Предтечи: Ночь Сварога

Он был маяком, который светил во тьме тысячелетий. И он ждал. Ждал корабля, который сможет пойти на его свет.

Его Хранители. Его далёкие, любимые, несовершенные дети. Он чувствовал их, как садовник чувствует каждое дерево в своём саду. Он видел их верность, их мужество, их тихую, упрямую борьбу. Он видел, как Святозар, мудрый и осторожный, пытается пробить информационную блокаду через науку, используя профессора Рихтера. Он видел, как эта попытка провалилась, и с болью ощутил, как Стиратель стирает душу немецкого учёного, превращая её в ничто. Он чувствовал, как гаснет жизнь Родомира под Красноярском, и как его предсмертный крик ужаса отдаётся в ноосфере планеты. Он чувствовал их всех. Они были его иммунной системой. Но он знал, что иммунитет ослаб. Что болезнь прогрессирует.

И он чувствовал приближение бури. Стиратель активизировался. Он больше не действовал тайно. Он шёл ва-банк. И Предтеча знал, почему.

Потому что появился Ключ.

Он «протянул» тончайшую нить своего сознания через сотни километров тайги. И нашёл его. Не как точку на карте, а как ощущение. Он «увидел» мир глазами Демида, своего верного, молчаливого Стража. Он почувствовал холод снега, запах хвои и увидел измождённую фигуру, почти рухнувшую у подножия сосны. Он прикоснулся к ауре этого человека, ведомого Демидом, осторожно, как к крылу бабочки. И увидел всё.

Он увидел мальчика, раздавленного горем. Увидел его поиски, его отчаяние, его отказ верить в небытие. Он увидел его чистоту. Ту самую, редчайшую чистоту помыслов, когда человек ищет не силу, не власть, не отмщение, а лишь ответ. Его боль не озлобила его, а превратилась в топливо для поиска Истины.

Затем он увидел его кровь. Не физическую, а энергетическую матрицу. И он был поражён. В генах этого мальчика, через сотни поколений, сохранилась такая высокая концентрация «Звёздной Крови», такой чистый, неискажённый код Древних, какого он не встречал уже много веков. Он был идеальным «приёмником».

И, наконец, он увидел его дух. И увидел там нечто, чего не мог предвидеть ни один расчёт. Несокрушимое, почти безумное упрямство. Волю, которая, даже будучи на грани полного истощения, отказывалась сдаваться.

И Предтеча понял. Это не он его нашёл. Это сама Вселенная, сама Жизнь, в критический момент, когда силы Тьмы почти одержали верх, создала это уникальное, почти невозможное сочетание. Чистая Кровь, дающая возможность принять. Великая Боль, пробившая скорлупу восприятия. И Чистый Помысел, защищающий от соблазнов. Алексей был не просто очередным кандидатом в Хранители. Он был последним шансом.

Предтеча знал, что его собственная сила, привязывающая его к этому миру, иссякает. Каждое столкновение со Стирателем, каждая попытка стабилизировать поле планеты отнимала у него частицу той энергии, что он копил веками. Он больше не мог быть пассивным Архивом. Память нужно было спасать. Не на кристаллах, которые можно уничтожить. А в живом носителе.

И он решился на самое опасное действие за все эоны своего одиночества. На полную, форсированную «перезапись» ключевых архивов своей Памяти в сознание этого смертного.

Он знал, чем рискует. Разум мальчика мог просто сгореть, не выдержав такого потока. Превратиться в пепел. Но другого выхода не было. Ждать, пока родится и вырастет новый, идеальный Хранитель, времени уже не оставалось. Нужно было действовать здесь и сейчас.

Именно поэтому он не мог просто вывалить на него всё. Он должен был подготовить его. Откалибровать. Расширить его сознание, как кузнец раздувает меха, прежде чем ударить молотом по металлу. Каждое погружение, которое он готовил для Алексея, было не просто уроком истории. Это было необходимым этапом форматирования.

Рождение планеты научит его сознание мыслить вечностью, превратив личную боль в песчинку. Упрямство первой жизни, вышедшей на сушу, подарит его духу волю к борьбе. Знание о первом преступлении Стирателя станет для его разума прививкой от лжи. А величие истинных Предков наполнит его сердце ответственностью и гордостью.

И только потом, когда сосуд будет готов, я начну передачу. Я сделаю его собой. Не по силе, но по Памяти.

Предтеча закончил свою медитацию. Он открыл глаза. Его хижина, его убежище, казалась ему сейчас одновременно и крепостью, и клеткой. Он посмотрел на пустую лавку у огня. Он знал, что скоро она не будет пустой. Он чувствовал их приближение. Демид, его верный, молчаливый Страж, вёл Ключ к замку.

Он медленно поднялся. Его огромное, сотканное из света тело, казалось, заполнило собой всё пространство хижины. Он подошёл к стене, провёл по ней рукой, и дерево на мгновение стало прозрачным. Он увидел их. Две маленькие фигурки, идущие по заснеженному склону. Они будут здесь через час.

А за ними, далеко на западе, он чувствовал другую волю. Холодную, яростную, целеустремлённую. Стиратель понял, что его план с поездом провалился. И он шёл сюда. Лично.

Гонка выходила на финишную прямую.

Предтеча снова сел. Он должен был быть абсолютно спокоен. Абсолютно сосредоточен. Вся его многовековая мудрость, вся его воля, вся его вера в Жизнь сейчас были сфокусированы на одной задаче. Подготовить и провести самый важный разговор в истории этого мира.

Он ждал. Последний Свидетель на Краю Времён. Ждал мальчика, в чьей душе должна была решиться судьба этой планеты.

Часть 2

Сон в зимовье был не просто отдыхом. Это было исцеление. Алексей провалился в глубокую, тёмную, лишённую сновидений пустоту, и его измотанное тело, его истерзанное сознание, казалось, были погружены в целительный бальзам самой Земли. Когда он проснулся, боль в лодыжке почти утихла, а в голове была кристальная, звенящая ясность, какой он не чувствовал уже много лет.

Демид уже был на ногах. Он молча протянул Алексею кружку с дымящимся, горьковатым отваром и кусок вяленого мяса. Они поели в тишине, нарушаемой лишь треском огня в каменке.

– Готов? – спросил Демид, когда они закончили.

Алексей кивнул. Он был готов.

– Путь займёт остаток дня, – сказал Демид, надевая свою овчинную безрукавку. – Идти будем тихо. Он уже близко. Враг. Он прочёсывает эфир, ищет тебя. Но эта земля его не пускает. Она стара, и она помнит Первых. Она помогает нам. Скрывает нас. Но ты тоже должен помочь.

Он посмотрел на Алексея своими ясными, пронзительными глазами.

– Всё, чему ты научился в лесу у Святозара, – сейчас понадобится. Не думай о прошлом. Не думай о будущем. Будь здесь. Будь тихим. Не "шуми" своими мыслями. Твой страх, твоя злость, даже твоя бурная радость – для него это как яркие вспышки в темноте. Ты должен стать невидимым. Раствориться в лесу. Я буду твоим проводником. Но идти придётся тебе самому.

Они вышли из зимовья. Демид забросал вход лапником так, что через час никто бы и не догадался, что здесь есть человеческое жильё. Он не пошёл по тропе. Он просто шагнул в чащу, и Алексей последовал за ним.

Первые несколько часов были адом. Алексей, городской житель, пытался не отставать от этого лесного человека, который двигался с лёгкостью и скоростью рыси. Он проваливался в снег, цеплялся за ветки, спотыкался о корни. Его дыхание было рваным, мысли – хаотичными. Он злился на себя, на свою слабость, на этот глубокий снег.

– Тише! – резко обернулся Демид. Он не повысил голоса, но слово ударило, как хлыст. – Ты шумишь.

– Я иду так тихо, как могу, – прохрипел Алексей.

– Я не про ноги, – Демид ткнул пальцем ему в лоб. – Я про это. Ты "кричишь" на весь лес. Твоё раздражение, твоя усталость – это маяк. Успокойся. Перестань бороться с лесом. Стань его частью. Дыши вместе с ним.

Он показал ему, как это делать. Как согласовывать ритм своего дыхания с шумом ветра в кронах. Как делать шаг не "в" снег, а "на" него, перенося вес тела плавно, как волк. Как смотреть не прямо перед собой, а "сквозь" деревья, охватывая взглядом всё пространство сразу.

Это было невероятно сложно. Разум Алексея, привыкший постоянно анализировать, протестовал. Но он старался. Он вспоминал своё состояние на той поляне у расколотого валуна. Он слушал.

И постепенно мир начал меняться.

Он начал чувствовать. Он чувствовал, как под снегом, в глубокой спячке, бьётся сердце медведя. Он чувствовал, как в нескольких километрах от них передвигается стадо лосей. Он чувствовал тёплые потоки энергии, идущие от земли в «местах силы», и холодные, застойные зоны в оврагах. Лес перестал быть просто набором деревьев. Он стал живым, дышащим, мыслящим организмом. А Алексей – его крошечной клеткой. Он перестал бороться. Он начал доверять. Лесу. Демиду. Самому себе.

Они шли весь день, почти не останавливаясь. И чем дальше они углублялись в тайгу, тем сильнее менялся мир вокруг. Деревья становились выше, древнее. Их стволы, покрытые узорами из мха и лишайников, были похожи на письмена, которые создавала сама природа. Воздух стал плотнее, казалось, он звенит от скрытой, мощной энергии. Алексей чувствовал, что они пересекли невидимую границу, вошли в Заповедную землю. В место, которое не принадлежало современному миру.

На закате Демид вывел его на невысокий скалистый уступ, с которого открывался вид на долину. И Алексей замер, забыв про усталость и холод.

Внизу, в широкой, идеально круглой долине, лежало озеро. Его форма была настолько совершенной, что казалась неслучайной, словно сама земля здесь сложилась в чашу, чтобы отразить всё небо целиком. Вода была тёмной, почти чёрной, гладкой, как обсидиан. И в ней, как в зеркале, неподвижно застыли низкие, свинцовые облака, подсвеченные последними, багровыми лучами заходящего солнца. А на противоположном берегу, у самой воды, стоял дом.

Тот самый дом из его поисков. Тот, что был на старых картах. Сруб из тёмного, почти чёрного от времени дерева, с простой двускатной крышей. Из трубы вился тонкий, едва заметный дымок.

Это было оно. Место. Конец его долгого, пятилетнего пути.

Демид остановился рядом с ним. Он положил свою тяжёлую, тёплую руку ему на плечо.

– Всё. Я довел. Вон твой путь.

– А вы? – спросил Алексей, не в силах отвести взгляд от дома. Он казался центром этого мира, точкой, вокруг которой вращалась вся долина, весь лес, всё небо.

– Моё место здесь. На страже, – ответил Демид. – Нам нельзя пересекать этот рубеж. Эта земля сама себя хранит, и чем меньше на ней наших следов, тем лучше. Он не любит лишнего «шума».

Он посмотрел на Алексея, и в его глазах цвета зимнего неба Алексей впервые увидел что-то похожее на улыбку.

– Ты хорошо шёл, Алексей. Тихо. Ты готов. Иди смело. Не бойся. Он ждёт тебя.

Алексей хотел сказать ему «спасибо», но слово показалось ему слишком мелким и недостаточным для всего, что этот молчаливый, сильный человек для него сделал. Он просто кивнул, чувствуя ком в горле.

Демид кивнул в ответ, развернулся и беззвучно растворился в лесу, словно был не человеком, а его духом.

Алексей остался один. Один на один с этим невероятным пейзажем, с этой оглушающей тишиной и с гулким биением собственного сердца.

Он начал спускаться с уступа. Путь вокруг озера занял, наверное, около часа, но для него он растянулся в вечность. Каждый шаг был шагом в новую жизнь. Он шёл по заросшему берегу, перепрыгивая через скользкие, похожие на змей корни и проваливаясь в мягкий, пружинящий мох. Он вспоминал всё. Свою прошлую, счастливую жизнь. Чёрный день её конца. Звук дождя по крышке. Годы пустоты. Книги, архивы. Встречу со Святозаром. Испытание тишиной в лесу, когда он чуть не сошёл с ума. Испытание знанием, когда руны на экране начали оживать. Побег из поезда. И этот путь через тайгу, который научил его слушать мир.

Каждый шаг был итогом. Каждое событие вело его сюда, к этому тёмному дому на берегу чёрного озера.

И вот он стоял перед ним. Дом был ещё древнее, чем казался издали. Брёвна были покрыты сетью глубоких трещин, но казались прочными, как камень. Из трубы всё так же вился дымок, пахнущий смолой и чем-то ещё, незнакомым, пряным. Алексей стоял с минуту, пытаясь унять дрожь в руках и ногах. Пять лет. Пять лет он шёл к этой двери. Всё, что он пережил, всё, что он потерял, вело его к этому моменту. Он глубоко вздохнул, вбирая в себя холодный, чистый, звенящий воздух. И поднял руку, чтобы постучать.

Костяшки пальцев гулко ударились о старое, твёрдое, как кость, дерево. Звук показался ему оглушительным в этой вселенской тишине.

Дверь медленно, без малейшего скрипа, открылась сама.

Изнутри пахнуло теплом, сухими травами и озоном, как после грозы.

– Входи, Алексей. Я ждал тебя.

Голос был спокойным, глубоким, без возраста. Он шёл не из какого-то конкретного места, а словно бы из самого сумрака комнаты. Алексей шагнул через порог. Дверь за ним так же беззвучно закрылась.

Внутри было просторно и просто. В огромной каменной печи, занимавшей почти всю стену, плясал огонь, освещая грубо сколоченный стол, две длинные лавки и бесчисленные стопки книг, аккуратно сложенные вдоль стен. Книги были древними, в кожаных и деревянных переплётах, некоторые были просто свитками, перевязанными бечёвкой. В самом тёмном углу комнаты, в высоком кресле у огня, спиной к входу, сидел человек.

Алексей замер, не решаясь сделать ещё шаг.

– Садись, – сказал человек, не оборачиваясь. Его голос был как рокот далёкого океана. – Путь был тяжёлым. Особенно последняя его часть.

Алексей медленно подошёл и сел на лавку напротив стола, опуская рюкзак на пол. Его сердце, до этого колотившееся как бешеное, вдруг успокоилось. Рядом с этим существом суета и страх казались неуместными, детскими.

Человек в кресле медленно повернулся.

И Алексей увидел его.

Он был стар. Невероятно, немыслимо стар. Его лицо было похоже на карту древней, высохшей земли. Морщины, глубокие, как русла рек, избороздили его кожу. Длинные, абсолютно седые волосы были перехвачены на затылке простым кожаным ремешком. Но глаза…

Его глаза были цвета бездонной, светящейся бирюзы. Радужка была огромной, и вся она, казалось, сияла изнутри, а в её глубине искрились мириады крошечных точек, как далёкие звёзды. Но если всмотреться дольше, затаив дыхание, можно было увидеть нечто невообразимое. Зрачок был не просто чёрной точкой. Он был окном. Окном в бесконечность. В нём, как в миниатюрной модели мироздания, медленно кружились, сменяя друг друга, спирали галактик, вспыхивали и гасли туманности, проносились кометы. Это была не одна Вселенная. Это было множество Вселенных, бесконечный калейдоскоп рождающихся и умирающих миров. В них не было ни старческой усталости, ни мудрости в человеческом понимании, ни холодного безразличия. В них была глубина. Бесконечная, живая, пульсирующая глубина космоса в ясную ночь. Смотреть в эти глаза означало смотреть в лицо самой Вечности.

Это был он. Предтеча.

– Вы… вы знаете? – прошептал Алексей, не в силах вымолвить больше ни слова.

– Я чувствовал, – ответил Предтеча. – Я чувствовал, как он нащупывал тебя. Как пытался использовать умы спящих, чтобы остановить тебя. Он недооценил тебя. И он недооценил тех, кто вёл тебя.

Он протянул Алексею простую глиняную кружку с дымящимся отваром.

– Пей. Это снимет остатки его яда и успокоит дух.

Алексей взял кружку. Напиток был горьким, но тепло мгновенно разлилось по телу, унимая последнюю дрожь.

– Кто это был? – спросил он. – В поезде… это было не просто внушение. Это было… что-то живое. Злое.

– Ты почувствовал его прикосновение, – кивнул Предтеча. – Его имя не имеет значения. Его суть – Порядок, доведённый до абсолюта. Порядок, в котором нет места хаосу жизни. Он – Стиратель, который считает ваш мир сорняком, подлежащим уничтожению. Он действует тихо, стирая память, подтасовывая историю, сея сомнения. Твой поиск, твоё упорство заставили его выйти из тени. Ты стал для него угрозой.

Алексей смотрел на свои руки. Я, простой переводчик, угроза для какого-то древнего космического существа? Это не укладывалось в голове.

– Но почему я?

– Потому что в тебе сошлись три вещи, – ответил Предтеча, глядя в огонь. – Чистая кровь, великая боль и чистый помысел. Кровь дала тебе возможность услышать зов. Боль дала тебе силы, чтобы идти. А чистота помыслов не позволила свернуть на тёмную тропу. Ты искал не власть, а ответ. Это сделало тебя идеальным… проводником. Идеальным сосудом для знания, которое он так хочет уничтожить.

Он посмотрел на Алексея.

– Теперь ты понимаешь, что это не просто разговоры у камина? Придя сюда, ты вступил в войну. И стал главной мишенью для нашего врага. Пути назад нет. Ты всё ещё хочешь знать, что там, за чертой?

Алексей думал о своей семье. О той простой, счастливой жизни. Она была разрушена. Но теперь он понимал, что его личная трагедия – лишь крошечное эхо в огромной, древней войне. И его поиск ответа – это не просто эгоистичное желание. Это мой долг. Мой способ дать отпор той тьме, что разрушила мой мир.

– Да, – твёрдо сказал он. – Больше, чем когда-либо.

Предтеча медленно кивнул, и в его глазах Алексей впервые увидел что-то похожее на одобрение.

– Хорошо. Тогда слушай внимательно. Я не буду просто отвечать на твои вопросы. Это бессмысленно. Я покажу тебе. Я погружу твоё сознание в свою память, и ты увидишь всё моими глазами. Рождение этого мира. Рождение жизни. Приход твоих предков и их врагов. Но это опасно. Твой разум может не выдержать. Каждое погружение будет оставлять на тебе след. Ты готов к этому?

Алексей почувствовал, как внутри него разгорается огонь. Не страх. А огромное, всепоглощающее любопытство, которое было сильнее любого страха.

– Готов, – ответил он без колебаний.

– Тогда начнём, – сказал Предтеча. – Начнём с самого начала. С того, как из огня и хаоса родилась сцена для нашего долгого спектакля.

Он прикрыл глаза, и Алексей почувствовал, как комната вокруг него начинает плыть. Тепло отвара, гул огня, тишина дома – всё слилось в единый поток, который подхватил его и понёс… назад. В самое начало времён.

Глава 6. Симфония Огня и Камня

Часть 1

Тепло отвара, ещё мгновение назад согревавшее ладони и разливавшееся по телу, начало уходить. Оно не просто исчезало, оно сменялось холодом. Не тем живым, морозным холодом тайги, а иным – глубоким, всепроникающим, абсолютным. Алексей почувствовал, как комната вокруг него теряет свои очертания. Стены хижины, сложенные из древних, просмолённых брёвен, поплыли, словно были нарисованы акварелью на мокрой бумаге. Треск огня в печи перестал быть звуком, он превратился в низкий, вибрирующий гул, который шёл не снаружи, а рождался где-то в самом центре его существа.

Он инстинктивно попытался вцепиться в реальность. Попытался сжать кулаки, но не нашёл пальцев. Хотел закричать, но не было лёгких, чтобы набрать воздух. Паника, острая и ледяная, пронзила его. Это было самое страшное ощущение, которое он когда-либо испытывал, страшнее погони в лесу, страшнее ножа в руке вахтовика. Это был ужас небытия. Он терял себя. Ощущение рук, ног, дыхания, самого веса своего тела – всё это таяло, как снег на горячей ладони. Он был точкой. Точкой сознания, летящей в бездонную, чёрную пропасть.

«Ты не тонешь. Ты учишься дышать вечностью», – прозвучал голос Предтечи. Он был не голосом. Он был мыслью, которая не принадлежала Алексею, но была кристально ясной на фоне его панического хаоса. Голос был якорем, брошенным в штормящий океан его сознания. «Ты не тело, Алексей. Ты – сознание, облачённое в тело. Сейчас ты просто снимаешь свой самый грубый, самый тяжёлый скафандр. Перестань барахтаться. Доверься. Смотри, даже если у тебя нет глаз».

Алексей вцепился в этот голос, как утопающий в спасательный круг. Он перестал бороться. Он позволил себе падать. И падение прекратилось. Он завис.

Он был точкой в предвечной, вибрирующей пустоте. Тьма вокруг не была мёртвой. Она была живой, плотной, как бархат. Она была наполнена потенциалом, как заряженное статическим электричеством облако перед грозой. Он мог чувствовать её вкус – вкус металла и озона. Он мог слышать её музыку – низкий, всепроникающий, бесконечный гул, похожий на дыхание спящего исполина. Это была колыбель Вселенной. Первозданный Океан Ничто, в котором уже дремало Всё.

Он был здесь один. И в то же время он был частью всего этого. Его личное «я», его память об Алексее Романове, о его горе, о его семье – всё это съёжилось, стало крошечным, почти неразличимым ядрышком внутри его нового, безграничного самоощущения. Он был Свидетелем. И представление начиналось.

Часть 2

«Смотри», – прозвучал голос-камертон Предтечи.

И тьма перестала быть однородной. В немыслимой дали, там, где не было ни верха, ни низа, она начала редеть. Пространство зашевелилось. Гигантское, исполинское облако пыли и газа, размером в световые годы, подсвеченное тусклым светом далёких, уже угасающих звёзд предыдущего мира, начало медленно, но неумолимо сжиматься под действием собственной гравитации. Это было похоже на космический водоворот, в который втягивались целые туманности.

Это была увертюра. Величественная, медленная, полная скрытой мощи. Алексей чувствовал, как нарастает напряжение. Как в центре этого вихря материя уплотняется, разогреваясь до немыслимых температур.

А затем сердце этого гиганта зажглось.

Это не было взрывом. Это был первый удар. Первый вдох. Новорождённая звезда – их Солнце – вспыхнула ослепительно-белым, яростным светом, разметав во все стороны остатки газа и пыли. И симфония творения перешла в свою яростную, огненную часть – аллегро фуриозо.

Сознание Алексея неслось сквозь этот адский хоровод. Он больше не был сторонним наблюдателем. Он был внутри. Он пролетал сквозь раскалённые облака водорода, уворачиваясь от летящих камней размером с континент. Он видел, как миллионы и миллионы частиц – от микроскопических пылинок до ледяных глыб – сталкиваются, слипаются, как снежинки, образуя гигантский, огненный снежный ком, который катится по Вселенной, пожирая всё на своём пути. Это был жестокий, хаотичный танец созидания, где право на жизнь получал тот, кто был массивнее. Протопланеты, ещё жидкие и рыхлые, сталкивались и сливались в одно целое, порождая вспышки света, видимые на миллионы километров, и выбрасывая в космос фонтаны расплавленной породы.

Здесь не было времени в привычном ему понимании. События, разделённые миллионами лет, происходили одновременно, как мазки на гигантском полотне. Он видел, как формируются газовые гиганты, жадно пожирающие всё вокруг себя, и как ближе к центру, в зоне обжигающего звёздного ветра, рождаются планеты поменьше, каменистые и плотные.

И вот, в центре этого вихря, она начала обретать форму. Земля. Гея.

Это была не та голубая, мирная планета, которую он видел на фотографиях. Это был шар кипящей лавы, адский, бурлящий океан расплавленного камня. Её поверхность непрерывно менялась, вздуваясь гигантскими пузырями и разрываясь огненными фонтанами. Небо, если его можно было так назвать, было затянуто плотной, ядовитой пеленой из паров серы, углекислого газа и других соединений. И на эту раскалённую колыбель непрерывно, как град, сыпались метеориты – остатки строительного мусора Солнечной системы. Каждый удар порождал ослепительную вспышку и оставлял на поверхности новый огненный кратер.

Алексей чувствовал её жар. Он чувствовал её ярость. Это была первобытная, необузданная мощь. И посреди всего этого хаоса он ощутил не страх, а странное, благоговейное спокойствие. Он был свидетелем. Свидетелем первого дня творения. И его собственная жизнь, его проблемы, его боль – всё это казалось таким ничтожным, таким бессмысленным на фоне этого вселенского акта рождения.

«Она была не одна», – объяснял Предтеча. – «Рядом с ней росла её сестра-соперница, Тейя. Планета размером с нынешний Марс. Их орбиты были слишком близки. Столкновение было неизбежно. Это не было ошибкой. Это было частью замысла. Чтобы родилось нечто совершенное, два несовершенства должны были принести себя в жертву».

Видение сместилось. Алексей увидел, как из багровой мглы появляется другое тело. Огромное, раскалённое, оно неслось прямо на молодую Землю. Это не было похоже на падение метеорита. Это был поцелуй смерти двух миров. Удар произошёл не в лоб, а по касательной. Он был невообразимо мощным и в то же время медленным, почти балетным. Алексей почувствовал странную, ужасающую гармонию этого смертельного танца. Часть Тейи погрузилась в мантию Земли, сливаясь с ней, принося с собой своё тяжёлое железное ядро и навсегда меняя химический состав планеты. А другая часть, вместе с миллиардами тонн земной породы, была выброшена на околоземную орбиту, образовав гигантское, сияющее кольцо из обломков и пара, похожее на кольца Сатурна, но состоящее из чистого огня.

Этот удар заставил Землю «зазвенеть», как колокол. Он наклонил её ось, подарив будущим обитателям смену времён года. И из этого кольца обломков, так же как когда-то сама Земля, начала собираться её спутница. Луна.