скачать книгу бесплатно
Если вот эту грязь убрать, то тогда надо и другую убирать, а то бессмысленно, а всю не уберешь – новую наделаешь. Вот и ходим, ищем подходящую работу. Куда она спряталась? Всё равно найдём.
Толстую инструкцию к ВАЗ-21063 я всю уже прочитал. Больше не интересно.
Это надо очень скучно жить, чтобы тебе в детстве было интересно, скажем, разобрать и правильно собрать коробку передач.
Да и вообще плотность потока сознания не оставляла никаких шансов задействовать его полностью и надолго всяким системам вида «две руки – две ноги – несколько предметов».
И вот приходилось практиковать разный дзен.
То есть опять же думать не о том, что ты делаешь и зачем это надо, а об основании нашей с друзьями колонии на Юноне. Это планета наша. Там, между прочим, высочайшая вершина – 10087 метров. Забыл название.
А сад?
Быстренько дров наколол, печь затопил, и пока они там распутываются, кто, где и что делает, иду в лес маленькую ножовку в пятиметровые пиканы (уральское название дудника лесного) метать так, чтобы она их срезала на лету. Или топорик в деревья.
Потом меня поймали, велели чёрную смородину собрать. Собираю. Музыку придумываю. Не спешу. Чем быстрее я выполню дело, тем быстрее мне поручат следующее. А их тут много.
Даже невооружённым глазом видно, что с делами тут полный порядок. Они прямо из земли прут в буквальном смысле.
И всегда может поступить неожиданное предложение. Рубить гниль в компосте.
Жечь корни.
Выпрямлять гвозди.
Плющить тазики.
Вязать веники.
Просеивать труху.
Кремировать кротов.
Дуть пылесосом наружу на кедровые орехи, пока они катятся по жёлобу из линолеума, чтобы от них отлетали шелушки. Пойти поискать в лесу кусок линолеума. Это моё любимое. Только сейчас топорик возьму.
А может, я машину помою?
Нужно просто всегда поступать правильно, по совести, не нарушать основные заповеди, а работа – она сама сделается. Достаточно ею просто заниматься. Делай что должно, и будь что будет.
Рыцарский девиз.
Так всегда было.
И вдруг оказалось, что это не работает.
А бывают люди, которых в детстве не приучали к работе.
Лентяи.
Только о своих собственных потребностях и пекутся. И всегда нацелены на результат. А следовательно, не разборчивы в средствах. Тут третьего не дано. Либо не разборчивы, либо не только на результат.
Либо – либо. Хотя гипотетически я, конечно, могу быть толще вас вдвое, но при этом в полтора раза стройнее. Для этого мне просто нужно быть в три раза выше.
Но это редкость. И кто его знает, чем за это платят.
Игрушечный
Недалеко от нашего дома, на центральной улице, был магазин игрушек, который все называли игрушечным. Иногда мы с мамой заходили туда зачем-то. По делам по каким-то. Не знаю. Наверное, мама смотрела, не появилось ли чего достойного.
Я никогда ничего не просил у родителей. Я знал: они каждый день на весь день уходят работать, чтобы вернуться вечером, приготовить ужин, поесть и лечь спать. Пусть им будет легче во сне. Что сами посчитают нужным купить, то и купят.
Но я всё внимательно разглядывал и запоминал. Что запомнил, то – моё. В любом случае мне потом просто сидеть или ходить, вертеть в руке какую-нибудь палочку и представлять, что я сижу или хожу, например, дома и играю во что-нибудь.
В следующей жизни игрушечный магазин превратился в небольшое кафе. В нём праздновали мою свадьбу. Я ещё, помню, сижу такой и думаю: «Ну всё, дядь Вась, валить отсюда надо. Сам видишь, что творится». Это я так свой голос внутренний называл – дядь Вась.
И свалил. А вместо меня попросили походить одного муравьеда в скопированной с меня оболочке, привезённой с двенадцатой планеты системы Альфа Насоса на космическом крейсере «Арго». Пообещали муравьеду, что он слова говорить будет. И халву. Кстати, увидите его – привет передавайте от меня.
Всё-таки по-своему героический муравьед.
Ранняя эротика
Лет в тринадцать-четырнадцать меня посетила такая фантазия.
Я собрался зачем-то на заведомо летальный подвиг.
Я заботился о своих крестьянах больше, чем кто-либо. И должен был их отстоять, защитить от действия тёмной силы. И к тому же у меня были к этому демону какие-то не вполне понятные личные счёты.
Был я не в меру образован, чрезвычайно одухотворён и связан такими обязательствами, какие никому не приходится выбирать.
Дело было морозной зимой.
Я при помощи слуг оделся, облачился в доспехи и поскакал на своём любимом коне. Играла тревожная, но воодушевляющая природа.
Долго ли, коротко ли, достиг я проклятого замка в призрачных лесах, по случаю зимнего солнцестояния нарядившихся в хрустальные обновки. На которые так приятно смотреть из окна натопленного зала, когда твой лучший друг подбрасывает дрова в камин и осторожно выражает сомнения по поводу некой дамы, потому что переживает за тебя, ведь таких, как ты, больше нет.
Там вдали большой отчий дом и библиотека на верхнем этаже. А здесь прыгают пушистые белки, и никого окрест.
И обратный путь далёк.
Я спешился и попрощался с конём.
Я даже не стал брать щит.
Обнажив большой двуручный меч, я устремился наверх. Через двор замка. По каменной лестнице. Я не достиг донжона. Враг явился мне на открытой галерее стены. Я взмахнул мечом и ударил, что было силы.
Меч переломился. Меня чем-то долбануло.
Я очень долго и плавно летел вниз. Шлем свалился с головы, и всё стало более чем честно. Я рухнул с большой высоты в сугроб.
Окровавленный, я стал замерзать.
В лесах тихонько шла зима, куда ей было надо.
И только тогда начался подвиг.
Я принял решение сразу.
Я полз триста тридцать три вечности, чтобы найти врага.
В одной из башен, на лестнице, прислонившись к стене, я сидел или лежал с обнажённым кинжалом и ждал.
Но никого не было. Только я и зима. И очень много характерных для такого положения вещей мыслей.
Я увидел рассвет. Великое зло куда-то ушло, совершенно не считаясь с таким пустяком, как моё существование.
Я видел по розовым лучам, проникавшим сквозь бойницу, что солнце золотит стволы сосен, нимало не заботясь о том, как такой оборот воспримет несуществующий читатель.
Я исчезал.
Когда совсем рассвело, я увидел в тёмной нише, которая, скорее всего, была началом тайного хода, сверкающие глаза леприкона.
Он наблюдал за мной. Он здесь давно жил. Сегодня, когда я умру, у него будет славный обед. Больше всего он любил глаза.
Я ждал.
И он ждал.
Каким-то невероятным образом я помню, как он долго затаскивал мой труп к себе в логово, а труп то не пролазил, то не пролезал. Помню, как леприкон злился, как ругался.
Прошло сто лет.
Молодая девушка с налившейся грудью, стирающая бельё прекрасным летним днём, увернулась, и тряпка, брошенная её хохочущей подругой, пролетела мимо.
– Лорзетта-Гринзетта, кто последняя, та и невеста призрака Турненгемского рыцаря!
Визжа и хохоча, подруги бросились к овину.
За ними увязалась их большая собака.
Подобные присказки были знакомы девушке с детства, но она вдруг впервые почувствовала что-то новое. Она оглянулась в ту сторону, где за поросшими лесом хребтами должен был возвышаться тот самый замок. На цветок клевера опустился шмель, это важно.
Некоторое время она думала о том, чего никто никогда не узнает, а потом улыбнулась и побежала вслед за своими подругами, прижимая к груди корзину с прополосканным бельём.
Вот такая раньше была эротика.
О дальновидности
Я искренне считаю, что каждый взрослый ответственный и сознательный индивид должен проявлять известную предусмотрительность и немалую дальновидность таким образом, чтобы всегда иметь в запасе какое-нибудь дело, – например, наклеить обои, поменять линолеум, построить дом, начать зарабатывать много денег, стать президентом, колонизировать новый континент, основать династию, да мало ли что, на тот случай, когда делать вдруг станет совершенно нефиг.
(Из дневника Клима Гречовски)
В детстве и в дальнейшем
Как-то раз в биографической статье Википедии я задержал взгляд на подзаголовке «смерть и последующие события».
Название мне понравилось. Но оно наверняка уже сто раз кем-то занято.
Говорят, когда приятель Ларса Ульриха спросил его мнение насчёт того, насколько удачным будет назвать журнал «Металлика», Ларсу столь понравилось это название, что он сказал «вообще-то, не очень», а сам назвал так свою музыкальную группу.
Но мне в той википедической статье понравилось именно то, что автор подзаголовка, скорее всего, не имел задних мыслей.
Я же назову эту статью
«В детстве и в дальнейшем».
В детстве и в дальнейшем мне никак не удавалось постичь такой феномен, как рынок.
Мороженка, хлеб, молоко, кефир, печенье «Шахматное», «Юбилейное» – всё стоило всегда одно и то же количество денег.
На дне сковородки была выбита цена.
Когда мы с дедушкой приходили на рынок, моё сознание пасовало перед происходящим.
Если человек вырастил сливы, а одна слива по ценности равна определённой части дедушкиной пенсии, то почему они стоят всегда разное количество денег?
Ведь не хочет же взрослый человек нас обмануть и продать сливы данного сорта дороже, чем они стоят. Ведь это же мошенничество! Стоимость слив определена в ходе многотысячелетней человеческой истории, как и стоимость мороженки. Или газировки «Колокольчик». А этот гнусный человек обманом заполучит денег больше, чем он произвёл продукта.
Тогда у кого-то (в данном случае у дедушки) деньги кончатся быстрее (несмотря на то, что он их заработал в этом месяце то же самое количество или получил такую же пенсию + разные выплаты за мужество и героизм в боях за родину, как и обычно).
Или почему торговцы предлагают приобрести сразу весь свой товар по меньшей цене, чем за порцию?
То есть у меня есть поле в сто акров. С каждого акра я получаю в год, например, по мешку чечевицы. Потом продаю её и живу на эти деньги ровно год со своей женой, семью детьми и попугаем.
И тут я такой прибегаю радостный домой и кричу жене: «Ура! Мне удалось продать весь результат своего труда всего лишь за пять минут по цене, вдвое меньшей против обычной, как если бы у меня уродилась половина урожая!» И жена кричит: «Счастье-то какое! Обосраться!» И все обнимаются. И попугай танцует.
И я говорю, что надо будет ещё горох посадить на другой сотне акров, а на третьей – сорго. И трудиться до изнеможения всей семьёй, используя рабский труд попугая. За такой опт потом вовсе гроши выручить можно будет.
А некоторые скидку выпрашивают. Дескать, не продадите ли вот эту клубнику дешевле. И улыбаются.
Я себе представлял, что я клубнику посадил, а кто-то с улицы зашёл и спрашивает, можно ли ему пару кустиков затоптать. И улыбается. Чтобы мне хорошее настроение передать.
А я такой говорю: «Нет. Уйдите, пожалуйста, мне они все нужны». А он говорит: «А если я вам вот эту ветку сломаю, можно мне будет тогда хотя бы один кустик затоптать?» И подмигивает.
А тут Марина подходит, из первого подъезда. На которой я жениться решил, когда вырасту. И вот – вырос. Но женился не на ней.
– Здравствуй, Вова.
– Здравствуй, Марина.
