Наследство Монсуара

Владимир Лазовик

Наследство Монсуара

Глава 1. Кофе и предчувствие

Солнце еще только-только начинало пробиваться сквозь плотные серые тучи, висевшие над Монсуаром, как старое, пропыленное одеяло. Клекл уже не спал. Он вообще плохо спал в последнее время. Слишком много мыслей, слишком много вопросов без ответов. И слишком сильное, давящее чувство… предчувствие. Словно что-то должно было случиться. Что-то важное. Что-то… тревожное.

Он стоял на кухне, в старом, выцветшем халате, и ковырялся в кофеварке. Кофеварка была старая, как и сам дом, как и весь этот город. Она помнила лучшие времена Монсуара, когда шахты еще работали, а по улицам сновали не только пенсионеры, одетые в строгие пиджаки и платья, но и молодые, полные сил люди.

"Черт бы побрал эту рухлядь," – пробормотал Клекл, пытаясь выковырять ложкой прилипший к стенкам кофейника жмых. Получалось плохо. Жмых был старый, сухой и цеплялся за металл, как утопающий за соломинку.

Из комнаты послышался голос жены, Марты:

– Бруг, ну сколько можно копаться! Опять опоздаешь!

Бруг, их сын, – мальчишка лет десяти, с вечно взъерошенными волосами и взглядом, в котором любопытство смешивалось с какой-то непонятной грустью, – что-то пробурчал в ответ. Клекл не расслышал. Он снова погрузился в борьбу с кофеваркой.

Ему нравился этот ритуал – утренний кофе. Запах свежемолотых зерен, горьковатый вкус, обжигающий язык… Это помогало проснуться, собраться с мыслями. Но сегодня даже кофе не помогал. Тревога не отступала. Она скреблась где-то внутри, как мышь в старой стене.

Наконец, ему удалось очистить кофеварку. Клекл засыпал свежий кофе, налил воды и нажал на кнопку. Кофеварка заурчала, загудела, словно старый, больной зверь. Клекл откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

Он думал о своей работе. О статье, которую недавно отправил в журнал. Об археологах, которые приехали в Монсуар, заинтересовавшись его находками. О старой молильне в шахте, о странных символах на ее стенах, о… Гобратсе.

Это имя – Гобратс – он впервые увидел там, в молильне. Оно было высечено на каменном алтаре, рядом с изображением странного существа… то ли птицы, то ли зверя…

Клекл открыл глаза. Кофеварка закончила свою работу. Он налил себе чашку, сделал глоток… и поморщился. Кофе был слишком крепким. И слишком горьким. Как и его предчувствия.

"Что-то должно случиться," – снова подумал он. – "Что-то… нехорошее."

Клекл открыл глаза. Кофеварка закончила свою работу. Он налил себе чашку, сделал глоток… и поморщился. Кофе был слишком крепким. И слишком горьким. Как и его предчувствия.

"Что-то должно случиться," – снова подумал он. – "Что-то… нехорошее."

Он встал, все еще сжимая в руке чашку с дымящимся кофе, и подошел к окну. Кухня выходила на задний двор, заросший сорняками и кустами дикого шиповника. Но Клеклу сейчас был нужен другой вид. Ему нужно было увидеть море.

Он прошел через весь дом, мимо комнаты Бруга, где все еще слышались приглушенные голоса Марты и сына, мимо пыльной гостиной с выцветшими фотографиями на стенах, мимо темного коридора, ведущего в подвал, где Клекл обустроил свою "лабораторию".

Наконец, он вышел на парадную веранду. Дом Клекла стоял на небольшом возвышении, и отсюда открывался вид на Монсуар и на море.

Город был серым и унылым. Крыши домов, покрытые серой черепицей, сливались с пасмурным небом. Узкие улочки, вымощенные булыжником, казались безжизненными. Лишь вдалеке, на центральной площади, виднелась какая-то странная фигура… Клекл прищурился. Кажется, это была статуя.

Но не на статую смотрел Клекл. Его взгляд был прикован к морю.

Море было холодным и неприветливым. Свинцово-серые волны с шумом разбивались о скалистый берег. Ветер, пронизывающий до костей, трепал волосы Клекла и приносил с собой соленый запах водорослей и… чего-то еще. Чего-то неуловимого, странного, тревожного.

Клекл сделал еще один глоток кофе. Горечь во рту усилилась. Он снова подумал о Гобратсе. Об этом имени, высеченном на алтаре в заброшенной молильне. Об изображении странного существа…

Он вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не от ветра. От чего-то другого. От какого-то внутреннего озноба.

Клекл поставил чашку с недопитым кофе на перила веранды. Он больше не мог пить. Ему нужно было… что-то делать. Ему нужно было… готовиться.

Он еще раз посмотрел на море, на серые волны, на далекий горизонт, где небо сливалось с водой. И вдруг ему показалось, что он видит… что-то. Что-то темное, огромное, поднимающееся из глубин…

Клекл резко выпрямился. Нет, это всего лишь игра воображения. Усталость. Нервы.

Но чувство тревоги не отступало. Оно становилось все сильнее, все настойчивее.

Он снова посмотрел на море, и прошептал, одними губами.

Гобратс.

Клекл развернулся и быстрым шагом направился обратно в дом. Нужно было собраться. Нужно было… еще раз перечитать статью.

Он миновал веранду, прошел через гостиную, где на него с укором смотрели с фотографий предки, и спустился в подвал. Здесь, в полумраке, пахнущем сыростью, пылью и старыми книгами, располагался его кабинет – его убежище, его лаборатория, его храм науки.

Кабинет был небольшим и тесным, заваленным книгами, бумагами, инструментами и странными артефактами. На стенах висели карты Монсуара и окрестностей, схемы шахт, рисунки, сделанные Клеклом в молильне, фотографии… и вырезка из журнала. Та самая статья.

Рабочий стол был завален книгами, раскрытыми на нужных страницах, исписанными блокнотами, колбами с какими-то жидкостями, образцами горных пород. В углу стоял старый, видавший виды, компьютер – единственное напоминание о современном мире в этом царстве прошлого.

Клекл подошел к столу, смахнул рукой пыль с одной из стопок книг и вытащил из-под нее тонкую брошюру – ксерокопию статьи из исторического журнала "Загадки прошлого". Статья называлась: "Гобратс: Божество плодородия или демон разрушения?". Автор – профессор Р. Дж. Армстронг, специалист по дохристианским верованиям северных народов.

Клекл сел в скрипучее кресло и раскрыл статью. Он читал ее уже много раз, но каждый раз надеялся найти в ней что-то новое, какую-то подсказку, которая поможет ему понять… Гобратса.

Статья начиналась с описания географического положения Монсуара и краткого экскурса в его историю:

"…Небольшой городок Монсуар, расположенный на северо-западном побережье, имеет богатую, но малоизученную историю. Основанный в XVII веке как шахтерское поселение, Монсуар долгое время оставался в тени более крупных городов региона. Однако недавние археологические находки, сделанные в заброшенных шахтах, позволяют предположить, что история этого места уходит корнями в гораздо более далекое прошлое…".

Далее Армстронг переходил к описанию молильни и находкам, сделанным в ней:

"…В одной из заброшенных шахт, на глубине более ста метров, была обнаружена небольшая пещера, служившая, по всей видимости, местом отправления религиозных культов. Стены пещеры украшены рисунками, изображающими сцены охоты, рыбной ловли, а также… странное существо, напоминающее одновременно птицу и зверя. Центральное место в пещере занимает каменный алтарь, на котором высечено имя – Гобратс…".

Основная часть статьи была посвящена попыткам Армстронга интерпретировать значение Гобратса в контексте верований древних народов, населявших этот регион:

"…Анализ изображений и символов, найденных в молильне, позволяет предположить, что Гобратс был божеством, связанным с плодородием и природными циклами. Изображение существа, сочетающего в себе черты птицы (символ неба, солнца) и зверя (символ земли, плодородия), указывает на его двойственную природу. Вероятно, Гобратсу приносили жертвы, чтобы обеспечить хороший урожай, удачную охоту и рыбную ловлю…".

Армстронг выдвигал гипотезу, что культ Гобратса был мирным и созидательным, а само божество – благосклонным к людям. Он предполагал, что упадок культа был связан с приходом христианства и вытеснением старых верований.

"…Однако, – писал Армстронг в заключении, – некоторые детали вызывают вопросы. В частности, необычное расположение молильни – глубоко под землей, в заброшенной шахте. Это может указывать на то, что культ Гобратса со временем приобрел более темный, хтонический характер. Возможно, божество плодородия трансформировалось в демона разрушения, и его почитатели были вынуждены скрываться от преследований…".

Клекл закрыл статью. Он не соглашался с Армстронгом. Почти во всем. Армстронг видел в Гобратсе божество плодородия, а Клекл… Клекл чувствовал в нем что-то другое. Что-то более древнее, более могущественное, более… опасное.

Он снова посмотрел на рисунки, висевшие на стене. На изображение странного существа с молельни. На символы, которые он так и не смог расшифровать.

"Гобратс – не бог плодородия," – пробормотал Клекл. – "И не демон разрушения. Он… хранитель. Хранитель чего-то… чего-то, что мы не должны были трогать."

В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и в щель просунулась взъерошенная голова Бруга.

– Пап, я пошел, – тихо сказал он.

Клекл, погруженный в свои мысли, вздрогнул и обернулся. Он рассеянно посмотрел на сына, словно не сразу узнавая его.

– А? Что? – переспросил он.

– В школу, – повторил Бруг, сжимая в руке лямку рюкзака. – Попрощаться…

Клекл нахмурился. Он не любил, когда его отвлекали от работы. Особенно сейчас, когда он был так близок к… к чему? Он и сам еще не знал. Но чувствовал, что разгадка где-то рядом.

– Да, да, иди, – махнул он рукой, не глядя на сына. – Не опаздывай.

Бруг замялся на пороге. Ему хотелось, чтобы отец обнял его, пожелал удачи, как делал это… раньше. Но в последнее время отец стал другим. Замкнутым, раздражительным, словно его мысли были где-то далеко, в другом мире.

– Пока, пап, – пробормотал Бруг и, не дождавшись ответа, выскользнул из кабинета.

Он почти бегом выбежал из дома, хлопнув дверью. Ему было грустно и обидно. Он любил отца, но иногда ему казалось, что отцу нет до него никакого дела. Что все эти книги, бумаги, странные рисунки и символы… важнее, чем он.

Клекл услышал, как хлопнула дверь, но не придал этому значения. Он снова вернулся к статье, к рисункам, к своим мыслям. Он должен был понять. Должен был разобраться. Должен был…

Он снова посмотрел на изображение Гобратса, и в его глазах зажегся странный, лихорадочный блеск.

Клекл отложил статью и подошел к дальнему углу кабинета, где на массивном деревянном столе, под плотной тканью, скрывалось нечто… особенное. Нечто, что занимало все его мысли в последние месяцы.

Он осторожно откинул ткань. Под ней оказалась шкатулка.

Шкатулка была не просто старой – она была древней. Сделанная из темного, почти черного дерева, она была покрыта сложной резьбой, изображавшей сцены, которые Клекл не мог до конца понять. Здесь были и знакомые ему по молильне символы, и совершенно новые, незнакомые.

Шкатулка была не просто красивой – она была сложной. Это был не просто ящик с крышкой, а хитроумный механизм, настоящий пазл, созданный, чтобы хранить свою тайну от посторонних глаз.

Клекл изучал шкатулку уже несколько недель. Он нашел ее в той же шахте, где и молильню, спрятанной в тайнике за алтарем. Сначала он пытался открыть ее силой, но шкатулка не поддавалась. Тогда он понял, что нужен другой подход.

Он начал с резьбы. Он часами рассматривал каждый завиток, каждый символ, пытаясь найти закономерность, ключ к разгадке. Он сравнивал резьбу с рисунками в молильне, с символами, описанными в древних текстах, которые он нашел в библиотеках и архивах.

И постепенно, шаг за шагом, он начал понимать.

Сначала он обнаружил, что некоторые из резных фигурок – крошечные изображения птиц, зверей, людей – можно сдвигать. Они двигались по едва заметным пазам, вырезанным в дереве.

Затем он понял, что последовательность, в которой нужно сдвигать фигурки, имеет значение. Это был своего рода код, шифр, записанный не буквами, а образами.

Он экспериментировал, пробовал разные комбинации, записывал свои наблюдения в толстый блокнот. И вот, наконец, он нашел правильную последовательность.

Одна за другой, фигурки встали на свои места. Послышался тихий щелчок.

Затем Клекл обнаружил, что некоторые части резьбы – отдельные секции, украшенные сложными узорами – можно поворачивать. Они вращались вокруг своей оси, как крошечные диски.

И снова ему пришлось искать правильную комбинацию. Он ориентировался на символы, вырезанные на дисках, на их расположение относительно друг друга, на… интуицию.

Еще несколько щелчков. Шкатулка словно оживала, раскрывая свои секреты.

Наконец, остался последний элемент. В центре шкатулки, на крышке, располагался небольшой круглый медальон с изображением… Гобратса. Того самого существа, которое он видел в молильне.

Медальон нужно было повернуть. Но в какую сторону? И на сколько градусов?

Клекл замер. Он чувствовал, что это – последний шаг. Что за ним – разгадка. Что стоит ему повернуть медальон, и шкатулка откроется.

Он протянул руку к медальону, но… остановился.

Что-то удерживало его. Какое-то смутное, но сильное чувство… предостережение.

Он вдруг вспомнил свои предчувствия. Холодный ветер на веранде. Тревожный запах моря. Образ темной фигуры, поднимающейся из глубин…

Нет. Сейчас не время. Он еще не готов. Он должен… все обдумать.

Клекл убрал руку от шкатулки и отошел к столу. Он взял чистый лист бумаги и начал писать. Записывать свои последние наблюдения, свои предположения, свои… страхи.

Он должен был подготовиться. Он должен был понять, что его ждет. Он должен был…

Он снова посмотрел на шкатулку, на медальон с изображением Гобратса. И в его глазах, рядом с лихорадочным блеском, появился… страх.

Клекл сел за стол, откинулся на спинку скрипучего кресла и взял в руки ручку. Перед ним лежал чистый лист бумаги, готовый принять поток его мыслей, наблюдений и… предостережений. Он назвал статью:

"Гобратс: Переосмысление роли в локальном культе. Новые данные и гипотезы."

Введение

*Данная статья представляет собой попытку пересмотреть устоявшиеся взгляды на роль Гобратса в религиозной системе дохристианского населения региона Монсуар. Основываясь на недавних археологических находках автора, а также на анализе ранее опубликованных материалов (в частности, работы профессора Р. Дж. Армстронга "Гобратс: Божество плодородия или демон разрушения?"), предлагается новая интерпретация значения данного божества (или, возможно, сущности). *

Археологический контекст

Как сообщалось ранее, в одной из заброшенных шахт Монсуара была обнаружена молильня, предположительно относящаяся к культу Гобратса. Помимо самой молильни, значительный интерес представляет находка, сделанная в тайнике за алтарем – шкатулка, изготовленная из неизвестного вида древесины и украшенная сложной резьбой.

Детальный анализ резьбы шкатулки, а так же сопостовление с петроглифами из молельни, позволил установить следующее:

1.Резьба шкатулки представляет собой сложный механизм-головоломку, открытие которого требует выполнения определенной последовательности действий.

2.Символика резьбы частично совпадает с символикой, обнаруженной в молильне, что подтверждает связь шкатулки с культом Гобратса.

3.Некоторые элементы резьбы (в частности, изображение центрального медальона) позволяют предположить, что шкатулка служила не просто хранилищем, а, возможно, контейнером для чего-то… или кого-то.

Новая интерпретация

Традиционная интерпретация Гобратса как божества плодородия (Армстронг и др.) представляется автору недостаточно обоснованной. Основываясь на анализе вышеупомянутых данных, а также на ряде косвенных признаков (необычное расположение молильни, тревожные местные легенды, субъективные ощущения автора во время работы на месте раскопок), выдвигается следующая гипотеза:

Гобратс – не божество плодородия и не демон разрушения в традиционном понимании. Это, скорее, хранитель, страж, защитник определенной территории, объекта или… принципа. Возможно, речь идет о некой границе, которую нельзя переступать, о неком балансе, который нельзя нарушать.

Шкатулка, найденная в тайнике, может служить ключом к пониманию природы Гобратса и его роли. Предположительно, она содержит не материальные ценности, а нечто иное… возможно, сущность, энергию, информацию, которая способна…

Клекл запнулся. Он не знал, как закончить предложение. Он чувствовал, что подходит к чему-то опасному, к чему-то, что может изменить не только его жизнь, но и… все.

Он обвел взглядом кабинет, остановился на шкатулке, все еще скрытой под тканью. Он знал, что должен открыть ее. Должен узнать, что внутри.

Но страх сдерживал его.

Он дописал:

…требует дальнейшего изучения. Крайняя осторожность обязательна.

Клекл поставил точку. Он понимал, что статья не закончена. Что в ней больше вопросов, чем ответов. Но он надеялся, что она станет первым шагом на пути к разгадке. Шагом… который может оказаться последним.

В этот момент сверху, со второго этажа, послышался звук закрывающейся двери. Марта. Она тоже собиралась на работу.

Через несколько минут она появилась на пороге кабинета. На ней было строгое серое платье, волосы аккуратно уложены в пучок. В руках – небольшая сумочка.

– Я ушла, – сказала она, не глядя на Клекла. Ее голос звучал сухо и безжизненно.

Клекл, все еще погруженный в свои мысли, оторвался от статьи и рассеянно посмотрел на жену.

– А? Что? – переспросил он. – Ах, да… Удачи.

Он снова уткнулся в свои записи, даже не заметив, как Марта, поджав губы, вышла из кабинета. Он не услышал, как хлопнула входная дверь.

Когда-то между ними была страсть. Была любовь. Были общие мечты и надежды. Но это было давно. Слишком давно. Годы, проведенные в этом забытом Богом городке, его одержимость своими исследованиями, ее усталость от его чудачеств… Все это постепенно разрушило их брак. Оставило лишь пустоту, холод и… взаимное непонимание.

Клекл вздохнул. Он знал, что виноват. Что слишком увлекся своими поисками, забыв о жене, о сыне, о… жизни. Но он не мог остановиться. Не сейчас. Не тогда, когда разгадка была так близко.

Он снова посмотрел на шкатулку. Он должен был быть сильным. Он должен был быть осторожным. Он должен был…

Он резко встал, подошел к шкатулке и решительно сорвал с нее ткань. Пора было узнать правду. Чего бы это ни стоило.

Но вместо того, чтобы открыть шкатулку, Клекл вдруг замер. Его взгляд, затуманенный, словно пеленой, уставился в пустоту. Мысли, роившиеся в голове, внезапно стихли.

Он медленно развернулся и, как сомнамбула, побрел наверх, на кухню.

Он не помнил, как поднялся по лестнице, как прошел через гостиную, как оказался перед старой, обшарпанной кофеваркой. Он действовал на автомате, ведомый каким-то внутренним, почти инстинктивным импульсом.

Клекл открыл шкафчик, достал банку с кофейными зернами. Руки его дрожали. Он высыпал остатки зерен в мусорное ведро, взял губку и принялся тщательно, почти маниакально, чистить кофеварку.

Он отдраивал каждую деталь, каждый винтик, каждый изгиб. Он вычищал старый жмых, прилипший к стенкам, с остервенением, словно пытался стереть не грязь, а… воспоминания. Или предчувствия.

Закончив чистку, он насыпал свежий кофе, налил воды, нажал на кнопку. Кофеварка снова заурчала, загудела, наполняя кухню знакомым ароматом.

Но Клекл не чувствовал запаха. Он не слышал звука. Он стоял, уставившись в одну точку, и ждал. Ждал, пока кофеварка закончит свою работу. Ждал… чего-то.

Кофеварка щелкнула. Клекл налил себе чашку, сделал глоток. Кофе был обжигающе горячим и горьким. Но он не почувствовал ни вкуса, ни тепла.

Он вылил кофе в раковину. И снова наполнил кофеварку водой. И снова засыпал кофе. И снова нажал на кнопку.

И снова ждал.

Кофе. Кофе. Кофе. Этот ритуал стал его якорем, его защитой, его… наваждением.

Он должен был… что-то сделать. Что-то очень важное. Но что?

Он забыл.

Он снова посмотрел на кофеварку, на струйку пара, поднимающуюся из носика. И в его глазах, затуманенных и пустых, не осталось ни страха, ни решимости. Только… пустота.

Глава 2. Бруг

Двадцать лет спустя. Устак.

Солнце, наглое и бесцеремонное, пробивалось сквозь грязные жалюзи, рисуя на стене полосатый узор. Бруг застонал и перевернулся на другой бок, пытаясь спрятаться от света. Не получилось. Свет был везде. Как и головная боль.

Голова раскалывалась на части. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Каждый звук – скрип половицы, шум машин за окном, даже собственное дыхание – отдавался в висках мучительным пульсом.

Бруг с трудом разлепил глаза. Комната, в которой он находился, была маленькой, тесной и… засранной. По-другому и не скажешь. Повсюду валялись пустые бутылки, смятые пачки из-под сигарет, окурки, грязная одежда. На полу – липкие пятна неизвестного происхождения. На столе – гора немытой посуды, остатки еды, превратившиеся в нечто неаппетитное и, жужево, опасное для здоровья.

Он лежал на продавленном диване, застеленном когда-то белым, а теперь – серо-бурым, в разводах, постельным бельем. Под головой – скомканная подушка, пахнущая потом и перегаром.

"Черт…," – прохрипел Бруг.

Он попытался сесть, но голова тут же закружилась. Он снова откинулся на подушку, закрыл глаза и попытался вспомнить, что было вчера.

Получалось плохо. Обрывки воспоминаний, как осколки разбитого зеркала, мелькали в сознании, не складываясь в цельную картину. Бар… какой-то бар… Много алкоголя… Разговоры… с кем-то… О чем? Не помню…

Бруг снова попытался сесть. На этот раз получилось. Он свесил ноги с дивана, нашарил на полу тапочки (один – с дыркой на носке) и, шатаясь, побрел на кухню.

Кухня была под стать комнате – маленькая, грязная, запущенная. На плите – пригоревшая кастрюля, в раковине – гора немытой посуды, на столе – пустые бутылки и… о, чудо! – наполовину полная банка маринованных огурцов.

Бруг схватил банку, жадно припал к ней губами и начал пить маринад. Прямо из банки, большими глотками. Кисло-соленый, с привкусом укропа и чеснока, маринад обжег горло, но принес некоторое облегчение.

Допив маринад до последней капли, Бруг поставил банку на стол и огляделся в поисках чего-нибудь еще… съедобного. Или хотя бы питьевого.

На глаза попалась старая, обшарпанная кофеварка – почти такая же, как была у отца… Воспоминание о детстве, о Монсуаре, о… отце… кольнуло сердце. Бруг отвернулся.

Он нашел в шкафчике пачку дешевого растворимого кофе, насыпал несколько ложек в грязную чашку, залил кипятком из чайника, покрытого слоем накипи. Размешал. Попробовал.

Кофе был отвратительным. Но Бруг все равно выпил его. До дна.

Он поставил чашку на стол, рядом с банкой из-под огурцов, и оперся руками о столешницу. Головная боль немного утихла, но тошнота подкатывала к горлу.

"Нужно… что-то делать," – подумал Бруг. – "Нужно… как-то выбираться из этого дерьма."

Но как? Он не знал. Он уже давно ничего не знал. Он просто… плыл по течению. По течению своей… никчемной жизни.

Он посмотрел в окно. За окном был Устак – серый, унылый, промышленный город, мало чем отличавшийся от десятков других таких же городов. Город, в котором он застрял, как муха в паутине.

"Нужно… что-то менять," – снова подумал Бруг. Но в этой мысли не было ни силы, ни решимости. Только… усталость. И безнадежность.

Бруг с трудом натянул на себя мятые джинсы и рубашку, которая еще не успела окончательно провонять потом и перегаром. Нужно было идти на работу. Точнее, не на работу, а в свою каморку – так он называл маленький, сколоченный из досок сарайчик, где он "работал" охранником на стоянке подержанных автомобилей.

Жена… Жена ушла. Ушла еще пару лет назад, не выдержав его вечного пьянства и беспросветной тоски. Сначала пыталась бороться, уговаривала, таскала по врачам… Потом устала. Собрала вещи, забрала сына – маленького Томми – и уехала. Куда-то… Бруг даже не знал, куда.

Он и не пытался ее остановить. Знал, что так будет лучше. Для нее. Для Томми. А он… Он уже давно поставил на себе крест.