скачать книгу бесплатно
– Существуют. Но здесь их не может быть. Когда солнце заходит, на отель падает тень минарета, – авторитетно прогундосил археолог.
– Когда вы его видели? – спросил хозяин у Мурида.
– Вчера вечером.
– Глупости, – пробурчал мистер Дю, – кто-то ночью перебежал в чью-то постель.
– Может, это дух Артюра Рембо? – миссис Гилберт показала на портрет поэта, висевший на стене.
– Он жил в этом доме? – спросил кто-то.
– Да, он прожил в Адене больше десяти лет, из них два первых года на верхнем этаже этого дома, – в голосе хозяина прозвучала неподдельная гордость. – Работал в местном кафе. Но вскоре понял, что на кофе много не заработаешь, и стал торговать оружием, – хозяин покосился на меня. – В подвале сохранились кое-какие его вещи. Вернее, я говорю, что это его вещи. А портрет прямо из Парижа. Не бог весть что, но есть о чем рассказать постояльцам. Вначале я назвал свой пансионат «Приют Рембо». Но после фильма «Рэмбо» поменял название. «Дом Рембо», который показывают туристам в Кратере, не имеет к поэту никакого отношения. Сейчас там отель и ресторан, которые носят его имя.
– Как интересно. Но вы так и не сказали, кто бродит по ночам, – не унималась миссис Гилберт.
– У меня нет тайн. Но не все можно рассказывать в присутствии молодых дам, – хозяин поклонился в сторону волонтерки, – а также… э-э… воителей ислама, – он посмотрел на араба.
– Насчет привидений нам пусть расскажет уважаемый историк, – мистер Дю придал своему голосу максимум иронии. – У него есть аппарат, точно такой же, как в фильме «Ловцы привидений». Пусть он устроит спиритический сеанс.
– Я не устраиваю спиритические сеансы, – проворчал археолог, не поднимая головы от тарелки. – Мой аппарат усиливает звуки прошлого, воспроизводит древние фонограммы, записавшиеся естественным образом на поверхности камней и глиняных сосудов.
– Ваш аппарат – это зло, – резко сказал мистер Дю.
– Как это возможно? – заинтересовался Мурид.
– Звуковые колебания не исчезают полностью, – археолог, наконец, поднял голову, и в его глазах появился огонек. – Здесь, в Йемене, они по каким-то причинам сохранились лучше всего. Я думаю, что это из-за пустыни. Песок находится в постоянном движении, он стирает следы людей, животных, целые города. Поэтому то, что осталось, то, что не стерто песком, более красноречиво, чем в других местах. Не верите?
– Никогда не поверю, что камни могут сохранить звук, – рассерженно отреагировал мистер Дю.
– Почему нет? – обиделся археолог. – Камни тоже подвержены истории. На них остается патина, их выедают воды и человеческие страсти. Так почему же на них не может отпечататься звук? Звуки можно найти везде – во льду, в болотном торфе, на сломанных конечностях и пустых черепах. Единственно, что нам недоступно, это мысли и чувства тех, кто уже по ту сторону Стикса.
Все перестали есть, обдумывая только что услышанное.
– В песках нет истории, есть только чреда событий, – не отступал мистер Дю. – Я провел здесь двадцать лет и знаю, о чем говорю. У бедуинов нет исторического времени. Просто нет, и все. Есть только циферблатное время. Между двумя событиями находится лишь отрезок циферблатного времени. Это понятно?
– Понятно. Истории нет.
– А прошлое есть? – спросил я.
Мистер Дю удивленно уставился на меня, как будто до сих пор считал меня глухонемым.
– Прошлое как бы есть, – его голос потерял былую уверенность. – Но пустыня снимает психологическую потребность в прошлом. А значит, его нет.
– Тонкое замечание, – согласился я.
– Если историческое время в пустыне только иллюзия, – подала голос волонтерка, – то, что имеет значение?
Мистер Дю окинул ее снисходительным взглядом, но промолчал.
– Ничего, – ответил за него археолог. Он явно не хотел вступать в разговор и поэтому говорил, растягивая слова. – Если нет истории – нет ничего. А прошлое можно прокрутить назад, как фильм на старом кинопроекторе. Не верите?
Я ответил за всех:
– Почти верю. Можно после ужина на вашем аппарате проверить одну мою догадку?
– Буду очень рад.
Я начал делать выводы. В отношении археолога все более или менее понятно. Он, конечно, немного «того», но может пригодиться. Как здесь оказался Мурид, тоже понятно. «Космополитическая элита бедноты» на исламский манер. Ни гроша в кармане, а ездит по мусульманским странам в поисках божественных откровений. Интересно, кто ему оплачивает отель? С мистером и миссис Гилберт тоже ничего не понятно. Они могли бы жить в пятизвездочном отеле. Волонтерка, судя по всему, изучает арабский язык. Араб совсем непонятен. Остается мистер Дю. Что он тут делает?
Ужин закончился. Мы поднялись со своих мест – общий разговор все равно подошел к концу. Хозяин вытер губы салфеткой и бросил ее на стол:
– Прошу всех в гостиную пить кофе.
За чашкой кофе я внимательнее рассмотрел миссис Гилберт. У нее были приподнятые каштановые волосы, продолговатое лицо и фигура с округлыми формами, как у моделей из каталога дамского белья.
После кофе все разошлись. Мы с археологом пошли к нему в номер. Он действительно был не от мира сего: наспех накинутая куртка, торчащий спереди из штанов край рубашки, расшнурованные ботинки.
По дороге я прихватил из своего номера осколок кувшина и египетскую косметичку.
Археолог вытащил из секретера какое-то устройство и включил его в сеть. Оно зажужжало, потом появился тонкий световой луч. Археолог направил его на внешнюю поверхность стоящего на письменном столе глиняного сосуда, в котором он, судя по всему, тушил сигареты. В динамике раздались шорохи, потом протяжные звуки. Потом все смолкло.
– Этот старый сосуд сделан на гончарном круге. Во время работы гончар пел песню, и звуковые колебания через кончики палацев перешли на поверхность сосуда как на пластинку.
Все это меня не очень впечатлило. Но я старался быть вежливым.
– Меня больше интересуют древние отпечатки пальцев. Если вы можете уловить звук, то, наверно, можете снять и отпечатки пальцев.
– Наверно, можно, но я этим не занимаюсь.
– Вот два отпечатка: на кувшине и на косметичке. Тот, который на кувшине, очень плохой. Вы можете подтвердить или опровергнуть их идентичность?
– Попробую.
Он направил луч своего аппарата сначала на косметичку, потом на кувшин и уставился на экран компьютера. Прошло минут пять.
– Да, это один и тот же отпечаток, – археолог заметно воодушевился от неожиданно открывшихся возможностей своего аппарата. – Не хотите послушать голоса?
– Хочу.
Он стал водить лучом по поверхности моего кувшина. Через минуту действительно раздался шорох, который вряд ли в здравом уме можно было принять за человеческий голос. Но дальше произошло то, от чего волосы встали дыбом. На фоне шороха появился членораздельный звук.
У меня возникло легкое головокружение. Образы возникали сами собой, один за другим, так бывает, когда едешь по серпантину дороги и одна радиостанция вдруг перекрывает другую.
Я посмотрел на археолога, уткнувшегося носом в экран компьютера. Глаза его горели.
– Невероятно, невероятно. Такого чистого звука я еще никогда не получал, – он встал, снял рубашку, обнажив свою довольно хилую грудь, закурил еще одну сигарету и нервно откашлялся.
– Что дальше? – спросил я в раздражении.
– Не знаю, – ответил он, потирая от волнения губы и пялясь на экран. Я щелкнул пальцами перед его носом, чтобы привлечь внимание:
– Запишите мне произнесенные слова.
– Уже записал. Вот смотрите, – он повернул ко мне экран.
Я увидел три слова, написанных латинскими буквами.
– Что это значит?
– Откуда я знаю. Может быть, ничего. Спросите у египтологов.
– Фонетика древнеегипетского языка неизвестна. Мы не знаем, как произносились слова.
– Но есть же коптский язык. В столовой нам прислуживает красивая девушка. Ее зовут Джанта. Она – копт. Спросите у нее. В коптском языке присутствуют огласовки, которые ученые используют для реконструкции звучания некоторых древнеегипетских слов.
– Как бы там ни было, примите мою благодарность.
Я записал слова на клочке бумаги и вышел в коридор.
В конце концов, одно из свойств материи – отражать. Этого вполне достаточно, чтобы предположить, что через определенное количество лет можно услышать некогда произнесенные слова. Но пора завязывать. Скоро и запах верблюда будет мне казаться посланием из прошлого.
Я еще раз принял душ и, не вытираясь, вышел на террасу.
Было уже что-то около десяти. За моим отражением на темном стекле стенал ветер.
Я сел в одно из плетеных кресел и, закрыв глаза, стал ждать, когда снизойдет благодать.
– Можно нарушить ваше одиночество?
Это был хозяин.
– Да, конечно, – к своему удивлению я не почувствовал никакого раздражения.
Хозяин пододвинул стол и подтянул ногой одно из кресел.
Танара поставила на стол поднос: открытую бутылку виски, два стакана, уже наполненных на три пальца, сифон, окованное серебряным обручем деревянное ведерко со льдом, небольшую тарелку с ломтиками поджаренного хлеба и вазу с финиками.
– За встречу! – хозяин отпил из стакана.
Я последовал его примеру.
Хозяин вытер губы тыльной стороной ладони.
– Можете звать меня просто штабс-капитаном. Я получил это прозвище в кадетской школе, в Сербии. Там осело много эмигрантов. – Штабс-капитан прикрыл на секунду глаза. – А ваша фамилия для Аравии, прямо скажем, необычна.
– Я не Лоуренс Аравийский, а просто Лоренц. Немецко-латышская фамилия. Типа Кранц, – я закинул в рот расползающийся финик. – Кстати, в Союзе писателей штабс-капитаном звали Михаила Зощенко.
– Читал, читал, – штабс-капитан закурил сигару. – Что привело вас сюда, на край света?
Я проследил за витками ароматного дыма, почти невидимого на фоне темного неба.
– Сам не знаю. Наверно, усталость от борьбы. Я не смог принять новые правила игры.
– Не смогли или не захотели?
– Не знаю.
– Я до сих пор не понимаю, что у вас там в бывшем Союзе происходит.
– Если судить по количеству абсурда, то происходит революция. Медленная казнь государства под гогот юродствующих мерзавцев.
– Вам это государство так дорого?
– Я был против того, чтобы демонтировать его таким идиотским образом.
– А разве в России можно что-то сделать не по-идиотски? Вы коммунист?
– Да, белый коммунист. Если, конечно, вам это что-то говорит.
Штабс-капитан надолго замолчал, глядя куда-то поверх моего плеча.
– Мне, сыну белого офицера, конечно, говорит. Вы, как в свое время и мы, не предали свой мир. Не знаю, из-за самоуважения или по каким-то другим причинам, – он нервно взмахнул рукой и чуть было не выронил стакан. – Коммунисты сейчас в положении Белой гвардии. А новоявленные русские демократы как бы на платформе ВКПБ. Не могу утверждать, но, как мне кажется, ваши демократы сбросили с себя все нормы приличия. На телеканалах какое-то мракобесие.
– Не смотрите телевизор перед обедом, – улыбнулся я. – Вы правы. Русская демократия и русский большевизм во многом схожи. Это как два сорта дешевой водки. Народ пьет, чтобы не думать.
Штабс-капитан со смехом оценил мою шутку.
На чернильном небе сверкнул ослепительный зигзаг молнии, и терраса на мгновение осветилась призрачным желто-зеленым светом. Со стороны океана прилетел рыдающий женский хохот.
– Это и есть наше привидение? – спросил я.
– Это волны. Я знаю здесь каждый звук. Сюда доносится шум самолетов. Крики чаек. Грохот открывающихся ювелирных лавок. Иногда – крики отдыхающих. А в такие ночи, как эта, – только волны.
Ветер завывал с удвоенной силой. Он громыхал по крыше и проникал сквозь оконные щели. Развешанные над бассейном лампы раскачивались на ветру, и по саду метались беспокойные тени.
Штабс-капитан сощурился и оглядел горизонт. Потом протянул мне тарелку с тостами.
– Попробуйте, хлеб из сорго хорошо восстанавливает мужскую силу.
– Боюсь, что она мне здесь не понадобится, – ответил я и принялся грызть сухарь.
– Не все так плохо. Этого добра везде хватает, – штабс-капитан щелкнул языком. – Не хотите завтра прогуляться по городу? Посмотрим, что и как, заглянем в одно из моих кафе? У меня их два.
– С удовольствием.
Вернувшись в свою комнату, я сел в кресло перед телевизором, но так и не включил его.
Ветер разогнал тучи и успокоился. Небо было усыпано звездами. Луна лениво катилась над черным силуэтом скал, опоясывающих кальдеру. Мне захотелось раскрыть объятия и поблагодарить всех, в том числе и Аллаха, за то, что я попал сюда, пусть и ненадолго.
