Репликация. Книга вторая

– Нет, Маурильо. Я никуда не пойду. Если хочешь, иди один – я возвращаюсь домой. Довольно того, что мы своими дурными мыслями вызвали ураган.

– Один? – испугался Маурильо. – Что-то я не пойму, Хименос, давно ли ты стал таким суеверным? Ливень собирается – обычное дело. Надо спрятаться: боюсь, гроза начнется.

– Если ты не изменишь решения покончить с собой, гроза будет страшной. Это я тебе обещаю, – последняя фраза прозвучала будто другим, не принадлежащим Хименосу голосом.

Темнота обступила Маурильо, не позволяя различить силуэт друга, стоящего в тридцати метрах, и он испугался всерьез.

– Хименос, – негромко позвал капитан. – Ты здесь? Хватит играть в дурацкие жмурки, Хименос! Отзовись, что б тебя!..

В этот момент что-то большое и мягкое коснулось лица капитана, словно его задела бесшумно пролетавшая сова или другая ночная птица. Маурильо вскрикнул, но от испытанного ужаса голос его прозвучал глухо, будто горло не выпустило, а с трудом протолкнуло его наружу. Маурильо выставил руки перед собой и неуверенно подался вперед. Он шел, ни на что не натыкаясь, довольно долго, хотя хорошо помнил, что вокруг были деревья и кусты, а сейчас он словно в бескрайней пустыне оказался. Маурильо замер, обездвиженный страхом, и, когда рядом с ним в землю вонзилась молния и электрический разряд трещал несколько секунд, сердце его ушло в пятки. Хотел он только одного – поскорее убраться отсюда.

– Хименос! Отзовись! Согласен, надо сваливать. Где ты? – истошно кричал Маурильо, пытаясь пробиться сквозь грохот небес.

– Я здесь, – раздался спокойный голос Хименоса у него над ухом, отчего Маурильо, потеряв над собой всяческий контроль, закричал так, что сразу сорвался на хрип. – Ты хочешь свести меня с ума? Чуть сердце не разорвалось.

– Чего же ты испугался? Еще пять минут назад ты хотел, чтобы я вырвал его из твоей живой груди и размазал по жертвенному камню, – невозмутимо произнес Хименос.

– Признаю, затея была не очень, – прохрипел Маурильо. – Давай найдем шаттл и свалим отсюда поскорее.

– Поклянись, что больше не будешь думать о смерти!

– Клянусь! Всеми богами клянусь! Прости, Господи, что посягнул, – бормотал Маурильо как в бреду.

– Ладно, пошли. Если тебя услышали, мы найдем дорогу к шаттлу.

И, словно в подтверждение его слов, небо начало светлеть, тучи расползлись в разные стороны, и снова показалось солнце.

– Что это было? – Маурильо схватил Хименоса за руку.

– Сам не понимаю. Будто во сне все, – в голосе Хименоса слышались испуг и удивление. – Вон шаттл, побежали…

– Знаешь, что я понял, когда молния рядом со мной вошла в землю? – шепотом произнес Маурильо, когда они взлетели. – Нет никакого Тескатлипоки – Бог один, только он имеет множество проявлений. Это люди придумали разных богов, вернее, обычные люди так думают, им так проще объяснять то, что происходит. А те, кто настоящим знанием обладает, не сомневаются, что он один и у него есть разные ипостаси…

– Тебя зацепило, что ли, молнией? – с улыбкой спросил Хименос. – Ты как-то странно выражаешься.

– Смейся, – буркнул Маурильо. – Я уверен, все так.

– А я рад, что мы не натворили бед, – сказал Хименос. – Вспомнить страшно, на что решились. Будто из ума выжили.

– Точно, – согласился Маурильо. – А вон и шаттл генерала…

***

– Что с тобой, Вэл? – испугалась Нина, увидев, что у мужа носом идет кровь. – Ты как себя чувствуешь?

– Уже лучше. Наверное, от жары…

– Почти одиннадцать, Вэл, и совсем не жарко, – Нина с тревогой смотрела на него. – Может быть, позвать Ашуру?

– Не надо, все в порядке. Наверное, я просто устал. А ты как?

– Хорошо. Но жду, когда можно уйти. Очень хочу к тебе…

Вэл мысленно призвал свидетельницу.

– Что вы хотите, господин Вэл?

– Хотим вас покинуть, – сказал он с улыбкой. – Обязательная программа с нашим участием, надеюсь, выполнена?

– Еще торт, который обычно разрезают молодожены… Но, если вы устали, мы обойдемся. Правда, Вималь…

– Вималь здесь? – оживился Вэл.

– Да, и он приготовил сюрприз для вас.

– Нас хватит на сюрприз от Вималя? – Вэл обнял Нину.

Вималь затормозил перед столом летающую платформу с кексами, сложенными пирамидой.

– Поздравляю! – произнес он, широко улыбаясь. – Это мой подарок для госпожи, наши знаменитые Нинины кексы.

– Чьи кексы? – с удивлением переспросила Нина.

– Ваши, госпожа. В народе их называют упавшими с небес.

Нина взяла один кекс и надкусила его.

– Вималь, это безумно вкусно, – с наслаждением произнесла она. – У меня никогда так не получалось. Вы довели рецепт до совершенства.

– Спасибо, госпожа, но уверяю вас, я ничего не изменил, все делаю так, как тогда вы сделали. Если позволите, сейчас привезут торт.

– Еще и торт? – восхитилась Нина. – Везите скорее!

Прикатили квадратный стол, на котором двухъярусный торт в точности повторял домик за периметром: территория двора, огражденная шоколадной решеткой, занимала всю поверхность стола, на зеленой лужайке стояло черное купе, а в гнезде красовались аисты, между их ног высовывали красные клювы два аистенка.

Вэл замер, увидев аистов, Нина вперилась взглядом в черную машину и не могла произнести ни слова.

– Вам не нравится, господин? – боязливо поинтересовался Вималь, не понимая странной реакции новобрачных.

– Я потрясен, – с трудом ответил Вэл. – Как такое есть? У меня рука не поднимется резать его.

– Мы не будем его есть, – произнесла Нина. – Пусть нас простят наши гости, но, правда, нельзя разрушать такую красоту.

Вималь с недоумением смотрел на жениха и невесту.

– Он же испортится через пару дней, – растерянно проговорил повар. – Ешьте, пожалуйста, он вкусный… Если вам так понравился торт, я вылеплю такой же из мастики, когда вы вернетесь домой. Его можно будет долго хранить в стеклянной витрине.

– Обещаешь? – Вэл потрогал Нину за руку и подмигнул Вималю.

– Конечно, махатта, конечно! – обрадовался Вималь. – С преогромной радостью сделаю!

– Договорились, – Вэл принял длинный нож из рук Вималя и отрезал первый кусок.

– Чур, черная машина моя, – негромко сказала Нина. – Хочу раскусить дядюшкин раритетный автомобиль…

«Что с тобой?»

«Как-то не по себе, – призналась Нина. – Словно я уже говорила нечто подобное».

– Не сочтите за пафосность, господин Вэл, – осторожно произнес Вималь, – но мы подумали, что самовар сейчас будет в самый раз.

– Самовар? – изумился Вэл. – Не сочту, Вималь, ни за что не сочту! Давайте сюда скорее самовар!

«Может, еще немножко потусим с народом? – спросил Вэл. – Мне совсем расхотелось спать. Ты очень устала?»

«Нет, я даже будто взбодрилась, давай еще потусим».

Вэл обнял жену и съел с ее губ шоколадный след от купе.

«Теперь я целуюсь с тобой», – передала Нина.

«Что значит теперь?» – замер Вэл.

«Твоя жена бесподобно целуется, – услышал он раскатистый хохот. – Прости, Вэл, не устоял…»

«Топильцин! Да как ты посмел?! Я пожалуюсь Создателю!»

«Попробуй, – смеялся Кетцалькоатль. – Остынь, Вэл, а то еще, чего доброго, Нина догадается».

«Да, иди ты!» – огрызнулся Вэл.

«Ухожу. Зови, если что. Подарок от меня Ашура передаст».

«Подарок? – насторожился Вэл. – Что еще за подарок?»

Никто не ответил. Сознание Вэла опустело, и он выдохнул с облегчением…

***

Сесар Хакес, облокотившись на каменную изгородь сада, нервно провожал начинающее клониться к горизонту солнце на западной границе Солерно, там, где величественная Сьерра-Мадре патрулировала смену дня и ночи. Глядя на приближающийся закат, он с нетерпением ожидал появления шаттла генерала Родригеса, надеясь, что на его борту окажутся Маурильо и Хименос, живые и невредимые.

– Деда, – услышал он голос восьмилетнего правнука за спиной. – Мама зовет тебя есть чимичангу.10

Сесар обернулся и увидел маленького Хуана, в котором он души не чаял, похожего на него в точности. Мальчик, одетый в светлую блузку и короткие легкие штанишки, шел к нему, держа в руке стеклянный шар размером с небольшое яблоко.

– Что это у тебя, Хуанито? – ласково спросил Сесар, протягивая к правнуку руки.

– Это модель счастливой планеты, – уверенно ответил мальчик, передавая деду шар. – Смотри, осторожно, она очень хрупкая.

– Еще бы ей не быть хрупкой. Счастье всегда хрупко.

– Деда, ты меня понимаешь, а мама сказала, что стеклянных планет не бывает, а счастливых совсем нет.

– Бывает, мама просто не знает, – успокоил внука Сесар.

– А ты? Ты знаешь такую планету? – воодушевился мальчик.

– Конечно. Она называется Земля. Это самая счастливая планета, Хуанито, потому что на ней есть жизнь и мы, люди. Но она и хрупкая именно потому, что здесь живут люди.

– Почему, деда?

– Человек – удивительное существо, Хуанито: в нем заложены самые прекрасные, возвышенные стремления и самые страшные, низменные пороки.

– Кем заложены?

– Богом, я думаю, – серьезно сказал Сесар. – Когда в человеке больше прекрасного, он живет в мире с природой и другими людьми, и тогда планета чувствует себя счастливой и щедро делится с человеком своими богатствами, тайнами и чудесами. Когда же человек живет, повинуясь низменным страстям, планета страдает, потому что такой человек ее разрушает, уничтожает ее природные богатства. Но самое страшное – такой человек не хочет жить в мире с другими людьми, он считает себя лучше остальных, думает, что у него больше прав, что ему можно использовать других и даже лишать их жизни…

– Как канцлер Бер? – уточнил Хуан.

– С чего ты это взял? – с некоторым испугом в голосе спросил Сесар, внимательно глядя на правнука.

– Так все говорят, – ответил мальчик.

– Что говорят?

– Что он злодей и убивает людей.

– А ты не повторяй за всеми, мало ли что люди придумают, – внушительно покачав пальцем перед носом Хуана, наставительно произнес Сесар. – Такие слова небезопасно произносить. Канцлер – серьезный человек, не стоит говорить о нем плохо. Запомни это.

– Я понял, – печальным голоском ответил Хуан, опустив голову. – Пойдем есть чимичангу, мама ждет.

– Ступай, Хуанито, я позже приду.

– А что ты здесь стоишь? – мальчик явно не хотел идти один.

– Жду, когда решится важное дело, – серьезным голосом ответил Сесар, возвращая правнуку стеклянный шар. – Иди и береги свою счастливую планету.

– Землю? – оживился Хуан.

– Ее, – с улыбкой ответил Сесар Хакес, с любовью глядя на правнука. – Я скоро приду.

– Хорошо, деда, – Хуан обнял старика за шею и прошептал на ухо, – а канцлер Бер все равно злодей. Когда я вырасту, я убью его и спасу нашу счастливую планету.

Хакес снял руки мальчика со своей шеи и, глядя ему в глаза, сурово сказал:

– Никогда не смей даже думать об убийстве живого существа. Нет такой причины, которая может оправдать это. Ни одной причины нет. Никто не может забрать жизнь, только Бог и время. Вмешиваться в ход истории таким образом очень опасно для человека и счастливой планеты. Каждый живет для чего-то. Каждый нужен этому миру…

– Даже такой, как канцлер? – искренне удивился Хуан, с недоверием глядя на деда.

– Даже такой. Если он есть – он звено мировой цепи событий, у него своя роль. Уберешь звено до времени – разрушишь цепь, а это не известно, к чему может привести. Никогда не забывай об этом, Хуанито. Не забудешь?

– Не забуду, деда… А что это там летит? – Хуан показал рукой в сторону гор.

Сесар обернулся и различил в небе два приближающихся шаттла.

– Это летит хорошая новость, Хуанито. Беги к маме, скажи, что у нас будут гости. Пусть еще приготовит чимичанги.

Корпус шаттла Родригеса очевидно обозначился перед глазами Сесара. Чуть позади него маячило судно поменьше, на котором возвращались к жизни освобожденные от морока Зигфрида Бер Маурильо и Хименос.

– Сеньор Хакес! – генерал показался на трапе шаттла с довольным выражением лица.

– Приветствую вас, генерал, – радостно отозвался Сесар. – Проходите, Мария приготовила чимичангу…

– Гроза? – не верил своим ушам Родригес, слушая рассказ Маурильо о погоде в ущелье Уэхо. – Я не видел ни одного облачка.

– Это совсем недолго длилось, – не замечая удивления в голосе генерала, продолжал рассказывать капитан. – Возможно, вы были еще за горизонтом наблюдения, когда стихия прекратилась.

– Может быть, – согласился Родригес, угощаясь чимичангой. – Я рад, что ваши головы проветрились. Мы тут чуть ума не лишились, когда поняли, куда вы направляетесь.

– Словно затмение, – признался Хименос. – Неужели возможно на расстоянии так планировать чужие действия?

– Возможно, – Хакес заметил, что правнук прислушивается к разговору. – Хуанито, иди поиграй в доме.

Хуан, недовольный тем, что его выпроваживают, но не решаясь показать это деду, быстро встал из-за стола и покинул навес.

– Так, какие наши дальнейшие действия, сеньор Хакес? – негромко спросил Родригес. – Есть понимание?

– Нужно собрать Конференц из надежных людей. И вам, сеньор Родригес, стоит еще раз подумать о доверенном круге… бедный полковник Сорго! Нельзя допустить, чтобы кто-то еще так попался.

– Сеньор Хакес, надо принимать решительные меры. Канцлер поймет, что внушение не работает. Мы точно не знаем, какую цель он преследовал, отправляя ребят на самоубийство, но не стоит сомневаться, что цель эта далека от благой. Давайте придумаем план спасения…

– Счастливой планеты?

– У? – не понял Родригес.

– Хуанито спрашивал меня, есть ли счастливая планета. Я сказал, что это Земля, – задумчиво проговорил Сесар. – Давайте начнем действовать, друзья. Нужно создать международный орган по борьбе с милитаризмом канцлера. Конечно, можно устранить его традиционным способом: отправить к праотцам насильно. Но это не тот путь. Только законно мы можем изменить жизнь в стране, иначе все очень быстро вернется на свои места: власть, полученная насильственным путем, плодит насилие.

– Законно? Что-то я не совсем понимаю вас, сеньор Хакес, – генерал выкатил на Сесара глаза. – Он только принял присягу; законный путь – десять лет, а в случае Зигфрида Бер – до конца его жизни. Что же, нам десять лет жить в страхе? Или надеяться, что канцлер скоро преставится? За десять лет, да какие лет! за несколько месяцев Зигфрид превратит страну в военный лагерь, где все будут ходить строем. Если других путей вы не знаете, сеньор Хакес, то я выбираю насилие, – решительно произнес Родригес.

– Остыньте, генерал. Я для того и начал говорить о созыве конференца. Только он может легально сформировать международный орган, в который войдут представители Солерно, Шрилана и хорошо бы Небес. Но с Небесами проблема: мы должны поддерживать веру канцлера в то, что их нет. Я долго не мог понять, кого еще включить в новый орган, а потом мне пришла мысль: Есеник. Зигфрид Бер не знает, кто сейчас там находится, поэтому мы можем любое статусное лицо из Небес ввести в наш конференц под видом участника из Есеника.

– Идея хорошая, – поддержал генерал.

– Вам предстоит переговорить с королем Шрилана, сеньор Родригес. Возможно, он подскажет, кого из Небес стоит привлечь. Как думаете, Махинда откликнется на наше предложение?

– Надеюсь. Если бы властителя Небес привлечь…

– Он этого категорически не хочет, да и канцлер уверен, что он мертв. Так что, надо без него выкручиваться. Пока, по крайней мере.

– Пока? Что вы имеете в виду, сеньор Хакес?

– Есть идея: нужно сформировать легитимный представительный орган: высший международный совет, суд, арбитраж – как угодно можно назвать.

– Суд, – генерал не сводил взгляда с Сесара. – Кажется, понимаю…

***

– Вэл, возможно, сейчас не самый подходящий момент, но я очень хочу развеять тени прошлого, – негромко произнесла Нина, когда они проснулись на рассвете.

– Спрашивай, сейчас самый подходящий момент, – отозвался Вэл, обнимая ее. – Это же нормально, поговорить.

– Не хочу тебя ставить в неловкое положение, если не хочешь, не отвечай.

– Спрашивай, – настойчиво повторил Вэл.

– Хорошо. Скажи, ты, правда, сделал вазектомию?

– Правда.

– Но, как же тогда? – Нина приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. – Как же тогда мы смогли?

– Не знаю. Я воспринимаю наших детей как чудо, как божий дар. Как еще это могло случиться?

– Я боялась, что ты не примешь детей, подумаешь, что они не от тебя, – призналась Нина и замерла.

– Если бы я это сделал, был бы полным дураком, – выдал Вэл с болью.

– Тебя что-то все равно мучит, я вижу, Вэл.

– Я хотел бы иметь еще детей. Мне всегда нравилась семья Мэнси тем, что в ней пятеро сыновей. И у Махинды – пятеро…

– У нас тоже будет трое, – с улыбкой заметила Нина. – А с Марием – четверо. От Роберта Мэнси ты не многим отстал.

– Нина, ты спасаешь меня, – сказал Вэл, обнимая жену.

– Вэл, скажи, как дяде удалось уговорить тебя на такую чудовищную вещь – вазектомию.

Вэл встал, принес воды из гостиной, сел в кресло.

– Что ж, давай поговорим сейчас, – произнес он так, словно давно готовился к разговору. – На самом деле, Зиги не особенно и старался убедить меня. Я сам этого захотел.

– Почему?!

– Из-за матери Евы, Клер, она умерла во время родов. Саму Еву чудом удалось спасти. Я тогда находился не в лучшем состоянии, не знал, что делать, что думать, кого винить в случившемся.

– И обвинил себя? – догадалась Нина.

– Да. Я испугался, что Клер умерла из-за меня, из-за моего дурного семени, оставил Еву, чтобы не видеть в ней напоминание. Ну и…

– Дядюшка подсказал выход? Предложил никого больше не убивать дурным семенем?

Вэл кивнул.

– Ясно. А… – Нина запнулась.

– Нет, у меня после Клер до тебя женщин не было. Я близко к ним и подойти боялся, не то что…

– Так, может, ты и не стерилен? – с надеждой в голосе проговорила Нина. – Мало ли… операция прошла неудачно или…

– Нет, – увидев, о чем Нина подумала, отмахнулся Вэл. – Операцию делал Ашура, он накосячить не мог.

– Тогда остается только на бога положиться. Вдруг он захочет порадовать нас еще раз.

– А ты готова еще раз? – Вэл замер, глядя на жену.

– Давай сначала этих родим, а там посмотрим.

– Если бы я не убил Била… – Вэл не ожидал, что произнесет вслух то, что думает, и испугавшись сказанных слов, опустил взгляд в пол.

– Била не ты убил, это сделал дядя Зигфрид. Он всех убил: сначала Ким, потом Платона, Била и еще много человек в замке. Так что, перестань себя казнить, мы начинаем жить заново, – уверенно проговорила Нина, подходя к мужу, опускаясь перед ним на пол и обнимая его за колени. – Если у тебя есть вопросы, спрашивай.

– Расскажи мне, как за Платона вышла, – попросил Вэл, внимательно наблюдая за реакцией Нины.

– Меня за него выдали, когда мне не было пятнадцати. Мама предчувствовала, что ей осталось немного, и отдала меня за Платона. Он жил в соседнем доме, они хорошо знали друг друга. Платон дал слово, что не тронет меня, пока мне не исполнится двадцать один. Мама вскоре умерла, я осталась бы совсем одна, если бы не Платон. Он заботился обо мне, мы жили как отец с дочерью десять лет.

– Но как же Бил? – не сдержался Вэл.

– Бил… – Нина прижалась к ногам Вэла. – Мне было двадцать четыре, когда Платон пришел нетрезвым. До того я никогда не видела нетрезвого человека. Он выпил пива больше обычного для смелости и сказал, что мы должны сделать ребенка. Я привыкла во всем его слушать… Так родился Бил. И никогда больше между нами ничего не было. А тогда было все быстро, больно, неприятно. Когда я узнала, что беременна, Платон обрадовался, сказал, что не хотел бы мучить меня еще раз. Я была ему ненастоящей женой, только по регистрации и домашним хлопотам. И Била, конечно, мы вместе растили.

– Господи, Нина, – губы Вэла дрогнули. – Что же мы с тобой такие неприкаянные?

– Ну, почему же неприкаянные? Нас судьба хранила друг для друга. Так что, мы не можем ее разочаровать.

– Ни в коем случае…

***

– Ничто так не сводит меня с ума, как неопределенность, – заявил Марк, принимая кофе из рук матери.

– Какая из ситуаций кажется тебе непонятной, сын? – участливо спросила Амели, присаживаясь рядом с Марком.

– Очень точно: какая из… Мне проще сказать, какая понятна, потому что такой нет. Все непонятно.

– Так не бывает, дорогой. Все не может быть непонятно. Что-то более, что-то менее, но чтобы все в равной мере было не определено, так не бывает.

– Значит, моя ситуация исключительна, потому что все в ней висит в пустоте, – раздраженно отозвался Марк. – Абсолютно все, маман!

– Тебя так расстроила свадьба господина Вэла?

– Не знаю, – сухо ответил Марк. – Я должен радоваться больше других этой свадьбе, ведь я стоял у ее истоков…

– Но ты не радуешься.

– Все как-то странно, непонятно.

– Мне непонятно одно: почему ты не полетел вчера и не поздравил их лично.

– Меня никто не звал, – обиженно произнес Марк.

– Никого не звали, но Роберт и Кир там. Большинство людей сердятся из-за обид, которые они сами сочинили, придавая глубокий смысл пустякам. Так Сенека говорил, кажется, – заметила Амели. – Видишь ли, дорогой, близкие люди сами приходят в моменты радости и печали. На то они и близкие, чтобы обходиться без официальных приглашений. Не полетев туда, ты отказался подтвердить свою близость господину Вэлу. Ты совершил ошибку.

– Может быть. Мне все равно. Между нами давно нет никакой близости, нет и тени того, что было до его проклятой комы.

– Было бы все равно, ты не завел бы этот разговор. Мне ты можешь сказать, что тебя мучит, я же твоя мать – кому еще? Можешь честно ответить, почему ты не полетел в Есеник с отцом и братом?

– Много причин. Я не понимаю, как сейчас ко мне Вэл относится, иногда мне кажется, что он меня презирает.

– Что ты? Как он может тебя презирать? – возмутилась Амели.

– Может. Я же не справился, не смог сохранить сильную позицию лица высшего статуса, которая была у него.

– Не думаю. Если бы было так, он не оставил бы пост, тебе так не кажется?

– Маман, все настолько непонятно… Его отставка была для меня ударом, от которого я еще долго в себя не приду. А уж наш последний разговор и его выступление в совете… Он был впечатляющ, как всегда. Потом, когда он неожиданно свалил в Есеник, я вообще подумал, что у него с головой плохо. Или слишком хорошо. Не знаю, что хуже. Ну как я мог появиться на этой свадьбе? В качестве кого?

– В качестве человека, искренне пришедшего его поздравить и пожелать счастья. Только в таком и никаком другом. Но ты не захотел.

– Да, не захотел. Там же Ева! У меня нет сил видеть ее и знать, что она не обо мне думает.

– Это тяжелый момент, Марк, – выдохнула Амели с горечью. – У тебя, как мне казалось, был шанс соединить свою жизнь с Евой, но ты его потерял. Чем-то ты ее оттолкнул от себя.

– Я ее не отталкивал, она сама притянулась к малолетнему сабленосцу! – выкрикнул Марк.

– К кому?

– Айшу Ламбаканну, сыну Махинды, короля Шрилана. Она променяла меня на королевскую кровь, маман.

– Господи, что ты такое говоришь, Марк? Ева совсем не похожа на особу, которая действует расчетливо. С чего ты взял?

– Я видел их в Шрилане, когда они прогуливались в саду.

– Разве это непременно должно значить что-то большее, чем просто прогулка в саду?

– Он спас Мария, когда его похитил какой-то придурок. Не дрогнув отрубил ему полноги саблей. Теперь он герой в ее глазах, а я…

– А ты?

– Неудачник, слабак и.., – Марк нервничал, молчание матери будто подтверждало правоту его слов. – Ты тоже так считаешь?

– Как?

– Что я слабак и неудачник?

– Нет, Марк. Я считаю, что на тебя свалилась неподъемная ноша, которая тебя придавила. Ты слишком серьезно взялся за дело, которое, возможно, тебе пока не по плечу. Нет твоей вины в том, что ты еще слишком молод.

– Ты говоришь, как он.

– Вэл? – оживилась Амели. – Это ли не доказательство того, что он к тебе расположен? В моем расположении ты же не сомневаешься? Я говорю тебе так, потому что люблю тебя, и он тебя любит, если говорит то же самое. Мы часто накручиваем себя, придумываем проблемы там, где их нет. Может, тебе показалось?

– Что именно?

– Да все. Что господин Вэл к тебе как-то не так относится, и Ева…

– Нет, маман, не показалось. Все так и есть.

– Если ты уверен, что прав, подумай, как можно изменить ситуацию, потому что, если все так, это скверно. Меньше всего на свете тебе сейчас стоит портить отношения с семьей Лоу, Марк. Подумай, что ты не так делаешь, чем отталкиваешь от себя Вэла и Еву. Может, ты чего-то боишься? Когда в нас сидит страх, мы меняемся, сами того не замечая, и начинаем совершать ошибки, в результате которых еще больше оказываемся под влиянием своих страхов. Чего ты боишься, Марк?