Пролив Измены. Часть вторая. Большая волна

Я потому так подробно рассказываю о нём, что Григорий Михайлович, один из очень немногих лидеров Белого движения, активно держался в антисоветском строю четверть века – до конца Второй мировой войны, рука об руку с японцами выступая против советской России, то есть серьёзно влиял на состояние русско-японских отношений. Таким антисоветским долголетием мог похвастать ещё один казачий водитель – Пётр Краснов, гитлеровский коллаборант, повешенный по решению советского суда.

После организации Отдельного маньчжурского отряда, в котором кроме забайкальских казаков был отряд из бывших военнопленных сербов, два полка китайцев и полк японцев, Семёнов в начале апреля пошёл второй раз брать Читу. Его повысили в звании. Вот как пишет об этом сам Григорий Михайлович в мемуарах:

«Перед началом наступления генерал-лейтенант Никонов, мой помощник по военной части, обратил внимание на чисто формальную ненормальность в области существовавшей в отряде иерархии. Будучи в чине есаула, я имел в своём подчинении генералов и штаб-офицеров, в отношении которых являлся их непосредственным или прямым начальником. Чтобы обойти неловкость подчинения мне старших в чине, высший командный состав отряда обратился ко мне с просьбой принять на себя звание атамана О. М. О. Моё согласие сгладило все неловкости, так как если я имел незначительный чин, будучи, в сущности, ещё молодым офицером, то мой престиж, как начальника отряда и инициатора борьбы с большевиками, принимался в отряде всеми без исключения и без какого-либо ограничения. Отсюда произошло наименование меня «атаман Семёнов». Впоследствии это звание было узаконено за мной избранием меня походным атаманом Уссурийского, Амурского и Забайкальского войск. После ликвидации Омского правительства и гибели атамана Дутова войсковые представительства казачьих войск Урала и Сибири также избрали меня своим походным атаманом».

И снова его воинство отступило перед объединёнными силами железнодорожников, красногвардейцев из бывших военнопленных и революционных матросов и портовиков Владивостока. Бои шли до середины лета, а потом Семёнов ушёл в Маньчжурию.

Зализав раны, Григорий Михайлович в третий раз отправился воевать столицу Забайкалья. Теперь в рядах семёновцев были не только японцы, но и чехословаки. В конце августа Семёнов разбил красногвардейские отряды, стоявшие на его пути к Чите. Город заняли 6 сентября, а 12 числа установили полный контроль над Амурской железной дорогой. Приказом по Сибирской армии от 10 сентября 1918 года Семёнов был назначен командиром 5-го Приамурского армейского корпуса.

К октябрю 1918 года в России воевало свыше 70 тысяч японцев – в два раза больше, чем всех интервентов из государств Антанты. По некоторым источникам, к концу «пребывания в России» контингент военнослужащих Страны восходящего солнца составлял около 100 тысяч человек.

Японцы оккупировали Приморье, Приамурье и Забайкалье, практически, весь русский Дальний Восток, граничащий с Китаем и Маньчжурией. Несмотря на заявленный нейтральный статус, они воевали с партизанами, уничтожали мирное население. Выгребали «под гребёнку» богатства Дальнего Востока. Захватывали землю и предприятия, рыболовные участки, пилили лес, вывозили к себе на острова металл и минералы.

Грабёж российской земли японцы вели как завоеватели, не уверенные, что останутся здесь надолго. Так же поступали потом и немцы, вывозившие, например, эшелонами украинские чернозёмы. Если бы не сомневались в полной и окончательной победе, то оставляли бы завоёванное добро для своих переселенцев, которые рано или поздно приехали бы осваивать новый «фатерлянд»…

Николаевский инцидент

На Дальнем Востоке красные и белые схлестнулись в таком ожесточении, что некоторые детали противостояния остались в нашей истории как образчики зверства. Сергея Лазо, командующего партизанскими отрядами Приморья, белые сожгли. Комсомольского активиста Виталия Банивура замучили и вырезали сердце. И это только самые вопиющие, а потому запомнившиеся факты.

Не оставались в долгу и красные…

Неоднозначно наши историки относятся к фигуре Якова Ивановича Тряпицына: одни считают его героем, воевавшим против интервентов за Советскую власть, другие – садистом, который жестокостью и коварством сделал всё, чтобы отвратить простых людей от Советской власти. А главное – именно Тряпицын создал повод для захвата японцами северной части Сахалина. Хотя, по здравому размышлению, японцы нашли бы другой повод, не будь выступления Тряпицына в Николаевске.

Я.И. Тряпицын воевал в Первую мировую, дослужившись из рядовых до прапорщика. Награждён двумя «георгиями». После революции вступил в Красную гвардию, воевал с чехословаками под Самарой, потом устанавливал Советскую власть в Сибири и Приморье.

И делал это, надо признать, самыми жестокими методами. Вот пример. В селе Киселёвка Тряпицын провёл переговоры с командиром колчаковского отряда. Предложил казакам сдать село без боя, гарантировал жизнь. Те выпросили время для размышления. Однако не поверили красному партизану, собрались по-тихому и сбежали. Раздосадованный Тряпицын приказал догнать казаков и уничтожить. Что и было сделано.

Осенью 1918 года Николаевск-на-Амуре заняли японцы. А к началу 1920 года их здесь было около 800 человек – половину составляли солдаты гарнизона. Японцев якобы пригласили городские чиновники под предлогом охраны золотодобычи и подписали по этому поводу специальный документ. Находилось в городе и несколько сот белых. Кроме того, здесь обитали небольшие китайские и корейские колонии – ещё около сотни человек.

21 января под городом появился партизанский отряд Якова Тряпицына числом до трёх тысяч штыков. Красные обстреляли и обложили город. После почти месяца вялотекущих столкновений начальник гарнизона майор Исикава вдруг вспомнил о нейтралитете японских оккупантов и заключил с партизанами перемирие, впустив их в Николаевск. Воины Тряпицына сначала арестовали чиновников, подписавших приглашение японцам, затем бросили в застенки не успевших сбежать белых. Начался «революционный террор», о котором малочисленные выжившие жители Николаевска потом вспоминали с ужасом.

Тряпицын опасался, что к японцам может подойти подкрепление и 11 марта потребовал от Исикавы разоружить весь гарнизон. Японцы обещали подумать над предложением, но ночью открыли огонь по партизанскому штабу, применив боевые ракеты. Восток – дело тонкое… Полгорода сгорело. Партизаны, потерявшие полтысячи бойцов, обозлённые вероломством «нейтральных» японцев, сначала расстреляли гарнизон во главе с майором Исикавой, потом вырезали арестованных белых, а под конец просто уничтожили остатки города вместе с обитателями, предварительно как следует поглумившись над ними.

«Николаевский инцидент» стал поводом для оккупации интервентами северной части Сахалина. Это оправдывалось необходимостью защитить живших там японцев от повторения николаевских событий. А ещё – «в наказание за зверства, которые чинили над японцами» партизаны Тряпицына. В Декларации 3 июля 1920 года японское правительство заявило, что войска Страны восходящего солнца останутся на Северном Сахалине до тех пор, пока Советская Россия не принесёт письменных извинений за гибель японских подданных в Николаевске.

Российскую часть острова они вернули только в 1925 году. Советская власть, победившая на большей части России, вынуждена была терпеть наглых «соседей» и делать примиряющие шаги. В 1920 году большевики предложили создать на Дальнем Востоке буферное государство, и японцы согласились. 6 апреля 1920 года появилась Дальневосточная республика (ДВР) с территорией от Байкала до Тихоокеанского побережья. Против создания этого государства выступал Яков Тряпицын, требовавший объявить войну Японии.

После партизанских зверств в Николаевске руки у интервентов были развязаны. В начале апреля 1920 года они начали громить органы советской власти и военные гарнизоны ДВР. Они же арестовали Сергея Лазо, председателя Военного совета дальневосточного правительства и передали белым «союзникам». Сахалин был занят японцами 22 апреля 1920 года, и в тот же день Яков Тряпицын по приказу главкома Народно-Революционной армией ДВР Г.Х. Эйхе был назначен командующим Охотским фронтом.

7 июля 1920 года несколько партизанских командиров организовали мятеж против Тряпицына, арестовав его и ещё два десятка самых одиозных «товарищей». На следующий день их всех судили. 23 человека приговорили к смертной казни «за нарушение революционной законности, превышение власти и бандитизм».

В нашей литературе есть статьи, как я уже говорил, о герое революции Якове Ивановиче Тряпицыне, которого идеологически чуждые авторы выставили в неприглядном свете – садистом и организатором массовых бессудных казней. Не буду ни вспоминать эти статьи, ни полемизировать с их авторами. С глубоким сожалением повторю: гражданская война отличалась невероятной жестокостью, и до сих пор мы выбираем – на чью сторону стать.

В августе 1921 года командующим Пятой отдельной армией и войсками Восточно-Сибирского военного округа был назначен Иероним Петрович Уборевич. Его знали как бывшего заместителя командующего ВС Украины и Крыма Фрунзе. Но ещё большую известность Уборевичу принесло участие в подавлении крестьянских восстаний. Сначала – заместителем Тухачевского на Тамбовщине, а потом и самостоятельного командующего частями Красной армии в Белоруссии при подавлении выступлений крестьян Минской губернии.

С 17 августа 1922 года Уборевич стал председателем Военного Совета и военным министром буферной Дальневосточной республики. Под его командованием Народно-революционная армия взяла 9 октября 1922 года неприступный Спасский укрепрайон, а потом – Волочаевск. «Штурмовые ночи Спасска и Волочаевские дни» закончились 25 октября во Владивостоке. Японцы отправились «кококу», на родину. Остатки Белой армии ушли в Корею и Маньчжурию. Едва японцы покинули Приморье, 13 ноября 1922 года в ДРВ признали Советскую власть и провозгласили республику частью РСФСР.

Атаман Семёнов на «золоте Колчака»

Любимый сюжет исторической публицистики – «золото Колчака», попавшее к японцам. Об этом писали практически все, кто отметился в исследованиях Гражданской войны на Дальнем Востоке.

Начнём и мы. Вот непреложный факт: к началу Первой мировой у России был самый большой на планете золотой запас – свыше 1,34 тысячи тонн. Такое количество золота трудно представить, но попытаемся. Двухосные грузовые вагоны постройки 1892-1917 годов имели заявленную грузоподъёмность в 16,5 тонны, на деле принимали только 15 тонн. Делим количество золота на грузоподъёмность. Получаем 89 вагонов. Товарный поезд тогда состоял из 40 вагонов. Следовательно, золотой запас России можно было увезти в двух поездах с прицепом.

Кроме золота в стратегическом запасе были слитки платины, серебра, золотые и серебряные монеты, драгоценные камни, кредитные билеты, церковная утварь, «ювелирка», валюта. К началу Гражданской войны большинство этих богатств оказалось в Казани и Нижнем Новгороде. Теперь начинаются разночтения. По одним источникам, эвакуация золотого запаса была предпринята в начале 1915 года, когда австро-германские войска угрожали Варшаве, Киеву, Петрограду, где в банках хранилось немало ценностей. Пока всё – в русле логики: золотой запас эвакуировали из-за угрозы захвата немцами. По другим источникам «с началом иностранной военной интервенции и Гражданской войны перед советским правительством остро встал вопрос о сохранности государственного золотого запаса, находившегося в Петрограде». Раз опасность шла с запада, большевики, мол, и эвакуировали золотой запас на Волгу.

Не знаю, не знаю… Большевики были жёсткие люди, но не идиоты. В марте они заключили сепаратный мир с Германией, и могли надеяться, что немцы не пойдут на Петроград и Москву. С другой стороны, именно на Волгу стекались люди, не разделявшие взгляды большевиков – они-то и устроили потом самарскую «учредилку». А тут ещё «чехи» объявились. Перемещать золотой запас в 1917 году большевикам было ещё некогда (революция, батенька!), а в 1918 году уже не было смысла. Другое дело, что у авторов такой версии есть смысл лишний раз лягнуть «красных» – пусть и в сочинении на историческую тему.

Полковник Владимир Оскарович Каппель в начале августа 1918 года захватил Казань и ЧАСТЬ золотого запаса России, который в конце месяца отправили в Самару. Подчёркиваю: часть, потому что в нашей литературе неоднократно упоминалось, что каппелевцы взяли золотой запас России. То есть, весь. В Самаре тогда находился Комитет членов Всероссийского учредительного собрания – Комуч, первое российское антибольшевистское правительство. В октябре белые отступили с Волги на Урал и вывезли захваченные богатства в сорока вагонах в Омск, к адмиралу Колчаку. Верховный правитель России употребил огромные ценности на закупку продовольствия и вооружений.

Первыми в очереди снабженцев Колчака встали японцы, которые в 1919 году получили несколько омских «траншей». Анатолий Иванько пишет: «В целом японцам в виде залога за обещанные поставки в Россию вооружений выдали «аванс», оцениваемый в 54 529 880 золотых рублей. В результате во второй половине 1919 года было зафиксировано резкое увеличение размеров депозитов двух японских банков «Ёкохама Сёкин Гинко» и «Тёсэн Гинко», чего никогда не наблюдалось ни прежде, ни позже… По свидетельству японских финансовых экспертов, ни один другой банк Японии никогда не отличался подобным стремительным ростом депозитов за столь короткий отрезок времени».

По некоторым источникам, когда Колчак стал «хозяином» золота, он израсходовал с мая по декабрь 1919 года 11,5 тысячи пудов драгметалла. Это 184 тонны. Из них почти по 3 тысячи пудов досталось англичанам и японцам и чуть больше тысячи – французам.

Золотой запас Японии в 1918 году составлял 2 233 килограмма, а в 1919-м – 25 855 килограммов. То есть вырос больше, чем в 10 раз. А в 1920 году увеличился снова. Его пополнил генерал С.Н. Розанов, с 18 июля 1919 по 31 января 1920 года – главный начальник Приамурского края. Когда стало ясно, что перспектив у белых на Дальнем Востоке, особенно после расстрела Колчака, – никаких, генерал в январе 1920 года передал японцам «за процент от сделки» золото из Владивостокского отделения Российского госбанка. И отправился в Йокогаму. Там его и зарезали на тёмной улочке.

Сергей Николаевич Розанов, генерал-лейтенант, командир корпуса в Первой мировой, в 1918 году поступил в Красную Армию, был большой шишкой в Главном штабе красных. Переметнулся в Комитет членов Учредительного собрания, потом закономерно влился в омское воинство, а закончил карьеру в йокогамской канаве. Вот строки из его приказа 27 марта 1919 года: «Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдёт, а достоверные сведения о наличности таковых имеются, – расстреливать десятого». Под разбойниками генерал разумел красных партизан. Но это определение, как видим, больше относится к нему: редко кто грабил банки с таким впечатляющим результатом.

Ещё один участник пополнения японского золотого запаса – генерал-майор П.П. Петров, на тот момент начальник снабжения Дальневосточной армии. В конце 1920 года он сдал японской военной миссии «на сохранение» под расписку золота на сумму 1 миллион 270 тысяч золотых рублей. По сравнению со щедротами генерала Розанова пожертвования генерала Петрова были намного скромнее. Но японская курочка по зёрнышку клевала. Потом чуть ли не до конца Второй мировой Петров судился с японцами, требуя вернуть золото. Что он получил в результате судов – нетрудно представить.

Теперь Семёнове, герое Первой мировой, награждённом орденом Св. Георгия IV степени и Георгиевским оружием за храбрость. Воевал под Варшавой и в Курдистане. Колоритная личность, крайне противоречиво прописанная в нашей историографии. Садист, сдиравший кожу с пленных, – раз. Эстет, переводивший «Евгения Онегина» на монгольский язык, – два. Выдающийся политический и государственный деятель, вождь новой России, вступивший в союз с японцами только под давлением неумолимых обстоятельств, – три.

С января по октябрь 1920 года на территории Восточного Забайкалья существовало малоизвестное государство – Российская восточная окраина, во главе которого (или которой?) стоял Г.М. Семёнов. Столица забайкальской державы находилась в Чите. Здесь работало Читинское отделение Государственного банка, выпускавшее боны от 50 до 500 рублей. Летом 1920 года загостившиеся в Забайкалье японцы собрались домой. Григорий Михайлович понял, что под ним зашаталась табуретка. Поначалу он пытался договориться с Приморским областным правительством о создании единого государства. Но эсеры Владивостока не захотели связываться со скандальным атаманом, водящим дружбу с оккупантами. Тогда он отправил письмо японскому двору. Военный министр Японии ответил Семёнову через три недели в том смысле, что империя потеряла интерес к атаману, поскольку его влияние в русском народе слабеет.

Нас интересует пока лишь причастность атамана к золотому запасу России. Лучше всего об этом он говорит сам, без посредников и комментаторов – в стенограмме допроса 16 августа 1946 года в камере тюрьмы МГБ. Документ хранится в архиве ФСБ.

«Вопрос следователя:

В период Гражданской войны вами была захвачена часть русского золотого запаса. Где находится указанное золото?

Ответ атамана Семенова:

Я подтверждаю, что в октябре 1919 года, когда я командовал армией, мне в Чите было передано по приказу из Ставки адмирала Колчака два вагона золота на сумму 44 миллиона рублей. Из этого количества золота 22 миллиона рублей при моем отступлении из Читы были переданы на станции Маньчжурия начальником моей личной охраны полковником Мироновым (застрелился в 1926 году в Харбине) представителю японского командования полковнику Иосоме на хранение, о чём имелось специальное соглашение, подписанное мной и полковником Иосоме. В 1925-1926 году премьер-министр Японии Танаки попросил у меня подлинник этого соглашения якобы с целью сделать распоряжения о деньгах, а на самом деле соглашение было у меня отобрано и не возвращено. В моём распоряжении оставалась фотокопия соглашения, ныне хранящаяся в Шанхай-Гонконгском банке, в сейфе на имя китайского журналиста Вен-Ен-Тана, являющегося моим доверенным лицом. В 1920 году оставшаяся часть золота была вывезена на бронепоездах и сдана на станции Маньчжурия тому же представителю Японии – полковнику Иосоме. Приёмо-сдаточная ведомость, подписанная Иосоме и Мироновым, вместе с фотокопией соглашения о передаче золота на хранение японцам находится в том же сейфе того же Вен-Ен-Тана. 11 миллионов рублей были мною израсходованы на нужды армии, а часть захвачена китайцами. 20 пудов (600 тысяч рублей) в марте 1920 года были задержаны китайскими властями в харбинской таможне и конфискованы по распоряжению Джан-Цзо-Лина – генерал-губернатора трёх восточных провинций Маньчжурии. Так были использованы все 44 миллиона рублей, полученные мною в Чите».

Семёнов отдал Иосоме сначала один вагон золота, потом ещё четверть… Российский драгметалл хорошо послужил Японии в подготовке к военным авантюрам 1930-х годов. На этом фоне сегодняшние японские требования «вернуть» Южные Курилы выглядят, как бы мягче сказать… Не хватает никакого словарного запаса!

По некоторым источникам в Японии сегодня хранится российского золота до двухсот пятидесяти миллионов рублей по курсу двадцатых годов. Плюс проценты за сто лет. Всего получается около 80 миллиардов долларов США. Для сопоставления: в 2019 году военный бюджет Страны восходящего солнца составил 47,5 миллиарда долларов. В качестве компенсации таких денег японцы могли бы отдать России Хоккайдо. Хотя бы половину острова, на который Сталин собирался в 1945 году высаживать советский десант.

Опережая Третий рейх

Теперь отправимся на Сахалин, где в эти годы тоже шли разнообразные тектонические процессы с активным участием восточных «соседей».

В конце апреля 1920 года, разочаровавшись, вероятно, в собственных успехах в Приморье и Приамурье, японцы решили в круговерти чужой Гражданской захватить весь Сахалин, который по Портсмутскому договору был разделён на японскую и русскую части владения. Японцы перешли 50-ю параллель и устремились на север острова. К октябрю Сахалин оказался полностью под властью японцев.

В русской части острова было введено японское военно-гражданское управление, действие российских законов отменено. Было объявлено обязательным празднование дня рождения императора, населённые пункты получили японские названия. Всем местным жителям выдали спецпропуска. При немцах на оккупированных территориях СССР такие пропуска будут называться «аусвайсами». Малые народности пострадали больше всего. У айнов, например, отбирали лодки и все инструменты лова. За лодками напрокат они должны были обращаться к японцам.

Вот справка: «За 5 лет оккупации с острова было вывезено от 20 до 25 тысяч тонн нефти, полностью истреблены ценные пушные животные – соболь, выдра, лисица, значительно сократилось поголовье белки. Были безвозвратно утрачены ценнейшие коллекции Сахалинского краеведческого музея – образцы культуры аборигенов, палеонтологические образцы и другие экспонаты».

Японцы очень быстро создали компании для добычи нефти, угля, заготовки леса, ловли рыбы. Были захвачены лучшие рудники, где разрабатывали самые мощные пласты угля. Вырубали подчистую спелый лес. Без лимита выбирали морепродукты.

Я уже говорил, что «хозяйственная» деятельность японцев на наших территориях всегда отличалась агрессивным хищничеством. Ущерб, нанесённый России за пять лет японской оккупации Северного Сахалина, составил около 50 млн. золотых рублей. Ещё один нюанс японской оккупации: за пять лет русское население здесь сократилось вдвое – с 10,4 тысячи человек до 5,7 тысячи. Понятно, не убили их японцы – просто вынудили уйти.

В Стране восходящего солнца никогда не считали Северный Сахалин японским, в отличие от южной части острова. В пользу этого утверждения говорят факты. В префектуре Карафуто строили жильё, школы, порты. Город Тоёхара, будущий Южно-Сахалинск, возводился по современным планам, с хорошей инфраструктурой. Юг Сахалина быстро покрывался сетью железных дорог. В 1905 году японское население острова насчитывало 2 тысячи человек, а в 1920 году в Карафуто жило более 100 тысяч японцев. Зато на севере острова японцев было очень мало – в основном, чиновники, военные и старатели. Они ничего не строили, кроме постов и казарм, и занимались замечательно прибыльным грабежом ЧУЖОЙ территории. Это лишний раз говорит о безосновательности претензий японцев на сахалинские кладовые.

Советское правительство на различных международных уровнях постоянно требовало возврата Северного Сахалина. Лишь после Пекинской конференции в январе 1925 года, где было подписано соглашение об установлении дипломатических отношений между нашими странами, Страна восходящего солнца обязалась уйти с севера острова в мае того же года. И пришлось уйти, хотя выгребли далеко не все запасы угля и леса. Однако у японцев появлялись новые, перспективные планы на «освоение» Китая, где был важен каждый штык, и потому держать на Сахалине лишние части было накладно. Тем более что русские как бы «оплатили» уход оккупантов.

В Советско-японской конвенции от 20 января 1925 года в статье 2 записано: «Союз Советских Социалистических Республик соглашается, что договор, заключенный в Портсмуте 5 сентября 1905 года, остаётся в полной силе». То есть Сахалин остаётся разделённым. В пункте 1 протокола «Б» к договору говорится: «Правительство Союза Советских Социалистических Республик соглашается предоставить японским концернам, рекомендованным Правительством Японии, концессию на эксплуатацию 50% площади каждого из нефтяных месторождений на Северном Сахалине». На основании ещё одной конвенции, 22 июля 1925, были подписаны также контракты о предоставлении Японии угольной концессии, а 14 декабря – нефтяной. То есть, пользуясь относительной слабостью страны Советов на дальневосточных рубежах, «соседи» нагло диктовали собственные условия сосуществования: хочешь мира – плати нефтью. Или углём.

Успехи кружат голову. Не всем – но большинству. Япония выиграла войны с Китаем и Россией, присоединила Корею, влезла в Маньчжурию. Быстрая капитализация и резкий промышленный подъём сделали Японию в начале XX века высокоразвитым государством. Во многих странах такие резкие рывки в развитии вызывают, как правило, подъём гуманитарной составляющей в обществе: в элиту выходят и физики, и лирики. Но не в Японии. Революция Мэйдзи покончила с институтом самураев, однако дух самурайский, почитание самурайских традиций сохранились. Более того, поклонение в массах «бусидо» – «пути воина» – сделало возможным стремительную милитаризацию производственной и общественной жизни Японии в конце 1920-х – начале 1930-х годов.