Забытое слово

После того как он влюбился в меня, я изредка брала управление этим центром на себя. Невозможность добрых взаимоотношений между мной и его матерью стала фактом.

Что можно еще рассказать о его семье? У Захара был отчим, воспитывающий его с трех лет. Звали его Семен Иванович. Мне он показался тихим подкаблучником, хотя Захар рассказывал, что когда-то его отчим пил запоями и вел себя очень плохо, но потом съездил с мамой в Москву и закодировался по методу Довженко на десять лет, от которых осталось еще два «трезвых» года. Ко мне Семен Иванович относился лояльно и даже с симпатией.

При всех моих тесных отношениях с семьей Захара и с ним самим он никогда не заводил речь о женитьбе или хотя бы о каких-нибудь изменениях. Его все устраивало: мама-папа под рукой, кормежка, какая-то работа и девушка, всегда готовая принять в гнилых «апартаментах». Но меня такое положение вещей не устраивало. Надежд относительно Захара я не питала и положила срок, в течение которого должна его бросить, несмотря на некоторые достоинства, имеющиеся у него.

Захар не давал мне самого нужного – ощущения безопасности. Мое существование балансировало на грани, с одной стороны которой были отчаяние и бравада, с другой – тоска и надежда.

Как-то раз, возвращаясь с работы и почти дойдя до подъезда своей хибары, я была грубо остановлена мужчиной, чей вид явно не вызывал доверия.

Без вступления он вцепился в мой локоть и потащил по направлению к развалившимся лачугам, стоявшим неподалеку. Мои крики о помощи и попытки вырваться обратили на себя взгляды нескольких прохожих, на чем их участие и закончилось.

Мужская особь, пытаясь со мной совладать, вытащила нож и стала размахивать им перед моим носом.

– Будешь орать – убью, – сказал мужик.

– Убивай. Мне все равно жить наср. ть, – ответила я и дернулась.

Мужик еле успел отодвинуть нож.

– Нет, – сказал он, убирая в штаны орудие, с помощью которого надеялся испугать меня, – я потом тебя зарежу. – И потащил меня дальше.

Чтобы я не очень сильно сопротивлялась, он ударил меня чуть ниже подбородка, и у меня прервалось дыхание. Воспользовавшись передышкой, втащил меня в какой-то сарай. Там сидело еще четверо мужиков. Все, увидев меня, обрадовались. На огромном столе посреди комнаты на грязной газете лежала расчлененная селедка на фоне трех бутылок водки, одна из которых была почти распита. Кругом – хлам и мусор.

«Все. Доигралась», – подумала я.

– Ну, красавица, – гаркнул один из мужиков, – выпей с нами!

– Не хочу, – гордо и с вызовом ответила я. Мне ведь все равно терять нечего.

– Пей, тебе сказано, – приказал тот, что затащил в дом, – тебе же легче будет.

Я прикинула все за и против. Решила, что нужно потянуть время:

– Раз так – наливайте.

Они налили полный граненый стакан и поставили передо мной.

В тот момент я согласилась принять боль, позор и, вероятно, смерть с надеждой в загробную жизнь; мне так захотелось верить, что в другой, чистой, непорочной жизни у меня все будет иначе… Я мысленно творила молитву, отпивая медленно, глоток за глотком жгучую водку…

Отче наш, Иже еси на небесех!Да святится имя Твое,да приидет Царствие Твое,да будет воля Твоя,яко на небеси и на земли.Хлеб наш насущный даждь нам днесь;и остави нам долги наша,якоже и мы оставляем должником нашим;и не введи нас во искушение,но избави нас от лукавого.Ибо Твое есть и Царство, и Сила, и СлаваИ ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Тихо поставила стакан на край стола и сдавленным голосом произнесла:

– Можно я поем?

Ответить мне никто не успел. Дверь с грохотом свалилась с петель, и в комнату вбежали какие-то люди. «К стене! Руки за голову!» – закричали они. Все сильно шумело и падало. Я как сидела, так и осталась сидеть. Меня никто не трогал, обо мне ничего не говорили. «Ба! Да это милиция!» – подумала я. На большее я была не способна. В голове все вертелось.

Мужикам нацепили наручники и увели. В доме начали делать обыск. Думаю, только в этот момент обратили внимание на меня. Ко мне подошел какой-то человек и тихо сказал: «Девушка, бегите скорей отсюда, сейчас еще оперативники понаедут, тогда и вас задержат».

Я, пошатываясь, встала и, стараясь идти побыстрее, пошла к себе.

Несколько недель после этого происшествия носила в сумке баллончик с лаком для волос и складной ножик, лезвие которого постоянно было вынуто.

Что-то надо было менять.

Бузулук

Наступило лето. Стояла чудесная июньская погода. Зайдя в обеденный перерыв к себе, я переоделась в легкую блузку и ситцевую юбку, сшитую своими руками в девятом классе. Нацепила дешевые солнцезащитные очки – последнее дорогущее приобретение с получки. Пообедав пшенной кашей на воде, я в очень хорошем настроении заторопилась на работу. Но, едва высунувшись из дверей подъезда, увидела довольные лица Романова и своего папы.

– Классно выглядишь! – заценил Палыч.

– Стараюсь.

– Моя дочка вообще молодец! – замахал руками папа.

От обоих потягивало спиртным.

– Мы за тобой, – объяснил Романов. – Пойдем в рощице посидим.

– А работа?

– Какая на хрен работа? Смотри, какая погода! Шепчет!.. Я директора с замом видал, они еле живые ползают! До нас ли им?

– А я отгул взял, – зачем-то пояснил папа.

– Ну, пойдем, раз так. Только мне после пяти надо к Захару. Он у себя дома ждать будет.

– Не-е-е! Мы ненадолго!

Это «ненадолго» растянулось. Однако в процессе мне стало настолько хорошо, что я и спешить забыла. Хорошо посидели, поговорили. Папа рассказывал про Дашу, про маму, про себя. Мама все та же, Даша учится на отлично, и ее всем ставят в пример, а папа вот-вот начнет рисовать картины. Он ведь художник! Он нарисует много красивых картин и продаст их за большие деньги, и мама перестанет ругаться, и он сможет мне помогать… Поговорили о моих планах на будущее. Я сказала, что мне здесь все надоело и что я мечтаю куда-нибудь сорваться.

– Хочешь, поезжай в Бузулук, к Тане с Верой (это его сестры). Поживешь там немножко. Они тебя маленькую последний раз в пять лет видели. Отдохнешь, а там видно будет, – неожиданно предложил папа.

Я кивнула:

– Только получки надо дождаться.

– Так поедешь?

– Обязательно.

– Я им письмо напишу. А как же Захар? У вас ведь вроде серьезно? Замуж не собираешься ли? – стал интересоваться папа.

– Ну, он же страшный! – будто заколебалась я.

– А кто красивый? – заудивлялся, размахивая кружочком ливерной колбасы, Палыч. – Вот я, например, красивый, что ли?

– Тебе нос посторонние свернули. Захотел бы – выправил. А он от рождения страшный!

– Ничего, Надь, – похлопал меня по руке папа, – настоящий мужчина должен быть чуть красивей крокодила. Шляться не будет. Так что выходи за него замуж смело. Он настоящий мужик!

– Ой! – вспомнила в тот момент я. – Мне же к нему в гости надо!

Попыталась встать на ноги.

– Может, не пойдешь? – глядя на мои старания, предложил Романов.

– Обманывать нехорошо. Особенно детей, – засмеялась я.

Папа и Романов взяли меня под руки и поставили.

– Ты точно дойдешь? – заботливо спросил папа.

– А как же! – уверила я.

Они немного проводили меня и пошли «догоняться».

Я опоздала на два с половиной часа. Захар ждал меня у своего подъезда.

– Домой ко мне в таком виде нельзя, – констатировал он, оглядев меня с головы до ног. – Что они о тебе подумают?

– Да мне плевать! – отрезала я.

Захар взял меня под руку:

– Пойдем просто погуляем. Погода хорошая…

Папа свое обещание не забыл. Он написал родственникам письмо, и те ответили, что ждут меня с нетерпением.

После получки я зашла к матери за чемоданом.

Через два дня папа заказал билеты за свой счет.

Поезд следовал транзитом и прибывал на станцию в три часа ночи. Захар пришел с вечера меня провожать. Посидели, выпили по маленькой. Варя меня обняла, а Ленька подарил зажигалку в виде пистолета. Такие зажигалки только-только появились в ларьках и стоили дорого. От Лени я такого поступка не ожидала и искренне поблагодарила. На вокзал подруга с мужем не пошли, предоставив эту возможность Захару. В два ночи тронулись. Пришли. Я легко поднялась в вагон по ступенькам, а Захар с трудом втащил чемодан, забитый родителями до упора какими-то крупами, которые в Бузулук редко завозились

– Ну, до места сама доберусь, – вздохнула я, взявшись за ручку чемодана. – Спасибо, что помог.

Захар казался растерянным.

– А когда ты вернешься?

– Когда захочется. Шучу, шучу! Я тебе позвоню, если деньги будут. Или папе, а ты у него спроси, если хочешь.

Бедный мальчик вздохнул и погладил меня по руке, пытаясь привлечь к себе и поцеловать. Чтобы поскорее покончить с прощанием, я поцеловала первая и шепнула на ухо: «Я тебя люблю». Ни одному ухажеру не говорила этих слов, никогда. А тут захотелось почудить. В сущности, я прощалась с Захаром навсегда, так как по возвращении твердо решила дать ему от ворот поворот.

Когда я увидела, какую реакцию мои слова вызвали у Захара, я пожалела о сказанном. Захар расширил глаза, потом часто-часто ими заморгал, потом открыл рот, чтобы, вероятно, что-то сказать, но не сказал и опять закрыл. Я рывком взяла чемодан и, улыбнувшись, подтолкнула Захара к выходу. Раздался второй гудок.

– Да иди же! – не выдержала я.

Он молча стал искать ногой ступеньку.

Я махнула рукой в сторону:

– В купе пойду!

Дойдя до места и выглянув из окна, я увидела все ту же растерянную физиономию. Поезд тронулся, и Захар сначала пошел, потом побежал, а вскоре вовсе скрылся из виду.

Приятно уезжать куда-то далеко-далеко. Кажется, что в одночасье решено множество проблем, впереди рисуются приятные сердцу перспективы, и все надежды сулят осуществление. Легкость, с какой покидаешь приевшиеся места, где вдобавок нет ощущения твоей надобности, волшебна.

Через полчаса я спала сном младенца, а проснувшись на какой-то станции в восемь утра, почувствовала небывалый прилив сил.

«Надо покурить», – подумалось мне, и я пошла в тамбур. Там стоял и курил парень в джинсовом костюме. Я достала Ленькин подарок и зашарила в сумочке в поисках сигарет. Парень как-то странно вытянулся. Я нашла пачку, вытащила сигарету, нажала на курок и, прикурив, затянулась.

– А-а-а… Так это зажигалка… Ну и напугали вы меня, девушка… – нервно рассмеялся парень.

– А вы что думали? Грабить буду? – улыбнулась я.

– А вы газеты читаете? В наше время это в порядке вещей! Кругом стреляют.

– У меня денег на газеты нет.

– Судя по зажигалке, не скажешь, что у вас денег нет.

– Это подарок.

– А посмотреть можно?

– Пожалуйста! – протянула я игрушку.

Он посмотрел, подивился и предложил сыграть в картишки.

– Газеты! Газеты! Свежие газеты! Новое заказное убийство! – около полудня закричал, проходя вагон за вагоном, оборванный юнец. Я вышла на незнакомую станцию покурить: в вагоне было душно.

– Дай ручку, погадаем! – подбежали ко мне две цыганки, одна из которых держала на руках спящего младенца.

Я была наслышана про гипнотические сеансы всяких проходимок. Поэтому даже не взглянула на них повнимательнее.

И тут цыганка с ребенком шепнула мне в самое ухо:

– Возьми… За бутылку…

Раздался гудок поезда, и я немедля вскочила в вагон. Только когда отъехали порядочно, поняла, что предлагала мне цыганка.

В той же газете, где напечатали мои сочинения, заботливо «продвинутые» Палычем, мне запомнились стихи некоего Игнатьева:

Родина! Пьяная родина…Ширь, бесконечная даль.Мать, проститутка, уродина.Боль и сыновья печаль…

Что-то мне эта депрессуха на ум пришла…

На рассвете третьего дня прибыли в Самару. Попрощалась с попутчиками и сошла с поезда. Передо мной стояли две задачи: избавиться временно от чемодана, не дающего и шагу ступить, а также приобрести билет до Бузулука. Вспомнился анекдот про мужчину и женщину в машине, когда они сбились с пути. Мужчина кричал: «Вот за тем поворотом будет нужная дорога!» – и каждый раз ошибался, а женщина упрашивала его: «Давай спросим у прохожего…» Времени было пять утра, и прохожих не было. Пройдя через здание вокзала, камер хранения не обнаружила. Вышла. Огляделась. Никаких обозначений. На ступеньках соседнего невзрачного здания сидел и утолял жажду пивом мужчина. «Лучше так, чем ничего», – подумала я, подошла, поставила чемодан на землю и спросила:

– Не подскажете, где здесь камеры хранения?

– Прямо перед вами.

– А почему нигде не написано?

– Ремонт.

– Спасибо большое, просветили.

– Я еще и помочь могу, – мужчина оставил бутылку недопитой и, подойдя ко мне, взялся за ручку чемодана.

«Даже если захочет украсть, далеко с такими кирпичами не убежит», – мелькнуло у меня в голове. На словах я выразила полное согласие.

Не помню, как звали мужчину. Он был мордвин, как и мой папа, а работал милиционером. «Мент», – так он о себе сам и сказал. Волосы и глаза его были черные, а улыбка – широкой. Накануне он сильно погулял, а в день моего приезда взял у начальства выходной, чтобы поправить здоровье. Мент вызвался быть моим гидом. Сдав чемодан, мы поехали к билетным кассам, которые находились черт знает где. Когда приехали, они оказались закрыты (рано!), и «гид» повел меня в круглосуточный бар, где накормил завтраком. Потом мы опять пошли за билетами, и там уже оказалась сумасшедшая очередь. Вдобавок нигде поблизости не было ни одного туалета, а деньги я запрятала в трусы. Проклиная себя за пошлость и преодолевая стеснение, достала деньги при милиционере и купила билет. Потом отправила телеграмму и совершила экскурсию по набережной, которая оказалась ничуть не хуже нашей. «Гид» предложил попить пивка. Я согласилась, и мы уютно расположились на скамеечке в парке.

Сначала о себе рассказывал он, да так, словно на приеме у психотерапевта. Милиционер обстоятельно поведал мне о своих сложных взаимоотношениях с бывшей женой, а также о причинах, которые к этому привели. Плюс много всего. А потом я зачем-то рассказала ему все-все о себе. Он некоторое время посидел, что-то обдумывая. Потом предложил помочь устроиться на работу. Я вежливо отказалась.

Задушевный треп нам обоим пошел на пользу, и по сей день я вспоминаю этого человека без имени, да и без четкого зрительного образа, с нежностью и симпатией.

Когда я доехала до Бузулука, то увидела деревню.

– Это город Бузулук? Точно? – переспросила я, вылезая из вагона пригородного поезда.

– Точно, точно, – ответили мне.

До автобусной остановки пилить и пилить. Троллейбусы не существовали. Когда я стала переходить железнодорожные пути по направлению к остановке, мне вообще посоветовали дойти до желанного адреса пешком. Дескать, быстрее получится. Шла очень долго. Вероятно, автобусы ездили редко. Народу по дороге попадалось мало, в основном – бабушки и дедушки. Чемодан довел меня до такого состояния, что я была готова просить о помощи любого встречного, но о чем можно просить у стариков? Волокла волоком, сожалея, что отказалась от встречающих.

Притащилась я к дому старшей папиной сестры – Веры. К ней я пришла потому, что она считалась зажиточной: жила в своем доме с огромным участком земли, с баней, пристройками и т. д. Вела натуральное хозяйство и тянула на себе родственников-горожан. Тетя Вера жила с мужем и матерью, а ее трое сыновей имели свои семьи. Двое сыновей жили очень далеко, и я их не видела, а один – Василий в день моего приезда случайно оказался с женой и двумя детьми у матери: достраивали ей какой-то амбар. Встретили меня приветливо, как диковинку. Бабушка вышла на шум, поцеловала меня и, внимательно оглядев, покачала недовольно головой:

– Вылитая Ольга.

И стала рассказывать, как она себя плохо чувствует, а мое семейство совсем ее бросило.

Чемодан распотрошили, меня поселили в одну из пяти комнат в доме.

Первую неделю после приезда я только и делала, что ходила по гостям из дома в дом и пила самогонку. Пили в Бузулуке все, и это даже за питие не считалось. Так, для аппетита. Запивали простоквашей и заедали зелеными яблоками. Это считалось самой подходящей закуской. Три дня мой организм отказывался задерживать пищу, а потом привык.

У тети Тани – обалденно красивой, стройной пятидесятилетней женщины – тоже было трое сыновей. Она жила с младшим сыном, а двое ее других сыновей – отдельно от нее, но недалеко. Я с ними со всеми познакомилась. Они оказались самыми замечательными в мире двоюродными братьями. Жаль, что судьба нас так раскидала. Симпатичнее и интереснее других показался мне младший сын Тани – Денис. Он единственный из всех моих братьев был не женат. Учился заочно в юридическом, а работал милиционером. Девчонки за ним табунами бегали, а он по всему городу со мной таскался. Одна из его почитательниц даже побить меня хотела, но потом ей все объяснили, и она куда-то подевалась.

Денис мне понравился настолько, что я даже пожалела, что прихожусь ему сестрой. А он восхищался мной, вернее, той жизнью, которую я, по его мнению, вела: интересную, полную значительных событий.

– Хорошо тебе, – говорил он. – Ты в нескольких часах езды от Москвы живешь. Почти в столице. Молодец дядя, дорогу себе пробил. Я тоже выучусь и уеду отсюда. И мать с собой возьму. Я в цивилизации жить хочу. Там столько возможностей! Там троллейбусы ходят, дискотеки солидные имеются. А у нас что? Потусовались после двенадцати под фонарным столбом – и баста. Все только и делают, что пьют. Чтоб от скуки не сдохнуть.

– У нас тоже пьют.

– Но не так, согласись!

Я пожимала плечами. «Нет на Руси страшней изъяна, чем отказаться от стакана», – изрек один сочинитель-земляк.

Иногда на тему отъезда, но в другом ракурсе заводила разговор мать Дениса:

– Уеду, уеду! Куда мы поедем! Тут хоть картошку можно посадить, а что мы в столицах будем есть? Я старая, мне бы хоть как-то дожить. Вот ты – молодой, ты и поезжай. А еще лучше – женился бы.

– Да не хочу я жениться, – слабо отбивался Денис.

– Вот ведь! Меня замуж пойти отговорил и сам жениться не хочет!

– А как отговорил? – интересовалась я.

– Да так. Плакал: «Мама, не выходи, не выходи. Я всегда с тобой рядом буду». Так и прожила с двадцати восьми лет вдовой.

Я изумлялась и задавала глупые вопросы:

– И часто сватались?

– Последний раз – год назад, – скромно пожимала плечами тетя Таня. – Да старый он. На восемь лет старше меня. Пошто мне такой?

Кто бы сказал тогда тете Тане, что через три года ее любимый сын Денис погибнет в автомобильной катастрофе, и она сделает из его комнаты музей и проживет долгую жизнь как монахиня…

Удивлялась я среднему сыну тети Тани – Ивану. Красавец, ничем не хуже Дениса, он женился на девчушке из Таджикистана. Она родила ему сына Сережу, а через два года уехала к родственникам «погостить», да так и не вернулась. Даже за сыном. Ивану пришло позже письмо, где она писала, что они разной веры и все такое… Он бросился было на поиски, но ее родня популярно объяснила по телефону, что русский на их территории – покойник. Так все и осталось, как осталось. Когда я приехала, то застала Ивана успокоившимся и довольным: он собирался жениться на девушке Свете. Та ждала от него ребенка. Сережа выглядел затравленным волчонком, угрюмым и грустным, хотя все обходились с ним очень ласково.

Старший сын тети Тани был прекрасным семьянином, имел троих детей. Он с радостью отметил мой приезд, и потом я его почти не видела: заботы.

Город Бузулук оказался не таким заброшенным, каким мне показался вначале. Деревня, которая напугала меня у вокзала, являлась окраиной города; сам город был вполне приличным: с хорошими площадями и магазинами. В одном из них я купила экзотический мундштук Варе и смешную национальную шапочку Леньке. На городском базаре приобрела себе блузку. Короче, потратилась. Если бы тетя Таня не дала мне по доброте душевной немного денег в обратный путь, пришлось бы сходить посреди дороги.

А в обратный путь пустилась я через две недели. Может, погостила бы и дольше, но почувствовала, что обременяю. Нет, они ничего такого не сделали и не сказали, но я видела, что у них были свои проблемы, а мне пора и честь знать. Мое присутствие у них было нескончаемым праздником, и затягивать его, злоупотребляя средствами и временем гостеприимных людей, становилось неловко.

Я дала отцу телеграмму, что выезжаю. Чемодан был вдвое тяжелее против прежнего: нагрузили медом и семечками. Проводили до Самары, пожелали всего хорошего.

Ночью в поезде не спалось. Разглядывая в грязном темном вагонном окне звездочки, я пришла к выводу, что и в Бузулуке жизнь не лучше. Все то же с приставкой «бес-». И в Самаре не лучше: все то же одиночество. Бежать надо не туда. Лучшей жизни там нет. Надо менять не условия, надо менять что-то другое…

Первая беременность

Удивительно меня встретили в родном городе! Во-первых, на перроне оказались родители с Дашей, во-вторых – Захар с цветами; а в-третьих, что было удивительней всего, – они были вместе. Я обалдела. Отношения между ними казались настолько родственными, что для полноты эффекта Захару оставалось только величать моих родителей папой и мамой.

После шумного приветствия мы поймали такси, хотя был еще не глубокий вечер и автобусы ходили. Поехали к родителям.

– Мы отметим твой приезд. А там – может, ночевать останешься? – спросила мама с довольной улыбкой.

Это что-то новенькое.

У родителей я впервые за долгое время помылась в белоснежной ванной. Кое-какая моя одежда все еще у них хранилась, и я нашла во что переодеться.

Ужин прошел в теплой и дружественной обстановке.

– Знаешь, – улыбалась мама, – Захар каждый день о тебе справлялся. А за мед – спасибо. Такой тяжелый чемодан, и как ты его везла!

– Моя дочка – молодец! – твердил папа. – И родня моя – золотая!

Захар обнимал меня на глазах у родителей.

Посидев часа полтора, я не выдержала:

– Пожалуй, я пойду. Меня Варя с Ленькой ждут, да и на свежем воздухе погулять хочется. А Дашеньке спать пора.

– И я с удовольствием погуляю, у меня завтра выходной! – подпел Захар.

Родители препятствовать не стали.

– Раз у вас завтра у обоих выходной, зайдите к нам после пяти. Я пироги буду печь, – пригласила вдруг мама.

– Обязательно зайдем! – закивал радостно головой Захар, прежде чем я успела что-либо сказать.

Чудеса!

На улице Захар затрещал:

– Знаешь, я твоим родителям очень понравился. Я даже кое-что по хозяйству им помог, пока тебя не было. И мать у тебя замечательная… Просто не пойму, что вы с ней не поделили…

– Да-а-а… Наверное, моя мать не хуже твоей. Только я не ты.

– Ладно, Надь, ты лучше. Я жениться на тебе хочу. Ведь ты сказала, что любишь меня.

Я внутренне рассмеялась.

– Что сказала, то есть. Только тебе мамочка жениться не даст.

– А я ее не послушаю! – горячо воскликнул Захар, и, чтоб совсем убедить себя, повторил:

– Не послушаю, и все тут. Кроме того, я теперь работаю помощником машиниста и получаю больше денег. Я могу сам кормиться.

«Ну, мальчик, ей-богу». – Мне стало жаль его. – «Ладно, подыграю. Попортим его мамочке нервы… А вдруг и впрямь женится? Да нет, не сможет…»

– Хорошо, – сказала я уверенно. – Мы подумаем над этим вопросом.

Варя с Леней, увидев меня, да еще с сувенирами, обрадовались. Потом расстроились, узнав, что свой приезд я уже отметила. Потом опять обрадовались, узнав, что я не против с ними выпить. Мы проотмечали мой приезд на лавочке перед домом до двух часов ночи. Кроме того, к нам присоединилась молодая женщина Нина с маленькой девочкой. Нина была в разводе и трауре (у нее убили мать), а также в процессе обмена: в наследство Нине досталась комната-хибара справа от нас, и женщина пыталась поменять ее с доплатой на что-нибудь приличное. Пока меня не было, Варя помогала Нине ходить по инстанциям, и они подружились на этой почве. Я Нину проигнорировала, и она, посидев с нами полчасика, ушла вместе с дочкой к себе.

– А у нас ведь такая неприятность! – будто случайно вспомнив, посетовал Ленька.

– Что же случилось?

– Хозяин нашей халупы объявился. Два месяца не появлялся, а тут приперся. Потребовал водки. И показать платеж.

– Ну. И что?

– Орал.

– Почему?

Ленька замолчал. Варя вздохнула:

– Давно не плачено за эту комнату.

Я разозлилась:

– Ленька! Ты же обещал, что будешь платить! Мы же договаривались! Не мне же одной платить за нас троих! Притом вы живете как хотите, а я даже сплю чуть ли не стоя!

– Ладно, ладно, не горячись. Моя братва с ним разберется.

– Ага. И вылетим на улицу. Если в тюрьму не сядем. Варя, у тебя муж – придурок.

– Но! Но!

– Г…о!

Чем бы все дело закончилось – неизвестно, если бы Варя с Захаром не вмешались. Они помирили меня с Ленькой, мы все выпили по стаканчику и стали петь песни.