скачать книгу бесплатно
– Помнишь меня?
– Помню конечно.
– А ты совсем не изменился. Всё в той же шапочке.
– И ты тоже.
– Можно мне два куста затоптать?
– О чём речь! Конечно! Топчи четыре! Шесть топчи!
Так вот я шёл по рынку с дедушкой, ещё не умея охреневать, и потому давался диву.
Урал
Урал. Мне почему-то с детства нравилось это слово. Урал – это древний медведедракон, спящий миллионы лет. Весь порос мхом. Папоротником. Голосеменными. А потом и цветковыми. Да ещё и какие-то твари начали ползать и копошиться. И когда могучее веко медленно поднимется, вызвав обвалы и оползни, каждый перед огромным вертикальным зрачком пожалеет, что не был хорошим мальчиком или хорошей девочкой в этом году и в остальной жизни. И я, наверное, не найду ничего лучше, как промямлить, что Ты – моя Родина. И мурашки, толпясь и давя друг друга, бегут по всему телу, спасаясь от птеродактилей-муравьедов, летящих по всей душе.
Но пока он спит. И можно относительно спокойно чистить картошку, смотреть хоккей, громко петь песни и рожать детей внутри бетонных параллелепипедов.
Допотопный ящер зарылся мордой в Казахский мелкосопочник, свесив хвост Новой земли в Северный океан. Торчит только хребет. А непосредственно на хребте жить сложно, он же узкий. Урал – не площадь, не территория, как, например, Сибирь или Амазония. Как ни старайся, а на сам хребет все не влезут, ты фактически либо в Европе, либо в Азии. Либо рядом, либо проездом. Поэтому живущие здесь живут в той или иной степени не непосредственно на Урале, а как бы тяготеют к нему. Ощущают в некотором смысле причастность.
То есть если Урал виден на горизонте или станет виден, пройди ты сто вёрст, то ты можешь смело думать, что живёшь на Урале, если хочешь так думать. Это метафизическое нахождение в определённом месте. Отсюда берёт начало мистическое миропонимание, которое свойственно всем, кто как я.
Здесь всё немного сказочное. Сверкающие недра хранят сны каждого, кто хотя бы проезжал в поезде через эти места, когда спал. Есть люди, которые не чувствуют, как на глубину уходят пегматитовые жилы, как они ветвятся, пока дятел под пологом хвои играет на сосновом сучке. А может и не играет, а просто ударил, сучок вибрирует и гипнотизирует дятла. И дятел хочет ещё. А, ведь это же и есть – играет.
Ну так вот. И где-то там – неведомая пустота, размером с яблоко или арбуз, или даже…. Даже… И в ней со стенок внутрь нацелены кристаллы кварца, а может и топаза. И в этой пустоте совсем темно вот уже сто тысяч лет. И будет темно еще столько же. И лежит в ней себе преспокойненько медальон с фотографией моей жены. А мне всего девять лет. Странно это всё.
Или вот идёшь, бывало, по лесу, как по огромному гулкому залу, среди сосновых колонн и ешь землянику с облаками. И тут вдруг – скала, не будь дура, посреди леса. И с этим надо как-то жить. Отсюда берёт начало та готовность к невероятному, перерастающая с возрастом в потребность, свойственную всем, кто как я. С одной стороны скала отвесная, а с другой на неё можно залезть, держа руки в карманах. А на вершине растёт несколько мухоморов. Один – такой хорошенький, молоденький, как цыплёнок. А другой – старый и мудрый, как старичок-лесовичок. Нет, даже как Саруман. И в высоту он сантиметров сорок. И очень хочется его пнуть, учитывая, что тебе семь лет. Вы видели, как подводная лодка падает с Ауянтепуи над водопадом Анхель? Я – много раз.
Но если его пнуть, тогда его не будет. А так – он есть, и пнуть его всё ещё можно. Очевидно, так выгодней. К тому же ведь не зря он выше сосен. А сосны становятся роднее, когда ты видел их сверху.
Я в свои такие далёкие (что, кажется, они никогда не наступят) двадцать лет поднимаюсь пешком на предпоследний этаж одной из высоток на улице Высоцкого, держа в кармане кассету с альбомом Draconian times, которую обещал Серёге. Выхожу на балкон в подъезде. Зима, минус тридцать, ночь, полнолуние. Темнеют Каменные палатки в лесу, бугрятся ближние дали. И между ними угадывается провал Шарташа, на который так ярко намекает луна. Шарташ – для кого-то озеро, а для меня гранитная чаша с рыбами – притворяется белым полем. Но я-то знаю. И он знает, что я знаю.
Ведь под нами – Шарташский гранитный массив, который здесь с карбонового периода палеозоя, Шарташская гранитная интрузия, имеющая десятки километров в поперечнике, вбросившая своё золото в окружающие толщи.
Здесь впервые в Российской империи люди начали добывать коренное золото, мимоходом понаоткрывав кучу минералов, заставив геологов Новой Зеландии, Мексики и Японии выговаривать «berezit» и «listvenit». Сюда приехал любопытный Луи Воклен, всё облазил, подивился зело и увёз к себе в восемнадцатый век полвагона чуда чудного. Стал издеваться над друзой огненно-оранжевого крокоита и выделил на свою беду неизвестный химический элемент, обозвав его хромом, что значит «цвет».
Минус тридцать, полнолуние. Я еще немного полюбовался Шарташом, которого не видно, и пошёл в тепло пить чай при диковинном электрическом свете.
Я уже совсем взрослый, всё-таки пять лет – не шутка, иду по лесу около Вишневогорска с маленьким лукошком и опасным ножом из свёрнутой крышки от жестяной консервной банки, обёрнутым с одного конца синей изолентой. Собираю грибы. Бабушка потом половину выкинет. Я иду на свет, раздвигаю кусты дикой малины и вишни, и тут вдруг – на тебе! – лес внезапно кончается. Остаётся только свет. Везде – впереди, внизу, вверху – слепящий розово-оранжевый свет. Бог говорит: «Привет». Я говорю: «Здорово». Что тут ещё скажешь? Кто-то из родственников тоже вышел к борту карьера и окликнул меня, чтобы я был осторожнее, тут, видите ли, карьер. Да неужели! Тёплый летний вечер над обнажёнными недрами, а внизу уже наползают в потайные закутки прохладные тени. И там уже, несомненно, сидит карьерный тролль и, может быть, даже смотрит на меня. И с этим тоже надо как-то жить. Я нырнул в лес.
Сейчас, когда мне постоянно восемнадцать лет, я сижу июньским полуднем на скамейке у могилы Бажова на Ивановском кладбище, закинув ногу на ногу. Здесь, в тени под липами, прохладно. Это самое высокое место на кладбище и самое высокое место в центральной части одного из самых больших мегаполисов самой большой страны на этой планете.
Здесь так тихо, что даже молодость на мгновение замерла. И это мгновение всё длится и длится. Подо мной лежат кости тех, кто уже жил здесь, под ними диориты скрежещут плагиоклазовыми зубами, ещё ниже лениво течёт время в полном одиночестве, в отличие от нас, дружно возникающих и исчезающих сообща без следа. Ещё ниже и дальше гремит и грохочет в летнем зное Екатеринбург, вы все ездите в своих трамвайчиках, бибикаете своими машинками. Ещё дальше и ниже (земля-то вниз закругляется) – леса, пустыни, маленькие Гималаи, египетские пирамидки, пирамидки майя. А я сижу на самом верху, но скрытый от всех и качаю ногой. А за моей спиной – огромный вертикальный зрачок. И моё счастье, что я не пнул тогда мухомор.
Успевать жить
Выражение «успевать жить» Геннадий понимал специфически.
Для него оно не означало потребность немедленно подпрыгнуть и побежать ударяться говорилом о шлагбаум. Это он всегда успеет.
Наоборот, думал Геннадий, нужно прежде всего сосредоточиться на вещах, требующих много времени. Вот сколько нужно времени, чтобы долго отрешённо возлежать на диване, смотреть вдаль и пребывать в покое? На такое, скорее всего, нужно так много времени, что можно и не успеть полностью, если прямо сейчас не начать.
Скорее!
Вопрос Владимиру
Здравствуйте.
Сегодня у нас в студии:
– доктор филологических наук, российский литературовед, культуролог, религиовед, писатель, специалист в области теории культуры, теории литературы, философии, творчества Л.Н.Толстого Наталья Кукушкина (Добрый день);
– психолог, педагог, поэт, автор работ по психологии, педагогике, философии психологии, доктор психологических наук, профессор Игорь Беспутный (Добрый день);
– учёный-эволюционист, палеоневролог, доктор биологических наук, профессор, заведующий лабораторией развития нервной системы Института морфологии нас всех РАН Гарик Каспарчиков (Добрый день);
– доктор биологических наук, палеонтолог, популяризатор науки, лауреат главной в России премии в области научно-популярной литературы «Просветитель» (2011 год), член редколлегии «Журнала общей биологии», автор многочисленных научно-популярных статей, автор и ведущий научно-образовательного портала «Проблемы» Александр Дрянь (Приветствую);
– и умный человек Владимир (Взаимно).
Тема нашей сегодняшней передачи – «Как устроена жизнь».
Поэтому сразу первый вопрос вам, Владимир.
Как?
Пароль
Сегодня путешествовал в какой-то город – перекрёсток культур. Посетил саранчиные бои, сходил в ягуаровый театр последних Романовых.
Купил там на рынке самое длинное прилагательное.
Ну и вообще, разных сувениров для друзей. Музыкальный инструмент, который разбирается и переносится в трёх кофрах. Навьючил на ослика. Ослики там вместо тележек, бесплатные. Но ты должен бесплатного ослика кормить, поить и убирать за ним.
Попросил у очередного торговца скидку. Но он сказал, что скидка сегодня кончилась, зато есть наводка. Сговорились на наводке. Оказывается, на самом знаменитом кладбище Чарли Чаплин будет читать сегодня лекцию о верхнем палеолите и демонстрировать уникальную коллекцию древних артефактов. Но билеты не продаются, попасть туда можно только по знакомству или хитростью. Я посмотрел, чего у меня больше, и решил попадать хитростью.
Оставил ослика у цирюльника и поспешил в самый древний квартал. Уткнулся там в здоровенную стену в три человеческих роста и пошёл вдоль неё. Долго шёл, наконец нашёл дверь. С красивой резьбой, но без надписей и каких-либо звоночков. Потом я увидел господина, одетого по моде начала 20 века. Тот подошёл к двери и прокашлялся. Дверь открылась, на пороге показался здоровенный вышибала с куском пиццы в руке. Его рот был набит этой самой пиццей, от которой он, видимо, только что откусил.
Вышибала спросил при помощи пиццы: «блырбывбавабув?!»
И тогда господин откусил половину от заранее заготовленного пирожка и ответил: «флобвавуфел вавашаамва».
Вышибала кивнул на «внутрь» и закрыл дверь за юркнувшим господином.
Всё понятно. Нужно приобрести какой-нибудь кусок еды. А неподалёку, метрах в двухстах, как раз виднелся ларёк с выпечкой.
Я подошёл и стал выбирать пирожок.
Пирожок с клюквой – 27 пенсов.
Пирожок с черникой – 27 пенсов.
Слойка с сыром – 38 пенсов.
Слойка с овечьим сыром – 42 пенса.
Слойка с двумя сырами – 47 пенсов. У меня потекли слюнки.
Пирог с картофелем, как у мамы – 48 пенсов. Разумно.
Кулебяка с мясом лам, вам, рам и ям – 52 пенса. Интересно.
Расстегай с воробушками – 56 пенсов. Даже не знаю.
Пирожок для пароля – 14 шиллингов.
Ни хрена себе!
Я даже проснулся, чтобы подумать.
Встал, включил чайник. В темноте загорелась зелёная лампочка.
Включил логику. В темноте разлилось голубоватое сияние.
Достал из шкафчика пакетик чая с чабрецом и розмарином, положил его в кружку (вспомнил, что на рынке видел отличный подстаканник времён седьмой династии, надо будет зайти), залил кипятком, который засветился чабрецовым и розмариновым. Отхлебнул.
Подойдет ли неподходящий пирожок? Видимо, нет.
Ещё отхлебнул.
Подумалось, что они тут все в сговоре.
Ещё отхлебнул.
Подумалось, что тут вообще только я. Пью чай в темноте.
Я взял деньги и быстрее пошёл обратно, отодвинув развалившегося на всю подушку воображаемого кота.
За это время ларёк с пирожками снесли и открыли на этом месте «МакДональдс» с обслуживанием людей на осликах. А около здания ходил человек в костюме «МакДональдса», поздравлял всех с Днём отца и раздавал по бесплатному презервативу.
Ничего подходящего у них в меню не было.
Тогда я пошёл на площадь Посейдона и погрузился в фонтан Кусто. Там я познакомился с тремя экскурсоводками, которым надоели местные мужчины.
А дальше вы знаете.
Интерьер
Какой интерьер мне нравится больше всего в своём жилище? Никакой. Конечно, если у меня будет остров в Адриатическом море, восемь паляций на Рейне, пять замков на Луаре, три загородных павильона с лебедьми, японскими электрическими карпами и рыбами-полиглотами, два охотничьих домика с Кузьмичом и Михалычем, свора бывалых и лодочный сарай в Фуфелово, то тогда это другое дело.
Но если у меня скромное жилище из пары комнат или келья в башне, то желательно отсутствие интерьера в смысле определённого стиля. Никаких фиолетовых вставок. Никакого красного кафеля в ванной. Никакой ядовитой фуксии на кухне. Никаких синих холодильников и золотых унитазов. Никакого холодного гранита над кроватью. Никакого моцарта в подлиннике на всю стену. Никаких дубовых кессонов на потолке. Потолок – белый. Чтобы его как бы не было. Никаких янтарных колонн.
Только окно. Из окна видна даль. Только воздух. Только свет.
Чтобы можно было загружать себе в жилище из головы любой интерьер. Как проецировать изображение с цветной плёнки на белый экран. Желательно не дырявый и без контрастных рисунков.
Вообще никакого интерьера. Либо всё вперемешку без всякого вкуса: ковёр, полки с книгами, кипы чего-нибудь, географические карты на стенах…
Из интерьера ещё, пожалуй, кот.
Без подсветки, без блютуса, некрашенный, не татуированный, с шерстью средней длины. Натуральный. Серый или рыжий или любой. Архетипический.
Архитипичный кот, товарищи!
Антилопа гну
Бегут сто тысяч антилоп гну по саванне. Кто-то спотыкается, падает, встаёт, снова бежит, на ком-то львицы повисли, хребет грызут, кто-то чьего-то телёнка затоптал, кого-то крокодилы тянут глубже в водопой. Одна антилопа остановилась и говорит: «Дурдом какой-то!» И дальше побежала.
Бесконечность
Если Виталию дать послушать пару-тройку пластинок балалаечно-ложечного дуэта, исполняющего музыку в одном стиле, и больше ничего не давать слушать целый месяц, то Виталий постепенно начнёт подмечать тонкие различия в композициях, и ему это будет нравиться.
Если Виталию дать послушать сборник лучших песен в разных стилях всех времен и народов, Виталий сочтёт такие песни однообразными.
Собственно, проявления этого закона Виталий может перечислять до бесконечности. Хотите увидеть бесконечность?
Впрочем, это довольно скучно. Она же одна. Та же самая.
Как это назвать?
Звонил в стоматологическую клинику в деревне Застовёрстово узнать цены на услуги (у них нет своей странички в интернете), но не расслышал количество нулей, так как Паша угостил модными сухариками-грильяжиками, и они громко брякали, падая в тарелку, а переспрашивать больше трёх раз я постеснялся. Запомнил только, что на удаление зуба – неограниченный срок действия гарантии.
Коллега предложил купить у него со скидкой годовой абонемент в фитнес. Бицуху подкачать, чтобы совсем красавчиком стать. Но я отказался, потому что неделю назад приводил домой Лену, положил её на бочок и держал за титьку три часа, пока не уснул, и теперь рука болит. Чёртовы бабы.
Александр Македонский
Известно, что Александр Македонский с детства мечтал побывать в Александрии, проникнувшись рассказами Аристотеля о её широких улицах и величественных римских виадуках, построенных один над другим в несколько уровней.
О её первом в мире метрополитене им. Тутмоса IV на воловьей тяге. Об александрийских круассанах и ассасинах. Слава об искусстве местных падших женщин гремела далеко за пределами возможного. А какие там делали табуреты!
Поэтому, когда Александр немного подрос и поехал завоёвывать весь мир, он улучил денёк-другой, чтобы заехать в Александрию. Всё равно по пути.
Александрийцы хотя и были очень заняты разработкой нового чуда света (на повестке дня были гигантский скворечник и большой александрийский шлагбаум), но благоразумно вышли встречать популярного завоевателя с дорогими дарами в подарочных подарочницах, обёрнутых подарочной бумагой и обвязанных красивыми лентами с красивыми узелками.
А надо сказать, Александр с детства терпеть не мог узлы. Как увидит, бывало, узел, сразу нервничает, хочется ему разорвать, разрезать, разрубить…
Так, я отлучусь на некоторое время. Дальше читает правый полузащитник.
