Жил-был я…

– Футбол – тоже синтетика? – зевая, спрашивает Борис. Преподаватель оживляется ещё больше:

– Да! Что-то наподобие!.. Ну, бегают по полю – это из лёгкой ат- летики, толкаются – это из… э-э-э… хоккея… Так, что ещё?

– Дерутся между собой – это из бокса! – громко кричит Толька. Преподаватель кивает головой:

– Да-да… Так же и в опере.

Тут с разных сторон посыпалось:

– И бегают?

– И толкаются?

– И бокс?!

Борис ехидно протягивает:

– Да-а-а-а!.. А как же там пенальти бьют?

Все начинают смеяться, громко говорить между собой, пред- ставляя картинки футбольного матча на оперной сцене.

Преподаватель поднимается из-за стола:

– Прекратите! На задних партах! О футболе будете разговаривать на перемене!.. – роется в конспектах. – А теперь запишем, что такое опера.

Двое, кому выпало несчастье сидеть на первой парте, берут ручки, открывают тетради.

Преподаватель берёт книжку, потом, закрыв её, говорит:

– Синтетика – это вид искусства… простите! Искусство— это вид синте… – опять берёт книжку. – Задние парты! Из-за вас срывается объяснение!

На задних партах немного приутихли. Преподаватель, найдя в книжке нужное место, читает:

– Опера – это синтетический вид искусства…

В это время звенит звонок. Все начинают собирать книжки и выходят из кабинета.

Учитель кричит вдогонку:

– На следующий урок знать, что такое синтетика! Тьфу! Опера!!!

Борис сказал как-то: «Он не прививает, а прибивает любовь к искусству».

Прозвище – Драмма.

В субботу, утром, перетаскивали из одной мастерской в другую станок. Придавил себе большой палец на правой руке. Сначала ничего не почувствовал, а потом аж голова закружилась и чуть не стошнило. Ноготь посинел, болит, как будто под ним горячие угли. Из-за этого не играл на физ-ре в футбол. Сидел на трибуне и смотрел. Во, даже писать трудно.

Опять сидел на стадионе и смотрел, как ребята играют в футбол. Мне ещё нельзя. Ноготь чуть заденешь – течёт кровь. Уже чувствуется осень. Листья шуршат на деревьях каким-то бумажным шелестом. Солнце светит чуть тусклее, чем в августе, и не так припекает. Небо не такое блеклое, как летом, а синее…

Пока ребята играли, успел ещё побродить по стадиону. На одной площадке урок физ-ры у девятиклассников. Генка называет сейчас всех, кто учится в школе, —«портфели». Так вот, «портфели» прыгали в длину. Одна девушка прыгнула как-то смешно и упала в опилки. Меня, что ли, застеснялась?

Завтра воскресенье! Как прекрасно ощущение перед каждым воскресеньем! Утром съездим с Генкой на базар, днём сходим в кино, а вечером на танцы.

Не пойму сегодня себя! Как больной хожу после стадиона. Как в «Лошадиной фамилии» у Чехова все никак не вспомнят фамилию доктора, так и я – никак не вспомню что-то, что меня мучит. Всё перебрал в голове! Даже батя заметил, что со мной что-то не то. Всё спрашивал, не напортачил ли я чего в училище, и принюхивался, не выпивши ли я.

Сейчас вот пришёл из парка, лёг спать, но эта маета ещё силь- нее… Так, сейчас вспомню день подробнее… Утром встал, умылся, собрал в папку тетради. Вышел из дома, дошёл до училища, позав- тракал. Увидел Генку. Поздоровались. Поднялся на второй этаж, прошёл к кабинету горного дела. Там уже был Борис и Толик. Борис, как всегда, барабанил по своей папке и пел эстрадную песню. Толик листал военный журнал. Собралась вся группа. Начался урок… После этой пары перешли в кабинет истории. Постой, что у нас было на уроке истории? Что меня так потрясло?.. А-а-а… Историк рас- сказал один эпизод из истории Руси, как ослепили Василька. Заманили Василька в избу, сбили с ног, закатали в ковёр, бросили доски на него, прижали к полу (у Василька аж грудь затрещала). Один стал выкалывать глаза. Несколько раз промахнулся, порезал лицо Васильку и только потом выколол глаза. Да, но это не то… Так, после истории у нас была физ-ра… Что такое?! В ушах как будто поёт хор. Да так красиво!.. Такого со мной ещё не было!.. Мама! Сейчас разорвёт от этого пения!.. Что это было? Сон – не сон. Как будто фильм какой перед глазами… Как при замедленной съёмке… Бежит девушка… Да это девушка, которая упала в опилки… Вот её волосы, длинные брови, маленький, немного курносый нос, большие карие глаза… Вот кто мучил меня сегодня весь вечер!.. Теперь вместо пе- ния хора в ушах какой-то вибрирующий, плачуще-дрожащий звук… Ну вот. Всё прошло… Как я напугался! Что же это было?

Воскресенье. Поехал с Генкой на базар. Вдруг на остановке уви- дел ту девушку со стадиона. Она куда-то шла. У меня так заколотилось сердце и опять в ушах это пение… Наверное, я в неё влюбился!.. Странно. Увидел мельком – и влюбился. Как в «Романе о Тристане и Изольде»: кто-то дал мне выпить любовный напиток и показал эту девушку.

Сегодня снова видел её! Вот как это произошло. Я выходил из училища после занятий. Оглянулся налево, смотрю, идёт она. Взгляды наши на мгновение встретились. В ушах у меня как будто грянул во всю мощь тысячеголосый оркестр: р-рр-ра-а-а!.. Ноги задрожали… Она прошла мимо и… оглянулась! Оглянулась! Огля- нулась!

Прошло уже двенадцать дней, как я впервые увидел её. Каждое утро, каждый день я желаю где-нибудь увидеть её. Хоть издали! Хоть мельком! Каждая встреча – это и радость, и тоска, и ревность! С того дня, как я её встретил, она всегда отвечает на мои взгляды (значит, я ей не просто часто встречающийся прохожий; да и за- чем было бы даже такому прохожему смело отвечать на взгляд?) Ни одна девушка не волновала меня так, как она! Ни о ком я столь- ко не думал! Никто меня так не потрясал!.. Обычно утром, увидев её издали со школьной сумкой, я начинаю страшно волноваться. Сердце сильно стучит. Я стараюсь идти медленно, чтобы подольше видеть её, но ноги сами шагают быстрее. Вот она совсем близко. Гляжу (для меня это громадная дерзость и смелость), не отводя взгляд, в её глаза, она в мои. Секунда, две, три… На три секунды всё вокруг куда-то исчезает. Только её глаза! Она прошла. Весь день я вспоминаю об этой встрече. Весь день я весел. Было несколько дней, когда я её не видел. Тогда я грустный. Мысли плохие, отчаяние. В такие минуты на уроках мысленно представляю её лицо, глаза, походку. Закрою глаза и представляю, представляю, представляю… И лишь только в моём воображении появляются её глаза, весь её облик, я опять начинаю волноваться, будто она передо мной наяву.

Сегодня случайно услышал, как её зовут. Вот как это произошло. Она шла мне навстречу, и тут её кто-то позвал несколько раз: «Надя! Надя!» Я даже не заметил, кто звал, но, кажется, голос был мужской… Итак, я узнал её имя – Надя. Прекрасное имя! Ещё раз напишу – Надя. Ещё раз – Надя. Прекрасное имя! Стоит мне его назвать, и я моментально вижу её фигуру, лицо и глаза. Надя, Надя, Надежда. Это имя входит в тройку имён: Вера – Надежда – Любовь. Буду верить в твою любовь, Надя!.. Погадаем на наших именах… Вова – Надя… Букву «а» вычёркиваем… Остаётся в каждом имени по три буквы… Как там дальше? А!.. Пишем ЛУРНИСТ… Любит, уважает, ревнует, ненавидит, избегает, страдает, тоскует… Да зачем я всё-то написал?.. Мне нужно третье слово… Это слово «ревнует». Значит, и я ревную её, и она меня. А как кто-то сказал: где есть ревность, там есть любовь… Значит, мы любим друг друга!.. Надя, Надя… Ещё гадают на стихах. Открывают наугад книгу и читают первое попавшееся четверостишие. Возьмём стихи Блока. Гадаю сначала на себя.

И страшно, и легко, и больно;Опять весна мне шепчет: встань…И я целую богомольноЕё невидимую ткань…

Теперь погадаем на Надю.

Ты – как отзвук забытого гимнаВ моей чёрной и дикой судьбе,О, Кармен, мне печально и дивно,Что приснился мне сон о тебе.

Ерунда все эти гадания!

Листал сегодня в библиотеке у нас, в училище, журналы и был поражён: на одном рисунке – ну точь-в-точь Надя! Потихоньку вы- драл лист. Сейчас аккуратно вырезал этот рисунок и наклеил его на картонку. Получилось нечто похожее на фотографию Нади. Теперь будет легче представлять её лицо…

Сколько я придумывал способов с ней познакомиться! Но как только издали увижу её, план рушится, мной овладевает робость, я ужасаюсь тех слов, которыми хотел заговорить с ней, все эти слова кажутся мне чем-то грубым…

Вот уже и настоящая осень. Мне нравится такая её пора, когда небо чистое-чистое! Солнце светит ярко, не слишком пригревая… Вечер осени!.. Как он тих и томен! В воздухе чувствуется запах дыма (обычно в это время многие сжигают собранный в огороде мусор) … Парк. Запах опавших листьев, их шуршание под ногами. Однако с деревьев они ещё не опали полностью, кое-где ещё виден зелёный лист, не тронутый осенней позолотой.

Четвёртый день толчём землю в Центральном парке у озера. Учимся маршировать (это нужно для праздничного шествия на 7 ноября). Всё училище здесь. Все в форменной одежде, в фу- ражках. «Левой!.. Левой!..» Земля под ногами: шух! шух!.. Юрка и Борщ пристроились в духовой оркестр. Юрка пыжится на трубе, а Борщ (и здесь играет поперёк такта!) чего-то там пшикает на та- релках. Борис смеётся над ними: «Шабашники!» А в колонне идти приятно! Сила какая-то богатырская чувствуется!

Шли сегодня после занятий по шпалам на лесопилку. Мищенко нужны рейки для забора. Попросил нас помочь. У лесопилки этих реек целая гора. Мы шли и ни с того ни с сего стали говорить о революции. Хотя нет. Кто-то сказал, что ему надоели наши строевые тренировки. И тут Мищенко заявил, что он не пойдёт маршировать на 7 ноября.

– Думаете, ради кого делалась революция? Ради баб.

И все с ним молчаливо согласились. А я начал спорить. Но чувствую, в этом споре я бессилен его переубедить. Чувствую, что Мищенко знает что-то такое о революции, чего не знаю я. А что он знает? И мне стало страшно. За такие слова могут и в тюрягу упрятать.

Мне было пять лет, мы жили тогда в посёлке, в 10 или 15 ки- лометрах от Оренбурга. Непонятно откуда в нашем доме появился журнал «Огонёк». Я ещё не мог читать, поэтому смотрел только картинки. Одна из них, цветная, была на всю страницу – портрет Сталина. Я его сразу узнал, почти такой же висел в клубе и в конторе, где мама мыла полы. Мне портрет так понравился, что я решил через копирку перевести его, а то ведь журнал могли унести. Когда вечером мама пришла с работы, показал ей переведённый портрет. Что с ней произошло! Она отобрала у меня скопированный портрет, порвала его, засунула вместе с журналом в печку и подожгла. Когда в печке всё сгорело, сказала:

– Никому об этом.

Я почувствовал страх, который охватил её.

Был на демонстрации. Следом за нашим училищем шла школа, в которой учится Надя. Я заметил её, когда мы остановились перед трибуной и стали ждать. Надя стояла в двух-трёх шагах от меня. Обернётся, поглядит мне в глаза, отвернётся, поговорит с подругами и опять обернётся ко мне. Я стоял как вкопанный, без движений, только смотрел на неё, смотрел, смотрел! О! После демонстрации я ходил, словно оглушённый. Я что-то делал, но делал автоматически, не задумываясь, ходил, что-то говорил, но это был как будто не я. Было ли у неё в тот же день то же самое?

С утра шёл дождь. Холодно после вчерашнего тёплого, почти весеннего дня. Небо мрачное, траурное… Никуда не ходил, сижу дома. Скука! Скорей бы проходили праздники! Скорей бы увидеть Надю!

Я не знаю ни её души, ни её ума, но даже при самых скверных чертах характера я бы всё равно её любил. Она мне нужна! О, если бы я с ней познакомился! Если!.. А что если набраться наглости и познакомиться?.. Есть ли у неё любовь ко мне? Или чувство? Или хоть что-нибудь маленькое?

Приходил Генка. Учились с ним танцевать вальс. Так и не на- учились. Батя сказал, глядя на нас, что мы медведи маньчжурские. Да, странно! Простое движение, а научиться очень трудно.

Сегодня встал рано. Но только в пятнадцать девятого вышел из дома. Только хотел выглянуть из сквера на дорогу, идёт Надя. Глядит на меня, я на неё. Взгляда не отводит!.. Что в этом взгляде?.. Удивление?.. Насмешка? Игра? Любовь?.. Днём увидел её из- за училищной оградки. Она меня увидела тоже и, кажется, улыб- нулась радостно!

Сегодня увидел её на углу, у киоска. Сначала взгляд, как вчера, потом в глазах не то удивление («Что вам от меня надо?»), не то они задавали какой-то вопрос («Ну что же ты? Ну скажи хоть что-нибудь?») Я даже улыбнулся. Не знаю, заметила ли она эту улыбку.

Сегодня решил с ней поздороваться. «Здравствуй, Надя». При- готовился. Волновался всё утро. Но её не встретил.

Сегодня встретил её, но поздороваться не решился. Смелее, смелее! Как говорит Генка: наглость – второе счастье!

Сегодня опять решил с ней поздороваться. Весь вечер думал, как это сделать. Сказать «Здрасьте» – как-то смешно и по-детски, «Здравствуйте» – холодно и слишком официально. В общем, таких вариантов было много. Думал и над другой вещью: где сказать это «Здрасьте» или «Здравствуйте»? Не доходя до неё, поравнявшись с ней или вслед?.. А может, остановиться?.. Но как только увидел её, мысль поздороваться с ней сразу вылетела. Я страшно оробел и даже постеснялся выйти из сквера… Ничего, завтра обязательно решусь и скажу!

Дожди идут каждый день. Листьев на деревьях почти не осталось. Сыро, черно. Ночью шум дождя какой-то особенно тоскливый, капли то звякнут по жестяному подоконнику, то дзинькнут по стеклу. Вон как хлещут по веткам клёна! Они, бедные, не успевают уворачиваться! На улице никого, один дождь. А за городом темно и страшно!.. Всё, ложусь спать. Хоть бы увидеть её во сне! Хоть бы увидеть! Хоть бы увидеть!

Целую неделю не встречал Надю! Что с ней? Заболела? Или с ней что-то случилось?.. А вдруг она попала под машину?!.. Всё равно, даже если она будет калека, я её буду любить так же, как любил!.. Надя, что с тобой?..

Слава богу! Она цела и невредима. Видно, болела. Простуда или ещё что. Генка однажды говорил мне, что все девушки раз в месяц болеют какой-то своей женской болезнью. Может, и у Нади то же было… Но как я обрадовался, когда увидел её утром! Я готов был броситься к ней, обнять её, расцеловать!.. Поцеловать её! От одной этой фантазии у меня аж холодеет спина и так сладко на сердце!

Был в гостях у Бориса. У него огромная фонотека! Он серьёз- но увлекается музыкой, не то что я. Слушали записи. Сначала джаз, потом рок. Борис любит и классическую музыку. Впервые встречаю, чтобы пацан любил эту белиберду! Он дал мне одну пластинку с классической музыкой, надо послушать…

Послушал. Вот это да! Вот это музыка! Ну и балбес же я был! Такая красота! Чайковский, симфония номер шесть. Буду слушать эту пластинку каждый день. Когда звучала вторая часть симфонии, я поразился: да ведь это же Надя, моя любовь к ней!

III

Сегодня воскресенье. Вышел на улицу и обомлел. Мама! Всё белым-бело! Дикарь носится по двору как угорелый. Лает, хватает пастью снег, фыркает, ползает на брюхе. Накинулся на меня, стал трепать рукав фуфайки, повалил меня в снег. Еле отбился от него. Я залез на сарай и стал смотреть оттуда… Зима! Это надо же, за ночь столько снега навалило! И всё идёт и идёт… На тополе снег лежит, как на китайских иероглифах, на берёзке – тоненькими прядями, а на кустах смородины, как белый пенопласт. Ах ты, как хорошо!.. Из-за густоты снега всё как в белом тумане. Там, на склоне холма, лёгкие, еле уловимые очертания домов. Ясно только светятся крас- ными огоньками фонари на улицах. Если перевести взгляд и смо- треть ещё дальше, склон холма, очертания домов и огоньки полно- стью исчезают— одна сверху донизу беловато-дымчатая пелена. Она кажется какой-то бескрайней, бесконечной… Зима! Что-то всегда от первого снега необъяснимо радостное, чистое. Всё кажется та- ким уютным. Люди с такой дружелюбностью смотрят друг на дру- га!.. Как хотелось в этот день увидеть Надю! Взять её за руку, пого- ворить с ней… Ах, Надя, Надя!

Сегодня! я! с ней! впервые! поздоровался! Но получилось это как-то не очень… Вот как это произошло. Я почти дошёл до учили- ща, когда увидел её. Она как-то не так смотрит, как всегда, а мель- ком. Уже почти проходил и… осмелился сказать: «Здрасьте!» Не- громко сказал, как бы ей на ушко. Тут же обернулся ей вслед. Она кивнула головой и сказала: «Здравствуйте!» Потом, увидев кого- то, крикнула, помахала рукой и быстро пошла. Всё это получилось очень смешно. Мне показалось, что она ответила вроде бы меж- ду прочим, как давно забытому знакомому, который поздоровал- ся с вами, а вы ему механически кивнули головой в ответ, чтобы не обидеть, а потом с недоумением подумали: «С кем он меня спу- тал?» Так прозвучало и её «Здравствуйте» в ответ на моё. Пришёл я вечером домой, ужаснулся и устыдился. Какой позор! Больше ни- когда не попадусь ей на глаза! Никогда!

Народная русская песня! Где бы она ни звучала, всегда мне до- рога. Особенно нравится, когда её поёт моя мама.

Какой же я дурак, что мало хожу в театр! Так после спектакля хорошо на сердце, словно, как говорит мама, заново народился.

Смотрел сегодня репродукции картин Левитана. Какая сила! Сколько любви к простой русской природе! Особенно понрави- лась «Осень».

Был у Бориса. Долго спорили о театре, о кино. Я всё-таки не смогу жить, наверное, без таких друзей, как он. Как-то после этих споров заряжаешься оптимизмом (а у меня сейчас такое то- скливое и гнетущее настроение!) Хоть мы с ним и две противо- положности (у меня характер сентиментальный, а у него прямой, напористый), но мы крепко с ним подружились, и я сильно буду скучать без него во время каникул.

Был у Толика. Смотрел его альбом по военным самолётам. Слу- шал записи неизвестного мне певца Высоцкого. Потом пошли побродили с Толиком по городу, зашли к одному его товарищу. Как же мало у меня настоящих друзей! А без них плохо. Жить скучно!

Дом – училище, училище – дом. Никуда больше не хожу. Грустно.

Просидел всё воскресенье дома. Грустно и тоскливо. Ни читать книги, ни играть на гитаре – ничего не хочется. На уроках в учили- ще сижу рассеянный, всё пролетает мимо ушей.

Прошло две недели, как я не выхожу из сквера навстречу Наде. Издали наблюдаю, как она проходит мимо, и иду в училище… Ин- тересно, кому это она кричала и махала рукой в тот день, когда я с ней поздоровался? Вроде бы это был парень… Хотя, возмож- но, я ошибаюсь…

Сегодня вечером, слышу, мама тихонько поёт в соседней комнате:

Зачем сидишь до полуночиУ растворённого окна?Кого ты ждёшь, о ком страдаешь,Заветных песен не поёшь?

Мелодия такая грустная. Сколько в ней отчаяния и боли!

Кого я жду, вам неизвестно,О ком страдаю – не скажу.Кого я жду,Вам неизвестно,О ком страдаю —Да не-е-е скажу-у-у…

Гордый ответ!.. Да, никто о своей любви никому ничего не ска- жет. Будет переживать один, а не скажет.

Зачем вечернею пороюОдна выходишь на крыльцо,Своей горючею слезоюТы моешь девичье лицо?

Мне представилось такое низенькое деревянное крыльцо, какой-то огненный закат, стоит девушка, смотрит куда-то вдаль и поёт песню.

Одна слеза на ручку пала,И распаялося кольцо,И распаялась, разломалась,И с милым кончилась любовь.

Первая строчка-запев как-то вроде бы проговаривается. Быстро проговаривается, одним духом. Вроде бы: «Э-э-эх!» А потом, со второй строчки, мелодия замедляется и замедляется, звучит распевно, грустно. А последние слова звучат даже как-то траурно.

Я лягу спать, а мне не спится,И чтой-то бредится во сне,Как будто милый мой вернулсяВо всём военном, на коне,В шинельке серенькой, с винтовкой,Руками тянется ко мне.

«Я лягу спать, а мне не спится и чтой-то бредится во сне…» Эти строчки – просто здорово! Как я её понимаю! Даже кажется, что это обо мне песня! Про мою любовь… Попросил маму спеть ещё раз. Она поёт, а у меня из глаз слёзы катятся. Убежал на улицу.

Сочинил стих.

Уж ночь.Луна печальноБросая тусклый, слабый свет,Свой совершает бег устало.Бледный снег лежит,Как маска мертвеца.Где-то вдалекеТоскливо прозвучали голоса.И тишина.Грустно мне стоять и вспоминать тебяИ карие твои глаза.Ты далеко,Ты спишь, наверно,Нет, не приснюсь тебе во сне,Тебе другие, может быть, черты милее,Не то что грубые черты мои.О, будь я духом,Я примчался бВ покои девичьи твои,Обнял, расцеловал воздушноИ ночь всю напролётСмотрел в глаза твои.Но это лишь мечтанья.Грустно, грустно.Лежу и думаю всё о тебе.О как недосягаемо далёкиГлаза твои,И весь твой стан,И ты…

Сегодня весь день метёт позёмка. Я вышел из училища и хотел идти домой, но неожиданно увидел Надю, остановился. Она про- шла почти рядом и меня не заметила. Мне вдруг пришла мысль пой- ти за ней следом, чтобы узнать, где она живёт. Сначала я испугался, но потом всё-таки решил идти. Я шёл и думал: «Что же я, дурак, рань- ше не узнал этого?! Приходил бы вечерами… Стоял у окна…» Надя за- шла в магазин «Одежда», я остался ждать на улице. Ветер стал дуть сильнее. Снег сделался мелким, колючим. Я весь заледенел, как со- сулька. Заглянул в магазин через окно, а там никого нет. Начал себя ругать: «Растяпа! Прозевал!» Повернулся, хотел было идти домой, слышу – громыхнула дверь магазина. Оглянулся, по ступенькам спу- скается Надя! Показалось, что она меня увидела и узнала. Выждав дистанцию, пошёл за ней следом. Иду и боюсь: как бы из-за темно- ты и позёмки не просмотреть дом, в который она войдёт. Дошли так до поворота. Надя перебежала дорогу и вошла в дом. Через несколь- ко секунд вспыхнул свет в одной комнате, потом в другой… Теперь каждый вечер буду ходить сюда! Какое счастье!

Заболел ангиной, лежу дома. Проклятая ангина!

Всё ещё болею. Но уже поправляюсь. Через каждые два часа по- лоскание. Тёплая вода, соль, йод и сода. Гадость необыкновенная!.. Подумал однажды: «Вдруг умру!» От этой мысли стало страшно до жути! Умру и не узнаю: любит меня Надя или нет?

Торопиться надо, а я всё жду чего-то!

Выздоровел. Ходил первый день после болезни в училище. Но утром Надю не видел. Грустно! Вечером хотел сходить к её дому, но мама не пустила. «Куда?.. Только отболел!.. Опять хочешь сва- литься?..»

Несколько раз уже был у её дома. Он небольшой, вокруг оград- ка из штакетника. Вход в дом сразу со двора. Под окном небольшие кусты (кажется, смородина). Во дворе собака (молодая овчарка, со- всем не злая, смотрит с каким-то детским любопытством, чудно свесив голову набок). Хоть я и стоял у дома, собака ни разу на меня не залаяла. Наверное, чувствует, что я очень люблю Надю. Ах, со- бака! Если бы я был волшебником, я бы превратил тебя в себя, а сам бы в твоём обличье сторожил этот дом, и, когда Надя выхо- дила бы на улицу, я прижимался бы к её руке!

Новый год! Проснулся сегодня поздно, часа в два дня, пото- му что легли где-то часов в пять утра. Вот и другой год наступил. Что-то в нём будет?.. Рассказали мне одну примету на Новый год: если написать на клочке бумаги желание и, когда бьют куранты, сжечь его, а потом бросить в стакан с вином и выпить, то жела- ние обязательно исполнится. Я так и сделал. На бумаге написал:

«Надя + Володя = любовь». Правда, листок взял большой, он дол- го горел, обжёг все пальцы, пепел еле уместился в рюмке с вином. Все смотрели и смеялись, когда я пил вино и ел пепел. Дураки! Если бы они знали, какой волшебный напиток я выпил!..

Начались зимние каникулы. Ждал весь день, когда наступит вечер, чтобы сходить к дому Нади. Вечером пошёл. Кто-то у них был во дворе, поэтому пришлось пройти мимо. Шёл обратно – опять кто-то во дворе. Снова прошёл мимо… Пришёл домой. Мама убирается после новогоднего застолья, батя пьяный, храпит.

Ходил к её дому. Постоял немного.

Пошёл к её дому, но встретился по дороге Генка. Вернулись к нам, взяли мою гитару и пошли к ним. Мать купила Генке магни- тофон. Записали, как я играю на гитаре и пою. Прослушали. Не- ужели у меня такой голос? Даже не узнал себя. Странно!.. От Ген- ки вернулся в одиннадцать часов. Оставил гитару – и к дому Нади. В окнах света уже нет. Видно, спать легла. В десяти шагах от меня её комната. Ах, почему я не человек-невидимка!

Ходил к её дому. В окне, на шторах, женская тень. Надя! Я её сразу узнал. Хотел бросить снежком в окно, вызвать Надю на улицу, да разве хватит у меня на такое смелости!.. Может, попросить Ген- ку, чтобы он познакомил меня с Надей? Он, как говорит моя мама, жох! Мгновенно придумает, как это сделать… Проклятые канику- лы! Скорей бы уж они проходили!

Ну и мороз сегодня! Аж слезы наворачиваются! Снег постаны- вает под ногами, как живой.

Быстро дошёл до её дома, постоял. Вышел, видно, её отец. Окликнул меня: «Эй, жених, ты чего ходишь каждый вечер? Захо- ди в дом, а то замёрзнешь!» Я – дёру! Хорошо, что темно, лица мо- его не было видно… Дурак же я! Разве можно было ходить каж- дый день? Надо было раз в неделю – не приметили бы. Теперь вот вообще нельзя ходить. Вот дурак!

Слушал шестую симфонию Чайковского. Какой красивый вальс во второй части! Такой робкий! Как будто касаешься рукой