Hannibal ad Portas – 10 – Идули на Вы – К Звездолету

– Только по одной буханке на день, – несмотря, в принципе, на то, что здесь:

– Неужели всегда ночь? – послышалось.

Даже оглядываться не стал, ибо пусть сама перевернет это временное пространство так, чтобы было:

– По-прежнему понятно, как каждому.

Дело не только в том, что пока так и не появился мой Вергилий женского пола, но уже вижу вероятность:

– Кто-то спускается с гороч9ки.

Но не Матильда Ксешинская.

– И не говори даже, как тебя зовут, так как я буду звать тебя только, как Матильда Ксе.

– Не думаю, что мне этого будет достаточно, – и.

– Не представилась? – ахнул, ибо – третьего лишнего никогда не хочу иметь. Хотя попробовать может и надо.

Разделил их на всякий случай пополам, но Матильду – как в приоритете, а Ксе, – хотя, кажется, и не обиделась:

– Только на птичьих правах.

Почему-то ясно было, что прорвалась ко мне сюда Че-Ну, ибо и была по фигуре богиней.

– Но может ли конкурировать с Херой, которую Гомер послал – хотя и на время – в дар, нет, не Хемингуэю на этот раз, но тоже его соратнику Одиссею, разумному своей мудростью, как:

– Другой.

– Вы хотите, чтобы я был царем, который влюблялся с этой Хэрой.

– Герой.

– Не могу согласиться.

– Почему?

– Страшновато.

Их вышло трое, и они так – нет, не быстро менялись местами, – но:

– Как только я задумывался, – что:

– Кажется, это она, – так появлялась другая, за ней третья.

Так-то всё обычно, что, точно, мы с вами где-то встречались не раз и не два, а почти пять лет подряд.

Не нашел в себе сил выбрать только одну, как смог Данте, – хотя и не исключено и Беатриче – это псевдоним бригадного подряда. Как альпинисты они тянут друг друга:

– Сначала всё ниже, а потом выше, выше, еще выше.

И вот такая печаль, что Вергилий столько его вел, а на самом последнем этапе Беатриче всё-таки успела уйти вверх настолько безотказно, что Данте – увы, по крайней мере, на вид – остался, не вкусив этих георгин-офф.

Решил – если что – схватить, как минимум, за пятку. Авось у кого-то она окажется без:

– Ахиллеса.

– У тебя нет уверенности, что и здесь мы встретим немцев, находчивостью своей настолько славящихся, что смогли заслать к нам свою производную под видом.

– Совсем другого человека?!

– Не думаю, что мы выглядим, как люди.

– Как звери?

– Может быть, микробы, но и это маловероятно, а скорее всего, будем видны только как резус факторы.

– Хорошо, я плюс, ты – минус.

И ужаснулся, только сейчас почувствовав, что кто-то держит меня за одну из удобных ей частей. Чем?

Пока не ясно, ибо большого удовольствия, как не было – так и не предвидится. Поэтому трахтенберг здесь, если и есть, то не такой интенсивный, чтобы его можно заметить:

– Сразу?

– Да, думаю, что может начаться в самый неподходящий момент.

– На презентации?

– Думаю, даже на самом награждении.

Решил остаться здесь, и если навсегда, то навсегда и останусь, так как подниматься и спускаться с альпинистским снаряжением:

– Мне не хочется.

И настолько, что чем больше будут настаивать – тем чаше я буду голосовать за свой отказ.

Она:

– Предложила лезть наверх, ибо здесь верх – это низ.

– Я не верю в такую мистификацию, – ответил насколько удалось – твердо.

Хотя и слегка дрогнувшим голосом.

То, что она меня ведет – не могу ни принять, ни увидеть. Если я не ведомый, а ведущий – то:

– Кого веду, – если иметь в виду, не эту простушку?

Так как, кроме разной степени уверенности в себе их трахтенберга – нового пока не обнаружил.

Пришлось признать ее за призрак, – пока:

– С маленькой буквы, а там видно будет.

Дошло до того, что начал простукивать каменноугольную кладку, чтобы добиться результата:

– Куда идти дальше, – пока не получилось? – услышал, в общем-то, не очень удивительный вопрос к себе:

– В себе.

Так бывало раньше, но никогда не приживается, как обычное явление, иначе можно испугаться, – именно:

– Самого себя.

Понял, что не могу заснуть один на дне этой каменноугольной шахты. Постучал себе по загривку, по животу, – нет:

– Даже пар-не-ломит и не бурчит.

Надо было взять книжку Данте с собой, не попадал ли он в такой про-сак, когда ведущий – этот самый Парацельс, – вдруг оказывался телкой такой парности, что могла умещаться во мне, – как:

– Похоже Иона в Ките.

Ева в Адаме? – неужели реально!

Потом вылезла даже не через рот, – и:

– Стала, – вот так просто, что даже без восклицательного знака.

– Не совсем понимаю, как я сюда пришла? – Она.

– Я нес тебя на руках.

– С помощью ног или на тачанке?

– Прости, но на тему Гражданской Войны мне разговаривать не хочется.

– Делать?

– Устал уже я от этого прошлого.

– Вот поэтому мы не можем спуститься ниже.

– А именно?

– Ты слишком уж скучно интерпретировал прошлое.

– Я не хочу больше его знать!

– Ну, почему?!

– Пулемет Максим слишком уж тяжелый, чтобы его возить за собой.

– Носить?

– Ты будешь?

– Да.

Пощупал ее мускулы – согласился:

– Ты не сможешь поднять даже ящик с патронами.

– Смогу.

– Всё равно бесполезно – местную прохиндиаду пуля вряд ли берет.

– Надо попробовать.

– Вот я толку тебе воду в ступе: какой смысл мочить тех, кто уж тута, следовательно, таким законам не подчиняется.

– Значит, началась война среди бывших покойник-офф.

Они ожили, – добавила, чтобы я не мог мучиться дополнительными вопросами.

– Теоретически, думаю, ты права, ибо еще Одиссей просил Гомера заняться этим делом, облагораживания людей.

– Под бог-офф.

Кто высвободил из плена это резюме – не стал доискиваться.

– Скорее всего, нас здесь поженили, – выдвинула она предположение.

– Ерунда! – махнул лапой, – я давно уже женат на вас, мэм.

– Ибо?

– Ибо женат был на всех, – практически.

– Я – исключение.

Присмотрелся, в принципе, может быть, ибо харя – нечеловеческая.

– Ты кто? – не спросил, чтобы не обознаться: она и даже раньше не была хомо сапиенсом.

Хорошо, если я спустился под землю с моими любимыми животным, но – разумеется – живыми. Она – значит:

– Одна из них.

– Барсик, Барсик, кис, кис, кис!

– Мяу, – ответила, но не так громко, что можно подумать: только передразнивает.

Решил, что она была для меня кем-угодно, только не Ж-Муркой. Такой доброй, такой доброй, что впервые хотела дать безвозмездно.

И так захотел проверить ее горячесть, что потрогал.

Ни-че-го. Следовательно, ни холодно, ни горячего:

– Не нашел?

– Ты не знаешь, что я искал.

– Может быть, но чувствую.

– Хорошо, хорошо, как ты умеешь?

– Вверх ногами.

– Я так и знал, что это будет слишком банально.

– Перпендикулярно пока боюсь.

– Параллельно?

– Не думала. Если только ты погадаешь.

– На что?

– Могу ли, или лучше и не начинать?

– Не знаю, честно.

– Можно проверить, если обеспечишь поддержку.

– Я не гимнаст.

– В уме, ты должен верить в меня.

– Верю, но не до такой степени сложности.

– Ладно, я пойду вперед и вверх, а ты наблюдай, когда не получится.

– Зачем, уже забыл?

– Чтобы я при падении не ушла слишком глубоко под землю.

– Если мы под ней, то – думаю – бояться особо нечего.

– Могут быть превратности.

Иногда я вижу его, бывает бросаю деньги на ветер, и чаще всего.

– Да?

– Сочиняю.

– Мы спускаемся вниз не просто так.

– Зачем? – она.

– Чтобы спасти Землю.

– Ты это знал?

– Да, знаю, уже почти минуту.

Я знаю, что спасти Землю можно только одним способом:

– Заменить ее на другую, и именно, не такую же, но отличающуюся – для первой Земли незаметно, как для нее Непредставимое:

– В лучшую, или в худшую сторону? – она немножко согласившись на некоторое:

– Более-менее.

– Что именно, нельзя молвить русским языком?

– Даже только английским не получится.

– Мы дальше поедем на бык-ах, или на осл-ах? – высказался один из нас, несмотря, на то, заснули мы, – как в:

– Каменноугольной шахте.

У Данте я вижу только тьму, – как в ней:

– Становились видны люди – пока не ясно.

Она шла за мной, что даже решил, не подумав заранее, ляпнуть:

– Я не помню, что ты.

– Забыл.

– Я вас не знал никогда.

Думал, разозлится. Нет, прориторичила:

– Правильно.

И тут же добавила, не особо думая-размышляя.

– Ибо я не одна.

– Это неплохо, – вздохнул облегченно.

Скорее всего, подумал про контакт со мной. Если нет – кирдык всё равно:

– Только еще намечается.

Всё же нечаянно этой ночью ее трахнул, – по вкусу и запаху этого блюд-ца определил:

– Почти однозначно А-Ва.

Ибо, несмотря на выпуклое тело сложение – работает, как ткацкий станок автомат. Думать некогда, но и автоматически прошел этот тест на очень:

– Неплохо, неплохо, – как на четыре с минусом, и не может быть:

– Только на три с плюсом.

Может быть даже больше, так как здесь трахтенберг – Данте, например – даже не вспоминает. Решил, что интенсивность трахтенберга и будет освещать нам путь здесь, – а, значит:

– Та сума, которую я тащу, как предположительную А-Ву – есть и все остальные, уже проверенные в этом деле, – заранее.

Беспокоило немного только одно:

– Набор мексиканских трехуровневых, выполненных специально для ихних полицейских – скорее всего – не взял даже по запарке.

С другой стороны, и сказано, что все должны измениться. Почему у меня и не выходило до последнего дня там, – на:

– Земле, – иду взял три кило Гренни-Смит, – и, нежданно-негаданно захватываю заодно почти еще на эти три килограмма – вилок капусты.

Ну, не козлов же ж, на самом деле, кормить здесь собирался!

– Зачем? – уму непостижимо.

Попросил выйти хоть одного художника. Ибо:

– Мы должны расцветить стоянку.

– У нас есть краски, которые я помню, – ответила – предположительно На-Ви.

Ибо даже, если она робот, но всё равно не без входных уступов даже здесь аргументированная. Если есть только выступы, то, наоборот:

– Всю остальную площадь будем использовать для этого дела, далеко не безмятежного ее тела.

Выхожу, народу стало больше, площадка тоже – шире, но в принципе, что-то:

– Даже из ряда вон не выходящее.

Значит, для того, чтобы местные жители не испугались пришельцев.

– Мы их не видим?

– Пока не входят с нами в контакт. Кроме меня одного.

– Что это значит? – предполагаемая, пока что, На-Ви.

Выхожу, народу стало больше, площадка тоже – шире, но в принципе, что-то:

– Похужело, мил херц? – просила одна, но явно безымянная, хотя и не исключено, что когда-то была звездой.

Задал вопрос:

– Вы здесь уже родились?

– Или? – первый ответ, как обычно, был вопросом.

– Можно ли доказать существование бессмертия – как Невидимого – увидев его:

– Имеется в виду, – почувствовав его, как реальное?

Не органами чувств, а, как посланием, письмом в ответ на:

– Ваше письмо.

– По завету Ивана Петровича Белкина? – кто-то.

– Выйти поближе к свету моего прозрения, – попросил, ибо не только не узнал, но и даже не увидел:

– Вот из Ит, или только опять тот же самый хомо сапиенс-ик?

Выходит, эта тварь всё-таки невидима.

– Я и есть само невидимое, – ответила, решил – жалобно.

Но почему? Скорее всего, некому восхищаться ее процедурами. Ибо, да, трахнуть, скорее всего можно, но как?

Вот в том-то и дело, что понять можно только без подсказок. Следовательно, не обозвав по имени, – априори:

– Не дастся.

Надо понять шифровку последовательности, в которой они будут появляться. Но, разумеется, это не футбольная последовательность:

– Один, четыре, два, четыре, и Владимира Высоцкого Дубль Вэ.

Какая? Пока мысли даже над этой пропастью не кружатся.

Сообщили, что мы – на самом, так сказать, деле – не в таком уж большом низу, а расположены почти на уровне ресторана Останкинской Телебашни.

– Надо только войти внутрь её, и мы окажемся.

– Там?

– В более проясненном для логики мышлении.

Спросил у О-Клю, выбрав ее наугад из остальных:

– Куда прыгать? – спросила, и тут же ответила: – Пока не ко мне, к сожалению.

Если взять толстую А-Ву и при этом промахнуться не только мимо окна, но и дверь, не обнаружив, – будет нехорошо.

На-Ви в последнее время похудела, надо ее выкрасть, хотя у какого Цепного Цербера, – тоже пока не разбираюсь.

– Эх, зря испугался Че-Ну, когда эта богиня пригласила меня, стоя у двери своей спальни:

– В неё? – кто-то отозвался.

И вошел в башню Остан-Кино, не зная, как, но уже на приготовленную для – всё-таки, думаю, трахтенберга – позицию. Ибо, иначе, что делать:

– Не знаю.

Прочитать лекцию о Невидимом Мире в биологии, или лучше в литературе?

– Можешь не раздеваться, – то ли услышал, то ли понял просто так.

Впрочем, лучше разденься, – призналась в непреодолимом желании поставить меня в более трудное положение, чем обычно.

– Сними с себя эту башню – это понятно? – подсказала, как назло, до такой степени правильно, что волосы и так-то не очень часто встающие у меня дыбом, – теперь, наконец:

– Поднялись.

К сожалению, сразу не нашел, чем я ее выше, сел, задумался.

– Ладно, иди сюда, потом отдашь долгом.

– Чем другим? – спросил, а она не стала настаивать на штрафном круге.

Глава 4

И провела свою серию в долг. Кто кому теперь будет должен, пока не стал выставлять счет, как одна симпатяшка у Патриса Лумумбы:

– Сколько-сколько?

– Восемьдесят. – Это две стипендии.

Просит, следовательно, отдать потом не одну, а две, но:

– Кого его, – пока так и не знаю.

Действительно, это как надо уметь трахаться за две стипендии, и более того, за:

– Раз!

– Не могу, прости, додуматься.

– Тебе легче теорему Ферма решить?

– Пожалуй, но тоже.

– Думать надо?

– И вот именно, что предлагается в Широко Закрытыми Глазами.

Посмотрев – таким образом – в себя внутри, – понял:

– Меня до сих пор ждет одна Малышка, – почему-то – не то, что всё больше и больше кажется:

– Не меньше, чем на миллион, и скорее всего, даже английскими фунтами, – а именно она здесь и находится, как билетер того Сиэте, который намечается организовать в ближайшее время.

Можно даже думать, что подняться на эту Останкиаду – значит то же самое, что углубиться на это же расстояние – не то, что под Землю, но в ее нервные окончания:

– Почти однозначно?

– Совершенно верно, беру тебя.

– Уборщицей?

– Домоправительницей.

Неужели так и было задумано с 17-го года, чтобы не только все теперь должны работать, но работать именно:

– Проститутками?!

Другой работы не только не предвидится, но и никогда не планировалось!

Она:

– Правда, удивительно?

– Это всё еще вопрос?

– Только к самим себе.

– А именно?

– Почему мы ничего подобного не нагадали, но и не ждали?

Догадаться можно было, когда говорили, что у всех это есть, а нам и за просто так не надо. Ибо такой силлогизм через чур уж нарочито умозрителен. Что вот даже Беатриче не поднимается вверх, желая показать своё преимущество перед Данте, а – наоборот:

– Дает ему еще больше опуститься?

– Да, ибо логика под Землей всё равно есть, несмотря на то, что обратная.

Думали над вопросом, почему раньше все стремились в доктора наук и в академики, а теперь уже требуется конкурс, чтобы попасть в востребованные проститутки.

Для рекламы утром продают пиво на Тверской, а уже днем, этой же парочкой ездят на машине – одна за рулем, а другая только поет рядом:

– Шел отряд по бережку

Шел издалека-а!

Шел под красным знаменем

Командир полка.

Как и показала мне в прошлую бытность дочка полковника, дав не только то, что просил на заднем сиденье такси, но и предупредила заранее, что завтра уже, скорее всего, не получится, так как выходит замуж за папиного подполковника.

Многие водители такси привыкли к такому жертвоприношению, но не все, ибо этот – нет, не попросил тоже, а так разволновался, что чуть не забыл дорогу к вокзалу, где у них была обычная стоянка.

– Скорее всего, она задевала ему туфлей по козырьку противосолнечной фуражки.

– Не без этого, разумеется.

Проституцию, скорее всего, и ввели, как основное рабоче-крестьянское занятие, но только, чтобы пообещали:

– Ничего не говорите маме?

– Папе тоже не надо, а так все, кроме нас, дурак-офф, были осведомлены о сём чуть ли не письменно.

И даже можно думать, во всеуслышание, но, к сожалению, все поверили в обратное.

– Мои не такие, – сказал я, разочаровав себя тем, что теперь не знаю, кто говорил до этого.

Человек хочет показать доказательство своей правоты, но печаль в том, что этим доказательством является он сам. Думают, что в науке это не так. Теорема, ее доказательство с человеком несовместимо и даже не перемешано, – но вот:

– Ферма и не поняли до сих пор, – что:

– Его доказательство одной своей частью находится в самом Хомо Сапиенсе.

Почему в этом разочаровался Кисё Танияма – пока неясно. В чем он не сошелся с неизвестностью? Неужели понял, что душа его не выдержит такого контакта, – как:

– Принципиальная Неизвестность, оказавшаяся, – и вот он, этот самый важный вопрос:

– Чем оказалась Неизвестность?

В контакте с Неизвестностью гибли даже боги.

Многие этого не знают, поэтому идут за мной, как за наслаждением. Но кто может согласиться с тем, чтобы его съел дракон, как Андромеду, – но:

– Спасенную зачем-то Персеем.

Сказал кто-то:

– Хочешь быть царем – возьми меня, как Андромеду.

Согласиться пришлось, – ибо:

– Очень уж хотелось узнать, кто выдает свои способности за магию Андромеды, так и не доставшуюся ЧМ – Чудищу Морскому.

Провели, как на дне морском только чуть меньше недели, ибо она устала, так как пообещала:

– Оставлю один шанс на праздник.

И понял правильно, что жертвоприношения – это и есть ее мечта трахнуть меня не только, – как:

– В последний раз, но и принести в жертву – собиралась.

И не думаю, что себя – меня:

– Более похоже.

Хотят – значит – даже в А-Де, или, что у них есть еще там сейчас – но трахтенбергом всё рано обеспечить. Как это происходило и происходит еще и сейчас у Данте – пока не заметил. Скорее всего, как все естествоиспытатели в Ши-Ра еще успели смыться в Сили-Доли.

Так-то ничего сложного – надо только найти – не пройти ненароком мимо Вектора на Листе Мёбиуса, – который:

– Незаметно для многих перевернулся на верхнюю, обратную сторону.

Она?

Осталась на прежней, или я внизу? В данном случает это не так важно, – как:

– Есть ли между ними сопряжение?

Иначе без этого Третьего Никогда Нелишнего – не родится и четвертый, этот самый:

– Результат.

Начал оглядываться по сторонам с уже обострившейся мысль:

– Началось, или пока еще подождать надо?

Для кого из нас мир шире, кто видит, кроме очевидной производной, еще и Посылку, которая появляется только в бою за это ЦБ – царство небесное – пока что в виде своей:

– Подземности.

Лист Мёбиуса медленно повернулся, но пока даже не вокруг оси, а на ней шевельнулся. Чуть-чуть не понял:

– Я или она меня перевешивает?

Ибо – как и сказано:

– Только один остается, а другой – наоборот – идет дальше.

Что мне предлагается?

– Играть в моногамность? – Что на той стороне Земли вполне может значить:

– Кого назначу на сегодня – та и будет мылиться уже с ночи в парной.

Хотя в Америке парных нет, а значит, можем укатиться и до Альфы Центавра.

Сложность парадокса прохождения этого направления смены в том, что сначала надо его не:

– Видеть, – а заметить только, когда назад вернуться уже поздно.

Как:

– Пересказ на вид – является прямым эфиром.

Его стараются перевести в реальность, не замечая, что это уже:

– Перевод сделанный.

Не понимают, что прямой эфир и имеет вид:

– Пересказа.

Роман, который здесь игнорируется, и является – о! мама мия!

– Прямым эфиром?

– Точно!

Пересказ можно уничтожить, только поднявшись в воздух, что и хотел продемонстрировать Волшебник Симон.

– Прорваться к прямому эфиру?

– Именно, сэр!

– Если я леди?

– К сожалению, уже невозможно.

У нас, дорогие друзья, никто не боится этой дискриминации, ибо женщина всегда.

– Живет в мужчине?

– Почти, точнее, где-то рядом.

Посмотрите, как я, более внимательно, и найдете немало, немало.

Люди хотят, а еще точнее:

– Даже не хотят изобразить похожесть, а только формально копируют подлинник, что значит:

– И не надеются на полную идентификацию, – а она прямо тут, – в:

– Переводе.

Кто-то это понимает, поэтому и запрещена здесь – в Ши-Ра – полная идентификация подлинника. Хотя, не исключено:

– Не до конца.

Ибо и остались здесь, на Земле.

– Ась?

– Уже не совсем люди, а только склонные к этому, человеческому образу жизни, а так-то.

– Колдуны и колдуньи?

– Это – почти правильно. Но и сами не замечают этого противоречия, что люди не видят ничего особенного, если их иногда, как Владимир Высоцкий:

– Замечает себя, как этого Лешего.

Не сразу понял, что залез на гору почти до ее половины, а не спустился вниз, как намеревался, что даже сил спуститься пониже, чтобы не так кружилась голова, осталось мало. Вовремя осознал, что здесь верх – это низ, и немного полегчало.

Услышал, как кто-то снизу царапает мне пятку, – ибо:

– Лично пока не почувствовал.

Какова разность в близости объекта между его ухом-слухом, так сказать, и зрением – уже без прений? – только успел задать этот вопрос лично себе, как с соседней автобазы ответили:

– Мы.

Откуда столько – непонятно. Ибо, ну, я, ну, ты, мы с тобой, – а:

– Кто еще-то?

Ясно, что эти прохиндиады настолько потеряли ориентировку в пространстве, что о времени и речи – кажется – быть почти не может. Так только, если пару-тройку минут пасутся еще неподалеку, – остальные, похоже:

– В трансе

Попросил, как:

– Их бин пока не очень соображайт, – ну, пару-тройку минут дайте на размышление!

Последовал ответ-уточнение:

– Кого выбрать?

Решил ответить более вразумительно, чем только:

– Ась, – а именно:

– Дась.

И указали больше влево, чем вправо – думаю, но не более, чем на семьдесят процентов.

Хотелось, как обычно показать наоборот, на отстающую, но решил переиграть – нет, конечно, не нарочно, самого себя, но некоторых из них:

– Хочется.

Попытался вспомнить, трахали ли хоть когда-нибудь двоих сразу, если не считать того случая, когда Наташка и Света, как обычно, держались настолько рядом, что и запомнилась эта обида одной из них, что только другая получила за:

– Это почти новые зимние сапоги – не более двух раз надевал, а скорее всего, это и был второй, – что значит:

– Придется выбрать на этот раз Наташку, ибо сволочонка Рэк-Са посылала в бане не только куда подальше, но ответила на предложение этого еврей-чика:

– Сам дай! – имеется в виду, что этот продукт молдавского производства, но в прошлом своих предков жившего под пальмами Сиона, – попросил ее по-хорошему:

– Дать начальнику милиции, который сам стеснялся трахать не только жену, а совсем чужого человечка.

– Тоже хотелось?

– Более того, именно из-за этого и согласился на эту баню.

Что говорит о том несчастном положении его в этом город-ишке, что – уверен – даже жена не может обидеться, – так как, очевидно:

– Сам он не решится, пока – практически – не подвели, как на убой.

Ей-то, дуре, чего хотелось, не пониманию. Чтобы заплатил? Нет, ибо, ну, кто ей заплатит еще чем-то, как только шоколад, конфеточки, а большей частью налить за бесплатно.

Хотелось, как обычно человеку – уважения, ибо, несмотря на то, что хороший уважаемый начальник милиции, – еще и:

– Попроси меня, пожалуйста, отличить тебя от других бандитов этот местной прохиндиады.

От которых, кроме, как налить – ничего другого не дождаться, ибо думают, их члено-образие и есть их плата: