Репликация. Книга вторая

Амели выжидательно-напряженно смотрела на сына, не особенно рассчитывая на искренний ответ.

– Мне уже нечего бояться. Я испортил все, что мог: Вэла и Еву потерял, стал посмешищем в глазах сената. Даже Заг с Бартом от меня отошли. Я теперь нигде не свой – ни здесь, ни там, внизу.

– Мне кажется, ты драматизируешь, Марк, – осторожно заметила Амели. – Через месяц выборы главного управляющего…

– На которых у меня нет никаких шансов! – выкрикнул Марк.

– Вот твой страх, сын: ты боишься проиграть. Пока ты боишься – ты будешь проигрывать.

– Как не бояться? Кто я такой, чтобы не бояться поражения? У меня нет сверхъестественных способностей, как у Вэла или креаторов, я не гений, как мой младший брат, мне никогда не выиграть в партии с богом, – произнеся последнюю фразу, Марк замолчал, испуганно переводя взгляд с одного на другое, стараясь не смотреть на мать.

– О чем ты?

– Так, в общем, фигурально выражаясь, – отговорился Марк. – Я обыкновенный, и меня это удручает. А они все другие, не такие, как остальные. Даже Кир, хотя, возможно, именно Кир больше остальных не такой… Я не знаю, маман, стыдно признаться, но я им завидую, завидую, что они могут, а я нет. Зачем им такая посредственность как Марк Мэнси?

– Слишком много тщеславия в тебе, мой мальчик, – с грустью заметила Амели. – Оно ни к чему хорошему тебя не приведет. Гони его, освобождайся всеми силами от яда этой черты. Будь самим собой, только так ты сможешь вернуть расположение к себе. Вспомни, каким смелым ты был, когда начинались реформы, как на тебя рассчитывал господин Вэл, когда Зиги исчез. Вы же вдвоем управляли событиями и прекрасно справлялись, надо сказать. У вас был замечательный тандем, действенный, крепкий. Что изменилось сейчас?

– Все изменилось, маман. Вэл меня бросил, всех нас бросил, – со злостью выдавил из себя Марк.

– Что ты, Маркуша? Что значит бросил? Никто не знает, что творится в его душе, он через такое прошел, не дай бог кому… Вспомни, что мы пережили, когда получили его завещание с…

Мадам Мэнси замолчала, не договорив фразы, и испуганно посмотрела на сына.

– Какое завещание? О чем ты, маман?

– Не знаю… Прости, Марк, на меня иногда что-то находит, я говорю или думаю о том, чего не было, но в тот момент я как будто уверена, что было.

– Дежавю?

– Похоже, – растерянно проговорила Амели. – Раньше часто случалось, а сейчас реже. Наверное, я выздоравливаю.

– Это не болезнь, маман, а сбой сознания. И не только у тебя. Два месяца назад мы с Ашурой обсуждали наше коллективное помешательство…

– Коллективное помешательство?

– Ну, мы про себя так называли наши прозрения, приходящие непонятно откуда. Мне тоже всякое мерещилось, как и Керберу, Кронсу, Фролу, Кливерту, Михе-креатору… А Кай Загория – это вообще отдельная песня. Его кошмарило тем, будто он в Солерно был, с Зиги и Паччоли общался, в тюрьме там сидел, а потом непонятно как спасся. Если бы не прозрения военного министра, мы бы не смогли все дозоры Зиги обезвредить и сейчас еще держать его в неведении, что мы живы.

– О чем ты, Марк? Какие дозоры Зиги? Почему он думает, что мы мертвы?

– Потому что он нанес удар по нам, маман. Сначала нас в этом Кай убеждал, но мы тогда не особенно ему поверили, сама понимаешь… Но потом, когда взяли экипаж второго звена «Когтей Зигфрида» в Шрилане, информация военного министра подтвердилась: десятого апреля Зигфрид Бер нанес удар по Небесам из изотропной пушки. Он уверен, что мы испарились. Каким чудом этого не случилось на самом деле – для всех загадка.

– Как интересно! – воскликнула Амели. – Почему ты раньше мне ничего не рассказывал?

– Не думал, что тебе это будет интересно, – отговорился Марк.

– Как же иначе? Это ведь наша жизнь! Почему все думают, что женщинам интересны только ногти и туфли? Даже обидно.

– Не обижайся, маман, я просто замотался. И ты права, женщин в нашем мире явно недооценивают. Возможно, теперь, когда властитель женился, что-то изменится. Нина сильная личность, она проявит себя рано или поздно… Хотелось бы мне знать, как и где они встретились… Откуда? Никто же не знал, где она, жива ли вообще…

– Она в Солерно была с Зиги, – машинально обронила Амели. – А как она себя чувствует? Беременность хорошо проходит? Двойню нелегко выносить, а уж в нашем возрасте…

– Маман, – удивленно глядя на мать, проговорил Марк. – Откуда? Кто тебе сказал, что Нина беременна? Я лично ничего об этом не знаю.

– Да? А я думала, все об этом знают… Марк, мне что-то нехорошо. Я лучше прилягу, – Амели поднялась с места и неуверенным шагом направилась к двери. Выходя из столовой, она обернулась. – Позже поговорим еще, дорогой.

– Конечно, маман. Может быть, что-то нужно? Лекарство? – обеспокоился Марк, увидев ее неровную походку.

– Нет, все в порядке, ничего не нужно. Я просто хочу прилечь.

Амели ушла, оставив Марка в замешательстве: завещание властителя… Нина в Солерно… Нина беременна… Откуда в голове его матери могли появиться такие странные мысли? Это так похоже на то, что он сам чувствовал совсем недавно – знание, в истинности которого не сомневаешься, хотя и не понимаешь, как и откуда оно могло прилететь в твою голову. А Кай даже картинками видит, которые к тому же и воспроизвести может. Почему же два месяца назад, поговорив об этом, мы не стали разбираться в ситуации дальше? Что отвлекло? Вэл… Точно. Вэл нашелся, и все как-то само собой успокоилось, никто с тех пор не жаловался на дежавю. Но значит ли это, что состояние исчезло, а не властитель перетянул на себя внимание всех?

Подумав, что вторая причина более жизнеспособна, Марк загрустил окончательно: какой смысл обманывать себя? Ты никогда не будешь так интересен другим, как Вэл Лоу. Тебе никогда не заработать такой авторитет, какой есть у него. И никто до сих пор не считает его бывшим, несмотря на отставку, никто. Сенаторы кричат, что он больше не статусное лицо – что с того? я точно знаю, зачем они каждый раз напоминают ему об этом – чтобы самих себя убедить, что освободились из-под его влияния. Черта с два! Попробуй освободиться от влияния такого человека, как Вэл Лоу! Попробуй забудь его харизматичную личность! А ты, Марк Мэнси? Ноль харизмы, бездна страха, сплошная неуверенность в себе. Ты полное разочарование для властителя, родных и себя самого. Смирись с этим и не забывай, кто ты есть: богу – богово, а тебе – твое…

Марк выронил из рук вилку, которой уже несколько минут не мог накрутить спагетти.

– Что, ручки не держат, господин главный управляющий? – издевательским тоном бросил Франсуа, заходя в столовую.

– А что это ты только наполовину пришел? Где тень потерял? – нервно и даже зло отозвался Марк.

– О-о-о, какие мы грозные! Что за тучи меж бровей? Ну, пожалуйся, скорей! – рассмеялся Франсуа, выводя брата из себя окончательно.

Марк терпеть не мог, когда близнецы корчили из себя поэтически одаренных личностей, занимаясь примитивным рифмованием примитивных же, на его взгляд, мыслей. Он схватил со стола кубок и запустил им в Франсуа. Тот увернулся, и кубок, попав в большое зеркало, разбил его. Звон бьющегося стекла многократно повторился падающими на гладкую поверхность пола осколками, разлетевшимися по всей столовой.

– Что ты творишь?! – испуганно выкрикнул Франсуа. – Совсем сбрендил? Ты же мог меня убить!

Марк и сам испугался и теперь смотрел на брата непонимающим, виноватым взглядом.

– Прости, Франсуа, – буркнул он и вышел из столовой.

– Диких и буйных обычно в клетках и смирительных рубахах держат, а тут свободно разгуливают…

***

– Вэл, проснись, дорогой, тебя люди ждут.

– Уже день?

– Девять утра, – Нина поцеловала мужа. – Выйди, скажи, что будешь позже, я хочу с тобой позавтракать.

– Прости, я думал, здесь мы сможем пожить спокойно.

– Извиняться не за что, – Нина смотрела на него и улыбалась.

– Чему ты радуешься?

– Всему. Тому, что мы есть и сейчас вместе.

Вэл вышел на балкон: двадцать три человека терпеливо ожидали его пробуждения. Среди прочих он увидел Ашуру и вспомнил слова Топильцина о подарке, который тот должен был ему передать.

– Приветствую, друзья, – произнес Вэл, облокотившись на балконную ограду. – Сейчас позавтракаю и спущусь к вам кофе пить. Хорошо? – он махнул рукой и вернулся в гостиную, подошел к Нине, схватил ее и поднял на руки. – Я так счастлив, – признался он, губами отыскивая ее шею под распущенными волосами. – Если бы забыть о делах…

– Это был бы не ты, Вэл, – с некоторой грустью произнесла Нина. – А я не была бы так счастлива, как сейчас, потому что я могу быть счастлива только рядом с тобой, а ты именно такой…

– Какой?

– Сильный, неравнодушный, способный на великие дела…

– Ну уж, скажешь! – Вэл смутился.

– Садись, садись и ешь, я тебе еще кое-что скажу, – Нина высвободилась из его рук и, подойдя к накрытому к завтраку столу, подняла крышки, сохранявшие блюда горячими.

Вэл послушно уселся за стол, почувствовав, что сильно голоден. Увидев в тарелке кашу, поморщился.

– Что? Тебе не нравится каша?

– Нет, если честно. Сейчас хочется чего-то другого. Есть омлет?

– Конечно, – улыбнулась Нина. – Кашу я себе поставила. Не думала, что ты на это место сядешь. Омлет напротив.

– Я занял твое место? – Вэл сделал вид, что напуган.

– Да, я всегда сижу в этом кресле…

– Первые семейные разборки, – рассмеялся Вэл. – Кто сидел на моем стуле? – громко пробасил он, подражая реву медведя, одновременно вставая и пересаживаясь в другое кресло.

– Зачем ты поднялся? Можно было переставить тарелки…

– Все лучшее – детям, – Вэл дотронулся до живота Нины. – А что еще ты собиралась сказать мне?

– Уже не помню, но, думаю, хотела сказать, что с десяти до часа у меня процедуры, так что, до обеда меня не будет, – Нина пробовала овсяную кашу.

– Вот ни фига себе! – воскликнул Вэл. – Только вчера поженились, а жена уже исчезает куда-то на полдня!

– Я иду терпеть уколы иголками, дышать кислородом и делать гимнастику, чтобы наши дети хорошо себя чувствовали и могли вовремя появиться на свет, – значительно произнесла Нина.

– Вовремя? Есть какие-то проблемы?

– Нет, Вэл, сейчас нет, – успокоила его Нина. – Врачи всегда перестраховываются, когда рожает женщина в возрасте…

– Женщина в возрасте? Это ты о ком?

– О себе, Вэл. Мне сорок четыре, приличный возраст.

– Я забыл. Мне все время кажется, что тебе двадцать пять.

– Ну и льстец же ты, – отмахнулась Нина.

– Ты выглядишь так… Надо поговорить с твоим врачом.

– О чем?

– Вдруг тебе угрожает… В общем, пусть Ашура тебя осмотрит и все скажет. Я ему доверяю больше, чем другим. Мы не можем рисковать твоим здоровьем или здоровьем наших детей…

– Ничего мне не угрожает, Вэл! Ты беспокоишься больше, чем я. Все хорошо, правда, – Нина поднялась и подошла к нему. – Почему ты так нервничаешь? У тебя сердце колотится.

Вэл схватил ее руки, начал их целовать – быстро, сильно.

– Да что с тобой? – испугалась Нина.

– Все хорошо, родная, все хорошо. Ешь, тебе нельзя чувствовать голод. Я приду к тебе сразу, как только освобожусь. Попроси врача, чтобы не уходил, пока я с ним не переговорю.

– Хорошо, Вэл, он не уйдет, не нервничай, а то Ашура…

– Ашура!

Вэл быстро встал и вышел на балкон, сделав доктору знак рукой подняться.

– Здравствуйте, господин Вэл, здравствуйте, Нина, – обрадованно произнес Ашура, появляясь в дверях через минуту. – Все благополучно у вас?

– Надеюсь на это, – обронил Вэл. – Ашура, у меня к вам личная просьба: отправляйтесь, пожалуйста, с моей женой на процедуры. Посмотрите, нужны ли они ей, если какие-то другие… И пообщайтесь, пожалуйста, с ее доктором. Мне нужно быть уверенным, что нас здесь правильно наблюдают… Вы что-то и сами хотели мне сказать, Ашура, раз пришли под балкон? Говорите сейчас, чтобы потом могли сопровождать Нину. Она через полчаса уже идет.

– Да я, собственно… – Ашура замялся, глядя на Нину.

– А, если ваш вопрос терпит, давайте позже, когда я присоединюсь к вам в бальнео.

– Давайте, господин Вэл, мой вопрос точно терпит, он много лет терпел.

– Интригуете, Ашура, – с улыбкой обронил Вэл, уходя.

– Как вы себя чувствуете, Нина?

– Спасибо, доктор, вполне хорошо. Вэл беспокоится…

– Конечно. Какой у вас срок сейчас?

– Двадцать третья неделя. Мне определили роды на конец октября – начало ноября. Но…

– Что? – насторожился Ашура.

– Раньше рожу, – в голосе Нины звучала некоторая обреченность.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю, просто так чувствую.

– Вас что-то беспокоит?

– Нет, – Нина задумалась, вспоминая странное общение Вэла и свое с детьми, но доктору об этом говорить не стала. – Мне кажется, дети раньше захотят…

– Дети? У вас двое?

– Да. Думала, все уже знают.

– Никто ничего не знает. Ваше появление, Нина, да еще и свадьба… а теперь дети… Это все как гром среди ясного неба.

– Гром… – задумчиво повторила Нина. – Настолько пугающе?

– Нет, что вы! Я неудачно выразился, – смутился Ашура. – Я только хотел сказать, что все неожиданно произошло. Все очень рады, что вы с господином Вэлом… А я просто счастлив, что у вас дети, – Ашура опустил взгляд.

Доктор Ловацки оказался человеком с живой, подвижной мимикой лица и забавным моравским выговором, делающим его речь похожей на речь человека, держащего во рту что-то круглое и бархатное. На вид доктору было лет шестьдесят, он плавно передвигался рядом с вновь прибывшим на курорт и впервые пришедшим на врачебный осмотр отдыхающим, заставляя его поднимать руки, наклонять туловище, вращать головой. Каждое движение пациента Ловацки сопровождал покачиванием головы и оценивающе-задумчивым «Да-а-а…».

– Все так плохо, доктор? – спросил пациент, не понимая, как относиться к реакции Ловацки на его действия.

– Все не так плохо, – ответил доктор в тот момент, когда в дверь его кабинета постучали. – Войдите.

В кабинет вошли Ашура и Нина.

– А, госпожа Нина, – кругловато-радостно проговорил Ловацки. – Как вы себя чувствоваете?

– Спасибо, доктор, хорошо. Мой муж, господин Лоу, желает, чтобы доктор Ашура обсудил с вами мое состояние. Он личный врач Вэла, дома он будет наблюдать меня до родов.

– Ваш муж? Ну, конечно! – Ловацки стукнул себя ладонью по лбу. – Как я сразу не понять, что это на вас поженился господин Лоу? Поздравляю вас, Нина!

– Спасибо, – ответила Нина с улыбкой. – Так я могу оставить с вами доктора Ашуру? Мне пора на иголки.

– Разумеется, – суетливо произнес Ловацки. – Идите, Нина, идите. Мы с доктором…

– Ашурой, – подсказала Нина, видя замешательство Ловацки.

– Мы с доктором Ашурой все обсудим.

– Что за иголки? – поинтересовался Ашура. – Это безопасно?

– Да-а-а, – протянул Ловацки. – Совершенно безопасно. Акупунктура. Точечное выправление проблемные места. Госпоже Нине они помогать снять нервное напряжение, улучшить сон. Я всегда проверяю потом ее состояние, всегда лучше… Можете идти, господин Ноев, – обратился он к пациенту. – Я оставлю предписание вечерней сестре. Сможете забрать после обеда. Сестра все объяснит. Идите, господин Ноев.

Пациент вышел, бросив недовольный взгляд в сторону Нины и Ашуры, помешавших провести осмотр должным образом.

– Как вы находите уколки? – поинтересовался Ловацки у Ашуры, когда сеанс Нины завершился и они, отправив будущую маму на озонотерапию, вернулись в его кабинет.

– Впечатлен, – признался Ашура. – У нас этот метод почему-то забыт. С удовольствием реанимирую его с вашей помощью.

– Буду рад помочь, буду рад, – оживился Ловацки. – А вот карта госпожи Нины. Здесь вся информация о состоянии ее здоровья и особенности беременности.

– Особенности?

– Да, – Ловацки помолчал. – Видите ли, Нина попала к нам десятого мая в самом начале пятнадцать недель беременности. Состояние ее в тот момент казалось критичным, мы даже не были уверены, что детей удастся спасти, мы не знали, что у нее многоплодная беременность. Нина была без сознания два дня, а когда очнулась, она совсем ничего не помнить. Ее привозить господин Ремер, кажется. Он поручить ее мне и оставить здесь на непонятное время. Он так и сказать: «До родов, а возможно, дольше. Если хоть один волос упадет с ее головы, приеду и убью вас лично». Да, да, так и заявить.

– И вы ему поверили? – удивился Ашура, заподозрив в господине по имени Ремер подчиненного Кронса, но с трудом представляя себе подобное поведение лингвиста.

– Поверил. Видели бы вы его глаза, доктор! Что-то страшное в них быть, словно насквозь тебя прорезывает. Он затребовать для Нины лучший номер, сказать, что беременность надо сохранить во что бы ни быть, даже если для этого… высшие силы. Я очень тогда испугался, потому что этот Ремер говорить так спокойно, прорезывая меня глазами, что у меня спина холодная быть.

– А что потом? – с трудом веря Ловацки, спросил Ашура.

– Потом этот Ремер пожить здесь несколько дней, пока Нина не пришла в себя, и исчез. А вчера я видеть его. Это точно был он, я не мог ошибаться, он смотреть на меня, как тогда, спина снова холодная сделалась.

– Очень интересно, – задумчиво произнес Ашура. – Видимо, это, действительно, Ремер…

– Он, точно он… Все, что с Ниной, необычно. Мы смогли до минуты определить срок беременности: второе февраля, двадцать три тридцать. Клянусь вам, Ашура, за все время моей практики ни разу не видеть, чтобы проба с точностью минуты. Сами знать, погрешность – семьдесят два часа. И мы только три дня назад увидеть, что детей два. До этого ничто не выдавать…

– А эхограмма? – удивился Ашура.

– Один сердцебиение, один магнитно-резонансное поле…

– Сейчас ее состояние опасений не вызывает?

– Нет. Все спокойно проходит. Ее состояние стабильно, как только она прийти в себя. Молодость и здоровье. Не понимаю, почему Ремер беспокоиться так. Я даже подумать, что он и есть отец…

– Отец – Вэл Лоу, а Нине – сорок четыре года, – проговорил Ашура каким-то обреченным голосом. – Скажите, Нина принимает какие-нибудь медикаментозные препараты?

– Нет, мы назначать только витамины и физиопроцедуры.

– Это хорошо. А что, по-вашему, у нее с памятью? Какие-то реальные расстройства или?

– Этого я не понял, если честно, – признался Ловацки. – Мы делали обследование коры – там никаких проблем нет. Здесь что-то другое.

– Я так и думал, – обронил Ашура, отводя взгляд в сторону. – А какой прогноз вынашивания по срокам вы делаете?

– Конец октябрь.

– Тридцать восемь недель? – уточнил Ашура. – Зачем отодвигать роды так далеко? Тридцать четыре недели вполне…

– Конец сентябрь? – недоверчиво спросил Ловацки.

– Предлагаю быть готовыми еще раньше.

– К чему быть готовыми? – раздался голос Вэла.

Оба доктора вздрогнули.

– Здравствуйте, господин Лоу, – широко улыбаясь, проговорил Ловацки. – Мои поздравления, дай бог много женатых лет!

– Спасибо, доктор. Как раз хотел обсудить с вами состояние моей жены.

– У Нины прекрасное здоровье, все в порядке, беременность идти нормально, волноваться сильно не стоит, просто ей нужно наблюдать, принимать витамины, посещать физиопроцедуры.

– Рад, что у нас все в порядке. И, раз вы оба здесь, давайте обсудим, можно ли Нине летать. Допускаю, что нам придется покинуть Есеник и полететь в Небеса или Шрилан…

– Шрилан? – воскликнул Ашура. – Далеко, господин Вэл. Перегрузки Нине противопоказаны совершенно, на ускорении передвигаться нельзя, а в обычном режиме туда лететь часов десять…

– Четыре недели я не рекомендовать перелеты, – вмешался в разговор Ловацки. – Видите ли, господин Лоу, сейчас у Нины двадцать три недели, до двадцать восемь у детей делаются жизненные системы. Лучше в это время быть здесь…

– Четыре недели… Так что вы собирались сказать мне, Ашура? – Вэл устраивался на веранде бальнео в ожидании Нины. – У нас есть полчаса, чтобы решить ваш вопрос. Говорите, не стесняйтесь.

Ашура поставил кофе на стол, руки непроизвольно спрятали пальцы, взгляд сделался сосредоточенно-напряженным. Он никак не мог решить, с чего начать разговор.

– Господин Вэл, не стоит вам кофе злоупотреблять, – начал Ашура с очевидного. – Ваше состояние пока еще требует осторожности, хотя, должен признать, за десять дней…

– Ашура, речь о моем здоровье? – перебил его Вэл.

– В какой-то степени и об этом, – Ашура посмотрел на Вэла и сразу же отвел взгляд в сторону.

– А подробнее можно? В какой степени? – Вэл ощутил нервную дрожь, пробежавшую по телу. – Что-то мне не по себе от вашего взгляда, Ашура.

– Поймите меня правильно, господин Вэл… Я действовал из соображений глобальной предопределенности, повинуясь общим законам развития мира, следуя непреложности самых важных из них…

Ашура замолчал, Вэл смотрел на него широко открытыми глазами, прикидывая, насколько сильно пошатнулась психика доктора за те десять дней, что они не виделись. Ашура напряженно молчал, словно сказал все, что собирался.

– И… – подтолкнул Вэл незадачливого рассказчика. – Что же вы сделали, следуя и повинуясь чему-то там непреложному и глобальному?

– Я не сделал, господин Вэл, не сделал именно потому, что следовал, – быстро проговорил доктор, сбиваясь окончательно.

– Ашура! Сколько можно ходить вокруг да около?

– Я не сделал вазектомию, там было черное солнце, это особый знак, нельзя было губить такое семя, я не осмелился…

Вэл пролил кофе на стол. Голубая скатерть окрасилась коричневым пятном, сразу прибежал работник бальнео, стащил ее, протер стол, постелил новую. Мельтешение паренька спасло Ашуре если не жизнь, то здоровье, потому что когда паренек ушел, за столом был уже не прежний, счастливо улыбающийся Вэл Лоу, а рассвирепевший, с диким взглядом человек, руки которого сдавливали его горло так, что Ашура ничего произнести не мог.

– Да как ты посмел? – зарычал Вэл, вставая из-за стола и поднимая Ашуру за шею. – Как ты мог скрывать столько лет? Кто ты такой, чтобы решать, что мне знать? Я убью тебя, Ашура!

Руки Вэла сжимались, перекрывая доктору воздух. Он хрипел, пытался вырваться, но Вэл держал его мертвой хваткой. На крик прибежали дежурный бальнео и паренек, менявший скатерть. Они попытались оттащить Вэла от Ашуры, но были отброшены им и с ужасом смотрели на отдающего концы доктора.

– Вызывай полицию! – крикнул паренек дежурному. – Он его сейчас задушит!

Голос паренька заставил Вэла очнуться. Он разжал руки, брезгливо оттолкнув Ашуру от себя.

– Живи. Не буду брать грех на душу, – процедил Вэл. – Ты больше не мой доктор, не смей приближаться ко мне или Нине.

– Господин Вэл, – хрипел Ашура, пытаясь усесться на стуле, сползая с него, словно потеряв позвоночник. – Вам нельзя так нервничать…

– Убирайся! Вон из моей жизни! – громко выкрикнул Вэл и пошел прочь от бальнео.

3. Клуб любителей философии

Вопрос вопросов для человечества,

загадка, лежащая в основе всех остальных

и более интересная, чем любая другая,

– это вопрос определения места человека

в Природе и его отношения к Космосу.

Томас Гексли

Махинда с семейством, Ева, сенатор Мэнси и Кир неспешно прогуливались вдоль колоннады второго источника, ожидая появления Нины и Вэла. К полудню, утомившись променадом, Махинда пожелал где-нибудь присесть и отведать мороженого, славившегося натуральным молочным вкусом по всему курорту. Выбрали открытую веранду кафе, с которой просматривались подходы к источнику. Махинда по-королевски оккупировал помещение и заказал мороженое и чай.

– Делаем вид, что мы здесь случайно оказались, – произнес он, оценив пломбир покачиванием головы и поднятием взгляда к небу. – Действительно, замечательное мороженое. Мне здесь нравится. А вам, ваше величество?

– Чудесное место, – тихо согласилась Мина.

Арна бросила на родителей снисходительный взгляд и демонстративно отодвинула креманку с мороженым.

– Вам не по вкусу? – Махинда заметил недовольство дочери.

– Не хочу портить аппетит перед обедом, – назидательно произнесла Арна, задирая нос. – Нас ведь будут кормить?

– Разумеется, – ответил король строго.

– Простите, ваше величество, – демонстративно учтиво произнесла Арна. – Если позволите, я прогуляюсь у водоема.

– Не позволю, – не без удовольствия отказал Махинда, и Арна осталась сидеть с еще более недовольным выражением лица. – Кого это Гопал к нам ведет? С ним дама и молодой человек.

Все повернулись в сторону, куда король показал рукой, и Ева сразу узнала Марка и мадам Амели.

– Это ваша жена, сенатор, и Марк, – сказала она негромко, бросив осторожный взгляд на Айша.

– А там кто? – показал рукой в сторону озера сенатор Мэнси, подаваясь навстречу жене. – Не Кербер ли с военным министром?

– Они самые, – улыбнулся Махинда. – Мне кажется, если мы еще немного здесь посидим… А туда посмотрите, – Махинда показал движением головы на тропинку, спускающуюся к источнику с холма. – Там, по-моему, министр времени…