Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Джордж Калт, помощник Офицера национальной разведки по СССР, читал сообщение Пола Штейнмеца, хотя это было не обязательно – он уже выучил его наизусть. Сам Офицер присоединялся к мнению многих уважаемых людей, что полковник Калт давно уже созрел для более масштабной деятельности, поэтому безоговорочно доверял оценкам своего помощника.

Через неделю заседание Совета по разведке. Надо ли было докладывать о донесении Штейнмеца директору? Если да, то что он может порекомендовать? Насколько достоверна информация от Пола?

Калт изучал Советский Союз и дореволюционную Россию в колледже и университете, в редкие свободные минуты любил читать Толстого и составил себе представление об усредненной «русской душе».

Именно эта оценка «души» русских – любящих выпить, ленивых, но чрезвычайно изобретательных; вспыльчивых, но отходчивых, сердечных и широких, то есть довольно симпатичных в среднем – категорически противоречила информации из Москвы. Русские просто не могли решиться на столь отчаянные действия.

Но источник, неизвестный Джорджу, как правило, никогда не ошибался. Насколько он прав сейчас?

Джордж бродил мыслями по кругу, еще и еще раз вглядываясь в текст сообщения. Решение не приходило.

Раз так, то надо было спросить совета. У кого?

Есть еще один Офицер национальной разведки – по науке и технике. Пусть и он подумает.

Калт пощелкал кнопками на панели телефона.

– Ларри, привет! Это Джордж. У меня тут маленькая проблема. Русские придумали штуку – как закончить историю человечества. Ты бы не был так добр посмотреть записку из Москвы?

Профессор Лоуренс Болдуин принимал экзамены в родном университете на Западном побережье, он работал там по совместительству – восемь часов в месяц. Это было совершенно безвыгодно – он тратил больше денег на перелеты из Вашингтона, но помогало поддерживать форму и квалификацию физика.

Умная аппаратура автоматически соединила его с Лэнгли.

– Привет, Джордж! С удовольствем, это будет интересно! Я сегодня ночью вылетаю в Вашингтон, так что завтра присылай материалы. Лучше на английском, по-русски я читаю с трудом. Буду ждать!

Старая Площадь, декабрь

Начальник Генштаба Сергей Федорович Вахромеев – худощавый невысокого роста в маршальском мундире и со звездой Героя над внушительной орденской колодкой – заканчивал свое сообщение.

– Товарищи, вы понимаете, что изложенная ситуация кардинально меняет наши взгляды на оперативную обстановку на европейском ТВД, количество наших решений сужается. Вариантов два. Первый – традиционный и опробованный веками – разведка, оценка обстановки и решение об ответном ударе. Но как вы только что видели, есть серьезный риск проиграть сражение и войну. Второй – возложить эти действия на электронную технику – подобно тому, как выстрел с надводных кораблей уже полвека производят автоматы. Но я не представляю себе, как электронные мозги решают за командира.

Однако, на всякий случай, система непрерывного спутникового наблюдения и целеуказания в реальном времени мной введена в действие. Останется одно – когда и как должно приниматься решение о ее связи с системой запуска ракет. Спасибо за ваше внимание.

Маршал, прямой как флагшток, твердым шагом сошел с трибуны у доски и сел на свое место. Он как военный выполнил свою задачу. Дело за политиками.

В.И.Ленин с традиционного портрета на стене смотрел на шестерых немолодых людей, сидящих за зеленым столом в форме буквы «Т». Они должны были принять решение здесь и сейчас, и именно эти решения приведут в действие государственную машину.

Но люди молчали. По-видимому впечатление от сказанного было слишком сильным.

– Давайте перейдем к обсуждению. Молчать можно долго, понимаю, сам в больницу попал после доклада Сергея Федоровича – Сатинов, сидящий во главе стола, нарушил тишину.

– Вопрос первый – можно ли пойти на риск оставить все как есть? Пусть в Европе все идет как идет!

В зале наступила тишина, Дмитрий Федорович ждал хоть каких-то слов, но кроме качания голов не дождался ничего.

Эффект ожидаемый.

– Посмотрим, – подумал он, – что позитивного они могут предложить? Чтобы отрицать, большого ума не надо.

– Хорошо, второй вопрос. Можно ли пойти на риск автоматического начала войны в Европе? Сергей Федорович?

– Нет.

– Евгений Максимович?

– Нет!

– Георгий Аркадьевич?

– Нет.

– Андрей Андреевич?

– Нет

– Леонид Васильевич?

Смирницкий привычно растянул губы в своей неотразимой улыбке. На душе скребли кошки. Оба решения были плохими. По разным причинам.

– Я считаю, что это тоже не выход.

– Спасибо, – подытожил Сатинов. – Но если плохо так и так, то что же делать?

В.И.Ленин продолжал смотреть со стены на собравшихся.

В тишине раздался голос Симакова. Низкий голос прогудел:

– Если джентльмены не могут победить по правилам, то они меняют правила.

– Верно. Надо изменить саму ситуацию, – опять улыбаясь, произнес Смирницкий, на сей раз улыбка была искренней. – Будем менять.

– Но как? – Пеликанов, молчавший до сих пор, подал голос.

– Все просто, – продолжил Симаков. – При одном сценарии проигрывам мы, при другом – они. Нам может кто-нибудь помешать действовать по второму пути, не считая нас самих? Нет. Приемлем этот вариант для американцев – нет. А первый неприемлем для нас. Так надо убедить НАТОвцев в нашей силе и решимости играть по второму варианту. Не нравится – пусть снимают «Першинги» и крылатые ракеты из Европы.

– А мы?

– Мы – тоже. Передвигаем за Урал.

– Почему? Столько лет разворачивали группировку и все напрасно?

– Да, но что в ней толку сейчас? Американцы разработали сценарий европейской войны, мы – сценарий нашего ответа, но роль «Пионеров» в обоих не столь существенна. А раздражение европейцев сильно на руку Штатам! – Батов повысил голос. Предложим вместо «нулевого» варианта какой-нибудь наш – два или три нуля, НАТОвские крылатые ракеты – главная головная боль, а наши «Пионеры» в Европе ничего не решают, только являются мишенью для их ракет.

– Зато на Дальнем Востоке их роль существенно выше! – Вахромеев не мог не вмешаться.

– Это так, – раздался голос Трепачева. – Но нам, на мой взгляд, не стоит настраиваться на достижение военного превосходства в результате возможных переговоров – противная сторона это сразу почувствует. Вот если все пойдет криво, тогда конечно – ракеты на Чукотке – наш козырь. Но временный – пока они не придумают чего-то еще.

– Ну и что, если придумают? – возмутился Дмитрий Федорович, – мы что, слабее, что ли?

– Дмитрий Федорович, – продолжил Трепачев, – я этого не говорил. Но сами знаете, что происходит. Прошлый год окончился для страны с нулем, этот – восемьдесят четвертый – мы сводим с убытком, а в восемьдесят пятом? Надеемся на лучшее, но кто знает? Короче, мое мнение – надо снижать уровень противостояния и подавать ясный сигнал об этом НАТОвским лидерам.

Все это время Сатинов боролся с желанием немедленно осадить не в меру разговорившегося оратора. Подумаешь, механизатор из Ставрополья, комсомолец-передовик, секретарь обкома, занесся, как Членом Политбюро назначили! Таких после войны отправляли лес валить, а то и контролировать снизу процесс роста картошки. Уже был такой в сороковые годы, Вознесенский по фамилии. Как это так? Страна во всем себе отказывала, сковала ядерный щит, ракет наделала, а сейчас все под топор???

– Я не могу согласиться с этим мнением. Но послушаем других товарищей, – слова вырывались из крепко сжатого рта.

– Вопрос будем выносить на Политбюро, – примирительно заметил Трепачев, – в конце концов, кроме нас троих есть еще шестеро, обсудим, примем решение, будем выполнять.

Осторожный Симаков внимательно следил за развитием дискуссии. Он, профессиональный востоковед, историк и разведчик , лучше других понимал, что настоящие вилы для страны –Афганистан. И дело даже не в четырех миллиардах долларов, ежегодно выбрасываемых на ветер. Восемьдесят тысяч возвращающихся с войны людей, привыкших убивать и видевших всю бесполезность своих жертв – вот это действительно угроза! По сравнению с нею какие-то ракеты в Европе, которые, скорее всего, никогда не будут пущены в ход – трепет младших школьников, клацая зубами читающих под одеялом «Страшную месть» Гоголя. Солдаты-афганцы и те, кто упорно поддерживает эту войну здесь, в Москве – вот тот взрывчатый материал, который может смести строй, кажущийся сейчас вечным! Солдатам надо оказывать любую помощь, о них надо заботиться, прославлять в газетах, ничего для них не жалеть, раз уж так получилось, а некоторых генералов в «Арбатском военном округе» и партийных чиновников хорошо бы поставить на место, желательно в Коми АССР. Но бесполезно говорить об Афгане человеку, настоявшему на вводе войск. Посмотрим, что будет дальше.

Георгий Аркадьевич Батов пытался заранее понять, какова будет реакция американцев на новую позицию СССР. Он привык думать на много ходов вперед и не дожидаться, когда партийные вожди дадут ему команду подготовить свои соображения за два часа – таковое случалось. Конечно, многое будет зависеть от новых руководителей страны. А если таковым будет Сатинов? Батов поежился от этой мысли, представив себе за одним столом Дмитрия Федоровича напротив…. Кого? Вероятнее всего, вице-президента Джорджа Бушмана! Осторожный и опытный, пришел из ЦРУ, в общем, вариант неплохой. Да. Скорее всего, он. И это важно для выработки линии на переговорах. А идея насчет передислокации ракет за Урал, может быть, и неплоха, хотя с Чукоткой – явный перебор.

Сергей Федорович Вахромеев, услышав о выводе «Пионеров» из Европейской части страны, моментально прикинул последствия. Нельзя сказать, чтобы они были бы какими-то особенно тяжелыми. Скорее наоборот – дальность вполне позволяла дислоцировать их вне досягаемости НАТОвских ракет, да и управление будет проще.Трепачев, похоже, соображает!

Однако молчание вдруг нарушилось самым неожиданным для Сатинова образом. В тишине громом с ясного неба прозвучали слова Смирницкого

– Михаил Сергеевич прав. Надо делать именно так. Количество развернутых вооружений должно быть решительно снижено – как всегда, Леонид Васильевич улыбался. – На взаимной, конечно, основе.

Дмитрий Федорович почувствовал себя так, как будто на стол упал потолок. От зампредсовмина, занимающегося обороной страны, слов о сокращении вооружений можно было ожидать с той же вероятностью, что от черта – причастия. И это – его, Сатинова, выдвиженец! Какая муха его укусила??

Он не успел задать вопрос, слова замерли на губах.

– Мы должны выбирать – либо та великая армия, какая есть сейчас, либо новые идеи и разработки. Насколько хватит нынешнего потенциала, как вы считаете, Сергей Федорович? – продолжил Смирницкий.

– Мы впереди лет на пять, – отозвался Вахромеев.

– Ну вот, всего пять лет. Чтобы сохранять лидерство, надо вести новые исследования в том же темпе, как и раньше, Дмитрий Федорович, вы это знаете лучше меня.

– Не понимаю, к чему этот разговор, – буркнул раздраженный Сатинов. – Давай ближе к делу, времени мало.

– В стране больше нечего тратить. Мы не можем увеличивать бюджет на оборону, сегмент противокосмической обороны – настоящей «контр-СОИ» требует огромных средств, завершение начатых НИР и ОКР – тоже, все идет с удорожанием и отставанием по срокам. Правительство и так будет вынуждено вернуться к опыту послевоенных лет – займам, потому что мы уже, по сути, живем в долг, общественность этого не видит, но это ведь так! Михаил Сергеевич сказал об этом чуть раньше. Так что, товарищи, нам надо посмотреть правде в глаза и принять взвешенные решения. Я как Заместитель председателя Совета Министров ответственно заявляю – на оборонные НИР денег уже нет. Только на ОКР и завершение того, что уже начато. Мое мнение – убедить американцев в нашей решимости пойти на тот второй вариант – операцию по срыву вторжения с помощью автоматов. Тогда без ущерба для нашей обороноспособности будет вполне возможно сократить уровень вооружений в Европе, со всеми вытекающими.– Смирницкий пристукнул карандашом по столу. Существующая военная структура, как мы убедились, не дает гарантий победы, надо ее решительно сокращать, только тогда найдутся средства на НИР и модернизацию. Как говорила Алиса о Зазеркалье, «В этой стране, чтобы оставаться на месте, надо очень быстро бежать».

Дмитрий Федорович внезапно почувствовал какую-то усталость, наваливающуюся изнутри. Начал болеть затылок.

– С вами все в порядке? – раздался тихий голос

Сатинов не обратил внимание на вопрос Симакова, в его голове вновь и вновь всплывали безжалостные как смертный приговор слова Смирницкого. Значит, все? Жизнь подошла к концу?

Это было похоже на ощущения десятилетней давности, когда он, человек, привыкший многие годы быть молодым, здоровым и полным сил, вдруг впервые в жизни не смог поднять за утренней зарядкой привычную пудовую гирю; изумился, посмотрел в зеркало – батюшки, голова-то вся уже седая!

Страна может жить только при сильной армии – всю свою жизнь Сатинов потратил на то, чтобы построить лучшую в мире армию, мощная армия должна была опираться на самую сильную в мире военную промышленность и науку. И артиллерия, и подводные крейсера, и ракеты –это были плоды и его усилий, в конце концов, только на его парадном кителе кроме трех Звезд красовалось одиннадцать орденов Ленина.

И теперь все. Страна пришла к старости.

Неужели конец?

Вокруг были какие-то голоса, он вернулся к реальности, выяснилось,что он лежит на кожаном диване в этом же зале, остальные стояли вокруг.

– Дмитрий Федорович, я вызвал врачей, сейчас они приедут, – раздался чей-то голос.

Сатинов стряхнул с себя усталость и оцепенение; по правде говоря, ему было все равно, что происходит и вокруг и с ним самим. Но надо было бороться, это говорил ему какой-то голос, но все происходило так, будто он наблюдает действо со стороны – он лежит, дверь открывается, входит человек в белом халате....

Изображение в глазах стало резче.

Врач опустил рукав кителя.

– Сейчас станет легче, и мы вас отвезем в стационар.

Сатинов встрепенулся, со стороны это движение, кажущееся ему мощным и энергичным, выглядело как слабый кивок головой.

–Нет, не сейчас. Товарищи, продолжим. Еще высказывания?

– Я поддерживаю мнение товарищей Трепачева и Смирницкого, – проговорил Симаков.

– Свою точку зрения я уже высказал, – отозвался Батов.

– Простите, товарищи, за выступление не по повестке, но есть срочный вопрос. Нам надо выявить агента, работающего в руководстве, поскольку он является источником утечки наших решений. Я говорю и о РадиоНИИ, и о ком-то из оборонной науки, даже организация нам неизвестна. Мне нужна ваша санкция на проведение мероприятия, предложенного нашими контрразведчиками – Виктор Михайлович, как всегда, очень медленно и подробно стал излагать идею месячной давности.

–Я считаю предложение очень своевременным, к тому же, это и есть самый удобный и надежный способ довести до противника наши сегодняшние решения, – Олег Дмитриевич Пеликанов поднялся со своего места. – Но не забывайте о СОИ! Американцы должны быть уверены в бессмысленности своих усилий в этом направлении. Было бы хорошо, чтобы они вообще свернули это дело, пока не докопались до чего-либо для нас неожиданного. Им надо дать это понять. Лучше всего – используя эту оказию. Собрать надо чисто научное и формальное мероприятие – ученый совет или что-то такое. Вот и посмотрим, кто проявится и что решит противник.

Сатинов сел на диване.

– Сергей Федорович, все-таки, есть ли альтернатива вариантам, которые ты только что излагал?

– Есть, но очень громоздкий и малоосуществимый. Надо почти полностью реорганизовать структуру управления войсками, сломать существующую систему взаимодействия, переучить офицеров, внедрить новые технические средства. В общем, задача на пятилетку.

Дмитрий Федорович Сатинов глубоко задумался. Он не привык идти по течению и перекладывать решения на других.

С трудом он встал с дивана и занял председательское место.

– Предлагаю следующее решение.

В сложившейся обстановке принять за основу самые последние предложения Вахромеева. Генштабу подготовить свои соображения к январю следующего года.

Как вариант для потенциального противника будем рассматривать упреждающий удар по ракетам противника в момент развертывания в автоматическом режиме. Эту директиву будем доводить до высшего командного состава на декабрьском совещании. Я сам это сделаю.

По поводу американских ракет – в следующем месяце намечается визит по программе парламентских делегаций под руководством Трепачева в Великобританию, предлагаю подготовить наши предложения для госпожи Тэтчер.

План операции, предложенный Комитетом, предлагаю одобрить.

Вопросы, предложения? Нет? Спасибо. – Сатинов откинулся на спинку стула.

Двое мужчин в белых халатах аккуратно подняли маршала, посадили в кресло на колесиках, повезли.

Маклин, штат Вирджиния, в это же время

Профессор Лоуренс Болдуин наслаждался первой за день чашкой настоящего кофе (он от души ненавидел продукт, который выдавала заправляемая казенными пакетами кофеварка в его кабинете). Маленькими глотками он как будто вбирал в себя дух знойной аравийской пустыни, что особенно контрастировало с видом из окна кафетерия – косым дождем и листопадом. Декабрь в Вирджинии был не лучшим временем года.

Джордж Калт, сидевший напротив, терпеливо ждал, когда собеседник переживет впечатление от первого глотка. Он заранее настроился на неторопливую беседу – Ларри слыл чудаком, но его суждения были, как правило, чрезвычайно ценными.

Болдуин поднял глаза на собеседника.

– Джордж, погоди, я понимаю твое нетерпение, просто хочу лучше сформулировать ответ, он не столь однозначен. Если же быть на формальной позиции, то отвечаю – все то, что написано в этой бумаге, технически вполне возможно. Я тут попросил кое-что прикинуть ребят из Альбукерка, так они говорят, что проблемы только во времени – за год-полтора они смогли бы сделать примерно то же самое, но, конечно, с куда более скромным результатами – Советский Союз больше в три с половиной раза. чем Штаты со всеми вытекающими…. Центральный вопрос – нужно ли это нам? Представляешь, русской армии нет, правительства тоже, и этот их монстр наносит удар по нам, кое-что из наших ракет, может быть, остается, и мы – по ним??? Для чего?? Ведь все уже умерли, машины воюют между собой. Ха-ха-ха.

Калт вздрогнул. Юмор Ларри был чернее черного.

– Конечно, не хотелось бы даже думать, – продолжил Болдуин, – что нам придется заниматься такими штуками, но единственный шанс на какое-то противодействие русским – как-то найти настоящую техдокументацию, тогда посмотрим, что наши могут предложить.

Москва, Ленинградский вокзал, через неделю

Пол Штейнмец вышел из метро. Близилась полночь.

Мела поземка, пронизывающий ветер забрасывал снег в каждую щель, у здания вокзала и у таможни напротив уже образовывались небольшие сугробики. Русская зима брала свое – температура упала, пришел снежный циклон с Балтики, поверить в то, что он неделю назад ловил рыбу на живца, было невозможно.

Пол спустился вниз, лавируя среди каких-то неопрятных личностей, внимательно осматривал стойки автоматических камер хранения. Он искал зеленый огонек в однообразных рядах серых металлических ящиков. Пол был уверен – найдет, ведь именно сейчас отправлялись самые удобные поезда в Ленинград, приезжие будут забирать оставленный багаж.

Наконец, есть.

Пол повернулся ко входу в отсек, незаметным движением вытащил сверток из саквояжа, положил в ячейку, вставил пятнадцатикопеечную монету в щель автомата, смешал шифр на дверце, закрыл сакояж и заклопнул ячейку. Дело было сделано.

Насвистывая, Пол шел к платформе.

– Поезд номер два «Красная Стрела» будет оправляться с пятого пути , – известил металлический голос сверху.

На нем должен был уехать он сам. Но не сразу.

Пол подошел к будке телефона-автомата, бросил двухкопеечную монету, тщательно закрыв стеклянную дверь спиной набрал номер.

– Г-385. Понятно?

– Ошиблись номером, – послышалось в трубке.

Пол бросил еще одну монету, набрал «100», выслушал ответ механической женщины «московское время двадцать три часа сорок пять минут».

Вот теперь действительно можно было выдвигаться на перрон.

Площадь Дзержинского, в это же время

В кабинете на Площади Дзержинского раздался телефонный звонок.

– Штейнмец заходил в помещение камер хранения на Ленинградском вокзале.

– Оставил что-нибудь?

– Не знаю, с саквояжем зашел и с саквояжем вышел.

– А свободные ячейки были?

– Не знаю точно, товарищ полковник, наверное, были, иначе бы не заходил.

– А почему не знаете?

– Все было быстро, а Штейнмец – стреляный воробей, его так просто не поймать.

– В общем, растяпы. То ли что-то взял, то ли оставил – неизвестно?

– Да, – тихий голос запинался. – Товарищ полковник, он после этого позвонил по телефону.

– Уже лучше! – явная радость в голосе. – Куда?

– Не удалось выяснить… – ответили с замешательством…

– А почему? Достаточно ведь было бы позвонить, и на АТС бы быстро определили последний набранный номер!

– То-то и дело, последний набранный номер был 100! Он хитрый…

– Ладно, – после молчания произнес полковник. – Слушай мое решение. Надо немедленно установить камеру наблюдения. Вещи в ячейке камеры хранения хранятся два дня? – Так вот. Будем записывать всех, кто вошел в этот отсек и искать похожих. Ничего другого я не вижу.

Институт Измерительных приборов, через восемь дней

Валерий Рогатин краем уха слушал выступление неизвестного ему подполковника и тихо ругался матерными словами. У него были другие дела – он должен был договориться о заезде в институтский гараж. А что касается предмета – Валерию это было неинтересно. Уровень докладчика был предсказуемым, но объем работы и защищаемая концепция поражала своим объемом.

Рогатин, невнимательный и разбросанный, никогда бы не позволил себе нарисовать такие плакаты. На них было все – и ракетное нападение Штатов, и наши системы противодействия и варианты их применения.

Валерий не поверил своим ушам, когда военный с артиллерийскими петлицами провозгласил в качестве одного из предметов своей защиты вариант автоматического начала военных действий. Как так? Он-то хорошо знал, что автором этой идеи является Андрей Благоволин, кстати, как он сейчас? А «мертвая рука»?

Докладчик закончил.

– Вопросы?

…

Александр Иванович Дуров сидел на последнем ряду и изредка взвешивал портфель – там лежал аппарат, он не рисковал оставлять его в автомобиле; сам вид этого чуда техники доставлял удовольствие. Зал был почти полным, он лично зарегистрировал всех и делать ему было решительно нечего. Он только не понимал – зачем его начальник Петр Петрович обязал лично его проводить это совещание, что, людей в Первом отделе мало?

Нижние Мнёвники, вечером того же дня

Мела поземка. Шлагбаум медленно поднялся.

День прошел полезно – о радикальном усовершенствовании системы зажигания Валерий договорился, завтра с утра предстоял визит на институтскую автобазу. Повернул налево и … прямо перед радиатором возник Андрей Благоволин, в шинели и шапке. Легок на помине! Кстати, можно выяснить, откуда взялся незнакомый подполковник с материалом, повторяющим речь Андрея полугодовой давности. О чем Валерий и немедленно осведомился.

Андрей явно спешил.

– Валера, я, собственно, тебя здесь дожидаюсь. Мало времени, а сделать нужно много. Дело в том, что меня переводят на новое место службы. Не перебивай, слушай. Автомобиль мне там не понадобится. Кроме того, жена – Виктория, ты ее видел пару раз – с детьми остается в Москве, во всяком случае, пока, это не меньше, чем на год-два.

Помнишь, я просил твои паспортные данные? Пригодились. Вот ключ от гаража, ключ от машины и от противоугонки, доверенность на тебя на три года и пропуск на мой бокс . Сторожей я предупредил. Валера, сам понимаешь, если Вика будет звонить…

– Андрей, не вопрос, помогу всем, чем могу. Еще чем-то могу посодействовать, например, отвезти тебя на аэродром, или как?

– Валера, спасибо заранее, есть солдаты, а самолет через три часа. УАЗик около ворот видел? Так это за мной. Ну, будь здоров! Время бежит!

Район Курского вокзала, вечером того же дня

Время бежало, Адольф Георгиевич Толмачев делал вид, что погружен в работу.

То, что он собирался сделать было уже полной изменой – надо было переснять проектные материалы. Микрофотокамеру он незаметно, как ему казалось, взял в воскресенье в камере хранения Ленинградского вокзала.

Сотрудники наконец ушли.

Толмачев закрыл дверь на ключ, положил лист документа под настольную лампу, достал камеру, не глядя вставил ее в самодельный проволочный штатив, прикрепленный к лампе, сделал первый снимок. Перевернул лист.