За все, чем мы дорожим

– У Синего сектора к вам нет претензий. Но Снайперу и Стаффордширцу я бы в этой части космоса появляться не советовал, – на мгновение в голосе снова зазвучала сталь.

– Не беспокойтесь, не появятся, – ответила Габи с чуть натянутой улыбкой. Но Гордон уже снова рассмеялся и коротко пожал ей руку.

Нуарэ явно хотел помочь Габи сесть в катер, но тут его отвлек Гордон, который решил еще раз напомнить про копию записей, и за это Габи была ему крайне признательна. Гай, подсадивший ее, по крайней мере, не смотрел с немым обожанием и вообще был занят подготовкой к вылету. Габи вздохнула с облегчением, видя, что пассажирские кресла установлены на некотором расстоянии, а значит, сидеть бок о бок с коммандером не придется.

18.

– Я действительно хочу перед вами извиниться, – сказал Гай, когда катер взял курс на Эним. – Сам знаю, что могу вести себя излишне жестко. Но Гордон не только мой командир, но и мой друг. Я пошел в Сферу из-за него.

– Вы тоже простите нас, если мы вели себя не вполне корректно, – улыбнулась Габриэль. – Просто мы очень любим свой дом. А без Стива мы бы туда не попали.

– По меркам Сферы вы оба просто идеал корректности, – отозвался Гай. – А что до Снайпера… могу только повториться: я рад, что все оказалось именно так. Мне так спокойнее. С самого начала мне этот союз не нравился. К тому же… – он помолчал, как будто решаясь на что-то. – Я могу попросить вас не говорить Снайперу о том, что я сейчас скажу? Понимаю, что мы вряд ли когда-нибудь встретимся, но все же…

– Если это не касается наших дел – обещаю, – сказал Нуарэ. Гай глубоко вдохнул, собираясь с силами. Так признаются в том, о чем долго молчали. Наконец он произнес:

– Это я стрелял в него тогда, – и Нуарэ, и Габриэль поняли, о каком «тогда» идет речь. – Снайпер говорит, что ничего не помнит, но… вы понимаете, каково мне было эти полгода.

– Стив знает, что его пытались добить. И только, – сказала Габриэль. – Он действительно не помнит серьезных боев.

– Как и Гордон, – вздохнул Гай. – Поэтому я с ним. Впрочем, ни о чем не жалею.

– Вы напомнили мне скорее офицера службы безопасности, чем комбатанта, – осторожно сказал Нуарэ. Гай рассмеялся:

– Вот это проницательность! Вы почти угадали. Я должен был стать безопасником, вполне неплохо учился в нашей академии. Я же старше Гордона, мне сейчас двадцать шесть. Но… мы дружим с детства, и я привык за ним присматривать. Он прекрасный боец, но тормозов у него нет, так что он еще дома постоянно влипал в неприятности. А я этого не хочу – он мне дорог. Несмотря на то, что мы регулярно друг друга придушить хотим. И когда я узнал, что он всерьез собрался в Сферу… да еще этот его клуб боевых искусств, мутные все-таки ребята… в общем, я особо не раздумывал. Бросил все и ушел вместе с ним. В конце концов, стреляю я не намного хуже.

Он улыбнулся. Да, Нуарэ прекрасно знал такой тип людей. Гражданский облик Гая был только видимостью. Уже сам факт, что он вышел против Вонга – конечно, он защищал командира, но все же… Вот с этой спокойной улыбкой он возьмется и за чашку с чаем, и за рычаг шаттла, и за пистолет, чтобы выстрелить на поражение. Полная противоположность Гордону, у которого все эмоции написаны на лице. Вместе этот тандем должен быть невероятно опасен. И Нуарэ был горд, что сумел вести себя достойно. И помочь Габриэль. Он взглянул на нее – она выглядела усталой. «Я останусь с ней. Мне больше не нужно скрываться. Нельзя, чтобы после сегодняшнего она была одна».

Гай посадил катер на тот же необитаемый остров, с которого они стартовали со Свеном и Мартином. Моторная лодка все так же покачивалась у берега, словно прошло всего несколько минут. Гай помог обоим сесть и направил лодку к пляжу отеля «Краб».

– Приехали. Удачи вам… и простите еще раз.

Габриэль с улыбкой помахала на прощание Гаю. Потом перевела взгляд на Нуарэ – и улыбка стала постепенно исчезать с ее лица. Нуарэ сделал шаг по направлению к ней и открыл рот для объяснений, но она его опередила. И от ее металлического голоса Нуарэ стало не по себе.

– Отойдите от меня.

Нуарэ неловко попятился, чего не делал, кажется, никогда в своей жизни.

– Дальше.

Одно-единственное спокойное слово хлестнуло как кнутом.

– Или я вас убью.

Нуарэ понимал, что он боевой офицер и в реальном бою против него шансы есть у немногих, но он поверил. И сделал еще шаг назад.

– А теперь объясните мне, чем я провинилась перед Республикой, что за мной в мой собственный отпуск в самую задницу дальнего космоса, которой и на картах-то нет, тащится аж целая Тень?

Ее лицо оставалось спокойным, но Нуарэ видел, как судорожно поднимается ее грудь. Так дышат люди, еле сдерживающие ярость. Еще секунда, и она вцепится ему в глотку. Нуарэ молчал, чувствуя себя идиотом. Его приперли к стенке.

Габриэль смерила его испепеляющим взглядом.

– Что, от любви голову потеряли? Понадеялись на магию романтической обстановки теплых краев и морского побережья? Думали, если вести себя со мной так, как будто я уже упала в ваши объятия, то я в самом деле в них брошусь? Так вот, это так не работает. Я в одни ворота не играю. Это ж на какой помойке себя найти надо было… Рафаэль, какой головой вы вообще думаете? Значит так. Еще одно движение в мою сторону, и на «Сирокко» останется один медик. Что вы скажете капитану, мне безразлично. Объясняйтесь с ним сами. Меня от вас уже блевать тянет.

Нуарэ видел, что она на пределе. Сейчас она или разрыдается, или ударит. Ни к селу ни к городу он произнес:

– Габриэль… дышите.

Она посмотрела на него в недоумении. Потом горько произнесла:

– Да идите вы в задницу, Рафаэль. Можете наложить на меня санкции за нарушение устава, мне уже не страшно.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и с безупречно прямой осанкой направилась в сторону отеля. Нуарэ мрачно смотрел ей вслед.

19.

Был уже поздний вечер, но сна Габи не чувствовала ни в одном глазу. Она была зла как сто терранских чертей, которых так любит поминать капитан О’Рэйли. Нуарэ ей просто хотелось вкатать в бетон причала, но на саму себя она злилась немногим меньше. «Вот скажи мне, Картье, кой хрен тебе моча в голову ударила корчить из себя бывалую космическую волчицу? Ты же сопля зеленая! Полтора раза пороху нюхнула, решила, что тебе теперь можно гнуть из себя невесть что? Хрен там было, дорогуша!». Совершенно по-глупому проболталась Свену, тушевалась перед Гордоном, как школьница… И на Нуарэ вызверилась похлеще, чем на того инструктора. Может, выражения она выбирала и поаккуратнее, но все же командование… Габи вспоминала каждую свою реплику и чувствовала, что щеки заливает жгучий стыд. Нет, так дальше нельзя. Она рехнется, если будет вот так сидеть в номере и прокручивать в голове эту историю. Надо переключиться. Габи направилась в бар.

– Габриэль! Амига! – просиял Андрес. – Целый день тебя не видно! Сока или мятного чаю?

– Абрикосовый бренди, – сказала Габи. – Двойной.

– Хм, как скажешь, – Андрес убрал с лица улыбку, быстро подал Габи ее заказ и старательно принялся наводить порядок в своем хозяйстве. Хотя все бокалы у него и так стояли по росту и ранжиру и сияли как солнце.

Бренди уходил как вода, но опьянение так и не наступало. Габриэль поймала недоуменный и обеспокоенный взгляд Андреса.

– Что случилось, амига? – спросил бармен. – Выглядишь так, как будто тебя в лагуну с акулами макали.

– Да лучше б макали, – мрачно ответила Габриэль. – Акула хотя бы предсказуема и понятна. Это просто здоровая дурацкая рыба, которая вечно хочет жрать. Идиоты куда опаснее. Предсказать, что им взбрендит в голову, почти невозможно.

– Обидел кто? – участливо спросил Андрес. – Только скажи. У Элены папаша – комиссар полиции, он их из-под земли достанет.

Эленой звали невесту Андреса, миниатюрную и заводную девушку, которая любила потанцевать и от души посмеяться. С ней Габриэль тоже успела познакомиться.

– Нет, не обидели. Прости, не хочу рассказывать. Налей еще бренди, пожалуйста.

– Слушай, амига, я понимаю, ты все оплатила, да и я тебе не мамочка… извини, если сморозил глупость, – тут же поправился он – видимо, Габи перекосило окончательно. – Просто ты же обычно ничего крепче сока не пьешь. А тут уже больше полбутылки бренди приговорила в одно лицо, и даже без закуски. Этот бренди – подлая штука. Пьется как водица, а потом как накроет! И утром проснешься – башка дурная.

– У меня в аптечке вивитон есть, – невесело усмехнулась Габи. – Поможет. Я не просто врач, я действующий офицер военной медслужбы. Но спасибо за заботу. Кажется, мне правда лучше остановиться.

– Смотри, тебе виднее. Если утром все-таки будет плохо – я специально для тебя зеленый чай оставлю, подарок от заведения. Приходи.

Габриэль поблагодарила его и пошла к себе в номер. Ноги вроде слушались, но лучше бы запереться – мало ли кого принесет, так чтоб не позориться. Габриэль повесила на ручку двери табличку «Не беспокоить» и рухнула на кровать. Голова кружилась. А еще хотелось найти Рафаэля Нуарэ и от души набить ему морду. Интересно, станет ли он хлопать крыльями и применять свои любимые санкции? После такого она ждала от Нуарэ уже любой степени тупости. Впрочем, пусть себе налагает. Учитывая, сколько и чего он ей успел наложить в душу. Или даже накласть.

От мыслей о Нуарэ замутило хуже, чем от выпитого бренди. Андрес был прав, Габи капитально перебрала. Чтобы отвлечься, она стала бездумно листать фотографии на комме. Даже яркие энимские пейзажи сейчас выглядели какими-то плоскими и тусклыми. Но видео с музыкального фестиваля получилось хорошо, что и говорить. Вдруг Габи вздрогнула, поставила запись на паузу и увеличила размер изображения. «Нет, чуть раньше… сюда… так… еще… Ах ты ж задница рогатая!». Высокую фигуру в белой рубашке невозможно было не узнать. Она вспомнила радостный щебет Режининьи: «Не мужчина, а сказка. Как же его зовут… Рауль, кажется…». Рафаэль его зовут, девочка. Рафаэль. И он туда не с тобой танцевать пришел.

Нет, но каков же все-таки моральный урод. Ежу морскому ведь понятно, что в Старые Колонии он поперся за ней. То есть, на корабле он мог видеть ее каждый день, а в отпуске такой возможности лишился и не придумал ничего лучше, как потащиться отдыхать туда же, куда и она. Благо она тайны из направления своего отдыха не делала, более того, он же сам ее бумаги визировал. И, выходит, так и шлялся за ней хвостом все это время. Вот же погань какая! Ты себе тут лежишь на солнышке в чем мать родила, думаешь, мол, хорошо-то как без его взглядов, а он, оказывается, рядом притаился. И ведь как хорошо спрятался, сволочь! Тень все-таки, не кто-нибудь. Две недели ведь себя не выдавал, не считая перелета! Сидел себе, значит, в кустиках. Кино смотрел. Хорошее такое, собственной режиссуры. С тобой в главной роли. Честнее было бы уже зажать в углу и… «Ох, чтоб у тебя все отсохло, онанист проклятый!». Габриэль из последних сил сжала зубы и метнулась в уборную. Вернее, кое-как поползла. Едва успела. Так ее не выворачивало даже после того, как она надышалась всякой ядовитой дрянью на том пожаре, который оказался вместо учебного настоящим.

На негнущихся ногах она встала, держась за стену, и спустила воду. С отвращением сбросила одежду и швырнула в стиральный блок, а сама залезла под душ и принялась остервенело оттираться, пытаясь смыть с себя почти физическое ощущение от взгляда коммандера. Вроде и держался он почтительно, и маслеными глазами не смотрел, но почему до сих пор кажется, что она перед ним все равно что голая? А потом еще вся эта история с «Синей Молнией». И это мерзкое чувство беззащитности, хотя единственным, кто к ней хоть как-то прикоснулся на «Сириусе», был Гордон. Габи передернуло при воспоминании, как он обнял ее за плечи, даром что жест был совершенно невинный. Спасибо, что он все правильно понял и убрал руки. Он очень контактен, но и реакцию на свои прикосновения считывает моментально. Но все равно. Габи прекрасно отдавала себе отчет, что все эти парни видели в ней не просто лейтенанта медслужбы, а еще и красивую девушку. И от этого хотелось взвыть в голос. Парни-то отличные, даже коммандер со своими идиотскими романтическими жестами. Только вот саму Габи никто из них не интересовал.

Она вспомнила Люка де Фон-Рэо, своего одноклассника. Тогда он еще, конечно, не был сыном госпожи президента, Изабель де Фон-Рэо победила на выборах всего три года назад. Просто хороший парень, которому от матери досталась яркая красота и врожденное чувство стиля. К Габи он был неравнодушен, а сама она еще только начинала разбираться в своих предпочтениях, поэтому согласилась на свидание. И когда дело уже шло к финалу, Габи вдруг разревелась от осознания, что ничего не получится. И дело не в Люке, он по-прежнему был ей очень симпатичен и не позволил себе ничего неподобающего. Дело просто в том, что он парень. Как же Люк тогда перепугался! Но когда Габи сквозь всхлипывания все объяснила, он успокоенно вздохнул: «Ффух, я уж думал, тебе плохо стало. Ну, всякое бывает, не повезло, но я от этого точно не умру». Отвел заплаканную Габи в душ, заварил чаю, отвез домой на вызванном флаере. С тех пор они стали хорошими друзьями, жаль только, после окончания школы почти перестали видеться, только созванивались по праздникам. И за этот эпизод Габи очень уважала Люка – совсем мальчишка, он понял и принял отказ. «Не то что некоторые».

Габриэль с нажимом провела намыленной губкой по мокрой коже, рука сорвалась, и ногти оставили на чувствительном месте царапину с кровью. Габриэль отбросила губку, врубила ледяную воду, всхлипнула и закусила губу. Она стояла под холодными струями, пока зубы не начали стучать. Потом закуталась в пушистый халат так, словно пыталась спастись от лютого мороза на Нордике. Слезы рвались наружу. Габриэль кое-как добралась до кровати и позорно разрыдалась лицом в подушку.

20.

4 февраля 3048 года

Лусиано Мартинес искренне считал Эним лучшим местом во Вселенной. Хотя на Терранове и Алхоре побывал всего по паре раз, а в последние годы и за пределы Радужного архипелага почти не выезжал. Да и чего он не видел за теми пределами? На Алхоре все моря подо льдом и несусветный холод, это ж разве жизнь? Терранова – планета богатая, но уж очень шумная. И неспокойно там. То ли дело Эним – тепло, хорошо, море шумит почти за порогом, и никаких сомнительных элементов. Кроме Сферы, понятное дело, ну так Сфера везде есть. Тем более что их боевики на Эниме вели себя, как правило, вполне прилично и исправно платили за пиво. Черт их знает, откуда они деньги берут, но пока эти деньги поступали Лусиано – его это мало заботило. Говорят, они какие-то из добывающих колоний крышуют… да черт бы с ними. Уж если полиции на них плевать, то ему и подавно. Словом, даже без всяких коммерческих соображений Лусиано любил Эним и особенно Радужный архипелаг, где он утешился после неудачного первого брака, встретив Ортенсию, и открыл свое дело. Теперь у него есть любимая жена, неоценимый помощник Бенито, которому Лусиано стал, может быть, и не отцом, но старшим другом и наставником, и «Краб». В общем, Лусиано был счастлив и полагал, что на Радужном архипелаге иначе и быть не может.

И тем более он был поражен, когда утром к нему спустилась сеньора Картье. Она ведь тоже влюбилась в Эним с первого взгляда, Лусиано сразу это понял. И видеть ее сейчас на грани слез – а это было именно так, несмотря на улыбку на лице – было просто категорически неправильно. Лусиано начал было подбирать слова, чтобы выяснить, не обидел ли кто его гостью – хотя кому, черт возьми, тут обижать? Но Габриэль заговорила сама:

– Господин Мартинес…

– Сеньора, ну право же, просто Лусиано!

– Лусиано… простите… форс-мажорные обстоятельства. Мне надо возвращаться. Дома… без меня точно не разберутся.

Это было так непохоже на ее обычную манеру говорить, что Лусиано на всякий случай уточнил:

– Я надеюсь, это не из-за кого-то из местных? А то ведь найду и…

Габриэль грустно улыбнулась:

– Нет, как вы могли такое подумать! Наоборот, буду вспоминать Эним только с добром и благодарностью. Любые неустойки…

– Сеньора, какие неустойки? Еще не хватало! Средства за неиспользованное время вернутся на счет в течение пары дней, наши банки, к сожалению, ужасно медленная штука.

– Да пусть так и останется, мне не жаль ни сантина, потраченного на отель, все было просто здорово, – теперь ее улыбка была чуть менее грустной, и Лусиано это несказанно радовало. Он улыбнулся в ответ:

– Не волнуйтесь, сеньора, у меня ничего не пропадет, будет ждать вашего возвращения! Если надумаете еще к нам прилететь – все оставшиеся дни ваши! В конце концов, вы первая туристка из внешнего космоса на моей памяти, надеюсь, что мы вас еще увидим! А это вам в подарок, – он решительно направился к витрине с сувенирной продукцией, извлек оттуда бокал для коктейлей с изображением краба и вручил Габриэль.

– Спасибо! – вот теперь это была почти прежняя сеньора Картье. – Буду вспоминать вас каждый раз, как буду из него пить.

***

Когда Габриэль, сверившись с расписанием катеров до космопорта, вышла пройтись перед отъездом, ее догнал Бенито.

– Дядя Лусиано сказал, вы уезжаете?

– Да, Бенито, – Габриэль вздохнула. – Поверь мне, никто из твоих соотечественников в этом не виноват.

– Это хорошо, а то я бы ему… – он сжал кулаки. Габриэль рассмеялась. Бенито стало чуточку обидно – что с того, что он маленького роста, он, между прочим, сильный! И ему уже скоро восемнадцать! Но, по крайней мере, она развеселилась. После некоторой паузы Бенито сказал:

– И вообще. Я не хочу, чтобы Эним вам запомнился на такой грустной ноте. Вот.

Он протянул Габриэль огромную шоколадную конфету, которую купил в прошлую поездку на Радужный. Это был его любимый сорт, но, в конце концов, он-то в любой момент поедет и купит еще, а сеньора Картье неизвестно, когда вернется и вернется ли.

– Я слышал, у вас шоколад редкость, а он настроение поднимает. И вообще очень вкусно. Ну и… просто хочу сделать для вас что-то хорошее.

– Уже сделал, Бенито, – улыбнулась Габриэль, принимая подарок.

На прощание они вдоволь надурачились, фотографируясь на фоне моря и отеля и строя рожи в камеру. Габриэль пообещала прислать снимки, как только доберется до совместимой техники, и отправилась на катер. Бенито грустно побрел в бар.

– Эй, Бенито, что с тобой такое? – поинтересовался Андрес.

– Сеньора Картье уехала. Такая грустная…

Андрес только кивнул.

– Хорошо хоть, не из-за нас, – продолжал Бенито. – А то я бы не знаю, что сделал. Вот бы она еще вернулась!

– Эге, да наш Бенито влюбился! – подмигнул Андрес.

– Да ну тебя! – разозлился Бенито. – Она же взрослая совсем! И вообще… и вообще не такая, вот! Просто добрая очень, и всегда улыбается, а тут вдруг так расстроилась…

– Да ладно, не скромничай! Самое время.

– Да ну тебя! – повторил Бенито, стащил у Андреса шоколадку и ушел на берег. Ничего Андрес не понимает, хоть и взрослый. Интересно, а эта Сомбра очень далеко?

21.

6 февраля 3048 года

Рафаэль Нуарэ сидел на берегу моря и швырял в воду мелкие камешки. Со стороны его задумчивый вид мог показаться весьма романтичным – если не знать, что творилось у него в душе. Рафаэля впервые в жизни тошнило от себя самого. Не покидало ощущение себя полным моральным уродом, а еще идиотом, которым командовало собственное влечение. Помнится, он как-то случайно уловил фразу Эрнандеса – мол, наш коммандер сохраняет холодную голову и способность трезво анализировать ситуацию, даже когда в обмороке валяется. Ну и где сейчас были тот анализ и та холодная голова? Слова Габриэль «Это на какой же помойке надо было себя найти?» жгли его мучительным стыдом. Нуарэ вспомнил свои ощущения, когда их взгляды встретились. Он не был трусом, но тогда его основательно пробрало морозом по коже. С такой злобой на него смотрели только враги. Снова всплыла картина, о которой Нуарэ до сих пор старался не думать: как Габриэль шарахнулась от него в сторону. Она не боялась Свена и Мартина, от которых он так героически собирался ее защищать – она готова была искать у них, боевиков военизированной группировки, защиты от него. И теперь, когда любовная горячка поугасла и розовые очки упали – а точнее, были сорваны – коммандер смотрел в глаза неприглядной правде. И даже озвучить ее не мог, потому что у него перехватывало дыхание при попытке сказать «я совершил насилие».

А ведь никак иначе назвать происходящее было нельзя. Да, пока перед глазами плясали дурацкие розовые сердечки и радужные видения идиллического романа, аргумент «Я слежу за безопасностью одного из офицеров нашего экипажа» был логичным и правильным. Да-да, разумеется, Габриэль можно доверять в выборе места отдыха, почему бы не полететь туда же… он отвечает за экипаж, мало ли, вдруг что случится… «Рафочка, кому врем?» – говорила когда-то его русская одноклассница, редкостно вредная девчонка. Сейчас, говорят, тоже в космофлоте, в навигаторах служит. Да свет бы с ней. Правда действительно была такова, что он отчаянно врал самому себе. За безопасностью члена экипажа он следит, ага! Еще бы всем до последнего техника каждый день звонил наподобие любящей мамочки, если уж так волнует их безопасность. Интересно, что бы сказал Коул? Этот поток яда коммандер бы просто не пережил. А если бы пережил, еще капитан в запасе есть. Предлог настолько надуманный, что это последней здешней медузе понятно. На самом деле Нуарэ осознал, что попросту не сможет два месяца не видеть Габриэль. «Дай мне еще дозу себя, иначе я не могу», – твердило его существо. Как большинство сомбрийцев, он презирал наркозависимых, но теперь сам вел себя именно так. От этого было вдвойне мерзко, но коммандер ничего не мог с собой поделать. Пусть так, украдкой, но все же быть рядом. Это единственное, что им двигало. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, он так и не раскрыл бы себя. Хорошее самоутешение, нечего сказать. А вообще-то картина со стороны получалась такая, что хоть иди к нацгвардам и пиши сам на себя заявление по обвинению в домогательствах. Или сразу стреляйся.

Особо увесистый булыжник срикошетил от опоры сломанного причала и плюхнулся у самого берега, обдав Нуарэ брызгами. Коммандер вздрогнул и выругался. Кстати, насчет «стреляйся» – ведь еще чуть-чуть, и за него это прекрасно сделали бы Свен и Мартин. Хорош герой, без оружия выскочить на двух мордоворотов. Они не пристрелили его только чудом. И это чудо зовут Габриэль Картье. Это она остановила их. Иначе валяться бы ему в море с простреленной головой. Или где-нибудь на «Сириусе» с переломанными ребрами, что немногим лучше. Гордон и так-то был на взводе, а если бы он увидел признаки сопротивления – так просто они бы ни за что не отделались.

«Защитник, тоже мне», – Нуарэ уже прицельно метнул камень в опору причала. Да, несомненно, его информация сыграла важную роль. Но если бы не Габриэль, которую он якобы защищал, он физически не смог бы эту информацию предоставить. Потому что был бы изувечен или мертв. Он бы этих двоих не остановил. Она – сумела. Фактически закрыв его собой. И после этого он будет считать, что она нуждается в какой бы то ни было защите? Тем более с его стороны? «Рафаэль, какой головой вы вообще думаете?».

– Рафаэль Нуарэ, – произнес коммандер вслух, – ты контужен хреном по лбу!

22.

По пути на Эним стыковка рейсов была очень короткой, так что все, что Габриэль успела увидеть на станции «Валькирия» – транзитный коридор и терминал, через который она проверила бронь отеля. А теперь выходило, что ей предстоит провести здесь несколько часов. Ладно, по крайней мере, здесь уж точно нет никакого Нуарэ! Хотя Габи уже не раз нервно оборачивалась, заметив краем глаза какого-нибудь высокого брюнета. Наконец она обругала себя истеричкой и отправилась к терминалу – во-первых, отвлечет, во-вторых, она кое-что обещала.

Первым делом она послала Бенито фотографии, сделанные перед отъездом, а также поблагодарила его за конфету, которая действительно оказалась фантастически вкусной. Потом написала Альваро, извинилась за свое внезапное исчезновение и передала привет всей компании. Задумалась, писать ли на Сомбру. Хотелось побыть одной и никого не видеть. Но лететь и так две недели, и потом еще сидеть дома – нет, это точно не вариант. Тем более у нее с собой целая гора подарков. Так что она написала Ари и попросила предупредить парней. «А отмечать мой приезд я нахально напрашиваюсь к тебе».

Времени по-прежнему оставалось много, и Габи отправилась в кафе. Хундианский чай оказался, строго говоря, не чаем, но на вкус был очень приятен. К тому же Габи как медик не могла не отметить, что этот напиток должен быть неплох при простуде. «А с холодным душем я все-таки перестаралась». Подумав, Габи купила пару пачек про запас, заодно и сувенир будет. Потом устроилась за столиком, сделала большой глоток и волевым решением запретила себе нервно оглядываться по сторонам. «Или иди пиши четвертое письмо, доктору Темницки». Чай всегда улучшал ей настроение, и Габи наконец почувствовала, что начинает выдыхать. Что бы ни вытворял коммандер, он все-таки не полный идиот. Уж на этот раз он должен понять и соблюдать дистанцию. Сложнее было отвлечься от контингента станции – их ярко-синяя форма один в один совпадала по оттенку с той, что носили в «Синей Молнии». Все-таки Габи до сих пор потряхивало от этой истории, пусть Гордон и его гвардия и вели себя более чем корректно, а расстались они и вовсе друзьями. Шутить в Сфере не любят, она убедилась в этом многократно. Одно неверное слово, да что там, неверное движение – и они с Нуарэ уже не информанты, а попросту пленные. Да, наверное, не убили бы. Но точно изрядно потрепали бы нервы.