Жил-был я…

Нади. И сладко на сердце, и стесняешься ужасно… Когда-нибудь я приглашу Надю на вальс и мы будем с ней кружиться, кружить- ся!.. Надо только мне научиться вальсировать.

Весь день учился вальсировать. Сначала с батей, потом с та- буреткой кружился. Ничего не получается! Позор! Действительно, медведь маньчжурский!

Опять с утра начал кружить с табуреткой. Махнул нечаянно и разбил вазу с цветами. Оделся, пошёл кружиться в сарай. Нау- чился! Как-то случайно получилось один раз – и пошло, и пошло! Всё, вальс с Надей теперь станцую!.. А как здорово кружиться! Ни- когда не думал, что это такое удовольствие! А ведь многие не уме- ют! Жалко их! Так и не узнают никогда этого изумительного кру- жащего полёта!

Ура! Последний день каникул! Завтра увижу Надю! Как будто сто лет её не видел. Любимая моя!.. Но страшно! Ведь с того дня, как я решился не попадаться ей на глаза, прошло больше месяца. Смелее! Смелее!

Сегодня вышел из засады. Осмелел. Иду ей навстречу. Она улыбается, смотрит на меня и ждёт, ждёт (видно по глазам), когда я поздороваюсь. Неужели и она соскучилась?! Я тоже заулыбался.

«Здравствуй, Надя» (перешёл на «ты»). Она улыбнулась ещё боль- ше и ответила: «Здравствуй». Улыбнулась!!! Но, может, это не улыб- ка, а насмешка?.. Да нет, улыбка! Добрая, хорошая, приветливая улыбка!

Я счастлив необыкновенно! Она здоровается со мной при каж- дой нашей встрече. Надо действовать дальше. Но дальше, а имен- но заговорить с Надей, кроме этого «Здравствуй», я не решаюсь.

Воскресенье, целый день скучал. Для меня воскресенье самый дрянной день недели!.. Но вечер сегодняшнего воскресенья был прекрасен! Вот почему. Вечером пришёл Генка и позвал на каток. У меня хоть и нет коньков, но я пошёл (Генка обещал дать пока- таться на своих). На катке неожиданно увидел Надю! Она каталась с какой-то девчонкой. Мне стало так хорошо! Всё вокруг сказочное. Сияющий снег, кружащие в воздухе снежинки, уютный свет фона- рей и какая-то грустная, льющаяся из громкоговорителей музыка… Когда мне Генка дал свои коньки, я с таким упоением катался! Надя меня увидела, мы поздоровались, но заговорить с ней я не решил- ся… Опять, как на седьмое ноября, я опьянел… Буду помнить этот день всю жизнь!

Пахнуло весной… Сегодня солнечный день. Начало капать с крыши. Как-то звонче зачирикали воробьи. Небо голубое-голу- бое! Нежное… Не ходил сегодня в училище, а бродил по городу. Разве можно в такие дни сидеть на скучных уроках? Попадёт зав- тра за это. А, пусть!..

А что если написать Наде письмо?.. Плохо, что я не знаю её фа- милии! Ну и что! Написать на конверте одно: «Наде», опустить кон- верт самому в их ящик… А что, идея!

Сочинял письмо.

Сочинял письмо.

Сочинял письмо. Ничего не получается.

Решил написать коротко:

«Здравствуй, Надя!

Давай в воскресенье сходим в кино?

Володя (тот самый, который здоровается с тобой утром)» Но ведь глупо! Глупо!

«Надя! Извини… Это пишет тебе Володя, с которым ты здоро- ваешься по утрам. Если у тебя появится желание сходить в воскре-сение в кино, напиши мне. Буду ждать ответа по адресу…» Нет! Нет! Не пойдёт! Надо спросить у Генки, как бы он написал.

Не стал спрашивать у Генки. Начнёт сразу: «Кому? Кто она?» и т. д. Нет, об этом разве можно кому говорить? Это святая тай- на только моего сердца, только моего! Да и опасно с письмом. А вдруг его прочитает её мать или отец?.. Фу-у! Меня аж в пот бро- сило от этой мысли! Ведь тогда бы она так на меня рассердилась!.. Но что же делать? Хоть кричи от отчаяния: «Люди, помогите!»

Сидел на уроке истории, смотрел в окно и сочинял стихи.

Весна! Как надоела зима со своими морозами! Или это извечная тоска человека по следующему времени года после предыдущего?.. Снег почти весь сошёл. Природа обнажена. Пока ещё всё серо, голо, но яркое солнце и синее небо сглаживают эту серость. Вот уже кое-где начинает пробиваться травка. Почки на тополе на- бухли, высунулись из них зелёные язычки. Воздух чист и пахнет чем-то дурманящим. Хорошо! Обычно в каждую весну ожидается что-то особенное, о многом мечтается, становишься благороднее, восприимчивее, страстнее.

Сочинял стихи.

Сочинял стихи.

Пришла мысль поздравить Надю с праздником 8 Марта. Купил открытку с фотографией роз, написал одно слово «Надя», начертил скрипичный ключ и опустил открытку в их почтовый ящик (ходил поздно-поздно ночью).

Ну и весна в этом году! Днём уже градусов двенадцать тепла!..

Набрался наглости и днём прошёл мимо её дома. Смотрю, у по- чтового ящика, в луже, плавают клочки моей открытки. Как ножом по сердцу полосонуло. Весь день ходил с таким отвратительным на- строением! Потом подумал: «А чего я переживаю? Она же не знает точно, от кого эта открытка, вот и порвала… Может, кто-то за ней в школе ухлёстывает, а она не хочет. Подумала, что от него, вот и порвала». Ну, ладно. Посмотрим, как она со мной завтра поздо- ровается. Если так же, как всегда, – значит, не догадалась, что от- крытка от меня. Скорей бы наступило завтра!

Боже! Как она сегодня смотрела на меня! Она любит меня, лю- бит! А я, я не могу сделать этого простого и естественного шага – заговорить с ней!..

Никуда не ходил, сидел дома. Читал Шекспира «Ромео и Джу- льетту». Да что же это такое?! Что ни любовь, то трагедия!

Весь день болит сердце. Ноет, ноет, как в тот день, когда я впер- вые увидел Надю на стадионе. И отчего это? Видно, что-то чув- ствует. А что?

Сочинял стихи.

Дописал последние строчки, и жутко стало, как будто страш- ный колдун шепнул мне на ухо какое-то ужасное заклятие.

Что же так сердце болит? Поставлю Чайковского, вторую часть шестой симфонии, может, боль и пройдёт.

Ходил с ребятами за город за подснежниками. Снег остался только в оврагах да в ложбинках. Генка загорал немного. Набра- ли по букету подснежников – и домой. Проголодались все… Пода- рить бы этот букет Наде!..

Сочинял стихи.

Странно, я ни разу не видел Надю во сне.

Уже стало так тепло, что все ходят в пиджаках. Надя сегодня была какой-то задумчивой. На моё «здравствуй» только кивнула головой. Что с ней? Может быть, дома что случилось?

С каждым днём меня тревожит всё больше и больше мысль, что скоро (через два месяца) наступят каникулы, а я так и не ре- шусь заговорить с ней. Я ведь умру летом, если не буду видеть её! Что делать? Как переломить свою робость?.. А может, написать письмо и вручить ей лично?.. Нет, не хватит смелости… Боже мой, хоть бы помог кто-нибудь!

Дни проходят так стремительно, а я всё ещё ничего не приду- мал. Иногда от отчаяния хочется закричать!

Был у Генки. Слушал его новые записи. Рассказал мне, как он охмурил одну девчонку:

– Все что дарят девчонке на день рождения? Коробку конфет, сувенир или букетик цветов. Это всё туфта. Я выклянчиваю у мама- ши червонец, наскребаю ещё один и на всю двадцатку беру на база- ре вот такой букет цветов!.. На день рождения нарочно опаздываю и вхожу, когда все подарили свои конфетки, сувенирчики, букети- ки. Дарю свой двадцатирублёвый букет имениннице, она в отпаде!.. Вот как надо девам головы туманить. Они, как собачки, будут за то- бой бегать. Если тебе, конечно, надо, чтобы они за тобой бегали…

Интересная идея! Механика завоевания девичьего сердца очень простая. Надо подумать. И на всякий случай копить деньги – мало ли что! Иногда самое невероятное выручает.

Сходил на базар, посмотрел, какие цветы продают. Тюльпаны, ландыши, гвоздики. Были даже розы, но цена сказочная.

Первое апреля – никому не верь… Дурачились весь день в учи- лище, обманывая друг друга. Кто-то сказал Борису, что его вызы- вают к завучу. Он поверил (забыл, что первое апреля). Получил от завуча нагоняй.

Я вернулся вчера от Генки часов в 7 вечера. Дома пьянка. За столом батя, мама, друг бати дядь Ваня и его жена, тёть Стеша. Их сын, Николка, сидел в другой комнате и читал книжку. Несмо- тря на свои девять лет, Николка уже может обставить кого угодно в шахматы, решает задачки по математике за восьмой класс, а глав- ное для меня— играет по нотам на аккордеоне. Аккордеон немец- кий, трофейный. Дядь Ваня привёз его из Германии после войны, сам играет на нём, но только на слух.

Когда выпивка кончилась, дядь Ваня предложил пойти к ним, у него была самогонка. Тёть Стеша начала что-то бубнить (она го- ворит очень быстро, и большую часть слов разобрать трудно). Из сказанного ею можно было уловить, что она против продолже- ния именно выпивки. Но дядь Ваня настоял на своём, и все пошли к ним домой. Я тоже. Мне хотелось послушать, что нового играет на аккордеоне Николка.

Я не знаю, что произошло между тёть Стешей и дядь Ваней, но когда мы вошли в маленький коридорчик их дома, дядь Ваня по- вернулся к тёть Стеше и. Удар был такой силы, что тёть Стеша от-

летела в угол коридорчика, где у них были сложены колотые дрова для бани, упала на них спиной, поленья посыпались на неё сверху. Мама бросилась к дядь Ване унять его, но он был совершенно спо- коен, словно это не он, а кто-то другой ударил его жену. Тёть Сте- ша медленно поднялась, уложила поленья на место.

– Ты чего падаешь? – улыбаясь, спросил дядь Ваня. – Гостей разве так встречают?

Второй удар был такой же силы. Тёть Стеша рухнула на дрова. Я выскочил на улицу. «За что? За что? Почему так жестоко?»

У меня внутри всё бурлило.

Родители вернулись от дядь Вани через час. Батя был в состо- янии какой-то озлобленности. Ему хотелось выпить ещё (это по- сле всего выпитого за день!), он собрался и пошёл в магазин. Мать стала прибираться, я взял гитару и ушёл в сарай.

Прошло не более двух часов, уже стало смеркаться, когда я ус- лышал этот страшный вскрик. Я выскочил из сарая. Под окном на- шего дома лежала мама, рядом стоял батя. В руках у него была палка, которой мы запираем на ночь входную дверь, – круглое тонкое бревно с остатками сосновой коры, затёсанное конусом на од- ном конце. Увидев лежащую на земле маму, я стал кричать на отца, материться. Он двинулся на меня, держа палку, словно винтовку со штыком. Я кинулся в сарай, захлопнул дверь и накинул крючок. Я испугался. Но запертая дверь в то же время давала возможность кричать на батю, материть его самыми последними словами. Он отвечал мне тем же, несколько раз ткнул палкой в дверь, будто приглашая выйти из сарая. Потом бросил палку, и я увидел сквозь щели в стене сарая, как он, пнув калитку ногой, вышел на улицу.

Я вышел из сарая и бросился к маме. Она поднималась с земли, придерживаясь руками за стену. Лицо у неё было окровавлено. Я подхватил её и завёл в дом. Намочил водой полотенце и стал вытирать с лица кровь, прикладывать к ране на голове. К счастью, удар палкой прошёл по касательной, и голова была не проломлена. Как мама ни отказывалась, но я всё-таки настоял, чтобы мы пошли в больницу, она в километре от нашего дома. Врач выстриг во- круг раны на голове волосы, наложил несколько швов, перебинтовал рану. Где-то ближе к полуночи мы вернулись домой. Мама легла, не раздеваясь, я запер входную дверь на крючок и тоже лёг. Проснулся от хриплого голоса отца.

– Открывайте! – Отец выругался. Мы с мамой молчали.

Не услышав в ответ ни слова, отец ткнул палкой в окно. Стекло как-то глухо треснуло, и осколки посыпались на пол. Конец пал- ки высунулся через дыру.

Мы молчали.

Отец вытащил палку из окна и снова выругался. Если бы не ре- шётки на окнах, он бы вышиб раму и попытался залезть в дом через окно. А там бы… Неизвестно, что было бы дальше.

До самого рассвета мы лежали в темноте, вслушиваясь в зву- ки, которые доносились с улицы.

Сегодня, через три дня, отец наконец-то появился дома. Мама ему всё простила (простила!) Я с ним не разговариваю.

Мама сказала мне, что в тот вечер бате почудилось, что она была на улице с каким-то мужчиной. Приревновал… Мрак! Мрак! Ужас!

Видел Надю. Но не утром, а днём. Выскочил на перемене во двор и увидел её из-за оградки. У неё новая причёска. Такой она её делает взрослой, строгой и ещё более недоступной. Какой- то парень шёл рядом с Надей и о чём-то говорил с ней. Наверное, её одноклассник.

Второй день не вижу Надю. Сегодня тоже не видел.

И сегодня. Что такое? Самое невероятное предположение.

Ходил к дому. Долго стоял неподалёку в надежде увидеть её. Но так и ушёл ни с чем.

Ах, вот почему я не вижу Надю! У них каникулы… А мы вот учимся. Это даже хорошо, а то опять тоской изойдёшь ожидаючи.

А что, Генкина идея относительно цветов не так уж и плоха!

Коплю деньги на цветы! Три рубля уже есть.

Впервые после каникул видел Надю. Поздоровались холодно.

Или мне показалось?

Денег уже 5 рублей. Надо попросить в аванс у мамы и у бати. Да, теперь определённо Надя здоровается со мной холодно… С таким тюфяком, как я, вообще не надо здороваться! Трус!..

Скорей бы аванс! Я куплю ей огромный букет роз!

Сегодня взял у бати десять рублей и у мамы десять. Сказал, что деньги нужны для турпохода летом… Скорее всего, розы надо подарить 30 апреля. Вроде бы я поздравлю Надю с наступающим праздником… Скорей бы наступил этот день!

Завёл своеобразный календарь и вычёркиваю из него по одному дню. Осталось десять дней.

Как медленно тянутся дни! Начал сомневаться: а может, не надо этого букета?

Осталось восемь дней. Надо, надо дарить этот букет! Сегодня опять видел этого парня с Надей. Генка прав: надо ошеломить девчонку так, чтобы все поклонники в её глазах стали мгновенно ничтожными. А парню я потом морду расквашу!

Жить ещё семь дней! Страшно!

Шесть дней. Ночью снятся какие-то кошмары. Встаю усталый, разбитый, как будто всю ночь мешки с камнями таскал или меня палками по бокам дубасили.

Осталось пять дней. А если она откажется от цветов?.. Лучше не думать об этом.

Через четыре дня решается моя судьба! Видел сегодня Надю. Она здоровается со мной так же приветливо, как и прежде. Хорошая примета!

Дни полетели с космической скоростью! Не успеешь оглянуть- ся – уже вечер!

Три дня осталось.

Два.

Один день.

Страшно подумать, что послезавтра надо выполнить задуманное. Если я струшу, я прокляну себя! Выпью уксус и умру! Вечером был Генка. Что-то мы разговорились и стали рас- сказывать друг другу страшные истории. Подсел к нам батя и тоже кое-что рассказал: «Поговаривали, что одна старуха была ведьмой. Кто верил в это, кто нет. А потом узнали, что она ведьма. А узнали вот как. Заболела старуха, слегла, и с тех пор, по ночам, из её дома начали доноситься дикие крики. Боятся все, никто заходить к ста- рухе не хочет. Один всё же набрался смелости и вошёл. Видит, ле- жит на кровати старуха и кричит: „Прорубите потолок! Проруби- те потолок!“ Ну, он тут же ночью собрал мужиков, и они потолок прорубили. Старуха увидела звёздное небо и сразу умерла… Вот по этой примете и определили, что она ведьма, потому что, когда ведьма умирает в доме, надо обязательно потолок прорубать, что- бы она ночное небо увидела. Душа её сразу к чертям улетает…» Так и видится прорубленный потолок, чёрное звёздное небо и мёртвое лицо старухи-ведьмы… Жуть!

Сегодня весь день трясло, как в лихорадке. Завтра – пан или пропал!.. План такой: покупаю на базаре цветы, дожидаюсь Надю, подхожу (лучше где-нибудь в районе их домов, чтобы ни- кто из училища не встретился), отдаю букет и поздравляю с на- ступающим праздником 1 Мая. Если она берёт цветы, приглашаю в кино… Пишу это, а сердце так и прыгает в груди, так и прыга- ет… Руки трясутся… Ну, до завтра!!!

IV

Проходит любовь,Проходит поспешно,Никто не вернётЛюбимый взгляд.Я снова один,Один, как и прежде,С печалью своеюОстался опять.Любовь обманула,Как оттепель в зиму,Оставив в душеОбожжённый след,И только во сне,В тяжёлом забытьиОна, как вчера,Прикоснётся ко мне.Проходит любовь,Проходит поспешно…

Эта песня, которую я недавно сочинил, Генке понравилась, и он записал её на магнитофон. Я, конечно, скрыл, что она сочине- на мной, и сказал, что переписал её у Бориса… Да… Вот и прошла моя любовь. Вспоминаю тот роковой день 30 апреля… Как всё вы- шло!.. Рассказать кому, никто не поверит… Пошёл я с утра на ба- зар, купил на все двадцать пять рублей роз, пошёл к школе, стал ждать, когда выйдет Надя. Время как замерло!.. Жара, духота… Так хотелось рвануть от школы, но я держался… Вот закончились уроки у первой смены… Зашла вторая смена. Прозвенел звонок. Школьный двор опустел. А Нади всё не было и не было. Мне даже как-то легко стало… Хотел было уходить… Только собрался, вижу, дверь открылась, и вышла Надя. За ней вышел тот парень, которого я видел несколько раз с ней… Я пошёл сзади них… Отойдя от школы, парень взял у Нади портфель и понёс его. У меня сердце как огнём загорелось… Надя с парнем о чём-то говори- ла и смеялась… Зря я в своё время этому парню морду не расквасил!.. Да теперь поздно… Так они дошли до её дома. Она взяла свой портфель у парня и ушла. Парень остался ждать… Хотел подойти к нему и заехать по морде, да неудобно – рядом её дом, увидит ещё… Через полчаса Надя вышла. Переодетая… Часа два я следил за ними… Они зашли в кинотеатр. Где-то подождав минут десять- пятнадцать, и я за ними. Какой ужас! У меня ни копейки денег! Всё истратил на цветы!.. Откуда и появилась дерзкая смелость! Вхо- дили на сеанс опоздавшие, я вместе с ними! Без билета! Но, слава богу, контролёр даже и не стала считать билеты, оторвала все сра-

ПРИКОСНЁТСЯКОМНЕ…

зу и отдала… Вхожу в зал. Фильм уже начался… Сел на самый по- следний ряд и стал присматриваться… Нашёл их. Они сидели пра- вее меня на предпоследнем ряду, у самой стенки… Очень интимное там местечко!.. Парень сидит и обнимает Надю за плечи!.. Она его руки не отстраняет… И вот он наклонился и поцеловал её!!! Меня как будто оглушило… Вышел на улицу, ничего не вижу и не слы- шу… Сел в троллейбус, куда-то поехал, потом сошёл с троллейбу- са, пошёл пешком, опять куда-то ехал, снова шёл пешком! И так до самого вечера… Зашёл к Генке, у него полный дом гостей… Вы- пил вина… Потом ещё… Играл на гитаре, пел… Опять выпил вина. Помню, что пошли мы с Генкой к дому Нади. У меня этот букет роз… И всё. Дальше ничего не помню… Проснулся в какой-то яме. Но я сначала подумал, когда проснулся, что я сплю в сарае. Потом вижу над головой небо и почему-то вспомнил тот рассказ о ста- рухе-ведьме, о её доме, в котором прорубили потолок… Ощупал вокруг себя, укололся обо что-то… С трудом поднялся. Всего му- тит, голова кружится… То земля опрокидывается назад, то валится вбок, то наклоняется вперёд… Яма как раз с головкой… Зацепил- ся за край, полез. Не могу вылезти – и всё! Сидел-сидел в этой яме, потом полез опять… Еле-еле выкарабкался!.. Никак не соображу, где я… Какие-то оградки, оградки, оградки… А потом как холод- ной водой облили: это же кладбище!.. Смотрю, идёт по дорожке старичок. Я его позвал. Как он меня увидел, как даст дёру!.. Взгля- нул я на свои брюки, на пиджак – мама! – весь в грязи. Вот почему напугал старичка!.. Как начал смеяться! Смеялся до слёз, до спаз- мов в горле. Потом начал отряхиваться…

Смотрю, идёт ко мне старичок этот вместе со старушкой. Ста- ричок что-то рассказывает, а старушка слушает, то и дело поправ- ляет белый платочек на голове и крестится… Заметили меня. Оста- новились. «Да не бойтесь, – говорю им, – я – человек…» Старушка попросила, чтобы я перекрестился. Пришлось перекреститься. Тог- да только подошли. Стали расспрашивать, как я здесь очутился.

«Да вот, – говорю, – упал в яму». «Это не яма, а могила, – поправи- ла меня старушка. – Вчера выкопали». Заглянула в могилу, покачала головой. Потом стала чего-то присматриваться. «Что-то забыли там», – и показывает в могилу. Смотрю, на дне могилы лежит мой букет роз. «Да пускай там лежит!» – махнул я рукой.

– Нельзя, не положено, вытащить надо, примета плохая, —за- тараторила старушка. – Обязательно вытащить! Да что ты? При- несут хоронить покойника, а в могиле цветы!

Пришлось лезть в могилу и доставать букет. Старики помог- ли выбраться… У меня всё в горле пересохло, пить страшно захо- телось. Спросил, где можно напиться.

– Да вон там! Идём с нами, – сказала старушка, и мы пошли в сторону стоявшей на возвышении церкви.

Это же надо, куда меня занесло! На старое кладбище!.. Рядом со сторожкой напился из водопроводной трубы, умылся, приче- сался. После выпитой воды закружилась голова, начало подташ- нивать. Слабость такая, не могу идти. Сел у сторожки и сижу. Ста- ричок наклонился ко мне, смотрит.

– Что, с похмелья?

Поднял меня, завёл в сторожку.

– Ложись!..

Намочил холодной водой полотенце, приложил мне ко лбу. Легче стало немного. Лежал, лежал и задремал незаметно. Проснул- ся от печальных звуков колокола: ди-дзинь, ди-дзинь.

– Чего это? – спрашиваю у старичка. – Служба начинается?

– Нет. Привезли хоронить кого-то, – ответил он.

Я встал, вышел из сторожки. У ворот церкви на носилках стоит гроб. Вышел батюшка из церкви, почитал молитву. Помахал кадилом. Потом гроб внесли в церковь. Я тоже за всеми в церковь… В гробу лежала молоденькая девушка. Что-то отдалённо напоминало в её лице лицо Нади. Я даже вздрогнул. Батюшка отчитал молитву в церкви, родные простились с покойницей… Потом батюшка закрыл покрывалом лицо умершей, гроб накрыли крышкой, вынесли из церкви и понесли к могиле. Это была та самая моги- ла, в которую я свалился. Высоко и пронзительно закричала мать покойницы, когда заколачивали крышку гроба… Осторожно опустили гроб в могилу, быстро забросали её землёй, поставили крест, оградку, уложили вокруг креста венки, цветы. Кто-то поднял и положил к кресту и мой букет роз… Разошлись… А я ещё долго чего- то стоял, смотрел на крест, на венки, на свой букет, который свои- ми увядшими бутонами покорно склонился к кресту… Очнулся оттого, что почувствовал, как сильно припекает солнце… Было уже часа три дня. Ветер чуть шевелил бумажные цветы на венках, пах- ло пресной перекопанной землёй… Не знаю, кому я сказал: «Про- щай», – и пошёл с кладбища.

Прошло четыре года! Четыре года!!! Перечитал сейчас записи в своём дневнике и над многим смеялся. Как всё по-детски наивно! Надя, любовь, кладбище. Как будто и не со мной всё это было… Да, много времени прошло с тех пор, много всего произошло. Светка Постникова вышла замуж, уже родила дочку. У Наташки с Ковале- вым так ничего и не получилось. Он женился на другой, но, пого- варивают, ходит к Наташке. Странная у них судьба!.. У Генки недав- но умерла мать. Он теперь живёт один. Каждый день дым столбом: какие-то мужики пьют, какие-то девки ходят. Приехала его тёт- ка, хотела навести порядок, он её выгнал. Она пошла в военкомат, упросила военкома, чтобы забрали Генку в армию этой осенью. Вче- ра видел Генку. Уже стриженный наголо. Приглашал к себе в гости… Из горного училища я ушёл и поступил в музыкальное. Стоило это мне большой крови! Учусь в музыкальном на 3-м курсе, но, видно, заберут в армию (пришла повестка на завтра проходить медкомиссию) … Батя тяжело болен – туберкулёз (на фронте был ранен в лёгкое, и вот война аукается в старых ранах) … Один раз видел Надю. Было это два года назад, да и то мельком. Больше ста- рался её не видеть… Всё забылось, перегорело…

Сегодня проходил медкомиссию в военкомате. Прошёл. Зачис- лен в мотострелковые войска. Через две недели – «Ать, два, левой!»

Сегодня проводили Бориса в армию. Приехали на призывной пункт в 10 ч. 30 мин. Полтора часа ждали Бориса на улице. Замёрз- ли. Кругом провожающие. Поют, танцуют. Одна бабушка учила со- временные танцы. Смешно у неё выходило… Открыли двери при-зывного пункта, и все бросились вовнутрь. Там устроили маленькое торжественное собрание в честь призывников. Выступила секретарь райкома комсомола, за ней майор из военкомата, за ним солдат из воинской части. Солдат как-то особенно вскидывал голову, будто говорил: «Ну, давайте, давайте, ребята. Послужите, понюхайте пороха!» За солдатом выступал призывник. Заверял, что постара- ется быть отличником боевой и политической подготовки. Не обо- шлось у него без смеха. «Будем стараться служить так, как служи- ли наши отцы и… дети». Весь зал грохнул… После собрания вышли из призывного пункта, подъехали автобусы. Обнялись мы с Борисом на прощание. Мать его всплакнула.

Видел в военкомате… Надю!!! Она, оказывается, там работает!.. Вспыхнуло во мне прежнее! Оказывается, сердце ничего не за- бывает!

Подошёл вечером к военкомату. Стал ждать. Вот она вышла.

Догнал.

– Здравствуй, Надя. Узнала меня:

– Здравствуй.

Повернула в сторону своего дома. Я иду с ней. Молчим. Где-то не доходя метров триста до своего дома, она остановилась.

– Всё. Дальше меня провожать не надо.