Hannibal ad Portas – 10 – Идули на Вы – К Звездолету

Hannibal ad Portas – 10 – Идули на Вы – К Звездолету

Владимир Буров

На обложке "The Dancer in Her Dressing Room" Henri de Toulouse-Lautrec, 1885

© Владимир Буров, 2021

ISBN 978-5-0055-2995-4 (т. 10)

ISBN 978-5-0050-0895-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моим друзьям в Московском Университете

Эпиграф

И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

На время – не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

М. Ю. ЛермонтовНет реальности без письма, как без палки начать жизнь Первому Человеку12.02.2021

Глава 1

Надо хоть одну строку написать. Но кому:– Вот в чем вопрос? – или это уже и есть ответ.

Эпиграф

Мои богини! что вы? где вы?Внемлите мой печальный глас;Всё те же ль вы? другие ль девы,Сменив, не заменили вас?Услышу ль вновь я ваши хоры?Узрю ли русской ТерпсихорыДушой исполненный полет?Иль взор унылый не найдетЗнакомых лиц на сцене скучной,И, устремив на чуждый светРазочарованный лорнет,Веселья зритель равнодушный,Безмолвно буду я зеватьИ о былом воспоминать?

Глава 1, Строфа 19

– — – — – — – —

Высадился, видимо, первым, но не мог исключить и обратного, – нет, не эту простую логику, – а:

– Предпоследним, – еще дальше?

Маловероятно.

Ибо в любом случае здесь никого не было. Так только два камня с перекладиной посередине, – почему не наверху:

– Понять даже самого себя пока не могу, ибо лежала наверху, как – о! мама мия – вспомнил почти сразу:

– Это футбольные ворота, – но:

– Что такое футбол – пока обознался, ибо не поверил даже простой логике:

– Это уже игра, – ибо раньше была – только:

– Работа.

Иначе – тут же пришла информация – зачем лучшего нападающего не:

– Ставить на финал Мельбурна, – да и во всех остальных случаях:

– Почему, как многим Всем, не дали – как минимум – полуподвал в Гремлине, а так только чуть ли не на самом Шарико-Подшипнике, – да и то:

– Ну не в Текстильщиках же ж, на самом деле, где потом построили мясокомбинат, который пах отвратительностью, так как есть животных – тем более домашних:

– Не только ошибочно, но и это значит, что люди – если здесь-там хоть когда-то жили:

– Полностью обанкротились перед богом, – если всерьез верили, что сюда хоть иногда приезжает, как, да в своё, но уже давно заброшенное Село Горюхино.

– Он? Или это еще надо проверить.

Знака вопроса нет, значит где-то недалеко есть место, имеющее на это право. С другой стороны:

– Ничего не помню, но что в Ши-Ра нет не запрещенной науки:

– Пока еще известно.

Хотя и ни за что не поверю, что мы никуда не улетели, а так и остались здесь-там:

– Не солоно хлебавши.

Решил у кого-нибудь узнать, знают ли они, что людей здесь давно нет, так как они улетели – или, что тоже самое – переправились в другое пространство – чему я сам был последним свидетелем, если всё же иметь в виду, что сам-то – нет, не остался, а именно:

– Вернулся назад, видимо, вспомнив, что забыл, что-то важное, или очень хорошее.

Зашел в кино – не то, белиберда абсолютно прежняя, но живет, так как имеет смысл противостояния человеку, как:

– Только не здесь главному.

Неужели я никуда не улетел? – так пока и не мог поверить и в это, и в то, что специально вернулся назад, – ибо:

– Кого валить, если я никуда не имею доступа, а современного оружия – то же самое.

Как в древней Японии здесь нельзя носить даже мечей. Остается сделать один вывод:

– Место это – не то же самое, – в крушении мира – значит – могла выжить какая его модификация – ничего другого пока не знаю.

Или пока здесь заткнули дыру, и корабль под этим названием Земля – пока держится на плаву.

Остальные, скорее всего, или отказались идти со мной опять в это пекло, или мы расстались не попрощавшись.

Ну и третий вариант – Это:

– И есть безвидность, отличающая жизнь от смерти, и ей именно и являющаяся.

Вот так просто – пожить в Раю – пока рано, что ли, господи?

Решил, что Лолита – это не мужчина или женщина, – а, нет, не только, а уже:

– Роль.

Представиться Вл. Набоковым? Если это Ши-Ра, еще бывающая здесь по средам и пятницам? И более того, вдруг Лоли-Той представится, как раз одна из них?

– А именно? – как уже на допросе.

– А. Коллонтай или Роза, по крайней мере, Люк.

– Кси?

– Ну-у, может быть и так.

Решил, что лучше уйду опять в Неизвестность, чем начну – даже два-три раза в неделю – трахать хоть одну из них, а двоих, разумеется:

– Тем не менее.

Удивительно, что не помню – сейчас, может быть, только – где именно живу в Космосе, на Альфе Центавра, на Сириусе, или – как, примерно, написано в Библии:

– Настолько свободный художник, что и только плаваю между ними, как рыба-кит, – а это, авось, оказалось:

– Не так весело, как даже скушно.

Удивительного мало, ибо я один, а их так много, что смогли – авось и нечаянно, но под чьим-нибудь руководством объединиться. Неужели выбросили за борт, как Кука:

– Авось один быстрее найдет ту-эту Австралию, – как уже:

– Питекию, – где наконец всем хватит не только телок, но и мужик-офф:

– Хоть через одного отказывай.

Некоторые предполагают, что чтение художественного произведения, если не предполагает, то вполне допускает возможность отстегнуть свой разум и положить его в – пусть и тоже свою – через седельную сумку. И именно только так разрешается писать после 17-го года, – думать Читателю:

– Запрещено – писать его с большой буквы – еще больше:

– Совсем не надо.

Указание в Библии:

– Посмотри на самого себя – это не укор, и не указание даже, не просьба, – а:

– Нужно посмотреть на эти слова, как придуманные:

– Сами?

– Вы знали?

Нет поучений в Новом Завете, да и в Ветхом – тоже. Все слова идут от человека:

– Самого Читающего. – Как:

– Бог.

Ибо человек указания, может быть, и может уважить, но принять близко к сердцу – никогда.

Печаль в том, что для примера – как это плохо – кто-то должен быть рабом. Ши-Ра:

– Подошла к этому конкурсу красоты с большим усердием, чем Другие.

Тем не менее:

– Если я никуда не улетел, то и это не Ши-Ра.

Так-то похоже, что здесь живут – может быть – даже люди, но ни одного знакомого, – даже лица нет.

Хотя не знаю, что лучше выбрать:

– Незнакомых, но похожих на Тех душой и сердцем, или лицо будет тот же самый сладкий ужас, в внутри все:

– Очень горькие? – думал спросил я, но по лицу в зеркале, – нет, ни о чем не догадывается.

Ушел, так как не хотел видеть никого, кроме:

– Тех же самых.

Люди здесь были, но как сибирское дерево – замороженные.

Шел один и выбирал, кого лучше спросить, чтобы не испугать:

– Это – и не извиняйте даже – какой городишко? – Ибо Мос-Кау для меня, как и давно было для многих – только большая бутылка, и даже не из-под шампанского, а Салюта и болгаро-венгерского вина, которым по какому-то случаю завалили все магазины.

Раньше пользовался только Бала-Тоном.

И всё же – это не та Мос-Кау, что была – уверен, – но:

– Доказать пока не могу.

Придется пойти по главному пути, – а именно:

– Поверить самому себе.

И точно, подхожу, а очереди в пивбар нет.

– Так бывает? – спросил одну оттуда выскочившую.

– Я не хочу больше ни с кем разговаривать, – спрыснула чуть ли не слезами.

И объяснила, что здесь – в пивбаре – уже докатились до того, что не дают даже спеть на столе.

– Почему?

– Говорят – плати!

– Я ответила, что у нас договор с Валерой официантом, так как и пою только для рекламы, – мне, следовательно, еще и доплачивать надо.

А сегодня.

– Да?

– Нашли, видимо, другую, получше меня, говорят, что она потому будет более востребована, чем я.

– Да?

– Вернулась – намекают – с Альфы Центавра.

– Да ты что?! – удивился уже за столом с пивом, но здесь уже бутылочным и даже витым в коричневых бутылках.

Хотел спросить:

– Какой год? – но побоялся – точно удивиться, ох, как придется!

Всё равно покрутил пальцы, – ибо:

– Больше, чем две тысячи, – или уже – она ответила:

– Давно за три перевалило.

– Третий год до нашей эры? – пошутил.

– Времена Гомера.

Только и нашелся, что брякнуть:

– Не верю, что так далеко заплыли. – Хотел добавить, что тогда пива Двойного Золотого – не бы-ло-о, – но решил не опережать события, так как по моей-то – тоже великой – как была-есть у Ферма:

– Не велика разница?

– Да, мэм, вижу вы соображаете.

Она попросила подвинуть – к ней поближе – вторую бутылочку – ибо они были, как всегда, только на две трети от полноценной, – времен, нет, не падения Третьей Империи, но и всех предыдущих империй – заодно.

– Надеешься быть инопланетянкой?

– Как все сказано.

– Где?

– Не берите меня на провокацию.

– Почему? Неужели здесь запрещено верить в бога?!

– Да, сэр, только в бог-офф.

– Но это откровенное лицемерие!

– Лучше не возмущайтесь прилюдно.

– Могут услышать и тю-тю.

– Увезут, как Пушкина в Молдавские степи?

– Пушкин – это какой?

Хотел выругаться, но – скорее всего – понял, что здесь он еще не родился.

С одной стороны, путаница, а с другой – и правды тоже больше видно.

– Думаю, теперь легче стало жить? – спросил.

– По сравнению с тем, когда не знали ничего?

– Знали, но – вот в том-то и дело – что не верили вообще ни во что, и даже ни в кого – тем более.

– Можно ты пойдешь со мной?

– Если только твоя мама будет не против.

– Если только ты женишься на мне.

– Почему?

– Обещала всем с детства, что женюсь – прошу прощенья – выйду замуж только за инопланетянина.

– Хорошо.

– Представься им, пожалуйста.

– Моей – прошу прощенья – твоей маме.

– Она не вмешивается в мои дела – бери сестру.

– У тебя есть сестра?

– Нет.

– Ну, хорошо, если спросят, скажу:

– Думал я ее сестра?

– Правильно, – успокоил, но не думаю, что надолго.

С другой стороны, трахать ее я не собираюсь, – жениться, ну-у, думаю, – хотя и не спрашивал, – вряд ли здесь до сир женятся, ибо и основана эта колония, – из:

– Уже приезжих с Альфы Центавра.

Иначе просто нет выбора:

– Откуда здесь люди? – а что-то похожее, может, и случилось.

Побоялся тавтологии – движения дальше абсолютно ложным путем. Она, как что-то уже поняла:

– Ми пай-дем другим путем?

– Ась?! – чуть не ахнул испугом памяти, как ее потерявший, но на время, а, следовательно, разочарование любыми сегодняшними поступками.

– Уже ждет тебя за дверью, – открытым текстом сказала она – отчетливо:

– Не своим голосом.

Ответил:

– Я почти готов пойти по пути открытому Стивеном Кингом, но здесь нет океана, – даже пожал плечами, понимая, но задним умом, разумеется, что говорю нелогичную правду.

Ибо путь к Океану лежит.

– Здесь? – чуть-чуть прервала она меня.

– По крайней мере, не в Сили Доли.

Пришлось обидеться, ибо, да, я чуть-чуть забыл ее, но теперь сразу вспомнил, что:

– Что-то такое было, было, было?

– Хорошо, хорошо, хорошо, можешь меня перебивать, я постараюсь не очень злиться.

– Я – Алла Два, – промямлила она, как – можно подумать – нашла золото полу мира, а куда деть его – без меня:

– Ну, никак не сообразит!

Ну, и она опять в амбицию, и хотя я не специалист, но уже совсем понял, что это точно не Алла Два, – а:

– Ты кого подменяешь?

Думал, будет всё отрицать. Нет, призналась, что ее попросили за хорошие – чего-то – не понял, а теперь она забыла, что делать дальше.

– Ясно одно, – посоветовал не разочаровываться, – может того-сего, а потом вспомнишь?

– Вот!

– Уже вспомнила?

– Да, только через трахтенберг всё и умела раньше.

– Узнавать?

– Делать за тебя.

– За?

– Для, – прости, прости, милый.

– Не думаю, что ты Алла Два.

– Можешь и не гадать дальше, но запомни хоть это.

– Что мы были счастливы когда-то?

– Нет, а то, что время твоё сейчас кончится.

– Твоё:

– Еще нет.

– Что делать знаешь?

– Надо бежать к берегу океана.

– Невидимого невооруженным глазом?

– Теперь уже правильно.

Оказалось, мы должны попасть на мотогонки – какого года – неизвестно, но есть приличный факт:

– Они будут проходить на Харлеях Дэвидсонах?

– Слава богу, ты вспомнил!

– Это отсюда далеко, надо ехать поездом, билеты, скорее всего, так и не купить без очереди, а у меня наследственная с Того Времени.

– Аллергия?

– У тебя нет?

– Тоже. Но это значит, что путь туда есть, хотя и другой.

– Я не успею додуматься за такое короткое время-чко.

Вспомнил один путь, ведущий за стену Гремлина.

– Надо вернуться в пивной бар.

– Там мёдом намазано?

– Из подвала его можно пройти в минус одиннадцатый этаж Гремлина.

Там еще должен течь ручеек, ведущий к морю, которое не только на поверхности, но вообще отсюда не виден.

– А так-то?

– Есть!

– Это последнее твоё слово, или единственное?

– Я уверен, что не зря сюда попал, несмотря на то, что ты меня больше не помнишь.

И ответила, как и ожидалось:

– Это не я.

Всё пошло так как надо, несмотря на то, что я только бежал за необходимостью этого единственного варианта, в баре оказался люк, и – к счастью – еще не залитый выходящей из всех норм канализацией.

И в Гремлине – препятствий не оказалось, что можно подумать, никто даже не видел этого спуска:

– Еще ниже, ниже, ниже.

– Скорее всего, так.

– Ты тоже здесь?

– Спасибо, сэр, на добром слове, я думала, вы меня не замечаете.

– И тебе спасибо, за то, что почти не выделяешься на фоне этих канализационных труб.

– Это не канализация.

– А именно?

– По трубам идет питательный состав.

– Для тех, кто здесь живет?

– Да, но не только, он держит на плаву даже Царь Пушку.

– Город?

– Скорее всего, нет, ибо и рухнет опять в небытие в ближайшее время.

– Насколько?

– Нам уже надо спешить.

– Жаль, что мы не сходили с тобой в парк Кой Кого на карусели.

– Может быть, надо вернуться?

– У нас нет времени – ты сказала.

– У меня есть право на небольшую паузу.

– Сколько раз?

– Один.

– Прибереги его на будущее.

– И не жаль мне прошлого ничуть, – сказала она так трагически, что я даже заплакал в самую неподходящую минуту, – что значит:

– Где-то там, Наверху, могут счесть за моё маловерие, и перекрыть путь даже отсюда.

Как его вернуть – пока, к сожалению, никому неизвестно.

Уже почти можно было уходить в это бытиё-не-бытиё Океана Стивена Кинга, полюбившегося мне в Интернет-переводе, какого-то очень умного и умелого любителя, ибо правка обычных грамматических ошибок в его тексте – не была сделана. Авось просто не захотел. Но так прекрасно написать-перевести эти стихи – можно сказать – Стивена Кинга под названием:

– Как писать книги – здесь, в официальном понимании Стивена Кинга, – даже:

– Не корячится, ибо и запрещена, но несмотря на это, уже складывается умственная конфигурация:

– Нельзя понимать категорически.

Один писатель даже сказал мне в ответ на моё восхищение:

– Дай-ка я взгляну, – и прочитал, перевернул пару-тройку страниц, с последующим резюме:

– Ерунда – это очень слабая литература, – а:

– То, что она нарисована на русском, русскими, но обязательно советскими писателями, и, более того, за деньги:

– Ну, клейма же ж негде ставить, на этой совьетунион прокламации, – в стиле литературной газеты.

Перевели Стивена Кинга, как – незатейливо:

– Нашу Литературную Газету Огонёк, и ему подобные прелести деревенской коммуны, где всем хором ходят за одним трактором, и ребенком в лапе, – чтобы этот самый Восьмёркин – американский миллионер:

– И ужаснулся:

– Да вы что, на самом деле, ибо это, что-угодно, но только не Стивен Кинг, – именно, именно, дорогие мои – хорошие, и наводящий ужас на всю местную колхозную простоту:

– Разных Тань. – Так как все они именно:

– На-Ши, – букварь до сих пор ищущие.

Ибо:

– Пусть народ так и думает про эти пеньки:

– Мы жили, когда деревья были большими.

Тайна создается существующая.

– Моё я, – попытался объясниться, но не только сам с собой – со всеми, еще нам пока не встретившимися друзьями – это вы.

– Поэтому, сэр, мы и не обращаем на тебя особого отрицательного внимания, – но кто это сказал, или даже молвил абсолютно нерусским языком, – даже попытаться узнать пока не стал удосуживаться.

На-Ви мечтал встретить, но не мог до такой степени, чтобы исполнилось. Усмехнулся:

– Почему нельзя мечтать так, чтобы сбылось? Смотрел по дороге в лицо почти каждой, а потом и совсем засмотрелся, что столкнулся с одной, – явно не она, но всё равно не извинился.

Ибо странно, парк, хотя и отдаленно Кузьминский, но гуляет всего одна девушка у его пруда, как – можно даже не особо остроумить:

– Не обознался ли? – ибо, несмотря на то, что лица не вижу, явно знакомая.

– Так бывает, сэр, если встретите покойника.

Оглянуться – побоялся. Ибо, если и там, и впереди – одно и то же – это уже не так интересно, по сравнению с тем, если наоборот, – как воскликнул Кук, блеснув еще некоторыми целыми, оставшимися от цинги:

– Зубками или зубищами? – спросили, уже заарканив под ручку.

Решил, что это она, зайдя сзади, предварительно успев обойти парк по кругу, и поймала меня, как или старая знакомая, или – скорее всего – проститутка, которой это не рыбное место досталось по жребию.

– Ты спутал, – то ли парень, то ли батя, – я ищу только того, кто с деньгами, а по тебе заметно, что не имеешь их. По крайней мере, в достаточном для меня количестве.

Отлегло от сердца, ибо отбарабанила, что не узнает меня. Ну, это, скорее всего, чтобы не брать с меня лишние деньги, а еще лучше думать, наоборот, не хочет узнавать, чтобы не просил дать бесплатно, – как, впрочем, надеялся, еще здесь пока принято.

И после этого предисловия уже и ахнул:

– Не она, не та, которую увидев, теперь обознался!

– Ты не гипнотизерша?

– Знаешь, что.

– Это вопрос?

– Ответ, что платить тебе всё равно придется.

– За что?

– Ты меня узнал, а платить не хочешь.

– Какие ваши доказательства?

– Есть.

– Я подумал, что ты мертвая.

– Да ты что!

– А что?

– За это две цены.

– Вы меня извините, но я, скорее всего, не в тот год попал.

– Тогда не было проституции?

– Да, некого было.

– Так не бывает, ибо всегда есть, что некому даже руку подать для поцелуя.

Теперь ясно, что сказать уже настолько нечего, что платить – значит – всё-таки придется.

– У меня денег немного.

– Что это значит, совсем нет?

– Можно сказать и так, ибо только в валюте.

– Можно обменять.

Хотя я и так возьму.

– Да ты что!

– А что?

– На мелкие не меняют, а крупными.

– И сам возьмешь?

– Да, не откажусь, пожалуй, хотя с другой стороны, я намедни отчаливаю отсюда, так что мне даже ваша валюта.

– Не нужна?

– Вообще по барабану. Кстати, ракетное топливо не знаешь, где достать?

– За сколько?

– Вряд ли его продадут.

– Так что?

– Воровать будем.

– Мне – сколько?

– Процентов или килограмм?

– Офф.

– Вижу, что ты мне не веришь.

– Хорошо, пойду наперекор судьбе, – и разделась у всех на виду, так как хорошо, что в зоне видимости никого не было.

Да, к тому же, вряд ли сюда вообще не только редко, но совсем:

– Ходят людишки.

– Здесь всех съели, что ли? Или теперь все летают?

– Не знаю, точно, я пробовала научиться.

– Заниматься проституцией лучше?

– Хуже. И намного.

Глава 2

– Почему?

– Денег – если вы еще не в курсе – ни у кого нет.

– Вообще?

– Пожалуй, вы не ошиблись.

– Ты не эта, как иё?

– Не думаю, ибо, если, да, то всё равно:

– Какой смысл?

Ничего не понял!

– Чем вы тогда хотите взять с меня за мои услуги?

Или дать намерены.

– Возьму деталями.

– Машин?

– Времени. Ибо есть его некоторые провалы.

– Нужен ремонт?

– Надеюсь, что поможет.

Трахнул, или наоборот, но всё равно, – видно:

– Ты специалист? – спросил ненавязчиво.

– Здесь все мечтают уйти с Земли, куда многие опять свалились, но не хватает специалистов.

– Ты такого о мне высокого мнения?

– Меня ты отремонтировал.

И пролетела меж дерев и над озером показательным полетом.

– Ты мне не верил? – спросила, но улыбнуться всё равно не смогла.

– Нет, раньше я умела, а сейчас для этого дела – отвала отсюда опять надолго – не хватает только небольшого винтика.

– Я тебе достану, если оподробишь, что здесь всё-таки происходит.

– Ты не достанешь его здесь, да и что происходит.

– Никто не задумывается?

– Понять не только невозможно, но и даже нельзя.

И резюме, как проповедь отчеканила:

– Я это никогда не полюблю.

– Кого его, – не только постеснялся спросить, но и понял, что это будет ошибочно.

Хотел ее трахнуть – как само собой разумеющееся имел в виду и Дубровской уже на первой встрече с Марьей Кириловной, – но:

– Да, друзья мои, и она на удивление самой себе, возжелала того же самого.

Она:

– Спрашивается, почему?

– Это явление самого Чистого Разума, – отчеканил.

– Я явилась тебе, как Гений чистейшего Разума?

– Красоты.

– Прости, но не могу поверить. Ты просто во время моего трахтенберга думаешь о другой.

– Какие ваши доказательства, если мы еще не начинали это дело даже раскручивать, как привычку?

К тому же я не Она.

– Кто?

– Царица Савская.

– Ты сама ответила.

– Я не волосатая с головы до пяток даже ног, – уже почти разозлилась, что не имеет этих достоинств.

Неожиданно для самого себя констатировал:

– Сегодня уже будешь.

И уже в процессе первого же трахтенберга – даже мне неизвестным способом – они появились, но не все сразу, а росли – тем не менее – прямо на глазах.

Понял, что это точно Царица Савская, заставляющая путников так запутаться в дебрях ее волос, что уже никто после Этого, не знал другого мира, кроме ее для любви обильного тела.

Думал – тем не менее – что это, более-менее, не очень продолжительная игра, но – опять, двадцать пять, как в детстве – не смог выйти из этого парка с той стороны, откуда пришел, – с противоположных?

Даже не видел выхода в обозримом будущем.

Скорее всего – решил – будем бить бумерангом.

– А именно?

– Никаких общ их слов! Я вас слушаю генерал-майор!

И тут без этой самой дислокации идет:

– Три очереди картечью по наш товар ищущим!

– Очереди слышны?

– Я ничего не слышу.

– Да, я тоже даже забыл, что ты тут.

– Ничего не сказано, как на речи Лео Иля побывала.

– Я этот, – как его?

– Джованни Бенси?

– Нет, политология не входит в ракурс моего обозрения.

– Оборзения?

– Ты считаешь, что должен перестать изображать, а как Ван Гог действовать?

– Да, если не может найти просто так, куда – напиши меня собакой.

– Воющей на Луну?

– Нет, рядом с тобой, кошкой – котом – радующих остальных восходу, но Звезды – всё-таки – Собаки.

И так, разговорившись более-менее, перешли к эндшпилю в походном буфете, который торговал здесь – правда – пока не совсем понятно – чем.

– Так сказать, всего понемножку, – объяснился с улыбочкой этот бармен.

– Ша! – хотя и не очень весело ответила гражданка полной наружности, но еще с некоторым запасом улыбок под стойкой – правда – только с безалкогольными напитками, – а:

– Бес ась, без ась, тут, пиво, ибо не только будет только к вечеру, но и сейчас есть, хотя и неизбежно по тройной цене.

– По на нас.

Перебила:

– Хорошо двойная, ибо чмокайте абрикосовую.

– Культура бескультурья, – процедил сквозь эти струйки дождя.

– Вот жалобная книга, – сказала, – я запишу в нее, чтобы не забыть: даже, если что-то случится – тебе, сукин сын, всё равно не дам до этого самого морковкина заговенья.