скачать книгу бесплатно
Михаил посмотрел на окна дома, где, как ему показалось, никого не было. А ведь у него было намерение под благовидным предлогом познакомиться с Кузьмой Дубакиным для расширения своих деловых связей. Но теперь этот вариант сотрудничества, похоже, отпадал, но в то же время от которого он пока не отказывался. Михаил поехал к музыкальной школе на Атамановскую. Нет, он уже никак не мог обходиться без посторонних связей с приличными женщинами. Вот и Лера была по-своему хороша, к тому же с мужем давно разбежались. С ней легко общаться, хотя иной раз она вела себя внешне с показной холодностью, будто была равнодушна к сексу, и вместе с тем отдавалась с азартом, что, казалось, ей было совершенно несвойственно. И в то же время Михаила к ней тянуло не только то, что можно было переспать (по её словам, без этого она и сама могла обойтись), просто Лера хороший и надёжный товарищ и подходила для поддержания его дела, ради которого и постарался забыть её недавнее увлечение. Сейчас как раз она вела урок.
Михаил поехал в бар, где у него также были налажены связи с барменами и официантками. Он завёз им пакет импортных шмоток, получил деньги за предыдущую партию. Покурил, выпил поднесённый безалкогольный коктейль и поехал опять к музыкальной школе. Лера и какой-то мужчина стояли у входа и увлечённо разговаривали… Михаил не вышел из машины и продолжал сидеть. «Кто бы это мог быть? – подумал он. – Может, мент или тот самый её тайный обожатель? Или её коллега?» Но на музыканта он был не похож. Слишком лицо грубоватое, неинтеллигентное. И чтобы тут зря не светиться, Михаил уехал. На ходу он посмотрел в смотровое зеркальце.
Лера всё так же что-то втолковывала мужчине, и он решил, что так разговаривают только учителя с родителями. Он видел, как Алла беседовала с ними, и создавалось впечатление, словно за что-то она их отчитывала.
Глава двадцатая
Вечером надо было заехать в детсад за детьми. Но Юлия позвонила туда, сказав, что задержится на час. А сама пошла к Валентине посмотреть вещи Михаила, он сказал, что всё это добро тянет на пять с половиной тысяч, а там – как удастся ей продать, он разрешает по своему усмотрению накинуть десятку-другую сверхустановленной им таксы, но не больше.
Семён, наверное, был давно дома. И она не ошиблась: он сидел на кухне в задумчиво-сосредоточенной позе и дымил папиросой. Юлия отдала ему деньги за проданное масло. Но это были пока не всё. Дома в холодильнике ещё оставалось масло, которое собиралась продать в своём подъезде. Семён со ста семидесяти пяти рублей должен был дать ей двадцать пять рублей. Но Юля не взяла ни рубля, сказав, что возьмёт, когда продаст всё масло.
Она пересмотрела все вещи: в сумке лежало десять джинс «Монтана», которые брали за штуку по триста рублей, затем десять японских зонтиков и джинсовые юбки, платья сафари и батники. Она не взяла домой ни одной вещи исключительно из опасения, чтобы не увидел муж и что у неё от него появилась тайна, Юлию это немало тревожило, так как омерзительно жить как бы с оглядкой, но обстоятельства были сильнее её.
– Ну и что ты будешь с ними делать? – спросила Валентина не без некоторой зависти.
– Как что, продам! Сейчас вынесу сумку на улицу – все сбегутся, – весело, с озорным блеском в глазах ответила Юлия.
– Ну да, и тут же схватит милиция, у нас завистливых людей полно, – засмеялась сестра, словно намекая и на себя.
– Ничего, за это не посадят…
– Ты серьёзно так думаешь? – удивилась она. Неужели перед ней та самая Юлия, которая в своё время, работая в санаторной столовой, конфликтовала с завстоловой?
– А что же, я должна сидеть сложа руки или париться в кафе за сто двадцать рублей? Я зайду к Светке, может, она найдёт покупателей?
– Ну да, она найдёт, а ты себе денежки положишь в карман? – засмеялась сестра, и за её смехом скрывалась завуалированная укоризна.
– Ты думаешь, мне много выгорает на этом бизнесе? Значит, позавидовала, я это вижу, некрасиво, некрасиво завидовать сироте, – и осудительно покачала слегка головой, не скрывая презрительной усмешки.
– Не знаю, без выгоды для себя не продавала бы. Я уж пошутила, какая же ты сирота, вон дети при тебе и я рядом, – пожурила она. – Смотри, про шмотки узнает Коля – пропала! А этот мужик хитрый, какой пижон, машину имеет за ворованные деньги. Грязные дела он творит. Попадётся и тебя за собой потянет. Вот будет слава!
– Что ты меня пугаешь? Почему не помочь хорошему человеку? Не буду тебя просить…
– Домой шмотки понесёшь? Лучше всё не тащи, возьми часть, а если муж спросит, скажи, что на работе дали примерить.
– Я заеду к знакомым, а домой не повезу. А то Коля с ходу поймёт, что к чему.
Юлия поехала всё-таки к Светке, которая была дома, а Игорь тем временем спал пьяный. Племянница пригласила соседку, которая примерила платье сафари и тут же взяла его. Потом она позвала своих подруг. И почти вся площадка семейного общежития расхватала шмотки: кто джинсы, кто платья, кто юбки, кто зонтики и батники. Юлия осталась весьма довольна итогом продажи. Наконец она вспомнила о своих детях и поехала за ними, детский сад находился в старой части города, в самом центре, так что ей пришлось из Черемушек ехать назад…
Когда она с Женей и Варей приехала домой, было десять часов вечера. Николай ужинал сам, а потом смотрел телевизор, шёл какой-то детектив по Артуру Конан Дойлю.
– Ты что, вторую смену отпахала? – спросил муж, не глядя на жену, которая раздела детей и велела им помыть руки.
– Нет, дорогой, я заезжала к племяннице по просьбе сестры… – соврала она так легко и естественно, что даже сама удивилась этой открывшейся способности.
– Долго заезжала! – лениво проговорил муж.
– А что? Пока поговорили… Светкин Игорь пьяный, она жаловалась, что вконец распустился. Ну не уйду же от неё сразу…
– Где ты взяла столько масла? Весь холодильник им забила, тушёнку некуда девать.
– Семён Иванович попросил продать, я тушёнку Вале дала. Ты ругаться не будешь?
– Я думал, что на масло выменяла. Где же ты его будешь загонять?
– Может, предложу соседкам. В другом подъезде.
– Вот что, у нас в части намечается вечер под Новый год. Журыкин пригласил всех жён офицеров. И тебя пригласил.
– Разве он меня уже знает? – неподдельно удивилась она.
– Конечно нет. Наверное, хочет увидеть: по части слух пустили, что ты моё сокровище…
– Кто же так постарался? Не твоя ли бывшая напела ему после того раза, когда к нам приходила с детьми?
– Ну, если он придёт с Алевтиной Георгиевной, то Тоньке не увидеть тебя ещё разок…
– Хватит и одного раза. У вас всегда такие вечера проходили?
– Бывали, бывали…
Николай решительно встал, пошёл на кухню покурить у форточки. Юлия разогрела гречневую кашу с тушёнкой, посадила детей ужинать.
– Что у тебя нового в части? – поинтересовалась она, что делала весьма редко.
– Пока ничего. Вечер будет, чего тебе ещё надо? Ты, я вижу, рада пойти? – Николай глубоко затянулся сигаретой и выпустил в сторону форточки дым.
– А я хочу на танке прокатиться! – бодро сказал Женя.
– Детям нельзя на броне, – ответил отчим, не глядя на пасынка.
После ужина Юлия пошла с маслом по квартирам, ловя себя на мысли, что о детях думает мало.
– Ты как цыганка, – сказал ей вдогонку Николай, она деликатно промолчала, понимая своё гадкое положение, к тому же тон мужа как бы подчёркивал это, отчего она чувствовала себя не лучшим образом – словно воровка, которая проникла в чужую квартиру. Юлия сейчас в отчаянии подумала, что Николай не отдавал ей деньги – ни аванса, ни получки, будто она недостойна того, чтобы ей доверять семейный бюджет. Он, наверное, считал, что достаточно одного продуктового пайка, а деньгами поважать её необязательно. Наверное, он просто её не уважал и последние дни вёл себя как-то необычайно отчужденно. А может, он уже догадывается о её деловых отношениях с Михаилом и в этом скрывалась вся разгадка его такого странного поведения? Неужели с двумя детьми она не заслуживает счастливой доли? Разве она виновата, что так нескладно у неё сложилась жизнь: первый муж погиб, а второй оказался пьяницей и дебоширом. И Бог, если и есть, почему-то даже и не подумал за неё, сироту, заступиться. Юлия так глубоко прониклась этими чувствами, что от жалости к себе у неё на глазах выступили слезы.
В этот момент она нажала кнопку двери, послышался за дверью дребезжащий звонок. Дверь открыла пожилая женщина с любопытными глазами. Она, когда было ещё тепло на улице, сидела перед подъездом на лавочке с другими женщинами и всегда смотрела на Юлию, чем немало смущала её. И вот сейчас она увидела молодую женщину со слезами на глазах и подумала, что сейчас молодушка станет просить у неё денег.
– Извините, я хочу предложить вам сливочное масло, свежее, – начала Юля. – Я продам, если вам надо, дешевле, чем стоит в магазине, но его сейчас, вы знаете, так трудно достать.
– Что же ты, из Москвы привезла масло? – спросила соседка, подозрительно косясь на Юлю, чем заронила ей чувство неловкости.
– Нет, с нашего молокозавода, просто меня попросили продать. Но я, извините, этого не должна вам говорить, – простодушно ответила торговка.
– А ну, покажи маслице, свежее, правда?
Юлия достала кусок, завёрнутый в белую хрустящую бумагу, и подала женщине.
– Здесь два килограмма по пять рублей за один килограмм. Масло, поверьте, очень свежее, я сама пробовала.
– Значит, краденое? – женщина, однако, взяла, развернула полупрозрачную бумагу, понюхала. – Ну да, вроде ничем не пахнет. Вижу, хорошее масло, говоришь сколько, десятка? Пожалуй, возьму, а то всегда вечером стоишь, стоишь за колбасой. А утром ранехонько очередь займёшь… – она унесла в квартиру два куска масла и через три минуты вернулась к Юле.
– Вот бери! На заводе работаешь?
– Нет, в кафе… – она взяла две синие пятерки.
– Значит, из кафе взяла масло? Ну, ладно, ладно, не отвечай, понимаю… – она как-то загадочно помолчала. – Может, колбасы принести палку?
– Спасибо, мне не надо… Извините, мне некогда…
– Ты в эту квартиру, шестнадцатую, не звони, там наркоманы собираются, дурака валяют. А к соседям можно?..
– А вам зонтик японский нужен?
– Зачем он мне? Если дочь захочет…
– Я могу принести и некоторые импортные вещи…
– Ладно, ладно… – и она странно посмотрела на неё и почему-то не спешила уходить..
Юлия подошла к другой двери, ей было неудобно, что женщина смотрела на неё, в её присутствии она стеснялась звонить. Наконец она соблаговолила уйти, и тогда нажала кнопку в углу двери, обитой черным дерматином.
Вышел молодой мужчина, Юлия покраснела и несколько замешкалась. Она предложила масло, но мужчина отказался. В следующей квартире взяла немолодая женщина, оказывается, только они и любили масло, тогда как мужчины думали только лишь о выпивке.
Словом, Юля за два часа распродала всё. В холодильнике оставалось ещё немного, и она решила продать его завтра, а теперь уже довольно поздно. Николай уже спал, похрапывая; оказывается, он уложил детей, чем приятно удивил, и Юлия укорила себя, что позволила мужу сделать это, в чём, однако, не находила ничего такого, чтобы ей можно было им восторгаться. Ведь они живут вместе, и если он любит её, значит, должен заботиться и о её детях.
Юлия ополоснулась под душем, смыла дневные грехи; и тотчас стало легко, словно душа помолодела. Она постояла возле зеркала, протёрла лицо огуречным лосьоном, смазала вечерним кремом и легла спать с думами о полковом вечере: нужно ли ей туда идти, если Николай примет такое решение в угоду своему командиру. Если разобраться, она считала, что Николай втайне думает об Антонине, а её, Юлию, воспринимает как женщину по несчастью, оставшуюся с тремя детьми. Неужели он не понимает, что она носит его ребёнка, или полагает, что она просто шутит? С этими мыслями Юля заснула…
Глава двадцать первая
Всякий раз, отправляясь в рейс, Михаил обыкновенно интересовался у жены тем, что привезти ей из вещёй. Впрочем, он и сам об этом имел своё представление, так как хотел, чтобы любимая женщина одевалась красиво, чтобы все вещи на ней сидели не просто превосходно, а были выбраны со вкусом, с тщательным подбором каждой детали туалета для тех случаев, когда им предстояло куда-нибудь выйти: то ли к кому-либо на день рождения, то ли просто погулять вечерком по городу. Правда, в театр они ходили крайне редко, потому что местный был, на его взгляд, не всегда интересный; совсем другое дело, когда гастролировал какой-нибудь заезжий, причём всё равно какой, так как игра своих актёров была известна наизусть и они казались менее даровитыми, чем приезжие…
Зато на любой новый фильм он отправлялся без разговора. Приглашение жене всегда исходило от него. Хождение по концертам иногда тоже составляло часть культурной программы, хотя заядлыми меломанами Михаил и Алла себя не считали. Они ездили в областной центр на концерты больших знаменитостей, посещение которых считалось как бы хорошим тоном, потому что послушать и посмотреть вживую эстрадных звёзд стремилось всё образованное и культурное общество, увлекавшееся содержательным и разнообразным досугом. Но настоящие меломаны выезжали на такие концерты раз в месяц, а некоторые так даже и чаще.
Увлечение литературой, театром, эстрадой для Михаила уже не считалось той духовной потребностью, без которой нельзя было жить. Он был уже в том возрасте, когда на искусство смотрят избирательней, чем в молодости. Алла на это смотрела целеустремленнеё, сознательнеё мужа, так как человек должен неустанно повышать культуру, приобщаться к ней не потому, что это становилось модным, а чтобы неустанно духовно развиваться. И всё равно они уже не столь часто ездили на концерты, которые в Ростове-на-Дону проходили во Дворце спорта. Редко ходили в театр, иногда посещали художественные выставки, ходили на вечеринки к знакомым или родным, даже просто гулять вместе им приходилось не всегда, а в последнее время об этом уже не могло идти речи.
Почему так происходило, они толком и сами не могли объяснить. Впрочем, помимо основной работы в последнеё время у Михаила появились такие дела, которые постоянно отвлекали его от семьи. Да и у Алла уроки в школе поглощали всё основное время, а потом домашние заботы, занятия с сыном и порой она ложилась спать, когда мужа ещё не было дома. Два года подряд летние отпуска они проводили на побережье Чёрного моря и объездили почти все его известные места. А часть отпуска Алла тратила на заготовку к зиме овощей, фруктов. Родители к молодым Данилкиным приезжали по мере необходимости или из простого желания посмотреть, как живут их ненаглядные дети: может, им надо было чем-нибудь помочь, хотя понимали, что они почти ни в чём не нуждались. И родители были горды тем, что сын обеспечивал семью всём необходимым, а невестку считали очень порядочной, заботливой женой Михаила, с которым живёт она как у Христа за пазухой. И в этом их суждении не усматривалось нисколько корысти или зависти. Но и они своим знакомым не без гордости говорили о невестке самые лестные слова (впрочем, справедливые), что Алла действительно первоклассный педагог. Вот только станет ли она когда-нибудь, к примеру, директором школы? Но и то хорошо, что она беззаветно любит своё дело и ставит его превыше всего, бывало, говорила свекровь Зинаида Петровна, а свёкор Виталий Николаевич был премного доволен и тем, что внука назвали в его честь и вообще невестка превосходная мать. Вот только он никак не мог понять: зачем Алла отдала сына в руки другой учительнице? И как невестка ни объясняла, что этим самым она избежала в свой адрес хулы со стороны всего класса, Виталий Николаевич, однако, её не понял, но об этом ни разу не обмолвился Михаилу. Словом, складывалось идеальное представление о невестке и в целом о семье сына, которому повезло встретить замечательную женщину. И со стороны молодая семья Данилкиных производила именно самое положительное впечатление.
Однако совсем противоположного мнения о их сыне была мать Аллы Надежда Ивановна, полагавшая, что зять совсем не тот человек, который был бы достоин дочери. Конечно, Михаил ей отчасти нравился, но Алле нужен образованный муж. В своё время Надежда Ивановна мечтала выйти замуж за военного, даже одно время работала в воинской части телеграфисткой. Но, насмотревшись, как живут с жёнами офицеры, она окончательно потеряла к ним интерес и стала встречаться с гражданским инженером, за которого вскоре и вышла замуж. Родила дочь, пожила с мужем в ладу три года, а потом он зарядил по делам службы ездить в командировки, и там у него появилась женщина, ради которой бросил семью, а когда тот захотел вернуться, Надежда Ивановна не простила ему измены и развелась с ним. Поэтому к мужчинам, которые не сидят дома, она испытывала глубокую антипатию, не исключением являлся и зять. Михаила она даже безотчетно побаивалась, и вовсе не потому, что тот казался на вид жестким, просто он был каким-то необщительным, каким-то таинственным и, быть может, даже в чём-то непредсказуемым. Впрочем, и Алла тоже особо не отличалась простодушной открытостью, умела держать внутри себя мысли и чувства. Таким, собственно, был её отец, имени которого при дочери после разрыва с ним она старалась не упоминать. Она только всего раз на её вопрос: «Где отец? – сказала ей, что тот живет с другой теткой. И почему-то от дочери больше не последовало уточнений, словно Алла уже в шестилетнем возрасте понимала, что те её слова для неё не означали ничего непонятного. Впрочем, Алла росла достаточно смышленой и сообразительной девочкой…
И Надежда Ивановна больше не выходила замуж, хотя мужчины у неё были, – впрочем, об этом дочь не должна была не только знать, но и видеть их – это было первейшим условием во что бы то ни стало сохранить себя в сознании Аллы совершенно порядочной женщиной, отдающей всё свободное время исключительно её воспитанию… И мать, тщательно следившая за своей внешностью, выглядела моложаво, и сделала для дочери всё, чтобы она была ничем не хуже других.
Алла была, конечно, весьма благодарна матери, поэтому своего сына поручала ей, а не свекрови, к которой испытывала глубокое уважение. И когда от мужа она узнала, что Зинаида Петровна обиделась из-за того, что ей не доверили внука, Алла сочла нужным извиниться перед свекровью по телефону, так как не нужно было ей смотреть в глаза. И однажды, как бы в искупление своей вины, попросила Михаила отвезти Витальку к своей матери. Да и то это происходило обыкновенно в выходные дни, когда они могли куда-то пойти вдвоём.
Вольный образ жизни мужа Алла даже старалась не замечать. Отношения, построенные с ним исключительно на доверии, её вполне устраивали. Но после странного посещения женщины она задумалась: так ли верен ей муж, как она ему? Хотя она никогда не пыталась интересовать его, так сказать, неурочными делами. Ей всегда казалось, что их семья стоит на прочном нравственном фундаменте. Она бы никогда не позволила себе кем-нибудь увлечься. И после разговора с мужем о визите женщины она больше не заговаривала, так как её вторжение в их святая святых не пошатнуло равновесия их отношений. Фундамент их семьи нисколько не нарушился. Правда, в её душе всё ясней происходили какие-то изменения, Алла ощущала немалую досаду. И как бы она ни скрывала этого, какое-то неприятное чувство исподволь вызревало в душе и всё чаще донимало её. Когда Михаил в тот раз приехал из десятидневной командировки во Францию, она отчётливо поняла, что источник её досады – он. И тогда она заметила, как к нему появлялись у неё вопросы…
Обыкновенно раньше он сам делился впечатлениями от поездки, правда не настолько подробно, как ей того хотелось бы, но она была рада и этому, совсем малому его откровению. Она не любила задавать наводящие на что-то посторонние вопросы и считала неприличным спрашивать: «А сколько женщин у тебя было в пути по делу командировки? Ты считаешь улыбку женщины поводом к знакомству, что она этим самым тебя желает?» Нет, такие вопросы были не в её характере. Зачем показывать, что ты относишься пристрастно к его жизни вне дома и вашим отношениям…
Алла весьма хорошо усвоила незыблемое правило – не давать повода мужу поставить себя ниже его. Ведь духовно женщина должна быть выше мужчины. Когда ревнуешь, ты унижаешь вовсе не его, а в первую очередь себя. Это первое условие, чтобы не дать ему усомниться в твоей значительности и не скатиться до пошлых подозрений, что муж, как бы ты ни обожествляла ваши отношения, тебе, увы, неверен. Хотя ты по-прежнему считаешь, что это не так, чем себя неотвратимо обманываешь. Но чем же ты заслужила его неверность? Алла при всём желании не находила ответа. Хотя о себе она была такого высокого мнения, что в природе нет лучше женщин, чем она. Правда, долгое время она так и считала. А потом с годами супружества стала понимать, что в постели ведет себя, как аскетка. Впрочем, она это поняла, когда нашла у мужа цветной порнографический журнал, который ей открыл глаза на то, чем втайне он интересовался, но своей жене не объяснял. Алла пришла к мысли, что у Михаила от неё имеются серьёзные интимные секреты, тогда как она знала – между супругами их быть не должно. Если они у него есть, то почему их не должно быть у неё? Она понимала, что такие рассуждения могли увести её далеко. Хотя она уже знала, что между мужем и женой трудно достигнуть единого духовного притяжения, а может его и нет вовсе, чаще всего из-за несоответствия взглядов, воззрений, их разделяет пропасть, которая не соединяет их внутренние миры, а разъединяет…
Алла к тому же открыла, что всё время себя обманывала, полагая, что они живут душа в душу. Наоборот, их отношения были построены только на глубоком понимании того, что во всёх отношениях он сильный мужчина, способный содержать семью в приемлемом достатке. Семейный ковчег муж построил сам, и она чувствовала себя в нём всегда надёжно. Но было неожиданно странно обнаружить, что этот их мир довольно хрупок, а потому не может быть надёжен. Значит, в этом отношении Михаил вовсе не такой уж надёжный, если к ней приходила какая-то сомнительная фривольная женщина. А что тогда ждать от него в дальнейшем?
Эти открытия так сильно взволновали Аллу, что она впервые испытала душевную муку и почувствовала себя глубоко несчастной. «Какая же я дура, возомнившая, что для мужа не могут существовать другие женщины, кроме меня, – думала она. – Почему я полагала, что он не может нравиться женщинам только потому, что женат, что потому он никому не нужен?»
Но поговорить с ним она почему-то не осмеливалась. А журнал давал лишний повод думать, что муж с помощью него интересуется, как это происходит у других. Значит ли это, что он не довольствуется одной ею и потому у него на стороне могла вполне быть женщина? Правда, Алла была вовсе не тот человек, который гадает на кофейной гуще. Надо думать, что завистников, которых она не знает, много, поэтому нечего терзать себя нелепыми подозрениями, что Миша ей неверен. Больше она об этом и не подумает… Эта мысль привела её в хорошеё настроение, хотя неприятный осадок в душе сохранялся. Когда Алла перебирала на столе учебники, под одним она увидела листок с номером телефона Марика, который приглашал её в ресторан. Сейчас она подумала, что он это сделал так нагло, будто она была не замужем, что его совершенно не волновал её муж. И она вспомнила, как тогда ему вежливо улыбнулась, а он помахал рукой так, будто их прежние отношения сохранились. Она повертела листок, смяла его, но задумалась, зажав в кулаке – словно всю свою прошлую жизнь. Но потом Алла разжала пальцы, разгладила листок, пробежала глазами по цифрам и всё-таки решила позвонить бывшему кавалеру. Как раз Михаил утром уехал в рейс, а ей можно узнать у Марика о том, чего хотят или ждут мужчины от женщины в постели.
– Марик, привет! Как дела? – спросила она, когда услышала его манерный тон.
– О, как я ждал, как я ждал этого мгновения! Ну что, мы с тобой отметим новое знакомство?
– Я должна сына отвезти к матери, а потом жди меня возле гостиницы «Южной».
Через час с бывшим женихом она сидела в том самом ресторане за столиком в уголке, в котором Юлия и Николай праздновали своё бракосочетание. Марик был в костюме, при галстуке, да и она, как всегда, выглядела весьма элегантно, от неё было трудно оторвать глаз.
– Ты чертовски пикантна! – воскликнул Марик. В отличие от неё он уже действительно никогда не снимал очки, которые придавали его лицу расчётливое и хитрое выражение; без очков же он казался простоватым и почти беспомощным, блеск в глазах мгновенно потухал и он не видел ничего дальше своего носа.
Марик доверил ей выбрать на свой вкус блюда, любой крепкий или слабый спиртной напиток. Алла ничего крепче шампанского и в свои лучшие годы не пила. Но в тот вечер от нескольких бокалов она окосела и полностью оказалась в его власти. Похоже, сейчас он хотел того же самого, что и тогда, много лет назад. Но естественно, вовсе не в ресторане —после Марик собирался отвезти её домой, несмотря на присутствие своих родителей. Впрочем, за ним оставалась комната в коммунальной квартире, куда в своё время не захотела пойти жена Анжела, с которой по-прежнему жили врозь. Хотя в техникуме иногда виделись, но он к ней проявлял поразительную холодность, и она отвечала ему ледяным выражением на лице. Но Марик нарочно не замечал в её глазах непреоборимую злость, которая превращала жену в чопорную равнодушную особу. И потому для него она не существовала, впрочем, он готов забыть её навсегда, если с Аллой завяжутся нужные ему любовные отношения. На заводе после Нового года ему обещали дать квартиру. Официантка принесла заказ, расставила на столике молча, пожелала им приятного вечера и чинно ушла восвояси.
Марик с мягким хлопком открыл задымившееся шампанское и налил Алле и себе по полному бокалу.
– Ну, за тебя, восхитительная! – поднял он несколько важно бокал и чокнулся с её бокалом – раздался долгий колеблющийся звон хрусталя, отдававшийся в душе каким-то томительно-смутным волнением. И для начала они выпили понемногу, приступив к блюдам, обильно украшенным петрушкой, свежими помидорами по поджаристому золотистому картофелю и бефстроганову. В зале было нёмного посетителей, и потому преобладали пустые столики, покрытые накрахмаленными белоснежными скатертями.
– Скажи, как хорошо, что мы здесь в такой день почти одни! – приподнято сказала Алла. На ней восхитительно сидело голубое платье из дорогой импортной ткани, светло-русые волосы были превосходно уложены в волнообразную прическу, на груди поблескивал кулон с голубоватым камнем в тон платью. В ушах сияли золотые сережки с бирюзовыми камешками.
– Превосходно! Значит, у тебя всё хорошо дома? – лукаво спросил он.
– Думаешь, если я тебе позвонила, то я решилась на это от отчаяния? – улыбнулась она, аккуратно пережевывая хорошо приготовленную пищу. На её слова Марик только пожал плечами, а глаза за стеклами очков настороженно блеснули.
– Тогда ты не особо боролся за своё счастье, – продолжала она. – Я подумала, что между нами были только платонические отношения, перешедшие одни раз по моей глупости в интимные. Мы быстро привыкли друг к другу.
– Ты хотела, чтобы я вызвал на дуэль того, кто быстро вскружил тебе голову? Я тогда решил довольно просто: женщине надо обещать сразу золотые горы, чтобы она безоглядно в тебя поверила. Я этого не сделал, а он, похоже, в этом преуспел.
– Ничего такого, что ты сказал, не было, никаких золотых гор! Это твоё мнение, просто я влюбилась, тогда как ты мне – да, делал предложение. Если бы ты повторил, настоял, я бы заколебалась и, может, выбрала бы тебя, хотя в тебе я сомневалась. Ты при положении, а я…
– Давай выпьем! – предложил он, не дав ей договорить.
Алла выпила, как и он, всё вино.
– Ты мне нравишься своей решительностью, но почему твоя решительность, – заговорил он, – была похожа на отчаяние, неужели ты променяла любовь на преходящую влюблённость?
– Не знаю; впрочем, я с тобой чувствовала себя не так уверенно, как с ним. Ты слишком был занят наукой, своими статьями. Ты науку ставил выше меня, а женщины этого не прощают…
– А сейчас простила?
– Дело не в этом. Мужа я люблю. Больше этого объяснять наши отношения не буду…
– А что тогда, кроме моего приглашения, тебя ко мне привело?
– Ты такой же самонадеянный хвастун, – грустно сказала Алла. – Давай ещё выпьем, я должна с твоей помощью разобраться в отношениях мужчины и женщины. Ты как научный деятель знаешь, чего хочет мужчина от женщины?
