скачать книгу бесплатно
– Конечно, знаю, а для начала научного диспута выпьем, – он быстро налил ей полбокала и себе столько же. Когда опорожнили бокалы, Марик уставился на Аллу почти в упор, точно гипнотизировал.
– Я слушаю тебя.
– Зачем преуспевающему, опытному мужчине порнографический журнал? Остальное я спрашивала раньше…
Марик улыбнулся несколько удивлённо, его глаза приняли сумрачный оттенок, он опустил голову, точно соображал, и почти тут же поднял с каким-то загадочным выражением лица.
– Право, этого я не знаю. Может, это обычное любопытство к чужой жизни, хотя ты должна понимать, на что направлены такие журналы. У нас, безусловно, его не издают. Значит, в нашей стране внутренние враги с помощью западных подрывают нравственность. Как мы любим говорить, проводят идеологическую диверсию.
– Вот это правильно! Но журналы всё равно попадают. Появляется желание разврата? Или мечта о несбыточном?
– Но, наверное, это одно и то же. Ты хотя бы раз видел цветной журнал «Плейбой»?
– О да, много-много раз! Ты Фрейда читала?
– Нет, слышала. Да где его возьмешь, когда в библиотеке ни за что не достать. Нужно особое разрешение. Я психологией не занимаюсь.
– Смотри, мы уже выглушили почти всё шампанское! Ещё закажу, будешь? Может, у меня продолжим, и там отвечу на твои детские вопросы, – он озорно засмеялся.
– А что ты смеёшься? Так с ходу и поехали, а что я тогда матери объясню? Потанцевали хотя бы для приличия…
Алла опьянела, у неё появилась какая-то бесшабашная смелость. Марика она почему-то не считала чужим, но ей было всё-таки страшно, что она с ним может разрушить созданный с мужем семейный союз. И всё потому, что для неё открылся его неизвестный мир, который возбуждал своей таинственностью, и она хотела понять интимные желания Михаила, которые он носил в себе и пытался удовлетворять на стороне.
Глава двадцать вторая
Ссора с Николаем для Юлии произошла совершенно неожиданно; она боялась, что деловые отношения с Михаилом как раз и могли взбесить его, привести в исступление. Ведь она знала вовсе не на словах, что такое мужская ревность: ещё были живы в памяти сцены, которые устраивал по пьяному делу её второй муж Вячеслав. Но Славик Николаю в подмётки не годился, этот намного выдержанней и разумней того. Хотя и Николай был очень характерным и по каждому поводу не ревновал её, держа свои чувства при себе. Может, только поэтому Юлия считала: если муж и узнает о её отношениях с Михаилом, то поймёт, почему она стала подпольщицей, почему её так неудержимо влечёт тайный бизнес – просто ей нужны хорошие вещи и побочный заработок. К тому же, если надо, она объяснит ему, что он, Николай, не отдаёт ей деньги на содержание семьи. В глубине души как раз это могло оскорбить любую женщину, но Юля, испытывая унижение, терпела…
И вот за десять дней до Нового года Николай решил свозить Юлю к своим родственникам, хотя собирался это сделать гораздо раньше, а точнее – ещё осенью. Но тогда совершить поездку реально не позволяла служба. А потом перенёс её на после новогодние торжества. Юлия тогда вздохнула: мол, слава Богу, он избавил её от новых испытаний. И полагала, что за своими служебными делами Николай откажется от своей затеи. В пятницу он пришёл со службы в хорошем настроении и сказал, чтобы завтра она готовилась к поездке в станицу Багаевскую.
– Зачем? – спросила она, позабыв даже, что его родители жили именно там, вблизи самого батюшки Дона.
– Как зачем? К моим старикам! – раздражённо бросил он.
– Ты же собирался это сделать позже.
– После Нового года наш корпус отправят на тактические учения, конечно, это только предполагается. Говорят, командующий округа прислал секретную депешу, содержание которой не разглашается.
– Коля, а может, ты сам съездишь? Ну подумай, мои дети чужие тебе. А что подумают о тебе родители? Скажут, своих детей променял на чужих.
– Ох ты какая умница! Я уже сказал отцу, да, он всё знает, второго ребёнка та, бывшая, нагуляла. А с дочерью, ты сама видела, у нас раздрай. К твоим чадушкам я уже привык, как к своим детям, хорошие ребята. Но они же не виноваты, что так получилось у тебя с бывшим мужем, их отцом?
– Да, верно, – она вздохнула. Юлия сейчас даже не знала, как объяснить Николаю, что уже один раз в жизни испытала нравственную муку, когда первый муж возил её к своим родителям. И теперь, похоже, повторяется та же история, только в новых условиях. Юлия опустила голову, качнула неопределённо, поднесла к губам руку, стала кусать свои ногти. Её глаза вдруг наполнились слезами, и она украдкой другой рукой вытерла мокрые глаза. Потом достала платочек из кармана домашнего платья. Юлия не позволяла себе ходить в халате при муже, что она усвоила ещё от первой свекрови Зои Сергеёвны, которая никогда дома не надевала халат, и потом она тоже стала так делать. А Славик, видя её в платье или юбке и кофточке, почему-то думал, будто она куда-то метила втайне пойти.
– Зачем я тебе сказал – едем! Пойми, надо так надо, моя радость!
– Коля, я люблю тебя за твоё доброе отношение к детям, но поехать, извини, не могу никак! – она это проговорила, не поворачиваясь к нему.
– Это что за ответ я слышу? Ты меня обижаешь, они давно меня ждут. А ты ведёшь себя, как скрывающаяся от правосудия преступница. Посмотри на себя, разве могу я скрывать от них такую красавицу?
– Тебя одолело тщеславие, а ты не думал, что у меня не такое происхождение, как у тебя? И причём здесь преступница?
– Выходит, я должен ехать сам или вообще не ехать, а может, пригласить Антонину? – закричал неистово Николай, и Юлия испугалась.
– Приглашай кого хочешь, – упавшим голосом сказала она, по-прежнему не глядя на мужа.
– Вот как? Очень хорошо, так и сделаю: сейчас выйду на улицу, остановлю красивую девушку и попрошу сыграть роль моей жены за деньги! Как тебе это понравится?
– А что ты кричишь, какая дурочка на это согласится? Видишь, дети спят… – шептала она испуганно.
– Я уверен – согласится, когда дам пару сотен.
– Ах вот на что ты приберегаешь деньги! – повернулась к нему она, полная внутреннего отчаяния.
– На что я собираю – я знаю! Ты меня заводишь своим диким, тупым упрямством! Всё, я сказал – едем! – с этими словами Николай пошёл курить на кухню.
Юлия села на диван, уткнулась в свои ладони лицом; она не заметила, как с раскладушки поднялась Варенька и подошла к ней, став рукой гладить по её гладко зачесанным черным волосам, в которых были видны первые сединки. И Юлия всё собиралась перекрасить волосы, но без разрешения мужа, наученная горьким опытом, пока не решалась это сделать.
– Мама, а я дядю Колю не боюсь, он хороший, – заговорила тихим голосом дочь, наклоняясь к лицу дочери.
– А чего ты не спишь? Он разбудил? Я знаю, что он хороший, – прошептала Юлия. – А ты можешь меня выручить, Варюша: завтра утром притворись больной, ну что животик болит. Я не могу ехать с ним в станицу, ты меня только пойми правильно…
Юлия понимала, что она с детства приучает дочь ко лжи, и смирилась с тем, что её просьба кощунственна, противоречит здравому смыслу. Но она была вынуждена идти на это сознательно, так как не видела для себя выхода из непростой ситуации.
– Хорошо, мамочка, а мне только жалко дядю Колю и тебя жалко, я тоже хочу побыть дома, а то так надоело ходить в садик…
Юлия знала, как Варенька иногда пыталась притвориться больной, только чтобы не идти рано утром в детсад, где она от одного мальчика узнала, как надо притворяться хворым. Она тогда рассказала о дочкином притворстве Валентине, и та объяснила, что маленькие дети намного лучше взрослых могут быть артистами. Юлия знала, как дочь, бывало, настороженно взирала на отчима, а ей вот вдруг призналась, что его не боится – видимо, ради того, чтобы она, мать, была спокойна и никогда бы не выговаривала мужу на тот счёт, что он не очень любил уделять детям внимание. Хотя бывало довольно редко, когда Николай действительно по своей воле играл с ними, но было заметно, что он это делал не от всёй души.
Варя легла спать, а Юлия, поцеловав дочку, пошла в ванную. Проходя мимо кухни, она увидела Николая, сидевшего лицом к окну, а на подоконнике стояла початая бутылка коньяка. Сколько за всё время он выпил бутылок этого напитка – она, конечно, у него никогда не спросит. Но его такая всеядная привычка не могла её не тревожить…
Утром Варя не встала из своей постели. Николай пошёл умываться. Юлия убирала постель сына, так как он проснулся раньше всех и рассматривал книжку сказок с цветными картинками.
Отчим вошёл в комнату, увидел, что Варя продолжает лежать в постели, состроив на хорошеньком личике кислую гримасу.
– Мама, у меня болит животик, – почти плаксиво проговорила она нарочно при отчиме.
– Вот ещё час от часу не легче, где у тебя болит? – она подошла к дочери тоже с досадой на лице, присела на корточки.
– Вот здесь и вот здесь, – показала девочка на живот и выше. – И тошнит.
Юлия стала гладить рукой живот ребёнка, изображая на лице крайнюю досаду.
– Правда болит? – спросил Николай, наклоняясь к падчерице. Девочка закивала головкой, смело глядя на него в каком-то настороженном ожидании, скривив ротик от боли, которой у неё не было, но ей очень хотелось угодить матери. – Что же нам с тобой делать? В больницу сейчас отвезем! – нарочито грубо проговорил отчим, хотя ему вовсе было не до шуток.
– Не хочу в больницу. Хочу быть дома и болеть! – проговорила капризным тоном девочка, сощуривая глаза.
– Ух ты коза какая, дома будешь болеть, у нас на глазах? А если умрешь, что тогда делать?
– Коля, Коля, дорогой мой, ну зачем ты такое ей говоришь, это же ребёнок? Она и вчера что-то жаловалась, когда шли из садика, – соврала Юлия, не глядя на мужа. Ей казалось, что у неё пылали уши от стыда.
– Я не умру, я просто поболею… ой, ой, колит сюда! – показала она пальчиком на свой пупок. Варя действительно почувствовала ноющую боль и правдоподобно скривилась.
– Просто не болеют! – отрезал Николай, не зная, что теперь делать.
– Ладно, поболей, но только через час чтобы встала, за сорок пять секунд оделась и умылась, – сказал отчим вовсе не шутя.
– Она же тебе не солдат! – легко укорила жена, поглядев на мужа, и перевела взгляд на Женю, который сейчас закрыл книжку и подходил к ним, тоже встревоженный жалобами сестры.
– Чего ты правда заболела? – спросил брат.
Варя молча закивала, держась ручкой за животик.
– Ладно, черт с вами, болейте, я поеду один! – решительно сказал Николай и быстро пошел на кухню. В кладовке он взял объемистый портфель, из холодильника достал несколько банок тушенки и несколько банок сгущенного молока…
Юлия поцеловала дочь, сохраняя полную, неподражаемую серьёзность, вздохнула.
– Варюха, ты чего, а я так хотел посмотреть большую реку.
– Сынок, река всё равно подо льдом сейчас. Зима нынче крепкая, – сказала благодушно мать, вздохнула и задумалась.
Николай собрался, Юлия провожала его возле двери. Муж ушёл, даже не поцеловал её. Но она нисколько не обиделась, так как испытывала перед ним чувство вины оттого, что отнимала у него счастье и втайне думала почему-то о другом, тогда как была беременна от мужа. Она до сих пор не знала, любила ли его хотя бы немного или это только ей так казалось, что любила, в чём ему вчера призналась как-то уж импульсивно и о чем ему никогда не говорила, считая, что любовью не шутят. Но она произнесла те слова в знак благодарности за его доброе отношение к ней и детям. Сейчас она вспомнила, что тогда эти слова её немало удивили тем, что так легко у неё вырвались. Ведь она их говорила искренне только покойному мужу. И, возможно, вполне могла сказать тому, с кем теперь участвовала в деле; и она с сожалением подумала, что вполне способна притворяться. Но всё равно она не виновата перед мужем, что так устроено её сердце, просто ей удалось избежать мучительного волнения, какое она бы испытывала, когда ехала бы с Николаем в автобусе и тряслась от догадок: как встретят её родители мужа?
– Сейчас позавтракаем, и вы пойдёте гулять. Пойдёте? – спросила она.
– А у меня правда животик болит, – проговорила жалобно Варя.
– Может, тебе так кажется?
– Когда кажется, надо креститься! – ответил Женя. – Притвора самая настоящая, из-за тебя не поехали в станицу…
– Нет, я совсем не притвора, правда болит! – повысила жалобно тон.
– Пора покушать, золотце моё, и тогда всё пройдёт… Ну, встанешь?
– Да, я уже залежалась, – не поднимая глаз, как старушка Никитична, ответила дочь, и Юлия ласково ей улыбнулась.
– Вот и хорошо… Я пошла накрывать стол.
Находясь на кухне, Юлия увидела, как к окну подлетела синица и села на карниз с уличной стороны. Она подошла ближе, но птичка всё равно не улетела. В этом знаке ей виделось что-то доброе, и у неё радостно стало на сердце. На улице крупными хлопьями валил снег, плавно опускаясь на землю. Он был такой густой, будто лилось с неба мороженое. В этом сильном снегопаде что-то было торжественное, символическое, поднимавшеё настроение – как после хороших вестей. Эти крупные пушистые, мохнатые снежинки казались счастливым предзнаменованием и несли в себе бодрый заряд зимней энергии. Юлия подумала, что если родится дочь, она непременно назовет её Снежаной в честь этого головокружительного снегопада. И в голове, как снежинки, кружились слова песни о зиме, исполнявшейся каким-то певцом. В той песне было столько романтики, отчего невольно подумала о Михаиле. Но тут же вспомнила, что у неё остались непроданными одни джинсы и несколько зонтиков, но ещё было несколько самодельных брикетов сливочного масла.
– Смотрите, дети, какой идёт снег! – воскликнула она. – Вот матушка-зима нас радует. Когда будете гулять, далеко не уходите. Всё поняли? – наставительно прибавила мать.
– Да, я это знаю, а вот Варька хочет всегда убежать в чужой двор.
– Там девочки хорошие, а в нашем дворе гадкие, они играть не дают.
Юлия покормила детей, одела их и проводила на лестничную площадку. Когда они спускались вниз, она позвонила к соседям, открыл тот самый, поступивший с ней дерзко, высокий парень, стоявший в одних трусах.
– Извините, молодой человек, наверно, я ошиблась дверью, – растерянно произнесла она, при всём том вспомнив, что эта та самая квартира, о которой её предупреждала пожилая женщина из соседней квартиры, что там собираются одни пьяницы и наркоманы. Как же она об этом забыла, но деваться было некуда, и она спросила:
– Извините, молодой человек, вам случайно джинсы не нужны?
– Какие джинсы?
– Американские, монтановские. Я принесу сейчас, вы постойте, – ей казалось, что её не туда несло.
Парень стоял, не понимая, чего, собственно, от него хотела молодая женщина, которую он уже где-то видел. Юлия вскоре вернулась с пакетом, в котором лежали джинсы.
– Пошли – примерю! – грубо бросил тот, пропуская её в квартиру.
– Ты один живешь? – Юлия не заметила, как перешла с ним на «ты».
Квартира была двухкомнатная и давно не прибиралась, так как везде было грязно: мебель стояла новая, голая, без ковра стена, оклеённая обоями, на полу во всю длину и почти во всю ширину комнаты лежал зеленоватый войлочный затоптанный палас. Телефон стоял на столике в передней.
– Ну, где твои штаны?
Юлия, вынув из пакета, подала. Её вовсе не смущало то, что он был в одних трусах и майке, она смотрела на парня как на клиента. Руки у него были в наколках, что тотчас её поставило в неловкое положение: она знала, что те, кто отбывал срок в тюрьме, имели татуировки. У Семена вся грудь синяя от татуировок, а на плече выколот большой крест, под которым была надпись: «Несу всю жизнь».
Парень небрежно выхватил джинсы и с ними пошел в другую комнату, там у него была спальня, стоял магнитофон «Весна», кассеты которого разбросаны где попало по столу и на подоконнике. Под столом выстроились пустые бутылки из-под вина.
Он вышел в джинсах, они были по его размеру, но только сильно обтягивали его стройный худощавый стан.
– Брючата, я должен признать, классные! И сколько заламываешь?
– Три сотенки, так мне сказали!
Парень удивлённо присвистнул.
– Давай сбавляй, а то у меня в кармане не шиша, надо рвать когти к матери. Видала, как живу, точно медведь в берлоге. Ты, значит, живёшь тут с прапором?
– Это не столь важно. Ну, так берёшь за триста?
– Ты что, офанарела, откуда у бича такие бабки?
– Ну, тогда бы сразу сказал, а я сбивать таксу не могу. Прейскурант не мной установлен. Меня попросили продать.
– Слушай, как тебя зовут, я тебя уже раз видел здесь…
– Я тоже тебя видела пьяного, ну так и что? Мне некогда, думай скорей.
– Сбрось полтинник, и бегу к матери, – сказал парень.
– Не надо торговаться со мной, я сама цену не устанавливаю. Снимай, и я пошла.
Парень прямо при ней стащил джинсы и вернул молодой женщине, понимая, что она с кем-то связана тесными деловыми отношениями, и отступился от неё.
– А что же ты не убираешь квартиру? – поинтересовалась она, уходя от него. Парень провожал к двери.
– Ничего, подруга придёт – заставлю.
