Наследство Монсуара

– Эй! – громко позвал Отто. – Есть кто-нибудь?

Тишина.

Они прошли дальше, вглубь дома. Справа – гостиная с мягкой мебелью и камином. Слева – столовая с большим овальным столом и стульями. Прямо по коридору – дверь с табличкой "Кабинет".

– Похоже, она там, – сказал Отто, кивнув на дверь.

Они подошли к двери, Отто постучал.

– Войдите, – раздался из-за двери женский голос.

Отто открыл дверь, и они вошли в кабинет.

Кабинет был небольшим, но уютным. Большое окно, занавешенное плотными шторами, письменный стол, заваленный бумагами, книжные шкафы вдоль стен, несколько кресел для посетителей.

За столом сидела женщина лет сорока, с строгим, но приятным лицом, в очках в тонкой оправе. Волосы ее были собраны в аккуратный пучок.

– Здравствуйте, – сказала она, поднимаясь из-за стола. – Вы, должно быть, Бруг?

– Да, – кивнул Бруг. – А вы… Ольга Сергеевна?

– Да, – подтвердила женщина. – Ольга Сергеевна Вельская. А вы… – она перевела взгляд на Отто.

– Отто, – представился Отто. – Друг Бруга. Я… с ним.

– Очень приятно, – сказала Ольга Сергеевна. – Присаживайтесь.

Она указала на кресла, стоявшие перед столом. Бруг и Отто сели. Ольга Сергеевна тоже села, сложив руки на столе.

Ольга Сергеевна открыла папку, лежавшую перед ней, и достала несколько листов бумаги.

– Итак, – начала она, – приступим к оглашению завещания Клекла… Вашего отца.

Она откашлялась и начала читать:

"– Я, Клекл…, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим завещаю все свое имущество, движимое и недвижимое, своему единственному сыну, Бругу…".

Бруг слушал, не вникая в юридические формулировки. Он ждал… чего-то другого. Каких-то слов… от отца. Хотя бы… посмертных.

"– В частности, – продолжала Ольга Сергеевна, – я завещаю Бругу… дом, расположенный по адресу: город Монсуар, улица… а также все находящееся в нем имущество."

Бруг кивнул. Дом… Он и так знал, что дом достанется ему.

"– Кроме того, – голос нотариуса слегка дрогнул, – я завещаю Бругу… шкатулку, находящуюся в моем кабинете, а также все мои документы, записи, чертежи, относящиеся к моим… исследованиям."

Бруг напрягся. Шкатулка… Вот оно. То, чего он… боялся. И… ждал.

Ольга Сергеевна замолчала, посмотрела на Бруга поверх очков.

– Есть еще один пункт, – сказала она. – Весьма… необычный.

Она снова заглянула в бумаги и продолжила:

"– Мой личный дневник, содержащий записи моих наблюдений, размышлений и выводов, я завещаю… Рону Флигцу, проживающему в городе… "

Бруг удивленно поднял брови. Рон Флигц? Он не знал этого человека.

"– Рон Флигц, – пояснила Ольга Сергеевна, заметив его удивление, – известный ученый, историк, специалист по… скажем так, нетрадиционным областям знания. Ваш отец… был с ним знаком. И, судя по всему, считал его… достойным преемником."

Она снова замолчала, посмотрела на Бруга.

– В завещании есть еще… письмо. От вашего отца. Лично вам.

Она достала из папки запечатанный конверт и протянула его Бругу.

Бруг взял конверт. Руки его дрожали. Он узнал почерк отца – резкий, угловатый, неровный.

Он распечатал конверт, достал письмо.

"– Бруг, – писал отец. – Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Я знаю, что не был тебе хорошим отцом. Я был слишком… увлечен своими исследованиями. Я пренебрегал тобой, твоей матерью, вашей… жизнью. Прости меня, если сможешь."

Бруг сглотнул. Он не ожидал… такого.

"– Я оставляю тебе дом. И шкатулку. И все свои записи. Я знаю, что ты… не разделял моих увлечений. Что ты… считал меня сумасшедшим. Но… Возможно, теперь, когда меня нет, ты… заинтересуешься. Возможно, ты… поймешь."

"– Шкатулка – ключ ко всему. Но будь осторожен. Очень осторожен. То, что в ней… Это… опасно."

"– Если ты решишь продолжить мои исследования, обратись к Рону Флигцу. Он… знает больше, чем говорит. Он… поможет тебе."

"– И еще… Прости меня. За все."

Бруг закончил читать. Он сидел, не двигаясь, не в силах отвести взгляд от письма.

Он не знал, что чувствовать. Растерянность. Обиду. Вину. И… любопытство.

Шкатулка… Рон Флигц… Исследования отца…

Что все это значит?

Он посмотрел на Ольгу Сергеевну.

– Это… все? – спросил он.

– Почти, – ответила она. – Остались формальности. Нужно подписать документы…

Ольга Сергеевна закончила оформление документов. Бруг, почти не глядя, подписал все бумаги, которые она ему давала. Мысли его были далеко.

– Ну вот и все, – сказала нотариус, складывая документы в папку. – Теперь вы – полноправный владелец дома и всего, что в нем находится. Мои соболезнования, Бруг.

– Спасибо, – пробормотал он, поднимаясь с кресла.

Они с Отто вышли из кабинета, попрощались с Ольгой Сергеевной и вышли на улицу.

Отто молча открыл дверь пикапа, Бруг сел на пассажирское сиденье.

Дорога до дома прошла в молчании. Бруг смотрел в окно, на проплывающие мимо дома, улицы, людей. Но он не видел их. Он видел… письмо отца. Шкатулку. И… имя.

Рон Флигц.

Кто этот человек? Почему отец завещал ему свой дневник? Что он знает?

Пикап остановился у дома Бруга.

– Спасибо, Отто, – сказал Бруг, выходя из машины. – За все.

– Не за что, – ответил Отто. – Ты… звони, если что.

– Хорошо, – кивнул Бруг.

Он смотрел, как пикап Отто отъезжает, пока тот не скрылся за поворотом. Затем он медленно повернулся к дому.

Дом… Отцовский дом. Теперь – его дом.

Он поднялся по ступенькам, открыл дверь, вошел внутрь.

В доме было тихо и… пусто. Только… запах. Запах старости, пыли и… чего-то еще. Чего-то неуловимого, тревожного.

Бруг прошел в гостиную, сел на диван. Он достал из кармана письмо отца, еще раз перечитал его.

"– Если ты решишь продолжить мои исследования, обратись к Рону Флигцу. Он… знает больше, чем говорит. Он… поможет тебе."

Рон Флигц…

Кто он? Ученый, историк, специалист по "нетрадиционным областям знания"… Что это значит?

Бруг не знал. Но он… чувствовал, что должен узнать.

Он должен был… разобраться. Разобраться в том, чем занимался его отец. Разобраться в том, что… скрывается в этом доме. В этом городе.

И… в шкатулке.

Он встал, подошел к окну, посмотрел на улицу.

На улице было пусто. Только… ветер завывал.

И… тень. Странная, неестественно длинная тень, которая… скользила по стене дома напротив.

Бруг отвернулся от окна. Он… не хотел видеть эту тень.

Он не знал, что делать. Он был… растерян.

Он снова посмотрел на письмо.

Рон Флигц…

Может быть… он… действительно… поможет?

Бруг стоял у окна, погруженный в свои мысли, когда краем глаза заметил движение. Он перевел взгляд на улицу и дальше, туда, где начинался лес, окаймлявший задний двор.

И замер.

Там, на опушке леса, в просвете между деревьями, стояли олень и заяц.

Совсем как в детских мультфильмах. Большой, красивый олень с ветвистыми рогами и маленький, пушистый зайчик с длинными ушами. Они стояли рядом и смотрели прямо на него. Смотрели в окно, на Бруга.

В этом было что-то нереальное. Что-то сказочное.

Бруг моргнул. Видение не исчезло. Олень и заяц все так же стояли на опушке леса и смотрели.

Он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не от страха. От удивления. И какого-то странного, непонятного чувства предвкушения.

И в этот момент…

Картина резко изменилась.

Заяц пискнул, коротко и пронзительно. Олень, до этого стоявший неподвижно, резко дернул головой.

И откусил зайцу голову.

Одним движением. Одним хрустом.

Бруг вздрогнул, отшатнулся от окна.

Кровь. Брызги крови на белой шерсти. Обмякшее тельце зайца, упавшее на землю. И олень.

Олень, стоящий над своей жертвой, с окровавленной мордой и горящими глазами.

Глазами, которые смотрели на Бруга.

И в этот момент…

Олень поднялся. Поднялся на задние ноги.

Медленно, неуклюже, но поднялся.

Он стоял, как человек. Высокий, темный силуэт на фоне леса. С окровавленной мордой. С ветвистыми рогами. И с горящими глазами.

Глазами, которые смотрели на Бруга.

Взгляд. Взгляд, полный злобы. Ненависти. И чего-то еще. Чего-то древнего, первобытного, нечеловеческого.

Бруг закричал. Закричал, не своим голосом. И спрятался.

Он упал на пол, прижался спиной к стене, закрыл голову руками.

Он сидел так, не двигаясь, не дыша.

Он не знал, сколько времени прошло.

Наконец, он осмелился. Осмелился поднять голову и посмотреть в окно.

Там никого не было.

Только лес. Темный, молчаливый лес.

И пятно. Темное, расплывчатое пятно на земле, там, где стояли олень и заяц.

Бруг медленно поднялся. Ноги его дрожали. Сердце бешено колотилось.

Он подошел к окну, осторожно выглянул.

Никого.

Только лес. И пятно.

Он смотрел на это пятно, и не мог оторвать взгляда.

Он не понимал. Не понимал, что это было.

Галлюцинация? Сон?

Он вспомнил слова диктора: "необъяснимые природные явления", "Гобратс".

Он почувствовал ледяной холод по спине.

Бруг, дрожа всем телом, отошел от окна. Нужно было что-то делать, что-то, что отвлекло бы его от увиденного. Он вспомнил про кабинет отца, про шкатулку, про Рона Флигца и решил подняться на второй этаж. Он вышел из гостиной, прошел по темному коридору, поднялся по скрипучей лестнице. Дверь в кабинет отца была закрыта. Бруг дернул ручку, но дверь не поддалась. Он постучал – тишина. Снова дернул ручку, снова безрезультатно. Дверь была заперта изнутри? Но как? Ведь в доме никого не было, кроме него. Бруг нахмурился, не понимая, что происходит. Он снова постучал, громче, приложил ухо к двери – всё та же тишина. Дверь была старой, деревянной, но крепкой. Выбить ее плечом вряд ли получится, но попробовать стоило. Он разбежался и ударил плечом в дверь. Боль пронзила плечо, но дверь не поддалась. Бруг отступил, тяжело дыша. Нужно было что-то другое. Он огляделся: на стенах висели картины, полки с книгами, ничего полезного.

И тут он разозлился. Разозлился на отца, на его тайны, на его одержимость. Он снова посмотрел на дверь. "Да чтоб тебя!" – прорычал он. Он размахнулся и ударил ногой в дверь. Снова. И снова. Дерево затрещало, поддалось. Еще один удар, и дверь распахнулась. Бруг, потеряв равновесие, влетел в кабинет. Он остановился, тяжело дыша, и огляделся. Кабинет был таким, каким он его помнил, только еще более запущенным. Он сделал шаг вперед и замер. Он не был готов к тому, что увидит.

Глава 6. Бумаги отца

Он сделал неуверенный шаг вперед и замер, пораженный увиденным. Кабинет отца, его святая святых, представлял собой картину хаоса. Книги были свалены с полок, бумаги разбросаны по полу, колбы и реторты на рабочем столе – опрокинуты, некоторые разбиты. Воздух был спертым, тяжелым, с резким, неприятным химическим запахом, перебивавшим привычный аромат пыли и старых книг. Казалось, здесь пронесся ураган. Или же… отец в последние дни был совершенно не в себе.

Бруг стоял посреди этого разгрома, оглушенный, пытаясь осмыслить увиденное. Что здесь произошло? Несчастный случай? Приступ безумия? Или… что-то иное?

Внезапно снизу послышались шаги. Легкие, торопливые шаги по скрипучей лестнице. А затем – голос. Молодой, немного испуганный женский голос:

– Эй! Есть кто дома? Я слышала грохот! Все в порядке?

Бруг вздрогнул. Он не ожидал кого-то увидеть. Он медленно обернулся к дверному проему, все еще заваленному обломками двери.

На пороге кабинета стояла девушка. Молодая, лет двадцати пяти, с растрепанными темно-русыми волосами, большими, встревоженными серыми глазами и испачканной землей щекой. Одета она была просто – старые джинсы, рабочий фартук поверх свитера. В руках она держала небольшую садовую лопатку. Видимо, работала в саду у себя во дворе.

Она смотрела на Бруга, потом на выломанную дверь, потом на разгром в кабинете. Ее глаза округлились от удивления и… страха?

– Господи… Что здесь случилось? – прошептала она. – Вы… Вы кто?

Бруг молчал, разглядывая незваную гостью. Он не помнил ее. Но что-то в ее лице, в ее взгляде показалось ему… знакомым? Или это просто игра воображения на фоне пережитого?

– Я… Бруг, – наконец ответил он хриплым голосом. – Сын… Клекла.

Девушка ахнула.

– Бруг? Сын Клекла? Я… Я Меля. Мы соседи. Я живу в доме напротив. Я слышала шум… думала, может, помощь нужна… А ваш отец… Мне так жаль…

Ее голос был мягким, сочувствующим. И Бругу, впервые за долгое время, стало… немного легче. Он был не один в этом пустом, враждебном доме.

– Спасибо, – сказал он. – Я… Я сам только приехал. Пытаюсь… разобраться.

Он неопределенно махнул рукой, указывая на хаос в кабинете.

Меля шагнула внутрь, осторожно переступая через обломки.

– Боже мой… – прошептала она, оглядываясь. – Что же здесь произошло? Клекл… Он был немного странным в последнее время, но… чтобы такое…

Она посмотрела на Бруга, и во взгляде ее читалось не только сочувствие, но и… любопытство.

– Вы… Вы будете здесь жить? – спросила она.

– Не знаю, – честно ответил Бруг. – Пока… да. Нужно… привести все в порядок. И… понять, что к чему.

Он снова посмотрел на разгром в кабинете. Понять… Но как? С чего начать?

– Может… Может, вам помочь? – предложила Меля. – С уборкой? Или… еще с чем-нибудь?

Бруг посмотрел на нее. Девушка казалась искренне обеспокоенной. И… симпатичной. Несмотря на растрепанные волосы и грязную щеку.

– Спасибо, Меля, – сказал он. – Но… не стоит. Я сам справлюсь.

– Уверены? – она с сомнением посмотрела на него. – Тут работы… на несколько дней.

– Уверен, – кивнул Бруг. – Но… спасибо за предложение.

Меля замялась.

– Ладно, – сказала она. – Как скажете. Но… если что – вы знаете, где меня найти.

Она снова посмотрела на Бруга, потом на кабинет. Какая-то тень пробежала по ее лицу.

– Мне… Мне пора, – сказала она торопливо. – Отец… Он не любит, когда я задерживаюсь.

Она повернулась и быстро вышла из кабинета, ее шаги застучали по лестнице и вскоре затихли.

Бруг остался один. Один посреди разгрома. Один… со своими мыслями, страхами и… вопросами.

Меля… Симпатичная девушка. Соседка. Готова помочь. Но… почему она так быстро ушла? И что за тень пробежала по ее лицу, когда она упомянула отца?

Тихий скрип входной двери вывел Бруга из оцепенения. Меля ушла. Он подошел к разбитому окну кабинета, выходящему на улицу, и осторожно выглянул, стараясь остаться незамеченным.

Он увидел, как Меля быстрым шагом пересекает улицу и направляется к соседнему дому слева. Дом был таким же старым и обветшалым, как и дом Клекла, но выглядел еще более запущенным – краска на стенах облезла почти полностью, крыльцо покосилось, а забор вокруг участка был сломан в нескольких местах.

На крыльце дома, в старом плетеном кресле, сидел старик. Худой, сгорбленный, с седыми растрепанными волосами и злым, морщинистым лицом. Он курил папиросу, стряхивая пепел прямо на ступеньки.

Когда Меля подошла к калитке, старик резко поднял голову.

– Где шлялась?! – крикнул он хриплым, дребезжащим голосом. Голос был настолько громким, что Бруг услышал его даже через закрытое окно.

– Я… Я ходила к соседу, пап, – ответила Меля, останавливаясь у калитки. Ее голос звучал тихо, виновато. – Там… шум был. Я испугалась…

– К соседу?! – взревел старик. – К этому… выродку?! Сыну этого сумасшедшего?!

Он вскочил с кресла, подошел к перилам крыльца, нависнув над Мелей.

– Я тебе сколько раз говорил – не смей к нему подходить! – кричал он, размахивая руками. – Он такой же, как его папаша! Безумец! Дебошир! А ты… Ты, проститутка! Только и ищешь, с кем бы… с кем бы…

Он замолчал, задыхаясь от злости.

Меля стояла, опустив голову, и молчала. Плечи ее дрожали.

– Иди в дом! – приказал старик. – И чтоб я тебя больше… больше рядом с этим домом не видел! Поняла?!

Меля кивнула, не поднимая головы. Она открыла калитку, прошла во двор, поднялась на крыльцо, прошла мимо старика и скрылась в доме.

Старик еще несколько секунд стоял у перил, тяжело дыша и бормоча что-то себе под нос. Потом он сплюнул на землю, вернулся в кресло, снова закурил папиросу.

Бруг отпрянул от окна. Ему было… противно. Противно и… жаль. Жаль Мелю. И… страшно. Страшно от той злобы, той ненависти, которая исходила от этого старика.

Кто он такой? Отец Мели? Почему он так ненавидит Клекла? И… его, Бруга?

Вопросов становилось все больше. А ответов… Ответов не было.

Бруг снова посмотрел на разгром в кабинете. Теперь он смотрел на него другими глазами.

Что же… Что же здесь произошло? И… связано ли это как-то… с этим стариком? С его… ненавистью?

Оставшись один, Бруг медленно обвел взглядом разрушенный кабинет отца. Воздух все еще был тяжелым от запаха химикатов и пыли. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь грязное окно, высвечивали хаос: перевернутые столы, разбитые колбы, разбросанные по полу книги и бумаги. Казалось, здесь прошел не просто обыск, а настоящий акт вандализма, яростного и бессмысленного.

Он сделал несколько шагов вперед, осторожно переступая через обломки. Рабочий стол отца, массивный, из темного дерева, был завален горой бумаг, многие из которых были разорваны или испачканы какими-то темными пятнами. Старый компьютер – такой же, как в воспоминаниях Бруга, – был сброшен на пол, его экран разбит. Книжные шкафы, занимавшие почти всю стену, были опустошены – книги вырваны с полок, их корешки сломаны, страницы выдраны. На стенах, где раньше висели карты и схемы, остались лишь рваные клочки бумаги и следы от гвоздей.

Бруг нахмурился. Что здесь искали? Или… кого?

Он подошел к тому месту, где, как он помнил, стоял отдельный стол, на котором отец хранил самые важные вещи. Стол был перевернут, его содержимое разбросано по полу. Но среди бумаг, осколков стекла и прочего мусора Бруг заметил… ее.

Шкатулка.

Она лежала на полу, немного в стороне, словно ее отбросили в сторону. Она была целой, неповрежденной. Темное дерево, сложная резьба, медальон с изображением Гобратса… Все было на месте.

Бруг медленно наклонился и поднял шкатулку. Она была тяжелее, чем он ожидал. И… холодной. Неприятно холодной, словно хранила в себе частичку зимней стужи.

Он повертел шкатулку в руках, рассматривая сложный механизм замка. Отец писал, что это ключ ко всему. Ключ… и опасность.

Он снова посмотрел на разгром в кабинете. Если кто-то искал шкатулку, почему он ее не взял? Она лежала почти на виду. Или… искали не ее? Или… тот, кто здесь был, не смог ее открыть?

И главный вопрос: как кабинет оказался заперт изнутри?

Бруг снова подошел к выломанной двери, осмотрел замок. Обычный внутренний замок, с защелкой, которую можно было повернуть только изнутри. Никаких следов взлома снаружи.

Значит… кто-то был здесь, в кабинете, когда Бруг ломился в дверь? Но он никого не видел. И не слышал. Кроме… Мели, которая пришла позже.

Или… кто-то заперся здесь перед смертью отца? Сам отец? Но зачем? И как он потом… умер?

Или… это было нечто иное? Нечто… паранормальное? Тот же самый… "кто-то", кто устроил представление с оленем и зайцем?

Бруг потряс головой. Слишком много вопросов. Слишком много… нестыковок.

Он снова посмотрел на шкатулку. Холодная, тяжелая, таинственная.

Может быть, ответы… там? Внутри?

Он вспомнил предостережение отца: "Будь осторожен. Очень осторожен. То, что в ней… Это… опасно."

Он сглотнул. Он… не знал, что делать. Открыть шкатулку? Или… оставить ее в покое?

Он снова посмотрел на разгром в кабинете. На разбитый компьютер. На разорванные книги.

Кто-то… явно не хотел, чтобы Бруг узнал правду. Кто-то… пытался замести следы.

Но… кто? И… почему?

Бруг сжал шкатулку в руках. Он… должен был узнать. Должен был… разобраться.

Шкатулка в руках Бруга оставалась немой и неподатливой. Он вертел ее, осматривал со всех сторон, проводил пальцами по замысловатой резьбе, пытаясь нащупать хоть какой-то механизм, кнопку, потайной паз. Ничего. Гладкое, холодное дерево, покрытое сложными, переплетающимися узорами, которые, казалось, смеялись над его тщетными попытками. Видимых замков не было, никаких замочных скважин или щелей. Она была цельной, монолитной, словно вырезанная из единого куска черного дерева.

Бруг вздохнул. Отец писал, что шкатулка – это пазл, сложный механизм. Но как его разгадать? С чего начать?

Он понял, что пытаться вскрыть ее силой или наугад – бессмысленно. Нужно было найти ключ. А ключ, скорее всего, скрывался в записях отца.

Решено. Сначала – бумаги.

Он положил шкатулку на уцелевший угол рабочего стола отца, стараясь не думать о ее леденящем холоде. Затем он оглядел кабинет, оценивая масштаб предстоящей работы. Бумаги были повсюду: на полу, на столах, среди обломков мебели и разбитого стекла. Некоторые были сложены в папки, другие – разрозненными листами, третьи – скомканы или разорваны.

Бруг нашел в углу несколько пустых картонных коробок – видимо, отец использовал их для хранения своих образцов или архивов. Он начал методично собирать все бумаги, которые попадались ему под руку. Он не разбирал их, не читал, просто складывал в коробки – аккуратно, лист к листу, стараясь ничего не пропустить.

Работа была долгой и утомительной. Пыль стояла столбом, въедаясь в нос и горло. Химический запах, исходивший от разбитых колб, раздражал глаза. Но Бруг упорно продолжал, движимый каким-то внутренним упрямством. Он должен был разобраться. Должен был понять.

Он перебрал все завалы, заглянул под столы, проверил опустевшие книжные шкафы. Набралось три большие коробки, доверху набитые бумагами: исписанные тетради, блокноты, чертежи на кальке, распечатки из интернета, вырезки из газет и журналов, фотографии… Целая жизнь, посвященная… чему?

Он с трудом поднял первую коробку. Она была тяжелой. Он вынес ее из кабинета, осторожно спустил по лестнице и поставил в гостиной, рядом с диваном, который стал его временным пристанищем. Затем вернулся за остальными.

Перенеся все коробки, Бруг почувствовал сильную усталость. Он сел на диван, окинул взглядом гостиную. Пустая, пыльная комната, три коробки с бумагами отца и… он сам.

Он мог бы перенести бумаги в свою старую детскую комнату, там было бы удобнее разбирать их. Но… он не хотел туда заходить. Не хотел снова погружаться в воспоминания, в ту атмосферу одиночества и непонимания, которая царила там. Гостиная, хоть и была неуютной, казалась ему… более безопасным местом.

Он немного передохнул, затем встал, подошел к коробкам. Открыл первую. Сверху лежала толстая тетрадь в клеенчатой обложке, исписанная убористым, но разборчивым почерком отца.

Бруг взял тетрадь, снова сел на диван. Он глубоко вздохнул, словно перед прыжком в холодную воду. Открыл первую страницу.

Бруг открыл первую тетрадь. Почерк отца был плотным, почти бисерным, но на удивление четким. Даты стояли в углу каждой страницы. Судя по первой записи, эта тетрадь была начата около десяти лет назад.

Запись 1: 14.03.[Год -10]

«Введение. Основной постулат: так называемые «паранормальные явления» не являются ни мистикой, ни суеверием, ни, тем более, проявлением сверхъестественных сил. Они представляют собой область естественных наук, чьи фундаментальные принципы и механизмы действия на данный момент не изучены и не классифицированы общепринятой научной парадигмой. Отсутствие эмпирических данных и воспроизводимых экспериментов в рамках текущих методологий не отменяет самого факта существования этих явлений. Это лишь указывает на ограниченность наших инструментов и теоретической базы.»

Бруг нахмурился. Отец всегда был эксцентричным, но это звучало… слишком серьезно. Слишком по-научному.

Он перевернул страницу.

Запись 18: 02.05.[Год -10]