
Полная версия:
Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло
Михаил Сергеевич не мог поверить в это. Такой шанс выпадает не каждому и не в каждой жизни. Высший пост в государстве, контролирующем полмира! Двести шестьдесят миллионов человек под началом! Власть совершенно необозримая. И с некоторых пор он к этому стремился. Он видел проблемы, старался их решать по мере сил, а когда сил стало больше, вроде бы и получаться стало лучше. Он всегда был уверен, что должен совершить в жизни что-то великое, и вот шанс на это. Страна в тупике, ему надо вывести ее обратно – на широкую дорогу.
Сейчас или никогда.
Его путь в Политбюро был прямым и быстрым – как взлет ракеты. Михаил Сергеевич просто родился общественным деятелем. Ему нравилось работать с людьми, он не боялся их слушать, отвечать на неприятные вопросы, помогать, спорить, добиваться правды, как он ее понимал, и, в общем, люди отвечали взаимностью – общее мнение о нем было очень высоким. Трепачев быстро преодолевал ступень за ступенью, решающий шаг был сделан в момент, когда Михаил Сергеевич попался на глаза Юрию Владимировичу, тот оценил ум и гибкость молодого руководителя и сделал его одним из своих доверенных лиц. Первым секретом успеха Михаила Сергеевича была принципиальность, неизменная доброжелательность и человеческое чутье – он обладал редкой неконфликтностью и был желанным арбитром в спорных ситуациях. Вторым же секретом был врожденный дар убеждения, Трепачев был прекрасным оратором, постоянно совершенствующимся в своем искусстве. Третьим, самым малоизвестным и тщательно скрываемым секретом, была его любовь и необыкновенная привязанность к избранной спутнице жизни. От нее у Михаила Сергеевича не было тайн, в свою очередь, умная и образованная Раиса Максимовна понимала любовь и свой долг перед мужем как необходимость сделать все возможное для любимого человека, и не беда, что предлагамое ею лекарство будет горьким. Она была по сути единственным беспощадным критиком мужа, что давало ему драгоценную подготовку к публичным выступлениям.
Немудрено, что на публике Михаил Сергеевич был очень успешным, и настоящих врагов не имел.
Но Трепачев не заблуждался на сей счет. Все было хорошо до тех пор, пока «пирог» власти был большим. Сейчас он сузился до одного самого большого куска. Нужен ли ему этот кусок? Ведь того, что есть, уже более, чем достаточно!
Ситуация была удивительной. Ну не могло быть так, что он, самый молодой из Политбюро, всерьез рассматривался как руководитель государства. А как Гришанин и Романовский – хозяева Москвы и Ленинграда, или Вербицкий, которого сам Брежнев считал преемником? Что, они сами были бы не против порулить в пиджаке со звездами, тем более, что они-то были у себя первыми лицами, и имели опыт руководства? Почета – сколько угодно, ответственности – никакой, почему нет? Все трое будут против, и каждый по отдельности сильнее, чем он – самый молодой член Политбюро.
Горемыко, тот, наверняка, будет «за» – Трепачев хорошо знал, что он очень хотел бы стать формальным Главой Государства – как Президент США – без партийных обязанностей. Махмедалиев и Кунаков не дружат с тремя предыдущими, поэтому, наверное, будут «За». Итак, три-три, а если считать престарелого Тихонина, с которым он постоянно конфликтовал на Политбюро, то даже 4:3. Но Тихонин болел.
Почему же «большая тройка» не уломает остальных? Между собой договориться не могут? Тоже возможно, Пиночет в Чили начинал как первый по очереди в триумвирате, и где тот триумвират? Правильно, в лагере – на второй день после переворота, второй и третий в таком деле лишние. А где «железный Шурик», приведший к власти Брежнева? То-то, если кто-то оказался хоть на минуту за бортом, остается там навсегда.
С другой стороны, Михаил Сергеевич знал за собой необычайную везучесть. Никаким усердием достичь членства в Политбюро к пятидесяти годам было нельзя, к способностям и трудолюбию нужна была улыбка Фортуны.
Может быть, она и в этот раз улыбается ему??? Не может не улыбнуться – он же знает, как лучше и в силах этого лучшего достичь.
Да. проблем много. Первая, как он считал – общественное согласие. Надо, чтобы люди почувствовали другую атмосферу, тогда и работа начнется, и все поддержат.
Вторая – экономика. Но ведь все зависит от людей! Какие люди, такая и экономика. Нужно построить реальный – ленинский – социализм, а не нынешнюю карикатуру на него. Больше социализма – лучше жизнь.
Третья – Афганистан. С этим будет покончено! Но здесь – непочатый край работы, слишком много людей на всех уровнях делают там деньги, распоряжения просто уходят в песок. Но надо работать. и все получится.
Четвертая – «холодная война». Для страны удовольствие непозволительно дорогое.
Главное, конечно, мир. В этом-то Михаил Сергеевич не сомневался. Он хорошо помнил 62-й год, общую панику, Карибский кризис и чувство полной обреченности, которое охватило народ при известии о начале ядерных испытаний в атмосфере. Все ждали, что вот-вот начнется, тогда – конец.
Никогда больше. Если он будет у власти, этого не повторится ни при каких обстоятельствах. И есть железный аргумент, против которого возразить никто не в силах – войну в Европе выиграть невозможно.
Развязав один узел, можно браться за другие. Схема простая. Разъяснить всем, что больше так продолжаться не может, получить общественную поддержку подтянуть дисциплину как Андронов, прищучить вождей – и будет толк для него и для страны. А экономика – да это же просто! Договоримся с Западом, можно будет сократить потребность и в вооружениях, вот и будет меньше трат..
Пора. Заседание Политбюро начнется через несколько минут.
Михаил Сергеевич шел на него, еще более уверившись в своей правоте. Для него, общественного деятеля по призванию, эта убежденность была реальной материальной силой.
В это самое время грузный человек лет шестидесяти вышел из лифта, ведущего на пятый этаж. Он только что примчался из Ленинграда на заседание Политбюро.
По дороге он уже перекинулся парой слов с Андреем Андреевичем Горемыко, теперь надо было решать окончательно.
Конечно, стать руководителем мировой державы – вещь крайне заманчивая. Но фамилия…. Навевает ассоциации с династией, правившей Россией триста лет. И опять они же? Запад смеяться будет.
Памятный эпизод с придуманной несколько лет назад свадьбой дочери в Эрмитаже. Брежнев стал относиться с подозрением. Но у людей долгая память, напомнят много раз, ведь до сих пор не отмылся!
Но по большому счету, и черт бы с ними. Плохо другое.
Страна в тупике. Единственный выход – срочно сокращать оборонные расходы. В Питере это 85% производства.
А что делать с людьми?
Любая конверсия производства потребует огромных изменений во всем всесоюзном механизме – запасов производительных сил нет, сплошное разделение труда. Реально это года три-четыре. Что будут делать рабочие в это время? Чем и за что платить зарплату?
Тогда, много лет назад, он читал «Записку» для Политбюро. В нынешнем 85-м начнут проедаться стратегические запасы. Закончится все через два года. Трех-четырех лет в запасе нет.
Как бы и не хотелось ввысь, но….
Так пусть молодой Трепачев и отвечает за все, если так хочет.
Московский руководитель Гришанин был уже там. Коллеги встретились с улыбкой, горькой и понимающей. Сегодня – сейчас! – у обоих самых заслуженных партийных руководителей исчезнет единственный шанс стать лидером мировой державы.
Ну и пусть. Зато неизбежный народный гнев тоже обрушится на кого-то другого. Флаг ему в руки, барабан на шею (и паровоз навстречу, скорее всего….).
В это самое время черная «Волга» катила к центру города по Профсоюзной улице. Ее пассажир направлялся на экстренный Пленум ЦК, который должен был состояться в эту ночь и выбрать нового руководителя страны.
И по должности, и по складу характера человек в «Волге» систематически анализировал политическую ситуацию «в верхах». Получалось, что в ближайшие часы выбор будет сделан между двумя людьми.
Первый – Романовский, руководитель Ленинграда. Жесткий и властный, пришел с производства, держит руку на пульсе. Пробовался на Первого после Брежнева. Но кто-то вовремя пустил слух о свадьбе дочери в Эрмитаже, и Брежнев стал относиться к Романовскому с подозрением. Григорий Васильевич – сильный лидер, не боится крутых решений.
С другой стороны – слишком уж долго был на «Олимпе». Скорее всего, надоел, примелькался. Но как знать?
Гришанин – хозяин Москвы, профессиональный партийный руководитель, но из списка вычеркивается – московские князья хорошо жили при любом царе. Приключений на свою (шею) искать не будет, да и годы немалые.
Горемыко Андрей Андреевич. Несомненно, самый опытный и искушенный. Был бы хорошо воспринят и в стране, и на Западе. Но слишком опытный и здравомыслящий, отличная память, далеко смотрит. И поэтому не пойдет, лавров не сыщешь, а голову можно и свернуть.
Так что вторым кандидатом надо считать того, кто больше всех хочет – Трепачев Михаил Сергеевич. Всем хорош. Прекрасный оратор. Образованный. Растет быстро и по прямой – из комсомольцев в члены Политбюро. Жена-красавица и умница.
Единственный, но крупный недостаток – не штабной работник. Идеолог и агитатор. Не умеет и не любит тщательной и методичной работы с измеримым результатом.
Но первое лицо в централизованной социалистической системе обязано лично принимать прямые исполнительские решения, направленные на реализацию поставленной перед обществом цели!
После гражданской войны первой целью была индустриализация перед лицом враждебного окружения, и задача была решена. Следующей целью была Победа, и флаг над Рейхстагом подтвердил эффективность Системы. В конце сороковых была поставлена новая цель – возрождение народного хозяйства, первый спутник и доказал мощь возрожденной страны. Хрущев решил передохнуть, и объявил новую цель – построение коммунизма (что это такое, никто, правда, не знал, но слово было хорошее; естественно, что неведомый коммунизм по мере приближения удалялся).
Где сейчас цель мобилизационной экономики? По факту, реальная сверхзадача уйдет в ближайший год – военное противостояние себя исчерпало. Но система ведь была настроена для решения четко поставленной проблемы. И с самой военной угрозой ведь тоже все не просто – она была цементирующей общество силой, исчезнет она – чем объединить общество? А Военно-промышленный комплекс? Это же было не декларируемые двадцать процентов расходов госбюджета, а шестьдесят процентов занятости.
Может ли Трепачев оценить глубину пропасти, в которую страна уже падала? Не факт. Конечно, документ комиссии академика Колбасова он читал, но скорее всего, с пятого на десятое, было множество других неотложных дел. И вообще, с точки зрения партийного руководителя, мало ли что эти ученые могут написать!
Парадокс, но в идеальном раскладе Трепачев Михаил Сергеевич в качестве руководителя страны и партии был бы наилучшим вариантом. Но!… При одном условии – если возьмется за реализацию той программы, которую он, Евгений Симаков, вместе с коллективом разрабатывал шесть лет назад. Трепачевская энергия, ораторское искусство, доброжелательность и неконфликтность позволили бы без сильных потрясений убедить коммунистов в необходимости поворота в экономике и общественных отношениях. Это был бы новый идеологический якорь – вместо перманентной угрозы. А реформа довольно быстро позволит накормить страну и оттянуть лавину спрятанных у населения денег. Да, будет большая прослойка недовольных, но большинство людей почувствует улучшение сразу. А остальное можно решать в рабочем порядке. Угроза – номенклатура потеряет господствующее положение, но для ее парирования и нужно обращение к ряжовым коммунистам.
Но для этого сам Трепачев должен быть уверен в абсолютной необходимости такого крутого поворота – условие необходимое. Достаточное – опора в верхних эшелонах власти. Ни того, ни другого у Михаила Сергеевича нет. Он стремится на вершину. Но сознает ли он, что, победив, не получит ничего?
А Виктору Петровичу Спасскому, в лихорадочном темпе отдающему распоряжения по организации Пленума, было вообще все «по барабану». Людей с его уровнем знаний и возможностей не выгонит ни один генсек, как бы его не звали.
Москва, 13 марта
Вице-президент США Джордж Бушман протянул кожаную папку новому Генеральному Секретарю ЦК КПСС М.С.Трепачеву
– Господин Трепачев, Президент и Правительство Соединенных Штатов Америки выражает глубокое соболезнование народу СССР с постигшей его тяжелой утратой. Одновременно с этим мы хотели бы поздравить вас с назначением на пост руководителя страны. Соединенные Штаты и я лично желаем вам успехов на этом высоком посту. Хочется верить, что с Вашим назначением отношения между нашими народами изменятся к лучшему, я лично искренне на это надеюсь. Для ускорения этого процесса приглашаю вас от имени Президента Рейдена посетить Соединенные Штаты Америки в удобное время.
– Господин вице-президент, мы признательны за слова соболезнования, что касается отношений между нашими странами, то мы головы к диалогу. Предлагаю согласовать дальнейшие действия по обычным дипломатическим каналам.
Американец слушал перевод, внимательно вглядываясь в лицо собеседника. Бывший военный летчик привык доверять интуиции, она не раз спасала ему жизнь.
И сейчас он видел перед собою человека, истинно воодушевленного открывающимися перед ним возможностями. Наверное, именно поэтому он так много говорит. И почему не только о СССР и США, но и обо всем мире?
Ничего. Войдет в курс дела, станет более реалистичным.
1985: «Новое мышление»
Москва, через десять дней
Начальник Генштаба Маршал Советского Союза Сергей Федорович Вахромеев просто смотрел в стену за своим рабочим столом. В серебряном подстаканнике дымился крепчайший чай (на флоте имеющий собственное имя «адвокат»), рядом стояла большая рюмка коньяку.
Было очень поздно, тишину бульвара изредка нарушал вой троллейбуса, двигающегося от Пречистенских ворот. Маршалу по сходству места и времени на секунду показалось, что он вернулся на четыре месяца назад – читал записку подполковника Благоволина, пошел к Дмитрию Федоровичу, а потом.
Изменилось многое. Буквально три часа назад он был на приеме у нового Генерального секретаря. И, вроде бы, все было хорошо – Михаил Сергеевич был ровен, доброжелателен, старался вникнуть в суть, и по всему было видно, что действительно старается, а не делает вид. Такого начальника у руля государства маршал еще не видел, и с ним действительно можно было работать.
Что же тогда беспокоит?
Сергей Федорович отхлебнул «адвоката».
Да, пожалуй что все было хорошо, он вспоминал последние слова Генерального: «Начинаем вместе работать в непростое время. Говорю вам как коммунистам. Что я должен делать в области экономики, чтобы поправить положение, мне ясно. Знаю и куда вести дело. Область обороны для меня новая. Рассчитываю на вашу помощь».
А откуда он знает, куда вести дело? Говорил-то много, и уверенно. А что сказал конкретно?
А ничего.
Понял! Вот что настораживало – Вахромеев наконец-таки избавился от занозы в мозгу.
Можно было с чистой совестью попить чайку и приступить к делам на остаток позднего вечера – машина за ним будет примерно через час.
По-любому, у страны появился руководитель, за которого не придется краснеть на переговорах. А курс – посмотрим, возможно, и скорректируем.
Подмосковье, двумя днями раньше
Мартовское солнце село, за окном дачи Алексея Викентьевича Колбасова было черно. На душе было черно тоже – он как раз и размышлял о возможном курсе корабля, называемого «Советский Союз» и месте своей семьи на этом судне.
Колбасов был хроником по желудочной части и трезвенником (мог пропустить стаканчик, категорически противопоказанного, но горячо любимого Праздроя), но сейчас ему мучительно хотелось напиться. Только что уехал сын, и они крепко поругались.
Не в первый раз, и не в последний, дай Бог! Но сегодняшний вечер был особенным, и он оставил совершенно особое и черное впечатление. Алексей Викентьевич ощущал наступление неостановимого черного облака, оно поглощало все вокруг него; Колбасов жил как будто в двух ипостасях одновременно – на одну действовала эта черная жуть, другая копия как бы жила здесь, в этой счастливой, устроенной и благополучной действительности. Но вторая знала, что настоящая жизнь – первая, жуткая и безнадежная.
Дай Бог, чтобы он ошибался! Но нет.
Валерий…. С ним уже ничего не сделаешь. Черное облако его поглотит, и очень скоро.
Неужели ничего не поправить??? Это же сын. Сын!
Упрямства у сына не занимать. Ларошфуко недаром говорил – «Упрямство -вывеска дураков». Но Валерий же не дурак!
Но все же дурак. Ничего не понимает! И не поймет.
Отрезанный ломоть. Надо работать с внуками.
Алексей Викентьевич пил чай и вспоминал недавний конфликт.
Всего четырьмя часами раньше ничего не предвещало беды.
Валерий приехал к отцу на дачу, они посидели, поговорили; Валерий был воодушевлен сменой руководства, выглядел живым и энергичным, полным надежд.
Ту-то все и началось.
Алексей Викентьевич с высоты опыта и возраста мог оценить неправдоподобно быструю карьеру нынешнего генсека: за десять лет от какого-то партийного функционера до первого человека в стране. Конечно, Трепачев не может не отдавать себе отчет в том, что опоры в высших кругах власти у него немного. Кто – Горемыко, да и всё, кстати, хорошо бы понять, почему…. А гигантский партийный аппарат работает по принципу «сети», ячейки которой связаны между собою, и ставленник Гришанина или Романовского наверняка не будет на стороне генерального секретаря в конфликтной ситуации. Самому Трепачеву за три года в Политбюро удалось провести в руководство только двух единомышленников – Рыжикова и Лозгачева.
Чего надо ожидать? Да понятное дело, массовых чисток в верхних эшелонах власти. А кто там вместо?
Первый – Соломин, тоже Михаил Сергеевич. Классический партаппаратчик, парторг ЦК в Челябинске в военные времена. Привык действовать силой – как танк. И здесь будет расталкивать всех локтями, чтобы прорваться повыше.
Еще один персонаж – Лозгачев. Успешный руководитель из Томска, Андронов его продвигал, но, наверное, уровень всего Советского Союза для него пока велик – Егор Кузьмич привык действовать без сомнений и колебаний. Трепачев его неизбежно возвысит, хотя бы потому, что тот будучи секретарем ЦК и заместителем заведующего ключевым – организационным – отделом ЦК сумел организовать нужное голосование десять дней назад. Трепачев его и поставил в свое время для нужного решения подобных вопросов. Но что потом?
Романовского и Гришанина, несомненно, уберут. Авторитет ленинградского руководителя будет постоянной угрозой, а демонстративная поддержка Гришаниным на голосовании означала одно – хитрый Виктор Васильевич когда-нибудь потребует за это компенсации. Трепачев не столь глуп, чтобы предоставить кому бы то ни было подобную возможность.
И что же получается? Политбюро будет состоять чисто из партийных персонажей. И что они сделают?
Да ничего хорошего! Будут судорожные движения с популистским уклоном. А кто тот populus? Хорошо, если большинство народа, а если нет?
Алексей Викентьевич сам был законченным аппаратчиком, но в глубине души считал, что персонажи, подобные ему, должны быть на вторых ролях и обеспечивать лидеров.
А таковых сейчас, при жесточайшем финансовом кризисе, в нынешней высшей власти не наблюдалось.
Отец изложил сыну свои соображения, напомнив, что сам Валерий Алексеевич был одним из главных действующих лиц четыре года назад – когда был заказан прогноз развития страны. Прогноз сбывался с пугающей точностью.
– Слушай, Валерий, – в заключение сказал Алексей Викентьевич, – знаешь ли ты о том, что мы с покойными генсеком и Арвидом Яновичем Пельше при активном содействии покойного, к сожалению, Юрия Владимировича, начали конструировать фонд выживания страны? Конечно, это, во-первых, невостребованные кредиты социалистическим странам. Во-вторых, личный вклад на имя Брежнева в швейцарских банках – 10 или 11 миллиардов– я это делал сам. Снять эти деньги может только Генеральный секретарь ЦК КПСС. Но для нас это ничего не значит.
Главное – частный зарубежный фонд, изолированный от суверенитета Советского Союза. Через него уже сейчас идут приличные закупки. Со временем он станет основным средством финансирования важнейших проектов внутри страны. Когда все рухнет – а ты сам знаешь, что это будет в ближайшие два года, – он будет тем финансовым якорем, который сможет поднять Союз. Уже сейчас идет довольно большой проект, дальше будет больше и лучше.
Валерий, тебе надо возглавлять эту работу. Я уже старый. Ты молодой, способный, полный здоровья и сил. Тебе пора отвечать за себя и страну. Так что делай следующее.
Первое – срочно выходи из своей оборонной тематики. Пока ты там, даже я ничего не могу сделать – ты абсолютно невыездной. Но спустя три года ты уже сможешь рассчитывать на исключения из правил, а я помогу.
Второе – становись ближе к нашим делам. Передай текущие вопросы заместителям, уходи в народное хозяйство, в общем, будь ближе к земле. Торопись! Время не идет, оно уже бежит. Начинай завтра.
Молчание было ответом Алексею Викентьевичу. Молчание и отказ.
Сын понес немыслимую чушь насчет социализма, ответственности ученых, перспектив развития и прочее. В заключение он предложил сына – сопляка двадцати с небольшим лет – на место, которое предполагалось для него самого.
На словах: «Колбасов – это вначале я, потом ты, а твой сын – пока еще не Колбасов» – они и расстались.
Валерий был неисправим. Его идеализм прямым ходом вел его в неизвестном направлении. Отец и не ждал ничего хорошего.
Что ж, может быть, действительно, надо пристраивать к делу собственного внука? Пока на должность клерка?
Об этом надо подумать. Фонд же работает, нельзя терять времени!
Вблизи островов Сан-Томе, примерно в это же время
Фонд действительно работал успешно.
Об этом, правда, не догадывался капитан Арьян Ойтерваал, для которого появившийся в условленном месте сухогруз был неприятным сюрпризом. До этого Арьян был уверен, что незнакомый молодой человек, предложивший эту работу, просто плохой шутник. Арьян согласился на эту авантюру только потому, что и лично ему и команде были обещаны значительные премии, да и риска было немного.
«Брабант» пришвартовался борт в борт с судном, носившим оригинальное название «Constellation» и гордый либерийский флаг – самый удобный для заметания следов.
Обе команды, работая, как черти, за двое суток перенесли ящики с «Брабанта» на «Созвездие».
Но это были только цветочки.
Арьян не понимал, какому безумцу пришло в голову фрахтовать тяжеловоз «Брабант» для перевозки столь незначительного груза – ящики, принятые на борт в Плимуте, были для его судна пушинкой.
Теперь ситуация разъяснилась. Такие же по виду ящики с незнакомца были в десяток раз тяжелее!
Но и с этим грузом справились.
Капитан либерийского сухогруза, собирающегося в Одессу, поблагодарил Арьяна, передал ему документы и небольшой саквояж свиной кожи.
В каюте Арьян открыл чемодан. В ячейках стояли склянки с коричневой жидкостью, казалось, концентратом солнца – шесть прямоугольных штофов с надписью «уставом», шесть – вообще с невиданными ранее символами. Арьян решил поберечь саквояж до лучших времен.
Спустя несколько дней «Брабант» был встречен в международных водах английским сторожевиком, контролирующим режим эмбарго.
Арьян с чистой совестью передал командиру сторожевика документы на большую партию вычислительной техники, погруженной на борт в Плимуте. Количество ящиков и маркировка полностью соответствовали документам.
Вестовой вызвал Арьяна на мостик.
Штурман, старый морской волк, казался встревоженным.
– Шкипер, я участвовал в перевозках для американской армии во время Вьетнама. Так вот, я могу поклясться, что в двадцати кабельтовых – перископ подводной лодки!
Арьян вспомнил, что ему сказал незнакомец, нанимавший его для этой работы.
– Кэп, никакого риска нет. Мы обеспечим вашу безопасность при любых обстоятельствах.
Так вот что за обеспечение он имел в виду! Не может же плавать невооруженный перископ сам по себе, к нему наверняка что-то приделано снизу. Шутники, ничего не скажешь!
– Штурман, не надо клясться, по моим сведениям, в этих водах полно неизвестных морских обитателей. Часть из них может выглядеть довольно неожиданно, я как капитан вам это гарантирую. К тому же, эти гарантии имеют веский эквивалент в зеленых бумажках.
Штурман с уважением посмотрел на капитана. Малый даже не взглянул в бинокль, значит, заранее пригнал сюда такую штуку. Действительно далеко пойдет. С ним можно было служить!
– Это другое дело, значит, мне действительно показалось, мастер, извините за беспокойство!



