёнка и последующим выкидышем и проведённым в клинике почти годом. Она боролась за жизнь, не сдавалась. Но развод из-за измен мужа настиг и её. Мать была против посмертного выпуска романа, потому что в нём было многочисленное количество гротескно и карикатурно отражённых людей, окружавших Сильвию. Я думаю, что если вчитаться, то мы сможем найти много нелицеприятного, что на самом деле окружало жизнь и смерть Сильвии именно в этом романе. Пусть и искажённое стеклом колпака, но всё-таки имеющее право на жизнь и переосмысление. В конечном счёте она свела счёты с жизнью, засунув голову в газовую духовку, при этом не забывая думать о здоровье детей.

В такие моменты у меня остаётся открытым вопрос: если бы окружение поэта, писателя или художника было здоровым – стал бы он тем, кем стал в итоге? Формирует ли общество личность, и что первично?

– Интересный тезис! – сказала я – Но мне почему-то кажется, что невозможно стать великим писателем или художником, просто отучившись в какой-нибудь там школе или университете!

– Почему?

– Иначе нас бы окружали сплошные Рембрандты и Стивены Кинги, вместе с Бахами, Булгаковыми и Шопенами!

– Действительно, отличная мысль! Поддерживаю и полностью согласен с вашим заявлением! Не имея врождённого таланта, можно стать посредственным писателем или поэтом. Но, возможно, кто-то, не имея таланта, пойдёт на всё, чтобы его обрести. Для меня таким примером стала легенда Роберта Лероя Джонсона, продавший душу дьяволу на перекресте, чтобы научиться играть блюз и стать звездой, и оставивший после себя умопомрачительные песни, повлиявшие на дальнейшее развитие блюза. И умерший в двадцать семь лет на обочине дороги. Видимо, сделка в тот момент могла считаться закрытой.

– Анна Франк, фактически в детстве написавшая дневник, который стал книгой после её смерти в Освенциме в пятнадцать лет и изданный её отцом. – он продолжал говорить, а я практически в открытую любовалась им.

– Булгаков, диктующий на смертном одре под воздействием морфия последнюю версию Мастера и Маргариты своей жене и получивший благодаря этому роману славу спустя двадцать шесть лет после смерти. – Вы замечали, что человек расцветает, когда говорит о чём-то любимом, чем-то вдохновляющем?

– Или взять всё тот же пресловутый Шекспировский вопрос – существовал ли он вообще или стал своего рода мистификацией, псевдонимом для одного или сразу нескольких авторов? – Словно вам перестаёт быть важна его внешность, все, что вы видите это безумный и всепоглощающий блеск в глазах собеседника. Как будто всё вокруг перестаёт существовать.

– Ян Вермеер, Поль Гоген, Рембрандт, Амедео Модильяни. Аналогий в жизни масса, и о скольких таких примерах мы не знаем и никогда не узнаем? Быть может, именно ваш сосед сверху или, допустим, моя соседка из квартиры напротив, пишет графический роман о своей жизни, представляя себя непризнанной принцессой далёкой планеты или записки мемуары патологоанатома. И в какой-то момент времени каждый из них может принять решение запереть свои произведения в ящике стола, или сжечь, или просто выбросить. А быть может до самой их смерти они пролежат нетронутыми на полке, и вот произойдёт как у Кафки, но с одним неприятным моментом: душеприказчик окажется дурного вкуса и просто выбросит возможный шедевр на помойку? Или выяснится, что завещать некому и всё уйдёт с молотка, или просто будет вывезено на свалку? Сколько таких произведений искусства вокруг нас сейчас? Коллекции, фото или статуя из засушенных крыльев бабочек, быть может, картина, написанная человеческими волосами, или что-то подобное. И сколько из них будут безвозвратно утеряны по трагическим случайностям, о скольких из них мы не узнаем, потому что авторы, писатели и художники просто побоялись поделиться с миром своим воображением, своим мастерством? Сколько всего проходит мимо нас…

Он замолчал. В какой-то мере я уже даже привыкла к таким внезапным паузам.

– А вы? Вы сказали, что вы писатель. Вы поделились своим произведением с миром? – спросила я спустя несколько минут, чтобы разбавить тишину и аккуратно привлечь его внимание.

– Нет. Я недавно завершил основную часть романа. Успел только закончить редактуру и внести правки. Конечная рукопись даже не ушла в печать! Помимо меня вы будете первым читателем. В нашей среде это называется бета-читатель. Если, конечно, не боитесь такой чести!

– Ни в коем случае! Это будет действительно высокое доверие с вашей стороны! Да…и, честно говоря у меня, не было никогда такого опыта, а мне кажется, он будет полезен для меня. Да и для вас

Мы продолжили идти в тишине. Меня пошатывало от выпитого, и на улице становилось всё прохладнее.

– Холодновато, вам не кажется? Может быть всё-таки возьмём такси? – спросила я у него.

–Мы уже почти пришли. Вот за тем перекрёстком мой дом.

И правда, спустя несколько минут мы подошли ближе, двухэтажный домик из красного кирпича с претензией на старинный образец искусства. В чём-то даже было похож на древнее здание мануфактуры, изразцы их мозаики скрывались под каждым оконным проемом, сводчатые полукруглые и круглые окна, под крышей из металла, арка, закрытая воротами из кованого железа и ведущая во двор. Интересно, зачем эта арка, если все входы в подъезды были с парадной части фасада?

–В прошлые времена ворота вели на открытую парковку во дворе для автомобилей. Но там буквально два места. В старые времена не многие обладали такой привилегией, как собственный автомобиль. Насколько я знаю, здесь жили правительственные богатые особы, которые не захотели селиться в высотках и по каким-то причинам отказались от загородной недвижимости, но при этом сохранили в себе желание жить обособленно.

Да, дом стоял в окружении обычных панелек прошлого века. Старых и обшарпанных. Глядя на такие дворы в Москве, мне почему-то всегда казалось, что я попала в прошлое или в какой-то небольшой захолустный городок с населением тысяч в пятьдесят человек. Такой, где сохранились традиции выбивать ковёр во дворе летом, расположив его на специальных приспособлениях, а зимой ещё и опуская на чистый снег, который после всех этих манипуляций становился таким же серым, как и в любом мегаполисе. Такого же рода городок, где почти в каждом дворе остались детские площадки из металлических труб, перекрашенные разной краской столько раз, что она создала тридцать или сорок слоёв разноцветных, которые каждый год облезают и их покрывают новым пластом краски, не снимая предыдущий, не счищая сколы.

В таких дворах растут вековые тополя, каждое лето усеивающие траву на газонах пухом и превращающих в белый покрытый снегом внутренний двор в разгар лета. В таких двориках, широких и тихих носится детвора, приятно шуршать опавшей листвой по весне, там нет мест для парковок, и там до сих пор стоят трубы, вкопанные в землю с приваренной полосой металла параллельно. На них натянута верёвка и сушится бельё – летом невероятным образом набирая тепло солнца в тенистом дворе, а зимой хрустя от морозной свежести. И оно так страшно и пугающе хлопает на ветру под дождём ночами. Здесь асфальт если и сохранился, то испещрён морщинами и вулканами до самой земли. Вот посреди такого двора и прятался двухэтажный дом из красного кирпича. Странно, но здание выглядело…даже не знаю… как будто его построили не далее, как вчера! Хотя, чем ближе мы к нему подходили, тем отчётливее я понимала, что это просто иллюзия, возникавшая при недостаточном освещении.

Квартира напоминала классический лофт: кирпичные стены местами как будто специально и небрежно измазанные штукатуркой или белой краской, открытая планировка в выделенной ванной и кухней, очерченной номинально чем-то, похожим на ширму. Диван, больше напоминавший подушки, разбросанные по пеллетам и затянутые в металлический каркас, в углу под отдельной люстрой стояло кресло, хотя, судя по виду этого трона, его нужно было ставить во главе квартиры. Шикарное велюровое с высокой спинкой и удобными подлокотниками, рядом с ним стояла банкетка в цвет под ноги и угловой столик. В таком кресле можно было читать с комфортом, пить кофе или коньяк, работать или просто наслаждаться вечером. С таким размером я в нём бы провалилась/пропала, для него же это был комфортный габарит.

–Кофе, чай?

–Чай, пожалуй, но если есть белое вино – я не окажусь.

Он ушёл на кухню, раздвинув двери.

– И что дальше? – я сказала это чуть громче, чтобы ему точно было слышно.

– В смысле? – он не выглядывал, но определенно услышал мой вопрос.

– Чем займёмся?

– Будем читать.

– Правда?

– Да, мы же договаривались именно об этом

– Интересно!

– Ты не хочешь читать моё произведение? – О, мы перешли «на ты»?!

– Нет, что ты! После такого экскурса в историю писателей, поэтов и художников мне стало ещё интереснее прочитать твой рассказ. О чём он? – я решила поддержать эту близость.

– А сможем обойтись без аннотации? Давай так: это рассказ об отношениях с элементами мистики и психологии.

– Отлично! Достаточно чтобы заинтересовать читателя!

Он вернулся в комнату с небольшим деревянным подносом. Передо мной появился чай, бокал вина и неглубокая тарелка с лёгкими закусками, и сахарница с кубиками. Ложечка лежала отдельно на салфетке.

Спустя минуту, когда я уже комфортно расположилась в кресле, придвинув и поставив передо мной банкетку и, удобно вытянув на неё ноги, он вернулся, неся с собой стопку листов, скреплённых между собой.

–Рассказ небольшой. По моей оценке, явно не дотягивает до полноценной книги, но я люблю его. Листы можно раскрепить для удобства или же читать так – на твоё усмотрение.

Бумага пахла приятно, как будто новая книга. Пристроив бокал поближе, я отпила глоток и сказала скорее даже больше для себя, нежели для автора.

– Начнём, пожалуй – и я начала читать.

До последнего клиента

2. До последнего клиента

В баре не убавлялось количество посетителей на первый взгляд, но верхний свет в основном зале уже не горел. Часть стульев была поднята на столы. Неважно сколько времени, но мы с вами как зрители понимаем – бар почти закрылся. Но свет у барной стойки ещё продолжал гореть, пусть и тускло – оставляя большую часть пространства в тени. За дальним углом стойки мы видим, что часть тени шевелится. Перенесёмся поближе.

Обычно в бары приходят познакомиться, поговорить, пообщаться, в крайнем случае пропустить рюмку-другую и бежать дальше – такое поведение часто похоже на попытку поставить на паузу эту жизнь. Только пауза становится скоротечной – словно вы нажали кнопку на пульте, и встав с дивана, сходили в уборную, ну или за новой порцией виски. А потом снова вернулись на диван, с мнимым ощущением паузы и обманчивой готовностью жить дальше. Нет, дамы и господа. Так пауза в жизни не делается.

С другой стороны, вы вряд ли когда-нибудь встретите человека, который пришёл в бар для того, чтобы просто напиться в тишине. Если вам нужно именно это – стоит рассмотреть другие места. Не стоит искать в баре тишины и уединения, потому что всё равно найдётся рядом кто-то, кто посчитает вас подходящим собеседником.

Однако в каждом баре есть определённое тайное место, точнее секретное место, в котором вы действительно можете получить своеобразное уединение, конечно, если вы знаете об этом месте и, если готовы приобрести своё уединение в обмен на чувство комфорта.

В этом баре таким местом была дальняя часть стойки от входа за её поворотом и ближе к стене, в которой была расположена дверь, ведущая на кухню. С учётом того, как часто эта дверь на двухсторонних петлях хлопала по стоящему рядом с ней стулу, мы можем сделать вывод, что данный стул могли занять только новички, либо те, кто жаждал уединения в шумном и прокуренном баре. Новички так долго не просидели бы на этом стуле – потому что обычно в первые же минуты нахождения на нём, поняв его специфики, они предпочитали расплатиться с барменом и найти себе новое, более удобное и комфортное место. Специфика этого места была в том, что даже вездесущий бармен частенько забывал о посетителях на нём.

Однако тень, которая выдала себя этим шевелением, находилась на этом стуле вот уже шесть часов и даже сейчас, когда бар опустел, продолжала занимать именно его. А в связи с тем, что данный посетитель при первом же подходе к нему бармена заказал сразу бутылку и стакан – делаем вывод: данный клиент, жаждет быть в одиночестве. Конечно, мы понимаем, что не бывает того чувства одиночества в баре, когда напротив тебя есть стакан и бутылка первоклассного, по крайней мере, для этого места, виски. Нет, этот человек не был в одиночестве – он явно был погружен в свои мысли, и даже, возможно, в свой внутренний диалог.

Пора перестать быть зрителями и сменить ракурс. Давайте перестанем быть просто наблюдателями и перевоплотимся в главного персонажа.

Мне было плохо. Одиноко даже в этом переполненном баре. И вроде в то же время не одиноко, потому что там, за границами этого бара, в месте, которое принято называть домом – меня точно ждало одиночество, а здесь я был не один – я был сам с собой. Неизвестно, что страшнее, и не каждый сможет в этом признаться. Но самый страшный собеседник – это вы сами. Мысли роились в голове, одна сменяла другую, ни на минуту не давая замолкнуть этому голосу – словно назойливый рой мошкары, который прилипает к вам и преследует, когда вы просто проходите мимо него.

Я посмотрел на часы, до назначенного времени оставалось ещё 6 минут. Пересменка барменов происходила ровно в двадцать четыре ноль-ноль. Переведя взгляд на пустую бутылку из-под виски, я вдруг понял, что не смогу сказать – сколько я здесь нахожусь. Сколько я выпил и почему я до сих пор трезвый. Потому что я даже не осознавал, как сюда попал и во сколько. Я точно никому не звонил и точно ни с кем не назначал встречи. Однако встреча была назначена, и я знал об этом, глядя на часы. Махнув правой рукой в сторону бармена, я взял другой рукой свой бокал и поднёс его к глазам, чтобы оценить объём остатков. Хватало ещё на один-два глотка. До закрытия бара мне этого точно не хватит, но и напиваться до состояния тряпки я тоже не планировал, хотя в нервном напряжении алкоголь переставал на меня действовать.

– Слушаю вас?

Видимо, бармен решил всё-таки обратить на меня внимание. Это не было чем-то удивительным, потому что я был последним посетителем на сегодня.

– Повторите, будьте добры.

Бутылка со стуком опустилась на стойку передом мной. Стандартная ситуация, как и для казино – в баре не было часов. Возможно, поэтому в таких заведениях также нет и окон в нормальном их понимании? Две минуты до пересменки.

– Прошу прощения, но у нас пересменка, и мне нужно будет закрыть ваш счёт.

– Да, конечно, без проблем.

Счёт и протянутый мне терминал, оплата картой не глядя. Не до этого. Меняются посетители, меняются напитки, но не меняются темы для разговоров в баре. Политика, женщины, спорт, машины, работа, друзья и знакомые. Если прислушиваться, то кажется, что знаешь всех окружающих много лет.

– Во сколько вы закрываетесь?

– Вообще-то, мы уже час, как закрыты, но в этом случае заведение закроется с окончанием нашего разговора.

Я поднял глаза и посмотрел на бармена. Что-то смутно знакомое было в его лице. Хотя почему я удивляюсь, если провел здесь уже…а сколько я здесь провёл? Я снова посмотрел на часы и попытаться сосредоточиться. Не получалось.

– Ещё виски?

– Да, будьте добры.

– Могу оставить всю бутылку, вы и так её выпили почти полностью.

– Было бы неплохо.

– Слушайте, у нас в правилах написано, что мы работаем до последнего клиента, но всё-таки закрываемся через час.

– Я думаю, что успею.

– Хорошо, как скажете.

– Так, давай уже прямо. Что тебе надо?

– Поговорить?

– Больше негде?

– Но это же классика: поговорить с барменом.

– С психологом в целом дешевле. Ты выпил бутылку виски, которая в магазине стоит пять-семь тысяч. Здесь ты отдал за неё почти двадцать пять тысяч. Сколько сейчас стоит приём у психолога? Сомневаюсь, что больше двадцать тысяч за сеанс. По моим прикидкам ты мог взять как минимум час у психолога, бутылку виски, прокатиться туда и обратно на такси и у тебя бы ещё остались деньги.

– А в чём проблема?

– В ночи на сухую плохо говориться

– Могу угостить?

– Другое дело, только я с вашего позволения всё-таки буду текилу. Виски надоел

– Без проблем!

Он достал с полки позади себя бутылку, из-под барной стойки появились два шота, маленькое блюдце с нарезанным лаймом под стеклянной крышкой и следом прозрачная солонка

– Поменять напиток не желаете? Текила отличная. Обещаю даже полный классический комплект, если угодно. Лайм с Мадагаскара, соли гималайская. Сочетание просто бомбезное.

– Спасибо, я всё-таки по виски

– Ваше право. Однако помните, что это и ваша текила в том числе – вам её оплачивать. Поэтому, как говорится в любой момент

Налили и…

– Будем?

– Ваше здоровье! – мы одновременно выпили и оба замерли на мгновенье.

– Позволите поделиться умозаключениями?

– Валяйте!

– Обычно в барах сидят, чтобы залить горе, тоску, проблемы. Просто чтобы приятно провести время, но для этого нужна компания. Иногда нужна компания из одного человека – и этот человек вы сам. Но в таких случаях сгодится и водка на кухне, либо виски перед телевизором. В бар приходят за женским вниманием. Ещё чтобы избавиться от одиночества. Но я так понимаю, это не про вас?

– Не готов ответить однозначно, но в этих предположениях что-то есть

– Так что с вами?

– Смерть.

– Ну все мы соседствуем с ней так или иначе. Смысл говорить о чём-то неприятном, если все там будем? – Он кивнул наверх, но потом посмотрел и вниз.

– А можно как-то поприятнее?

– Уговор был на диалог. На приятный разговор мы не договаривались.

– Что ж, тоже верно. Ладно, уговор есть уговор.

– Вы не обижайтесь. Я в целом не очень приятный человек. Удивительно, как я стал барменом. Обычно бармены эмпаты – так лучше для прибыли бара, да и собственника бизнеса в целом.

– Интересно. И как же вы тогда стали барменом?

– Поневоле. Так сказать, трагическая случайность

– Давно вы здесь работаете?

– Время – относительная вещь, вам не кажется? Мне кажется, что давно, но на самом деле барменом я здесь работаю вторую неделю.

– За две недели ещё не успели распугать всех постоянных клиентов? и как относится к вашей кандидатуре хозяин заведения?

– Вроде бы нет. И, по крайней мере, вы точно не постоянный клиент. За эти две недели я вас вижу в первый раз.

– Быть может, я был в командировке?

– Вполне возможно

– Так, а что хозяин?

– Ну… в принципе можете сами это у него спросить!

– И как это сделать?

Он сделал оборот вокруг себя на триста шестьдесят градусов и снова повернулся ко мне, с лицом мага которому только что удался фокус.

– Как хозяин я абсолютно ничего не имею против его кандидатуры! Да, не особо приятный человек, я бы даже сказал, что циник и мразь, но дела ведёт великолепно!

–Так вы хозяин? Хм, классическая шутка и классический приём!

– Да, к вашим услугам!

– И как так получилось?