скачать книгу бесплатно
– А ты сама говоришь, что она за мной – как нитка за иголкой, – весело сказал Женя.
– Вот и хорошо, мои родные, – она поцеловала детей, вышла с ними на площадку и смотрела, как они пошли вниз по ступенькам, взявшись дружно за руки.
Из соседней квартиры вышел навеселе хорошо одетый высокий парень. При виде молодой женщины он озадаченно присвистнул:
– Откуда ты нарисовалась такая?
– Какая? – с вызовом спросила она, видя, что парень ведёт себя цинично.
– Цивильная! Как тебя зовут?
– Иди себе, молодой человек, я вовсе не для таких, как ты, – недовольно отрезала она.
– А для каких? Мы сейчас выясним это, – и он быстро подошёл к Юле и быстро обхватил рукой её за талию, резко прижав к себе. Её лицо сердито нахмурилось, прямо перед его лицом. Она пыталась оттолкнуть ухватистого парня, но тот второй рукой обхватил её за шею, дыша в лицо перегаром и сигаретами, и жадно впился липкими губами в её губы. Юлия ударила парня по лицу и вырвалась. Дверь квартиры была приоткрыта, и она заскочила, хлопнув дверью. Ей показалось, что дети оказались в опасности, она тяжело дышала, её душу переполняло возмущение, но она чувствовала себя бессильной, чтобы дать должный отпор дерзкому, развязному парню. Она посмотрела в дверной глазок: на площадке его не было, тогда Юля быстро пошла на балкон, и холодный воздух мгновенно хлынул в комнату. Но Юлия на это никакого внимания не обратила. Она должна была убедиться, что детям сейчас ничто не угрожает, что с ними ничего не случилось. Хулигана там не было. Во дворе кроме Вари и Жени бегали ещё дети, но постарше. На губах ещё остался перегарный запах того парня, она вспомнила, как у неё заколотилось от страха сердце и закружилась голова. С ней никто так грубо не обращался. Неужели она производит такое впечатление, что можно поступать с ней, как со шлюхой, что же она такого ему сказала, что он так накинулся на неё? Юля припомнила начало разговора. Да, он спросил: откуда она такая взялась, а ей не нужно было вообще что-либо отвечать, тогда как она ввязалась в пошлый разговор. Ей донельзя стало обидно, что парень смотрел, как на дикарку. «Я не для таких, как ты!» – собственно, именно этими словами она подтолкнула, спровоцировала его на дерзкий поступок. Ведь Юля действительно так считала: он был в куртке и вылинявших джинсах, без шапки, длинные волосы волной спускались к шее и широко, как воротник пальто, облегали плечи. У него холодно блестели глаза, кажется серые, прямой длинный нос был заострён. Он выглядел даже романтично…
Сейчас Юлия смотрела на детей и почти их не видела из-за своих мыслей о парне. Она стала замерзать и пошла в комнату, закрыла балконную дверь. В комнате было тихо, она включила телевизор.
Ей хотелось скорее забыть недавний случай на площадке, но он не выходил из головы: как бы муж не узнал, ведь могли в глазок подсмотреть соседи и передать ему, хотя она совершенно не виновата, её честь не запятнана перед ним. У Николая была небольшая библиотека и занимала целую полку в серванте. Но интересных книг в её вкусе там не было, и она часто свободное время проводила перед телевизором, смотря почти все передачи…
Однако у Юли возникло желание вымыться, так как ощущала телесную нечистоту после прикосновения того парня. Она выключила телевизор, взяла чистое бельё и пошла в ванную. Горячая вода шла бесперебойно…
Когда вымылась, ей показалось, что уже прошло много времени. Где дети, почему они не идут домой? И только так она подумала, как зазвенел дверной звонок, Юля заглянула в глазок: по ту сторону двери стоял муж и слышались голоса детей. Она быстро открыла замок. И дети внесли морозный холод улицы, от Николая пахло одеколоном, спиртным, сигаретами – набором мужских запахов, и они весело ударили в голову. Как хорошо, что он пришёл, как она счастлива, что привёл детей!
– О, ваша мамка в баньке побывала! – воскликнул муж. Он держал целлофановый пакет.
– Да! – в тон ему подтвердила она, пьянея от счастья, что он отсутствовал не так уж долго.
Дети раздевались, Женя помогал Варе скинуть пальто. При отчиме они предпочитали помалкивать, так как всё ещё стеснялись его.
– Я думала, ты придёшь позже, и ужин ещё не приготовила, стирала полдня.
– Отдыхай! Я пока сыт, а потом что-нибудь перекушу. На-ка лучше пакет, может, найдёшь для себя что-нибудь.
Юлия взяла раздутый вещами целлофановый пакет, отнесла в комнату, вернулась прибрать за детьми одежду, подтереть полы. Ей так хотелось расспросить у Николая, как провёл время у Михаила, была ли при этом Алла, о которой она ровным счётом ничего не знала, о чём разговаривали, что делали и чем его там угощали?
– Коля, а как жену Мишину зовут, где она работает? – всё же не выдержала и спросила она.
– Хочешь ей настучать?
– Разве я похожа на стукачку? – она вспомнила, как сосед оскорбил её, и она бы могла рассказать мужу, но этого не сделает не потому, что он мог бы всё истолковать превратно, будто сама того подтолкнула на это, а просто не любила жаловаться.
– Ладно скажу, она в школе учительница начальных классов, такая из себя аристократичная, что не подступиться, – подумав, сказал он как можно бесстрастнеё, но в его тоне всё равно улавливалось, что Николай не очень уважал жену Михаила.
Юлия вспомнила, как бывшая жена Ефима назвала её, Юлю, учительницей и как-то ещё. Значит, она действительно чем-то похожа на педагога, у неё интеллигентная внешность? И ей очень захотелось посмотреть на жену Михаила.
– Скажи, Коля, как ты определяешь мою внешность? Я тебе нравлюсь?
– О да, как богиня! – воскликнул он, но ей послышалась в его голосе насмешка.
– А если честно? Ведь ты же шутишь?
– Нисколько! Любовь моя, я в отчаянии только оттого, что в тебя втрескаться ничего не стоит любому, – проговорил уже тише Николай, цокнув как-то сокрушённо языком.
– Тебе это не нравится? – Юле было приятно узнавать тайные мысли мужа, которые он невольно проговаривал вопреки своему желанию.
– Знаешь, моя радость, довольно, а то ты сейчас меня наголо разденешь.
– А можно познакомиться с женой Миши, как её зовут?
– Да как же я могу позволить, она же не моя сестра; он даже мне не разрешает с ней общаться лишней минуты, то есть не то чтобы совсем. И она это знает и поддерживает его. Между прочим, наверное, каждый муж не доверяет жену даже другу. Хотя напрасно! Тогда зачем дружить? Лично мне можно, а вот с ним, несмотря на то что он друг, оставлять тебя вдвоём весьма вредно для нас. Ведь платонические отношения или всего лишь дружеские могут плавно перейти в физические.
– Неужели ты думаешь, что я хочу через его жену сблизиться с Мишей? – удивилась неподдельно она, осуждающе покачав головой.
– Не знаю, я сам себе не доверяю, когда вижу хорошую женщину. Миша привёз кучу женских шмоток! Будет ими спекулировать, видным в городе барахольщиком заделался. И с моего позволения хотел тебя подключить к продаже. Но я ему пальчиком погрозил и кукиш свернул под нос. Шельмец! Вас, баб, можно легко вскружить шмотками. Что, скажешь, не так? Про бабские интересы, учти, я всё знаю! – самоуверенно заключил он.
– Ох, ты такой тонкий знаток женщин? А почему он имел в виду меня, что, сам так и говорил, что хочет? – засмеялась жена.
– Да, ему нужно штат спекулянток расширять. Что, голова пошла кругом? Я человек военный, его мещанские замашки не в моём вкусе, впрочем, не до такой степени. Он коробейник, пусть его жена в школу носит импортное тряпье или выносит на барахолку!
Юлия готовила ужин, дети играли; Николай с угрюмым видом смотрел телевизор и обдумывал разговор с женой. Почему она захотела познакомиться с женой Михаила? Причём она так обрадовалась, когда узнала, что Алла работает учительницей. Он задумчиво смотрел на детей жены, они, конечно, довольно славные, но было бы замечательно, если бы это были их общие. Но всё равно он должен относиться к ним хорошо, как к своим. Однако свою дочь он видел, наверное, полгода назад. Кате шёл уже тринадцатый год, с ней у него доверительных отцовских отношений не сложилось; всё время был на службе, её учёбой в школе почти не интересовался. Антонина после года отдала её в ясли, а сама пошла работать. До школы Катя ходила в детсад, часто виделись только перед сном, когда он приходил с дежурства. Выходные тоже довольно редко проводили вместе, даже в кино не ходили. Катя весьма рано стала привыкать к самостоятельной жизни. Её мать родила второго ребёнка, когда их отношения стали катастрофически портиться. Он с ходу почувствовал, что сын к нему никакого отношения не имеет.
Антонина тоже как-то заметно отдалилась от Николая. У неё появились какие-то свои интересы вне дома. А сначала, когда бывали в гостях у его родителей в станице Багаевской, она норовила вполне серьёзно вставлять, что Николай будет генералом. Отец Архип Николаевич тракторист, держал две теплицы, выращивал с матерью Луизой Макеевной капусту, огурцы, помидоры, редиску, лук и всякую другую раннюю огородную зелень. Кроме Николая у них была дочь Ася, которая работала в совхозе агрономом и жила с мужем отдельно, выстроив большой кирпичный дом прямо над широким Доном.
Николай приезжал к родителям в отпуск недели на две и почти все дни с друзьями детства пропадал на рыбалке. Хотя его помощь была позарез нужна родителям, так как отец и мать отдавали земле всё свободные часы и отдыхали совсем мало. Но к земле Николай не испытывал никакого интереса, эта работа его тяготила, ещё когда от школы практиковались на совхозных угодьях. Правда, чтобы совсем не брался полоть капусту или картошку, такого не было, но больше часа тяпку в руках не держал. Его неодолимо притягивала к себе река, любил прокатиться на моторке, ловить чебаков, чехонь, щуку, окуней.
Потому с отцом и матерью у него сложились отстранённо-отчуждённые отношения. И они между собой, а иной раз и в глаза называли его непутёвым, несмотря на то что служил в армии и гордо называл себя защитником, а сыну большего было и не нужно. Конечно, насильно они не принуждали сына к сельскому труду: не хочет, и не надо, пусть себе рыбалит. Луиза Макеевна по-своему оправдывала Николая: служба, мол, нелёгкое дело, хочется на речной воле побыть без отбоев и подъёмов личного состава и за проступки солдат не держать без конца ответ перед начальством.
Антонина, бывало, при таких нравоучительных разговорах вворачивала своё словцо:
– Вот, чтобы на тебя никто не наседал, надо самому быть высоким чином, а ты, Николаша, под моим руководством вполне это сможешь осилить.
– А над генералами, по-твоему, больше нет чинов? – вопрошал отец.
– Ну, чего там, служба есть служба, мы вот сами на земле хозяева и с себя не спрашиваем, всё ладненько делаем, – вставила Луиза Макеевна.
– А моя танковая рота всегда на высоком счету! – подхватил Николай.
– Рота? И ты доволен своей ротой? – повышала тон Антонина. – Нет, Николай, тебе нужна армия вся. Вот такой размах, что потом сам будешь чувствовать себя, как богатырь, командующий целой махиной…
– Чтобы генералом стать – академия нужна! – рассуждал нехотя Архип Николаевич. – А у него только средняя школа да курсы прапорщика.
– Разве при желании трудно её закончить? – удивилась Антонина. – Хотя бы вы его поучили, просто он лентяй большой да живот только наращивает…
– Довольно! Командирша нашлась! – вспыхнул Николай, он окончательно понял, что жена помешалась на своей идее фикс.
Со временем его отчаянное сопротивление полностью охладило её сердце, после работы он уже значительно чаще выпивал и по выходным уезжал с Михаилом на рыбалку, а ей, как позже это выяснилось, того было и надо…
В своих отношениях с Антониной Николай не любил копаться…
Глава одиннадцатая
Антонина, как истая проходимка, быстро разменяла двухкомнатную квартиру. И в суд на заключительное заседание не явилась, с разводом тянула преднамеренно, хотя себе всё объясняла довольно просто: если бы она точно знала, что полковник бросит свою постаревшую супругу, она бы незамедлительно дала мужу развод. И когда всё же их развели, она полгода устраивала свою жизнь, но без участия полковника Журыкина, поскольку Вадим Константинович хорошо понимал, что было бы намного лучше, если бы Антонина жила от него подальше, поскольку так недолго прослыть безнравственным и морально неустойчивым. К тому же у него была уже взрослая дочь-студентка, от которой уже ничего не ускользало, поскольку она как-то подозрительно присматривалась к нему, и ему становилось неловко. Он, конечно, не хотел общественной огласки, что Антонина от него родила сына, и настоятельно просил её до поры до времени скрывать их связь. Но всё равно каким-то образом до его жены слух дошёл. И ему пришлось объясняться, что, дескать, это злопыхательский навет недругов, что полоумная баба с их помощью хотела его просто-напросто оклеветать, поскольку кто-то метил на его место командира корпуса (она и своего мужа уличала во всех смертных грехах)…
Однако Антонина всё испортила, когда поехала в военный округ и там рассказала, что полковника Журыкина она любит и поэтому имеет полное право родить ребёнка от любимого человека, что его часть самая лучшая и пора бы ему быть генералом… И, конечно, зная, что так не должна была поступать, она всё равно пошла на это, так как заподозрила, что Вадим Константинович пытался от неё легко отделаться, и тогда решила самолично, не признавая субординации, повлиять на ход событий: а вдруг ей повезёт произвести его в генералы правдами и неправдами…
Если бы Антонина знала, что армия не смотрит на красивые глаза женщины и всё, что бы она ни говорила об отличиях офицера, существуют непреложные правила, по которым устанавливается: быть полковнику генералом или высокий карьерный потолок для него уже пройден, а после него уходят в отставку. Но ему этого уже не видать из-за подпорченной репутации морально неустойчивого, во-первых, дурно повлиял на свою дочь Наташу, во-вторых, оскорбил блудодейством свою почтенную супругу, которая работала директором военторговского магазина.
Все эти стороны личной жизни Вадима Тоню (для неё он стал Вадимом) совершенно не волновали, так как она была занята устройством личной жизни. Причём настолько, что однажды, в нарушение всякий правил о субординации, ещё раз съездила к командующему округа. Как ни трудно было ей это сделать, добилась его аудиенции и как-то витиевато пыталась дать понять генерал-полковнику Свечкину, что она просит повышения в звании полковника Журыкина вовсе не без корыстно и за это была готова отблагодарить командующего…
Свечкин, конечно, выслушал молодую, чрезвычайно энергичную, не теряющую своего шанса женщину, прошёлся как-то озадаченно вокруг Тони и, глядя на её модную кофточку, новые джинсы из вельвета, несколько свысока проговорил:
– Как бы он ни был хорош, твой полковник, но когда его танковая дивизия стоит, причём должен повторить, стоит без действия, никакого движения вверх по службе не может состояться. Вот как только выполнит свой воинский интернациональный долг, как командир, тогда и получит большую звезду! Любезная, чудненькая дамочка, а вилять, извините, передо мной своими бёдрами не нужно, – и внимательно осмотрел её ещё раз и про себя усмехнулся, давая понять, что больше её не задерживает…
И она ни с чем уехала из Ростова со злейшим чувством на непробиваемое солдафонство генерала. Правда, она совершенно не понимала, что солдафонство ту было совсем ни при чём. Выходя от генерал-полковника Свечкина, Тоня лишь зло подумала: «И правильно, что многие жёны офицеров от них гуляют. С такими твердолобыми дубинами разве чего-то добьёшься!» Она понимала, что из-за переполнявшей её злобы она всё преувеличивала: не такие уж жёны все гулёны, лучше бы по себе не мерила всех. Но сейчас ей очень хотелось, чтобы она ненамного ошиблась относительно неверности офицерских жён, то есть она не единственная жена военного, которая нарушала супружескую верность.
Вадим Константинович попросил Антонину уволиться из парикмахерской воинской части, так как подумывал совсем с ней расстаться. Но ребёнок был так похож на него, что он не находил в себе сил это сделать. К тому же Антонина влекла его к себе как женщина, тогда как к жене чувства давно охладели.
Полковник Журыкин на свадьбе Николая Боблакова, как известно, не был. Хотя старший прапорщик Боблаков, как это ни удивительно, приглашал его – правда, исключительно из этических соображений. Но и Вадим Константинович, чувствовавший свою частичную вину в распаде семьи своего подчинённого, не пришёл на вечер в ресторан не из демонстрации вежливости: просто он не мог сделать выбор между женой Алевтиной Георгиевной и любовницей Антониной. Конечно, с последней он уж никак не мог прийти и решил там вообще не быть, попросив одного офицера поздравить Боблакова и его молодую жену от его имени…
Когда до него дошёл слух, что у старшего прапорщика жена-красавица во много раз превосходит его прежнюю жену, Журыкин немало удивился. Хотя и нельзя было в это не поверить, ведь иные девушки норовили выходить замуж за военных не столько по любви, сколько по расчёту: хорошая зарплата, квартира. Тоня была как раз такой, но Боблаков её разочаровал. Потом полковник дотошно расспросил офицеров: как прошла свадьба старшего прапорщика? Когда услышал подробности, он пожалел, что не пошёл. Если бы тогда подумал, что его дочь туда-сюда выйдет замуж и он останется со стареющей женой, он бы, наверное, скорее решился на развод. С Антониной Вадим Константинович ощущал себя молодым, что весьма тешило его самолюбие. К тому же у них с Антониной был сын Петя, названный в угоду ему в честь его деда. Но что от этого, коли ребёнок был записан на Николая и бедолага платил алименты на двоих детей. Несправедливо как-то получалось, при всём том об алиментах Антонина рассказала любовнику как-то легко, хотя отлично знала, что бессовестно обманывала бывшего супруга, а всё потому, что он велел так сделать, поскольку пока не решался порвать брак с женой. Да и сама Антонина, как известно, тянула с разводом – опять-таки из-за нерешительности любовника боялась оказаться у разбитого корыта. Правда, почему-то в суде Боблаков даже не пытался доказывать, что ребёнок не его. Значит, признал своим, в корпусе так все и сочли…
Тем не менее и после развода Антонины Журыкин не спешил узаконивать с ней отношения, так как боялся из-за огласки начинать судебную процедуру, что могло повлиять на прозондированную любовницей ситуацию возможного повышения в чине. Однако этот аргумент ту нисколько не убеждал, и она согласилась ещё какое-то время потерпеть своё неопределённое положение. Вадим Константинович по привычке продолжал вести двойную жизнь и дальше, о чём уже догадывалась его жена Алевтина Георгиевна. Но она, в свой черёд, почему-то решила: пока не нужно раздувать семейный пожар. Хотя прекратившееся с его стороны выполнение супружеских обязанностей её невольно настораживало. Правда, первое время охлаждение мужа она относила на его усталость, а потом думала, что с возрастом, наверное, мужчины теряют прежний интерес к жёнам. И постепенно привыкала к новому повороту в их многолетней совместной жизни. Однако рано или поздно любая женщина начинает понимать, что в их с мужем отношениях замешана посторонняя женщина. И этот слух о внебрачном ребёнке, и продолжающиеся отношения с любовницей, предстали в другом качестве.
Однажды на носовом платке мужа Алевтина Георгиевна заметила пятна помады, и вдобавок от Вадима исходил определённый запах женских духов. Их аромат, который всё ещё не выветривался, говорил о высоком честолюбии её соперницы и подтверждал, кстати, слух о стремлении заполучить генеральские погоны.
Казалось, после неопровержимой улики должен был последовать её вопрос к мужу, найдёт ли он объяснение своему странному поведению, но всё равно она почему-то упорно молчала. И только когда дочь Наташа заметила, что от отца пахнет не по-мужски, Алевтина Георгиевна гордо вскинула голову:
– А чего ты к нему принюхиваешься? – бросила она почти язвительно.
– Я? – удивилась Наташа. – С чего ты это взяла? Да на его мундир словно флакон вылили.
– Может, это я нечаянно разлила?
– Тебе так хочется, чтобы на нём были твои духи, ароматы которых я хорошо различаю. Меня хоть сейчас посылай на фабрику «Московская заря», и я буду успешно отгадывать духи по запаху.
– Тебе больше нечего обсуждать, как только духи! – вспылила мать.
Наташа ушла, и на эту тему между ними больше разговора не возникало. Алевтина Георгиевна по-прежнему поразительно ровно вела себя с мужем. Вадима Константиновича, похоже, это вполне устраивало, и он высоко оценил дипломатию жены, которая позволяла ему порой приходить домой далеко за полночь, причём слегка подшофе. Но жена притворялась глубоко спящей, а он только прислонял голову к подушке – так сразу и засыпал…
На следующий день она не добивалась от него отчёта о позднем вчерашнем приходе домой, и он оставался ей премного благодарен и удостаивал её лёгкого дежурного поцелуя в щёку, но реже в шею, так как ему было неловко смотреть на увядающую кожу жены, и он быстро удалялся прочь…
Антонина всякий раз после его ухода чувствовала себя какой-то ущербной: «Когда же это кончится? – думала она грустно. – Почему я должна терпеть такое невыносимое положение? Родила ему сына, а он всё медлит и медлит! Или его смущает, что Петенька записан на Николая? Но мне недолго перерегистрировать его, если бы он безоговорочно согласился усыновить сына…».
Антонина вспомнила, как Вадим походя бросил:
– А у Николая, говорят, жена настоящая красавица!
– Что ты этим хочешь сказать, дескать, овчинка тоже стоит выделки? – огрызнулась она.– Может, ты, Вадимушка родной, стал ему завидовать? Неужели он мог найти лучше меня? Наверное, кому-то хочется причинить мне ужасную боль, чтобы я страшно страдала. Может, это он сам тебе ляпнул?
– Нет, мои подчиненные доложили…
И вот сейчас Антонина загорелась желанием увидеть Николая. Почему-то ему упорно не хочется взглянуть на своих детей. Она всегда ему твердила, что Петюня его кровинка, а то, что не похож, так он пошёл в неё, пусть не полностью, но её значительная частичка в нём присутствует…
* * *
Юлия только что покормила детей и отправила их спать. Николай пришёл на кухню и сел ужинать. Вошла жена и спросила:
– Почему ты молчишь?
– Просто вот сейчас сядем с тобой и поговорим, если ты так хочешь! Но, правда, о чём: о жене Михаила или о твоей подруге Женьке? – сказал он как-то нелюбезно и для неё достаточно оскорбительно.
Николай достал из холодильника бутылку коньяка. Он любил перед сном выпить рюмочку, чтобы как можно быстрее заснуть.
– Ах, тебя не отпускает Евгения? – с ехидством бросила Юлия. – Если Мишина Алка к нам не придёт, я к ней сама, конечно, не пойду. Ты этим доволен, Коля?
– Я хотел бы, чтобы ты с Женей не якшалась, эта подруга быстро собьёт с пути истинного, запомни! – нажал он на последнеё слово.
– Ах, вот ты чего боишься! Напрасно так думаешь. Я вполне самостоятельная, чтобы кому-то подражать. Если бы ты мне ни капли не нравился, я бы за тебя не вышла замуж. И не думай, что с двумя детьми позарилась на твою квартиру. Мне было очень хорошо и у Никитичны. Я до сих пор скучаю по ней.
– Хорошо, я рад за тебя! Выпьешь со мной? – предложил он.
– Нет, конечно, и тебе бы не советовала, ты так привыкнешь…
– Я бы так не сказал, просто для хорошего тонуса перед сном.
В это время в дверь позвонили.
– Не твоя ли подруга? – спросил Николай. – Пойди открой.
Юлия взглянула в глазок. За дверью стояла женщина с детьми. Она, не раздумывая, открыла.
– Здравствуйте! – бойко сказала женщина в дорогом пальто с песцовым воротником и такой же шапке-боярке. Юля даже не успела разглядеть детей.
– Здравствуйте, вам кого? – спросила хозяйка.
– Кто там? – раздался из кухни мужской голос.
– Я не ошиблась, Боблаков крикнул! – усмехалась женщина, придирчиво рассматривая молодую хозяйку.
– Мама, ну вот чего тебе от него надо? Живёт? Пусть живёт! – нервно отозвалась девушка. Юлия увидела у неё большой прямой нос, большие глаза, большие губы.
– Да, вам он нужен? Проходите, – вежливо пригласила Юлия, слегка отступая назад и освобождая проход.
– Если ты его жена, то я его первая – Тоня, Антонина! – высокомерно, недружелюбно произнесла та, переступая порог. Николая она не видела с самого дня развода. Впрочем, в эту квартиру ещё не ступала её нога. Антонина тотчас оценила красоту новой жены бывшего мужа и прониклась к ней глубокой неприязнью и завистью.
Николай не успел выйти, он держал в руке рюмку, озадаченный весьма знакомым женским голосом, и его лицо почему-то покраснело. Впрочем, он почувствовал сильное возмущение, что Антонина нарушила его покой. Она стояла в прихожей, держа на руках ребёнка – девчушка, ещё подросток, почему-то пряталась за неё.
– Хо, нарисовалась! Заходи, коли пригласила моя жена.
