Наследство Монсуара

Бруг подошел к компьютеру – старому, пыльному, давно не включавшемуся. Он смахнул с него слой пыли, нажал кнопку включения. Компьютер загудел, замигал экраном, загрузился.

Бруг открыл браузер, ввел в поисковую строку "автобус Устак Монсуар".

Результаты поиска оказались неутешительными. Прямых рейсов не было. Нужно было ехать с пересадками, через несколько городов. Дорога займет почти сутки.

Бруг выбрал наиболее подходящий вариант – с одной пересадкой, отправлением завтра утром. Забронировал билет, распечатал на старом, скрипучем принтере.

Теперь нужно было собраться. Вещей у него было немного – пара джинсов, несколько футболок, свитер, куртка. Все это поместилось в старый, потертый рюкзак.

Закончив со сборами, Бруг почувствовал, как в животе заурчало. Он не ел нормально уже несколько дней – больничная еда не в счет. Ему захотелось чего-нибудь… настоящего. Сытного, вкусного, домашнего.

Он заглянул в холодильник. Холодильник был пуст, если не считать заплесневелого куска сыра и банки с чем-то непонятным и подозрительным.

Нужно было идти в магазин.

Бруг взял кошелек, вышел из квартиры. Он спустился по лестнице, вышел на улицу.

Он шел по улице, вдыхая запахи весны, и чувствовал, как к нему возвращаются… силы. Не только физические, но и… душевные.

Он зашел в супермаркет, набрал полную корзину продуктов – мясо, овощи, крупы, хлеб. Он выбирал продукты тщательно, с удовольствием, словно заново открывая для себя забытые вкусы и ароматы.

Он вернулся домой, включил плиту, поставил на нее большую кастрюлю. Он решил приготовить себе… борщ. Настоящий, наваристый борщ, такой, какой когда-то готовила ему… мать.

Он чистил овощи, резал мясо, и в голове его, помимо воли, всплывали воспоминания. О Монсуаре. О доме. Об отце…

Он не гнал от себя эти воспоминания. Он… принимал их. Как часть себя. Как часть своего прошлого.

Он варил борщ, и запах… запах детства, запах дома… наполнял его маленькую, убогую квартиру. И в этом запахе было что-то… обнадеживающее. Что-то… дающее надежду.

Закончив с готовкой, Бруг с удовольствием съел две большие тарелки борща. Насытившись, он почувствовал приятную усталость и… неожиданное желание навести порядок.

Он вымыл посуду, протер стол, вынес мусор. Затем, вооружившись тряпкой и моющим средством, принялся за уборку квартиры. Он отдраивал грязь, пыль, паутину, словно пытался смыть с себя не только грязь физическую, но и… грязь прошлого.

Он вычистил кухню, ванную, комнату. Он проветрил квартиру, впустив свежий весенний воздух. Он даже нашел в шкафу чистое постельное белье и застелил им диван.

Убираясь, он чувствовал прилив сил. Не такой, как после алкоголя – резкий, обманчивый, эйфорический, – а… настоящий. Спокойный, уверенный, созидательный.

Он с удивлением отметил, что ему… нравится убираться. Нравится создавать вокруг себя порядок, чистоту, уют.

Но энтузиазм, вспыхнувший в нем, оказался недолгим. К вечеру силы начали покидать его. Сказывались и несколько дней в больнице, и многолетнее пьянство, и… просто усталость от непривычной физической активности.

Он посмотрел на часы. Девять вечера. Обычно в это время он уже был в баре или сидел дома с бутылкой водки, уставившись в телевизор. Но сегодня… сегодня ему не хотелось ни того, ни другого.

Ему хотелось… спать. Настоящим, здоровым сном. Без кошмаров, без пробуждений от озноба или тошноты, без… алкогольного дурмана.

Он выключил телевизор, который работал фоном, заглушая тишину. Он выключил свет, оставив только ночник. Он лег на диван, застеленный чистым бельем, укрылся одеялом.

Завтра ему предстояла долгая дорога. Дорога в Монсуар. Дорога в… прошлое.

Он закрыл глаза, и почти сразу же провалился в сон. Глубокий, спокойный сон, без сновидений. Сон, который… исцелял.

Утро ворвалось в комнату ярким солнечным светом, пробившимся сквозь, теперь уже чистые, жалюзи. Бруг открыл глаза и с удивлением отметил, что чувствует себя… хорошо. Не просто "лучше, чем вчера", а именно хорошо. Голова ясная, тело – легкое, настроение… приподнятое.

Он встал, подошел к окну, распахнул его. Свежий воздух, наполненный запахами весны, ворвался в комнату. Бруг глубоко вдохнул, улыбнулся. Ему нравилось это ощущение – ощущение трезвости, чистоты, ясности.

Он принял душ, побрился, надел чистую одежду. Посмотрел в зеркало. Из зеркала на него смотрел… другой человек. Не тот изможденный, осунувшийся мужчина с серым лицом и ввалившимися глазами, которого он видел несколько дней назад. А… помолодевший, посвежевший, с проблеском жизни во взгляде.

Он позавтракал остатками вчерашнего борща, выпил чашку кофе. Собрал вещи – старый рюкзак, в котором поместилось все его нехитрое имущество.

Он вышел из квартиры, спустился по лестнице, вышел на улицу. Утро было ярким, солнечным, многообещающим.

Он побрел к остановке, не торопясь, наслаждаясь каждым шагом, каждым вдохом, каждым ощущением.

На остановке было немноголюдно. Несколько человек, ожидающих автобуса. Бруг встал в сторонке, достал телефон, проверил время. До отправления его автобуса оставалось еще около получаса.

Он огляделся. Его взгляд остановился на девушке, стоявшей неподалеку. Молодая, симпатичная, с длинными светлыми волосами и… улыбкой на лице. Она о чем-то оживленно разговаривала по телефону, смеялась.

Бруг вдруг почувствовал… что-то. Что-то, давно забытое. Что-то, похожее на… интерес. И… желание.

Он поймал себя на том, что улыбается. Он… флиртует. Краем глаза, взглядом, мимолетной улыбкой. Просто так, без цели, без надежды на продолжение. Просто… потому что ему хорошо. Потому что он… жив.

Девушка закончила разговор, убрала телефон в сумочку. Их взгляды встретились. Она улыбнулась ему в ответ. И в этой улыбке было что-то… ободряющее.

Бруг почувствовал, как к лицу приливает кровь. Он смутился, отвел взгляд. Но внутри… что-то пело. Что-то, похожее на… радость.

Подошел его автобус – старенький, дребезжащий, но… исправно работающий. Бруг сел в автобус, занял место у окна.

Он ехал по Устаку, смотрел на проплывающие мимо дома, улицы, людей, и чувствовал… облегчение. Он покидал этот город, эту жизнь, это… прошлое.

Автобус выехал за пределы города, направился к автовокзалу, откуда отправлялись междугородние рейсы. Бруг смотрел в окно, на проносящиеся мимо поля, леса, деревни, и думал о… Монсуаре. О том, что его ждет.

Он не знал, что его ждет. Но он… не боялся. Он был… готов. Готов к встрече с прошлым. Готов к встрече с… собой.

Городской автобус, дребезжа и покачиваясь, вез Бруга через утренний Устак. За окном мелькали привычные, но теперь словно увиденные заново, пейзажи.

Сначала – спальные районы с типовыми многоэтажками, серыми и безликими. Кое-где виднелись детские площадки, на которых уже играли дети. Магазины, аптеки, парикмахерские – все, как везде. Но Бруг смотрел на это другими глазами. Он замечал детали, на которые раньше не обращал внимания: яркие вывески, цветущие клумбы, спешащих на работу людей.

Потом пошли промышленные зоны – заводы с высокими трубами, из которых валил дым, склады, гаражи, заброшенные здания. Этот пейзаж был Бругу знаком – он сам жил недалеко от такой же промзоны. Но теперь он видел в этом не только уныние и безнадежность, но и… какую-то суровую красоту. Красоту увядания, красоту… прошлого.

Автобус выехал на главную улицу Устака – широкую, с оживленным движением. Здесь было больше зелени, больше ярких красок. Бруг смотрел на проезжающие мимо машины, на спешащих по своим делам людей, и чувствовал… отстраненность. Он словно наблюдал за этой жизнью со стороны, как зритель в кинотеатре.

Наконец, автобус подъехал к автовокзалу. Бруг вышел, огляделся. Здание автовокзала было старым, обшарпанным, с облупившейся краской и разбитыми окнами. Внутри – шумно, многолюдно, пахнет пирожками и дешевым кофе.

Бруг нашел свое табло, сверился с номером платформы. До отправления его междугороднего автобуса оставалось еще около часа.

Он решил пройтись, размять ноги. Он вышел из здания автовокзала, прошелся по привокзальной площади. Здесь было еще более шумно и суетливо. Торговцы предлагали свой товар – еду, напитки, сувениры, газеты. Пассажиры спешили к своим автобусам, тащили чемоданы, сумки, рюкзаки.

Бруг купил себе стаканчик кофе – на удивление, неплохого – и булочку с корицей. Он сел на скамейку, наблюдая за происходящим вокруг.

Он видел разных людей – молодых и старых, богатых и бедных, веселых и грустных. Он видел семьи с детьми, влюбленные пары, одиноких путешественников.

И в каждом из них он видел… жизнь. Жизнь, которая текла своим чередом, независимо от него, от его проблем, от его… прошлого.

Он допил кофе, доел булочку. Пора было идти.

Он вернулся в здание автовокзала, прошел к своей платформе. Там уже стоял его автобус – большой, белый, с надписью "Устак – N-ск" (N-ск – город, где ему предстояла пересадка).

Бруг предъявил водителю распечатанный билет, прошел в салон, занял свое место у окна.

Автобус тронулся, выехал с территории автовокзала и направился… навстречу неизвестности.

За окном мелькали последние улицы Устака, потом пошли поля, леса, деревни. Бруг смотрел в окно, и в душе его боролись смешанные чувства – тревога, волнение, любопытство… и… надежда.

Автобус набирал скорость, удаляясь от Устака. За окном мелькали однообразные пейзажи – поля, перелески, редкие деревеньки. Бруг достал из рюкзака книгу, которую прихватил из дома.

Это был потрепанный томик в мягкой обложке, с яркой, кричащей картинкой. Назывался роман "Стальной заслон". Автор – Виктор Свиридов. Бруг купил эту книгу случайно, в каком-то придорожном ларьке, привлеченный броским названием и аннотацией, обещавшей "захватывающие приключения, героические подвиги и несгибаемую волю к победе".

Действие романа разворачивалось в вымышленной стране, носившей название Россия, в годы Великой Огненной войны. Россия, в изображении Свиридова, была могучей державой, населенной людьми, обладающими особым, несгибаемым характером. Эти люди – россы – не знали страха, не ведали сомнений, не умели сдаваться. Они могли голодать, мерзнуть, страдать, но не могли предать, отступить, сломаться.

Главный герой романа – капитан Алексей Громов – был типичным представителем этого народа. Высокий, сильный, волевой, с пронзительным взглядом голубых глаз и шрамом на щеке. Он командовал разведывательным отрядом, действовавшим в тылу врага – безжалостных захватчиков, пришедших на землю Россов с огнем и мечом.

Громов и его бойцы – такие же, как он, "стальные" люди – совершали дерзкие диверсии, уничтожали вражеские склады и штабы, добывали ценные сведения. Они попадали в, казалось бы, безвыходные ситуации, но всегда находили выход, благодаря своей смекалке, мужеству и… несгибаемой воле к победе.

В романе было много батальных сцен, описанных с размахом и, порой, с излишней жестокостью. Враги – безымянные, безликие, обозначенные лишь как "захватчики" или "агрессоры" – изображались исключительно в черных тонах. Они были коварными, жестокими, трусливыми. Россы же, напротив, – благородными, самоотверженными, бесстрашными.

Бруг читал, и в душе его рождалось странное чувство. С одной стороны, он понимал, что все это – выдумка, фантазия, далекая от реальности. С другой – ему хотелось верить в эту сказку. Верить в то, что существуют такие люди – сильные, смелые, непобедимые. Люди, которые не сдаются.

Он читал о том, как Громов, раненый, истекающий кровью, в одиночку отбивался от превосходящих сил врага. О том, как он, превозмогая боль, полз по заснеженному лесу, чтобы доставить командованию важные сведения. О том, как он, глядя в лицо смерти, не дрогнул, не сдался, не предал.

И в эти моменты Бруг… завидовал Громову. Завидовал его силе, его мужеству, его… вере. Вере в себя, в свою страну, в свою… правоту.

Он закрыл книгу, посмотрел в окно. За окном все так же мелькали поля, леса, деревни. Реальные, не вымышленные. И в этой реальности не было места "стальным" людям и героическим подвигам. Была только… серость, обыденность и… борьба. Борьба за выживание.

Бруг вздохнул. Он снова открыл книгу и продолжил читать. Ему нужно было… отвлечься. Забыться. Хотя бы на время.

Бруг проснулся от толчка. Автобус остановился, водитель объявил: "Монсуар. Конечная".

Он протер глаза, зевнул. Голова немного гудела – сказался прерванный сон и тряска в старом автобусе. За окном было уже темно.

Бруг вышел из автобуса, вдохнул прохладный вечерний воздух. Запах… Запах был знакомым. Запах моря, водорослей, сырости и… чего-то еще. Чего-то неуловимого, тревожного, что он помнил с детства.

Он огляделся. Автостанция Монсуара представляла собой жалкое зрелище – маленький, покосившийся сарайчик с облупившейся краской и разбитыми окнами. Рядом – пустая площадь, освещенная тусклым светом единственного фонаря.

Дальше начинался город. Точнее, то, что от него осталось.

Бруг помнил Монсуар другим. В его детских воспоминаниях город был… пусть и не процветающим, но все же живым. С магазинами, кафе, кинотеатром, парком…

Сейчас же Монсуар выглядел так, словно из него выкачали всю жизнь.

Дома – старые, обветшалые, с облупившейся штукатуркой и покосившимися крышами. Многие окна – темные, заколоченные. На улицах – ни души. Только ветер гуляет, завывая в пустых переулках.

Он прошел немного вперед, вглядываясь в темноту. Дороги – разбитые, в ямах и колдобинах. Тротуары – потрескавшиеся, заросшие травой. Фонари – либо не горят, либо светят тускло, едва разгоняя мрак.

Вывески магазинов – выцветшие, ржавые, с отвалившимися буквами. Многие магазины – закрыты, заколочены. Кафе, кинотеатр, парк – все, что он помнил с детства, – либо исчезло, либо превратилось в руины.

Даже статуя глухаря, которая, как он помнил, стояла на центральной площади, – и та выглядела жалко. Потемневшая от времени и непогоды, с отбитым крылом и облупленным постаментом.

Бруг остановился, огляделся.

"Ничего себе," – подумал он. – "Как будто… война прошла."

Но войны не было. Было… запустение. Забвение. Умирание.

Монсуар, его родной город, превратился в призрак. В тень самого себя.

И в этой тени, в этом запустении, Бруг почувствовал… что-то знакомое. Что-то, что он помнил с детства. Что-то, что… пугало его. И… притягивало.

Бруг медленно шел по темной, пустынной улице, освещенной лишь редкими тусклыми фонарями. Он помнил эту дорогу. Он ходил по ней в детстве, бегал, играл… Теперь же он шел, с трудом переставляя ноги, и чувствовал, как к горлу подступает ком.

Он свернул в переулок, прошел еще немного и остановился перед знакомым домом.

Дом… Отцовский дом. Двухэтажный, деревянный, с облупившейся краской и покосившимся крыльцом. Когда-то он был выкрашен в светло-зеленый цвет, но теперь краска выцвела, облезла, и дом казался серым, унылым, безжизненным.

Бруг достал из кармана ключ – тот самый, который был приложен к письму нотариуса. Рука его дрожала. Он вставил ключ в замок, повернул. Замок щелкнул, поддался.

Бруг толкнул дверь. Дверь со скрипом отворилась, впуская его внутрь.

Внутри было темно и… холодно. Не просто прохладно, а именно холодно – как в склепе. И пахло… Пахло старостью, пылью, сыростью и… чем-то еще. Чем-то неуловимым, терпким, тревожным. Запахом… смерти.

Бруг нащупал на стене выключатель, щелкнул. Тусклая лампочка под потолком загорелась, осветив прихожую.

Все было так, как он помнил. Старая, обшарпанная мебель. Выцветшие обои. Потрескавшийся потолок. Пыль… Слой пыли на всем – на полу, на стенах, на мебели.

Он прошел в гостиную. Здесь тоже все было… знакомо. И… чуждо.

Диван, на котором он когда-то сидел, играя в солдатиков. Кресло, в котором сидел отец, читая свои книги. Стол, за которым они… когда-то… ужинали всей семьей.

Теперь же… Пустота. Тишина. И… тоска. Глубокая, всепоглощающая тоска, которая сдавливала грудь, мешала дышать.

Мама… Мама умерла семь лет назад. Он узнал об этом случайно, от дальних родственников. Отец тогда уже не разговаривал с ним. Не отвечал на звонки, на письма. Оборвал все связи.

А теперь… Теперь и отца нет.

Бруг опустился на диван. Диван был жестким, продавленным, неудобным. Но ему было все равно.

Усталость – физическая и моральная – навалилась на него, придавила к земле. Он не чувствовал ни голода, ни холода, ни… боли. Только… пустоту.

Он закрыл глаза.

Он снова увидел себя маленьким. Мальчишкой, который бежит по этой самой гостиной, смеется, играет… А потом… Потом все меняется. Отец запирается в своем кабинете. Мать уходит в себя. И… молчание. Вечное, давящее, убивающее молчание.

Он открыл глаза.

Нет, он не будет думать об этом. Не сейчас. Он слишком устал.

Он не стал раздеваться, не стал искать постельное белье. Он просто лежал на диване, в одежде, свернувшись калачиком, и смотрел в одну точку.

Он лежал так, не двигаясь, не думая, не чувствуя… Пока, наконец, не провалился в сон. Тяжелый, беспокойный сон, полный обрывков воспоминаний, туманных образов и… давящей, всепоглощающей тоски.

Глава 4. Отто

Утро просочилось сквозь щели в ставнях, разбудив Бруга тусклым серым светом. Он лежал, не двигаясь, прислушиваясь к тишине дома. Тишина была неспокойной, наполненной шорохами, скрипами, вздохами старого дерева – звуками, которые напоминали о прошлом.

Он поднялся, ощущая ломоту во всем теле. Голова, хоть и была ясной, отзывалась тупой болью на каждое движение. Трезвость давалась ему с трудом – тело, привыкшее к постоянной дозе алкоголя, требовало привычного яда.

Но еще сильнее, чем физическая боль, давила тревога. Воспоминания, которые он пытался заглушить, отогнать, теперь нахлынули на него с новой силой. Образы отца, матери, дома… Они были повсюду – в скрипе половиц, в запахе пыли, в тусклом свете, пробивающемся сквозь щели в ставнях.

Бруг подошел к окну, распахнул ставни. На улице было пасмурно. Серые облака низко нависли над городом, готовые вот-вот разразиться дождем.

Он заглянул в холодильник. Холодильник был пуст. Ничего, кроме заплесневелого лимона и полупустой банки с горчицей.

Нужно было идти в магазин.

Бруг оделся, вышел из дома. Он шел по пустынным улицам Монсуара, и с каждым шагом тревога усиливалась. Город казался ему чужим, враждебным, словно вымершим.

Он нашел небольшой продуктовый магазин – единственный, который, похоже, еще работал в этом забытом Богом месте. Магазин был старым, с обшарпанной вывеской и тусклым светом внутри.

Бруг вошел, взял корзину, начал ходить между рядами. Выбор продуктов был скудным – в основном, консервы, крупы, хлеб. Свежих овощей и фруктов почти не было.

Он набрал немного еды – консервы, хлеб, молоко, яйца. Подошел к кассе.

За кассой сидела пожилая женщина с усталым лицом и… знакомыми чертами. Он где-то видел ее…

– Здравствуйте, – пробормотал Бруг, выкладывая продукты на ленту.

Женщина подняла на него глаза и… замерла.

– Бруг? – удивленно спросила она. – Бруг… Это ты?

Бруг присмотрелся. И… узнал.

– Тетя Зина? – неуверенно спросил он.

– Господи, Бруг! – женщина всплеснула руками. – Ты ли это? Сколько лет, сколько зим!

Тетя Зина была… подругой его матери. Он помнил ее с детства. Она часто приходила к ним в гости, приносила пироги, играла с ним…

– Да… Это я, – промямлил Бруг, чувствуя, как к горлу подступает ком.

– А ты… Ты что тут делаешь? – спросила тетя Зина, оглядывая его с головы до ног. – Ты же… Ты же уехал…

– Я… Приехал, – ответил Бруг. – Отец… умер.

– Умер? – тетя Зина ахнула. – Клекл… умер? Боже мой… Я и не знала… Соболезную, Бруг…

– Спасибо, – пробормотал он.

Тетя Зина пробила продукты, сложила их в пакет.

– Ты… Ты надолго? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Бруг. – Завещание… Нужно разобраться…

– Понятно, – кивнула тетя Зина. – А ты… Ты где остановился?

– В отцовском доме, – ответил Бруг.

– Один? – удивилась тетя Зина.

– Один, – подтвердил Бруг.

В этот момент в магазин вошел мужчина. Высокий, крепкий, с коротко стриженными светлыми волосами и… знакомым лицом.

– Зина, привет! – сказал он, подходя к кассе. – Мне как обычно…

Он замолчал, увидев Бруга. Глаза его расширились.

– Бруг?! – воскликнул он. – Ты?!

Бруг узнал его сразу же. Отто. Его лучший друг детства. Они учились вместе, играли вместе, дрались вместе… Они были не разлей вода.

– Отто… – прошептал Бруг.

– Ни хрена себе! – Отто подошел к нему, хлопнул по плечу. – Сколько лет, сколько зим! Ты какими судьбами?

– Я… – Бруг запнулся. – Я приехал… Отец…

– Знаю, – перебил его Отто. – Тетя Зина мне уже сказала. Соболезную, дружище…

– Спасибо, – пробормотал Бруг.

– Я тебе звонил, – сказал Отто. – Но у тебя телефон…

– Отключен, – закончил за него Бруг. – Я… Я не в Устаке.

– А где? – удивился Отто.

– Я… Я потом расскажу, – сказал Бруг. – Сейчас… не до этого.

– Понятно, – кивнул Отто. – Ты… Ты надолго?

– Не знаю, – ответил Бруг. – Завещание…

– Завещание, – повторил Отто. – Ну да… Клекл… Он же… чудил, говорят, по-страшному в последнее время…

Бруг промолчал. Он не хотел говорить об отце. Не сейчас. Не с Отто.

– Ладно, – сказал Отто. – Ты… Ты где остановился?

– В отцовском доме, – ответил Бруг.

– Один? – снова удивился Отто.

– Один, – снова подтвердил Бруг.

– Слушай, – сказал Отто. – А давай… Давай сегодня вечером… У меня… Посидим, поговорим… Ты же не против?

Бруг колебался. Ему хотелось… побыть одному. Разобраться в себе. В своих чувствах. Но… Отто… Он был рад видеть его. Рад, что… не все потеряно. Что… есть кто-то, кто помнит его. Кто… рад ему.

– Давай, – сказал он. – Я… Я не против.

– Отлично! – обрадовался Отто. – Тогда… В восемь вечера. У меня. Адрес помнишь?

– Помню, – кивнул Бруг.

– Ну и все, – сказал Отто. – Тогда… До вечера.

Он расплатился с тетей Зиной, взял свой пакет и вышел из магазина.

Бруг тоже расплатился, взял свой пакет и вышел.

Он шел по улице, и чувствовал… смешанные чувства. Радость от встречи с Отто. Тревогу от предстоящего разговора. И… тоску. Глубокую, всепоглощающую тоску, которая никуда не уходила. Которая… была частью его самого.

Бруг, съев на скорую руку яичницу с консервированной ветчиной, включил телевизор – старый, с кинескопом, который он нашел в отцовском доме. Телевизор показывал плохо, с помехами, но Бругу было все равно. Ему нужен был хоть какой-то фон, хоть какой-то звук, чтобы заглушить тишину дома и… тревогу в своей душе.

Он переключал каналы, пока не наткнулся на местные новости. Диктор, женщина с строгим лицом и официальной прической, читала текст с суфлера:

"– …И вновь к теме экологической ситуации в Монсуаре. Как мы уже сообщали ранее, в последние месяцы в городе и его окрестностях наблюдается аномально высокий уровень загрязнения атмосферы. По данным независимых экспертов, концентрация вредных веществ в воздухе – в частности, диоксида серы, оксидов азота и тяжелых металлов – превышает предельно допустимые нормы в несколько раз, а в отдельных районах – в десятки раз."

На экране появились кадры, снятые в Монсуаре: серые улицы, затянутые дымкой, люди в респираторах, закрытые окна домов.

"– Ситуация осложняется тем, – продолжала диктор, – что источник загрязнения до сих пор не установлен. Как известно, градообразующее предприятие Монсуара – угольные шахты – было закрыто более двадцати лет назад. Никаких других крупных промышленных объектов на территории города и в его окрестностях нет. Тем не менее, уровень загрязнения продолжает расти, достигая значений, характерных для крупных индустриальных центров с интенсивным производством."

На экране появился глава городской администрации Монсуара – пожилой мужчина с усталым и растерянным видом.

"– Мы… Мы принимаем все возможные меры, – говорил он, запинаясь. – Создана специальная комиссия, привлечены эксперты из областного центра… Проводятся исследования… Но пока… Пока, к сожалению, мы не можем определить источник загрязнения. Это… Это какая-то аномалия…"