Никто не хотел воевать

– Малек, не надо, они уже близко, сейчас ефками и ргдшками забросают. Уходи… прячься!

Но даже не призыв Креста, а то, что первые ручные гранаты, пока еще с недолетом начали рваться, осыпая осколками стены, побудили Леонида внять здравому смыслу – спастись можно только куда-нибудь хорошо спрятавшись, пока еще для этого имелось время, и уже фактически недвижимый Крест продолжал отстреливаться последними патронами. Инстинктивно подхватив автомат, Леонид побежал в коридор. Там возвышалась куча мусора – может в нее зарыться? Но тут же он увидел плохоразличимую крышку от подпола, припорошенную отвалившейся от стен и потолка штукатуркой. Он спешно очистил ее, увидел ручку, потянул за нее, открыл… Начало сбываться предостережение Креста – в канцелярии стали оглушительно рваться ручные гранаты. Но даже они не прервали экономные короткие очереди ПКМа…

Леонид сполз в люк, спешно закрыл за собой крышку… Гранаты рвались уже повсюду, но все равно сквозь разрывы слышалась характерное та-та-та – ПКМ продолжал работать… Потом очереди замолкли, то ли патроны кончились, то ли пулеметчик был уже мертв, но гранаты продолжали рваться и не прекращался автоматный огонь. Потом сразу все стихло… Половые доски были толстые, но видимо от времени рассохлись и прилегали неплотно. Леонид слышал не только звуки боя но и голоса после того как он закончился. Тем более, что полуоглохшие от стрельбы люди наверху говорили очень громко. Говорили явно мужики, а не молодые парни, что подтверждало тот факт, что Крест вел бой с бойцами добровольческого батальона.

– Сука… б-дь, клятий ватник, скильки хлопцив загубыл! – слышался возмущенный возглас.

– Неужто он один был, не может быть… еще с АКМа стрелял кто-то!

– Я вообще думал их тут человек пять засело…

– Во же гад, ни документов ни мобилы при нем нет. Даже домой жинке али маме родной позвонить нельзя, поздравить, что их родненький тута вот лежит, подлюка…

До Леонида только сейчас дошло, зачем Крест разбил свой мобильник и закопал СИМ-карту. Звонить родственникам по мобильным телефонам убитых врагов и сообщать им «свежую» новость – это «развлечение» нередко культивировали обе противоборствующие стороны.

– Ищите, один он здесь никак не мог быть… Надо ж, какой волчище матерый оказался. Знал бы, лучше обошли, чем такие потери нести, – то уже слышался голос с ярко выраженной командирской интонацией.

– Да ну його до матери! Хлопци, пидем отсель швыдче. Накриють нас тута. Вин же миг и пидмогу викликати, – вновь послышался голос возмущенного.

– А я говорю искать! Мы что же за своих полегших здесь боевых товарищей не расквитаемся! Они ж тут так и останутся лежать, пока колорады не придут и в яму какую-нибудь их не побросают. Мы же их даже с собой взять не можем, чтобы похоронить по человечьи! Этого-то волчару похоронят, где нибудь в Рашке, да еще с почестями… Не один он воевал, должен быть у него второй номер. Если трупа нет, значит спрятался… Эй москаль! Выходи добром, легкой смертью умрешь, а если искать начнем… лютую примешь!

Леонид полностью пришел в себя, он все слышал, осознавал, обонял… Слышал, как прогибались половицы над его головой, ощущал, что лежит на холодном бетоне, обонял… До того он как-то не обращал внимания на то, что в подполе стоит страшная вонь. Что именно здесь гнило определить было невозможно. И если бы не ходящая над головой смерть он бы немедленно покинул этот «благовонный уголок». Звонок мобильника едва успел заиграть, как Леонид поспешно отключил его «звук» – это звонил Грач. Похоже, наверху не услышали этой мгновенной мелодии. Леонид не имея возможности говорить, негнущимися пальцами кое как отправил Грачу СМСку: Начинайте обстрел немедленно. Грач догадался, что Леонид не может говорить и в ответ тоже прислал СМС: Прячьтесь, открываем огонь…

Хоть и по карте корректировали огонь, определяя расстояние до брошенной фермы, но уже первый залп «лег» весьма точно. Наверху и рядом все гремело, рвалось, рушилось. Там бегали и орали:

– Клята вата!… Уходим скорее… наверное нас тут засекли, или этот гад на себя огонь вызвал…

– Может и вызвал… здесь он где то ховается… Вот бы его живьем зажарить!

– Та бис з ним, уходимо, як що стриляють, означае все одно прийдуть!

Обстрел продолжался, а голоса наверху смолкли. Леониду рано было радоваться, одна смерть отошла, вторая вот она сверху грохочет – свои же могли его похоронить под развалинами. Время для него перестало существовать. Обстрел продолжался минут пятнадцать-двадцать, а Леониду показалось, что он длится вечность. Наконец снаряды перестали рваться. Леонид откинул крышку подпола и вылез, хватая воздух широко открытым ртом… Внутренности толстостенного здания за то время, что он находился под полом, изменилась до неузнаваемости. Тот самый долгожданный воздух, который он глотал, словно жаждущий воду, казался насыщенным частицами пыли от обрушившихся с потолка штукатурки, перекрытий, битого кирпича… Местами крыша и перекрытия оказались пробиты насквозь, и через те пробоины просматривалось небо. Если стекол в рамах не было и до обстрела, то сейчас почти не уцелели и рамы и частично оконные и дверные проемы. Кучи мусора, в основном состоящие из битого кирпича, теперь громоздились повсюду. Из одной из таких куч торчала нога в берце небольшого размера. То был явно не Крест. Тот носил берцы сорок третьего размера, и Леонид покачиваясь, обходя кучи пошел искать его… Крест лежал там же, где Леонид видел его в последний раз, у окна. Рядом валялся его ПКМ с разбитым прикладом. Он лежал лицом вверх. Леонид не сразу понял, чего не хватает в том лице, а когда понял, что в глазницах отсутствуют глаза, а вместо них воткнуты, вбиты патроны калибра 7,62… потерял сознание…

Резкий, противный запах нашатыря ворвался в сознание Леонида одновременно с голосом Грача:

– Малек, ты как, живой!?

Над ним склонился Грач, рядом стояли другие бойцы из их группы. Голова гудела и во всем теле ощущение неприятной ломоты и слабости, которая обычно бывает после резкого падения повышенной температуры. Леонид попытался ответить, но и слова давались ему с трудом.

– Ладно, молчи. Похоже, у тебя контузия.

Леонида положили на брезентовые носилки и понесли. Слух, один из немногих органов, что функционировал у него более или менее нормально, и он хорошо слышал, как переговаривались бойцы:

– Жалко Креста, такой мужик был…

– Сам виноват, разве можно так далеко залезать… Добегался, свободный охотник. Интересно, укропы ему уже мертвому глаза патронами выдавливали, или еще живому. Хоронить теперь в закрытом гробу будут.

– Но он тут оторвался по полной, их тут вокруг, наверное, взвод целый лежит, да еще в доме четверо.

– Ну, этих в доме, наверное, ГРАДом накрыло…

Несмотря на тревожные симптомы, контузия у Леонида оказалась не тяжелой, и сознание он потерял не столько от нее сколько от всего по совокупности. Двух дней лечения оказалось достаточно, чтобы он встал на ноги и почти восстановил координацию движений. И хоть выписывать его не хотели, он уже на третий день покинул больницу. Цель перед ним стояла одна: получить документы, чтобы на этот раз беспрепятственно покинуть пределы Донбасса.

Ранняя осень в Донецке, это прекрасное благодатное время. Леонид ходил по хорошо знакомому ему с детства городу и удивлялся. Казалось, бушевавший катаклизм совсем не властен над ним. За исключением северо-западных районов, подвергшихся обстрелам, Донецк совершенно не походил на прифронтовой город. Если в тех районах часто можно было увидеть дома с проломанными снарядами стенами, разбитыми балконами, выгоревшие квартиры с сорванными кондиционерами, болтающиеся листы рекламных щитов и окна, полностью забранные досками, то чем дальше на юго-восток, тем всего этого меньше и начиналась другая почти мирная жизнь. Сюда не долетали снаряды, здесь почти никогда не отключалось электричество, и не пропадала в кранах вода. Здесь убирали улицы, матери гуляли с детьми в колясках, подростки катались на велосипедах, скейтах и роликах. Здесь резко повысилась цена съемных квартир для беженцев – рынок диктовал свои условия жизни.

После разгрома украинских войск под Иловайском интенсивность боевых действий резко снизилась. На это сразу отреагировала та часть населения, что пережидала это тревожное время в подвалах, бомбоубежищах, в своих квартирах, или частных домах. Сейчас эти люди, основное население города, вышли на улицы и, казалось, все вернулось к исходной точки, будто и не случились кровопролитные бои в районе аэропорта, бои в Иловайске и его окрестностях, где за считанные дни погибло не менее тысячи человек. Эти люди не хотели играть в военные «игры» ни на чьей стороне. Для них главным стало выжить и не попасть даже случайно в этот водоворот, в эту совершенно не нужную им, чуждую войну, выжить и любой ценой сохранить детей, близких и по возможности имущество. Потому они искренне радовались относительному затишью и возможности пожить привычной нормальной, человеческой жизнью. Ополченцы разбили украинцев? Хорошо, так им и надо укропам. Но если бы итог боев получился иным, они точно так же бы радовались, вслух говоря: так им и надо этим колорадам, но на самом деле радовались бы тому же, что, наконец, прекратилась стрельба.

Леонид выяснил, что группа Грача находится в Иловайске. На попутной машине добрался туда. Леонид вновь отметил про себя, что и этот город, который сейчас именовали донбасским Сталинградом, пострадал не так уж сильно. Хотя во всех СМИ трендели, что от него не осталось камня на камне. Когда он сказал об этом Грачу, тот с невеселой усмешкой ответил:

– Да брось, какие это разрушения, не больше десяти процентов зданий и частных домов пострадали. Это Грозный когда брали, там действительно город процентов на семьдесят был разбомблен и сожжен. Да и по размерам их не сравнить тот раз в десять больше. Вон сколько Путин туда средств на восстановление забухал. Почти с нуля новый город отстроили. Не, здесь в этом плане не та война. Крест тебе, наверное, говорил про Чечню. А здесь ведь гражданское население обе стороны своим считают, за исключением отмороженных дебилов. А там нет, там все вокруг были враги и боевики и гражданские.

– Что с Крестом? – не мог не задать этого вопроса Леонид.

– Что с Крестом… глазницы зашили, лицо более мене в порядок привели в местном морге. Это если родственники потребуют гроб вскрыть. Но лучше бы они этого не делали. В общем, тело доставят. Тут есть специальная служба, которая только тем и занимается, что развозит гробы с телами погибших в Россию… Ладно, а ты-то, что делать собираешься?

– Я… я, товарищ капитан, хотел, чтобы мне тут какой-нибудь пропуск выписали до границы. Я тут девушку с собой повезу, которая бабушку мою похоронила. В общем, чтобы не получилось как в тот раз, – высказал свою просьбу Леонид.

– Ну, не знаю, существуют ли такие пропуска. Тут такой бардак, как был, так и остался. Впрочем, сейчас вам в ЛНР ехать нет никакой необходимости. Вся граница до самого моря под нашим контролем. Так что езжай со своей девушкой по короткому пути через Мариновку, и никто там тебя не задержит. Только не переодевайся так вот в форме и езжай, нечего стесняться. А как границу пересечешь, в гражданку переоденешься. Если чего звони, мобильный мой у тебя забит, а я подтвержу, что ты штатный боец моей мобильной группы. Уж если в первый раз грех взял подтвердил, когда ты фактически бойцом-то и не был, то сейчас никакого греха, ты самый полноценный боец. Только не тяни, быстрее все это, пока затишье. Хотя, думаю, сейчас большие бои еще не скоро возобновятся. Укропы такие потери понесли, что вряд ли скоро очухаются. Но на всякий случай поспеши. И вот еще что. Тебе начислено денежное довольствие и надбавка за участие в боевых действиях. Задержись до завтра, переночуй с ребятами, Креста помяните. А завтра все наши деньги получают и тебе там кое что причитается.

– Я… мне!? – Леонид был изумлен, продолжая считать, что непосредственно в боевых действиях участия не принимал.

– Конечно тебе. То, что сам не стрелял это ерунда. Ты обеспечил сверхеффективные боевые действия нашего лучшего бойца. Крест без тебя бы и половины тех укропов не положил, что с тобой. А Креста я подал на награждение… какой-нибудь местной наградой наградят… посмертно. Ерунда, конечно, побрякушка, это не звезда героя России, но пусть знают все эти местные, что до власти тут дорвались, кому они этой властью обязаны. Потом будут говорить, что шахтерики из шахт вылезли и всех укропов разогнали. Такие как Крест этих бандер пачками клали, пока они там заседали да портфели делили.

– А деньги, которые Кресту полагались, с этим как?

– С этим у нас строго. Его семья все получит. Там всего где-то больше миллиона будет. Конечно тоже ерунда, разве жизнь этого стоит. Но все же лучше, чем ничего, – горестно вздохнул Грач.

– Товарищ капитан, я еще вот чего хотел… – Леонид смущенно замялся, но все же продолжил.– Вещи Креста, которые на базе оставались, их же тоже семье передадут?

– Да, конечно.

– Там это… у него планшет остался, там есть некая информация… ну, в общем, он не хотел, чтобы о ней его жена знала. Мне бы этот планшет минут на двадцать, я ее удалю.

Грач прищурившись посмотрел на Леонида, и ничего не спросив, согласно кивнул головой:

– Хорошо, дам команду, вещи Креста еще здесь лежат, если считаешь нужным, удали…

– Товарищ капитан, а кто это платит и ребятам, и Кресту, и мне… Россия? – не удержался от вопроса Леонид.

– А вот этого тебе, Малек, лучше не знать. Да и не все ли тебе равно, – Грач до того настроенный весьма доброжелательно, сразу насупился, и будто отгородился от Леонида какой-то незримой стеной.

– И еще… я ведь столько с Крестом тут общался, а имени его так и не узнал… Вы не скажите, как его звали.

– Что… как звали?… Скажу, конечно, Волынцев Александр Федорович было его имя…

Леонид, после того как удалил все порноролики с планшета Креста, пошел в место расположения грачевцев. Нельзя сказать, что там, после более чем месяца проживания и боевой жизни бок о бок, к нему стали относится как к своему. Нет, в свое братство бойцы его, образно говоря, так и не приняли, но в то же время относится стали совсем не так, как в начале и даже не так как к «пушечному мясу». Леонид для них стал чем-то вроде случайного, но заслуживающего уважения попутчика. То, что он до конца оставался рядом с Крестом, тем более добавило ему этого уважения. Поминали Креста без тостов и речей, в этакой суровой боевой обстановке. Для этого случая не стали пить ни коньяк, ни водку, а достали настоящего медицинского спирта. Бойцы с пониманием относились к решению Леонида покинуть их ряды и ехать в Россию. Пожалуй, если бы он решил по иному, они бы были удивлены. Его подробно расспрашивали о том последнем бое. Леонида ни в чем не винили даже в том, что фактически не стрелял и спрятался. Ведь большинство из них не сомневалось, что рано или поздно Крест закончил бы именно так. И то, что Леонид, находясь рядом с ним, сумел выжить, в том находили счастливый случай, за который благодарить надо разве что Господа Бога.

28

В ожидании начисленных ему денег, Леонид полдня проболтался по территории какого-то заброшенного промышленного комплекса, где базировалось несколько подразделений ополченцев. В Донбассе имелось много таких заброшенных бывших предприятий. В советское время все они что-то производили, на них кто-то трудился. Но с распадом Союза жизнь кардинально изменилась и не только люди – много востребованных в советское время предприятий, учреждений, НИИ и т.д. стали в новой жизни не нужны. Присматриваясь к бойцам этих подразделений, Леонид отметил, что среди них стало намного больше местных. Таких групп как «грачевцы», полностью состоящих из россиян осталось немного. Большинство имели смешанный состав. Тут же находился пункт приема и содержания пленных. Содержали их под охраной в полуподвальном помещении. Леонид стал свидетелем, как их выводили из этого полуподвала и сажали в кузов машины с тентом.

– Куда это их? – поинтересовался Леонид.

– В Донецк. Там их проведут колонной по улице Артема, навродь того, как пленных немцев по Москве? – ответил один из конвоиров.

– Как дети ведут себя эти новые главнюки. Аналогию с Отечественной Войной хотят провести. Там провели пятьдесят тысяч, целую армию отборных вояк. А здесь? Пару-тройку сотен каких-то ушлепков, если наберут, – прокомментировал предстоящее действо стоявший рядом боец, по виду явно из профессионалов.

После того как всех пленных, предназначенных для «парада», вывели из полуподвала, часовой громко обратился к кому-то из местного командования:

– А с этими что делать? Их, или лечить, или отпускать надо. Здесь они точно загнутся.

Дверь в местную «тюрьму» была широко распахнута и там прямо на полу укутанные в какое-то тряпье недвижимо лежали еще трое пленных. Один из них, впрочем, зашевелился, с трудом приподнялся и сел, остальные по-прежнему не подавали признаков жизни. Тот, который сел… Этот худой, даже изможденный, давно не брившийся и не стриженный человек показался Леониду знакомым. Он присмотрелся, но местный командир приказал закрыть дверь и отчитал часового:

– Твое дело охранять, а что с ними делать не твоя забота. А подохнут – не жалко, тремя бандерлогами меньше будет.

«Это же Богдан!» – Леонид, наконец, вспомнил, кого ему напоминает этот худой, патлатый и небритый пленный.

Последний раз они виделись где-то больше года назад. Нелегко сейчас было опознать в этом измученном доходяге Богдана. Леонид подошел к зарешоченному окну полуподвала и еще некоторое время всматривался в полумрак «тюрьмы», и у него рассеялись последние сомнения – то был его двоюродный брат. Леонид тут же поспешил к Грачу:

– Товарищ капитан!

Из бойцов никто не называл Грача по его армейскому званию. Такое официально-уважительное обращение сформировало у Грача ответное отношение к Леониду, нечто вроде отношения старика к непутевому, но нравящемуся ребенку. Леонид почему-то уверовал, что может обращаться к Грачу с самыми неудобными просьбами, как в случае его задержания в Луганске, и при этом в ответ он, как минимум не будет «послан». Грач сидел за столом в небольшой комнате, оборудованной по типу ротной канцелярии. Он корпел над бумагами, видимо, «подбивая» какие-то цифры.

– Чего тебе?… Денег еще нет, после обеда привезут, – Грач с явным неудовольствием оторвался от своих расчетов.

– Помогите пожалуйста! У меня тут брат двоюродный в плену, в подвале сидит, только сейчас его увидел. Он из Винницы, видимо под мобилизацию попал. Он там чуть живой, то ли ранен, то ли болен. Помогите его вызволить.

Грач недоуменно воззрился на Леонида, осмысливая услышанное, потом изрек:

– Ну, Малек, с тобой не соскучишься… Точно брат?

– Точно, его Богданом зовут, а фамилия Панасюк. У него и так со здоровьем проблемы, а тут… Умрет он в этом подвале. Помогите.

Леонид знал, что Богдан уже с полгода жил в России и шабашил по Подмосковью. Он не сомневался, что брат добровольно пошел воевать, ибо знал его взгляды и «чеченское» прошлое. Но сейчас для него стало целью спасти его любой ценой. Все равно, что место бабушки, которую он спасти не успел, занял Богдан, которого спасти он мог успеть. С недовольной гримасой Грач поднялся из-за стола… и вновь стал помогать этому случайно попавшему в его подчинение постороннему парню. Чем-то он сумел понравиться не только до мозга костей «псу войны» Кресту, но и этому не снискавшему чинов и наград в российской армии, и не сумевшего найти себя на гражданке бывшему офицеру. Грач пошел к местным командирам.

Леонид не очень надеялся, что ему просто так отдадут Богдана. Он очень боялся, что брата взяли в плен, зная, что он боец добровольческого батальона, а добровольцев местные ненавидели и вряд ли бы отпустили. Грач появился где-то спустя полчаса:

– Счастливый ты по жизни человек Малек, да и брат твой тоже. Представляешь, когда я с твоей просьбой пошел к коменданту, думал, что меня и слушать не станут. Но выслушали. Имя, которое ты мне назвал, совпало с его, и он действительно с Винницы. Ну, я все, что ты говорил, им пересказал, что по мобилизации, больной совсем. Они там и так и эдак, видно, и отпускать боятся, и возиться с ним неохота. Так вот, брат твой не ранен, только сильно болен, вроде простуда. Их там еще и врач не осматривал. От врача многое зависит. Его сегодня как раз должны привезти, он осмотрит этих лежачих пленных, там еще двое таких и засвидетельствует, кто ранен, кто болен, а кто прикидывается. Они тут никого лечить не хотят, так, что вполне возможно его тебе и отдадут, как родственнику. Так что ждем врача…

Но прежде чем приехал врач, привезли деньги. В группе Грача, кроме тех уцелевших бойцов, с которыми Леонид пересек границу, сейчас числились еще четверо профессионалов и трое, как ни странно, оставшихся в живых «нариков». Последние, не скрывали, что как только «получат денюшку», сразу свалят в Россию. Один из них, зная, что Леонид тоже собирается «отчаливать», обратился к нему:

– Может, вместе поедем?

– Да, нет, у меня еще здесь дела, – сразу уклонился от столь нежеланного попутчика Леонид.

Деньги выдавали строго конфиденциально, и кто сколько получил публично не оглашалось. Стоимость полезности того или иного бойца определял Грач. «Профессионалы» в целом остались довольны полученной суммой, «нарики» явно ожидали большего. Но Грач не дал им возможности выразить претензии:

– Радуйтесь, что в живых остались. Берите, что дают и шуруйте отсюда, и больше не приезжайте. В следующий раз уже так не повезет.

Леонид, открыв конверт, который вручил ему Грач, откровенно удивился – там оказалось сто тысяч рублей. Он никак не ожидал, что его двухнедельное таскание «РД» и снаряжение пулеметных лент оценят достаточно высоко. О том, что все эти сумасшедшие дни он косвенно участвовал в самых кровопролитных боях и рисковал жизнью, не говоря уж о здоровье… Леонид это пока как-то не воспринимал. Не воспринимал, что он способствовал самому настоящему убийству, как минимум нескольких десятков, а может быть и более сотни человек. Точно так же как не воспринимал ранее, что за это ему кто-то заплатит…

Врач приехал уже к вечеру и осмотрел «лежачих» пленных. Двое действительно оказались тяжело ранены, у Богдана диагностировали сильнейшее ОРЗ.

– Этих двух надо немедленно в реанимацию, а этого в больницу и проколоть антибиотиками, – вынес свой вердикт врач.

Тех, что в реанимацию вскоре увезли на «скорой». Богдана не взяли, в небольшой городской больнице просто не имелось мест, она была битком забита ранеными и больными ополченцами. Держать в затхлом полуподвале одного, постоянно кашляющего и отплевывающего мокроту, пленного и охранять его…

– Он нас тут всех заразит, кашляет и плюется, как верблюд, – высказал свое неудовольствие, заступающий в наряд начальник караула.

Тут комендант и вспомнил, что за этого пленного просил Грач:

– Тут вроде какой-то его брат среди наших есть. Говорят толковый боец, с самим Крестом воевал, который укропов косил как клевер косой, вроде он один сотни три их положил,– комендант озвучил один из слухов о подвигах Креста, которые постоянно прибавляли в «весе». – Давайте сюда Грача. Если этот брат поручится за него, пусть забирает…

После того как из полуподвала забрали тяжелораненых и Богдан остался один… Ему вдруг стало совсем плохо. Голова болела уже не столько от прежней и новых контузий, сколько от того, что забитый нос совсем не дышал. Дышать приходилось в основном ртом, что вызывало учащение приступов кашля. Он буквально задыхался и чувствовал, что вполне может умереть в этом зловонном полуподвале от удушья или еще чего-нибудь. Во время мучительных приступов, когда его буквально выворачивало наизнанку, и от этого начинали болеть все внутренние органы, Богдану исподволь приходила мысль: уж лучше бы погибнуть в бою, или расстреляли, чем так мучиться. Когда он корчился от очередного приступа, дверь полуподвала отворилась и зажгли свет. Сквозь слезы, вызванные удушающим кашлем, он увидел… Группа ополченцев в камуфляже с георгиевскими лентами на груди и ДНРовскими шевронами на рукавах и среди них, в такой же форме сын тети Гали. Его двоюродный брат с такой же как у других колорадской лентой на груди с красно-сине-черным шевроном на рукаве… Богдан вновь зашелся в кашле, да так, что вошедшие шарахнулись от него, как от чумного и поспешили назад. Лишь Леонид по-прежнему стоял на пороге и смотрел на него с состраданием.

– Так это твой брат? – брезгливо выглядывал из-за двери комендант.

– Да это мой двоюродный брат Богдан. Его по мобилизации призвали, он никакой не нацик, да и стрелять не умеет, – отчетливо говорил Леонид в основном для Богдана, дабы тот понял, что следует говорить ему, если начнут спрашивать.

– Да уж видно, ему никакого оружия и не надо. Так бациллами стреляет, как с твоего пулемета. Ладно, забирай его к чертям собачьим и поскорее. Не дай Бог прямо здесь ноги протянет, да и лишний пост для него выставлять ни к чему…