Либерцисы. На поверхности

Меня уже ждали.

* * *

Да что ж за день такой…

Пятеро стражников встали полукругом недалеко от входа, отрезая путь на свободу. Двое, стоящие по краям, уже обнажили клинки. Серые плоские лица не выражали ничего, наводя на мысли о покойниках. Стоящий в центре ольвиций со скошенным вбок носом указал на меня пальцем и рявкнул:

– Руки вверх и шаг вперёд!

Я медленно поднял руки, но с места не сдвинулся. Надо срочно что-то придумать. Вперёд нельзя – не прорвусь. Назад бесполезно – вернусь в храм, а дальше что? Искать другой лаз? Да я даже не знаю, как они выглядят! Представив, как патруль ловит меня за расковыриванием стены святого места, я совершенно не к месту весело фыркнул.

– Шаг вперёд! – Кривоносый командир отряда потянулся к мечу.

– У меня есть идея получше! – выпалил я и, прежде чем успел передумать, с силой оттолкнулся ногами от каменистого дна. Вода мягко заструилась вдоль моего тела, пока я стремительно поднимался вверх, навстречу серебристому свету тёмного солнца.

«Сейчас будет очень громко», – успела промелькнуть мысль, прежде чем мир утонул в пронзительном вое.

Когда закон о допустимой высоте только приняли, весь город позабыл о спокойствии на несколько дней. Магусы раскинули над нами сеть с заклинаниями, которые должны были оповещать о нарушителях, но, как обычно, без проблем не обошлось. Сначала научники напутали с самой высотой, и поэтому мерфолки ростом выше полутора метров – а таких большинство – невольно задевали сеть головами. Когда эту проблему решили, оказалось, что заклинания реагируют на всех живых существ, из-за чего любая проплывающая мимо рыба становилась причиной всеобщей бессонницы.

К сожалению, сейчас всё работало как надо, и теперь весь город будет знать, где я нахожусь. Пламя восторга разгорелось в груди и помчалось по венам. Несмотря на всю серьёзность положения, я рассмеялся, чувствуя себя в этот момент по-настоящему живым. Где-то в глубине души я понимал, что сейчас бы впору кричать от ужаса, поражаясь собственной отчаянной легкомысленности, но мне было слишком хорошо, чтобы думать об этом. Я посмотрел вниз. Ольвиции бестолково метались подо мной: командир, растеряв всё своё хладнокровие, скакал на одной ноге и орал на подчинённых, торопливо стягивая сапог. Кажется, после моей выходки им придется пересмотреть форму. Додумались – ловить вора, будучи облаченными в доспехи.

Я поднялся достаточно высоко, чтобы видеть Ликирис таким, каким видят его рыбы. Бегло осмотревшись, я принял решение плыть вдоль Хребта: затеряться в толпе ночью всё равно бы не удалось, а ближе к трущобам я просто спущусь и пройду через лаз.

Зудящее чувство между лопатками заставило меня обернуться – ольвиции справились со своими доспехами и, оставшись в обычных одеяниях, стремительно нагоняли меня. Сердце пропустило удар. Смеяться больше не хотелось. Прохлопал жабрами и упустил момент!

«Вперёд и вниз, скорее!» – очнулся шепчущий.

– Вот тебя только не хватало! – заорал я. Собственный голос прозвучал незнакомо, на пару тонов выше, и я неожиданно вспомнил о Горцениусе: однажды я слышал похожий визг именно от него.

Мимо просвистела стрелковая игла, чиркнув по моему ушному плавнику, больше испугав, чем причинив боль. Я почувствовал хватку на голени и, извернувшись, влепил пяткой преследователю в нос. Рука, удерживающая меня, разжалась, и я устремился вниз. Черноволосый мерфолк с квадратным подбородком и перекошенной от злости физиономией обогнал меня и перекрыл путь к отступлению.

Мне вдруг стало как-то очень спокойно, и я решился на безумный шаг: бросился вперёд в попытке сбить с толку, но мужчина оказался готов – в его ладони коротко блеснул чёрный нож. Ольвиций замахнулся, целясь в моё горло, но я нырнул под его руку, чудом успев избежать удара в последний момент. Лезвие срезало с моей головы пару кос. Почувствовав движение за спиной, я бросил короткий взгляд через плечо – ещё один стражник догнал меня.

Новый противник схватил меня за волосы, а другой рукой потянулся, чтобы обхватить поперёк туловища. С силой вонзившись зубами в его предплечье рядом с плавником, я прокусил кожу, чувствуя, как рот наполняется горячей кровью. Ольвиций зарычал и выпустил мои волосы, тут же с силой приложив освободившейся рукой меня по затылку. В глазах потемнело. Меня замутило от солёного привкуса во рту и царапающих нёбо осколков чешуи, но я заставил себя сильнее сжать клыки на чужой плоти и дёрнул головой в сторону. Стражник окончательно отпустил меня, и его скулёж потонул в разносящемся над городом вое.

В ходе короткой потасовки я совсем позабыл о втором стражнике с ножом, и это чуть не стоило мне зрения: я перехватил лезвие в нескольких сантиметрах от правого глаза, сжав на нём ладонь, на которой уже красовался свежий порез от Гребня. Черноволосый потянул оружие на себя, и острая боль пронзила мою руку до локтя. Я закричал, в отчаянии дёргая нож в свою сторону. От неожиданности мужчина отпустил рукоять, и я, всё так же сжимая лезвие в кулаке, ударил его навершием по виску. Ольвиций обмяк и пошёл ко дну, а я закрутился на месте, высматривая других преследователей. Не заметив никого поблизости, я со стоном разжал руку. Нож, тускло блеснув на прощание, устремился вниз.

Превозмогая тошноту, я осмотрел рану. Порез выглядел погано, лезвие почти достало до кости. Я на пробу пошевелил пальцами – больно, но двигать могу. Кое-как достав из сумки бинт из саницеи, я устремился вниз, перевязывая руку прямо на ходу.

* * *

Страх догнал у самого дна. Оказывается, я успел доплыть до начала Пустыря, каким-то образом миновав трущобы. Вокруг не было ничего, только каменистая серая земля и редкие колонии светящихся кораллов. Как только ноги коснулись твёрдой поверхности, я задрожал и, несмотря на боль в руке, потянулся к правому плавнику, с силой расчёсывая кожу вокруг него и сдирая чешуйки.

– Как это могло произойти? – сбивчиво бормотал я. – Мы же всё продумали, всё предусмотрели, как…

От закравшейся мысли зазвенело в ушах. Такое могло получиться только в одном случае – кто-то всё же донёс властям, и представление в храме было призвано усыпить мою бдительность. Только одно выбивалось из сложившейся картины, как непослушная прядь волос из причёски: зачем такие сложности, если можно было просто запереть меня в комнате ожидания? Или послать в мой дом стражников ещё утром? То, что сейчас мне удалось уйти от погони, – случайность, ведь я и сам не ожидал от себя такого безрассудства.

– Что же делать? – проговорил я в пустоту.

Предатель укрылся среди своих. Единственное, в чём я был уверен – это не Уннур. Хозяйка так вдохновенно говорила о восстании и столько времени и сил потратила на подготовку, что скорее умерла бы, чем поставила план под удар. Ради собственной безопасности я не могу вернуться ни домой, ни в убежище, чтобы предупредить о произошедшем.

Я выудил Гребень из сумки и упал на колени рядом с толстым белым кораллом, от которого исходил мягкий рассеянный свет. На стеклянной поверхности отчётливо выделялись брызги подсохшей крови. Я думал, что вода смоет её, но этого не произошло. Тогда я попытался стереть её пальцами, потом поскрёб ногтями, даже вытер реликвию об накидку – и ничего. В раздражении я сжал Гребень в ладони, совсем позабыв о порезе.

Кровь, пропитавшая бинт, мазнула по стеклу, оставляя на нём новый развод. В следующее мгновение, прямо на моих глазах, подсохшие капли размокли и впитались в стекляшку. Кровь закружилась внутри реликвии, образуя маленькие голубые воронки. Одновременно с этим мои виски вновь пронзило ощущение впившихся в кожу ледяных игл, и уже знакомый низкий голос зашептал:

«Ты рано расслабился, парень».

Он свистяще зашипел, и я понял – незнакомец смеется.

«Прислушайся, глупец».

Я послушался. Вой потревоженной сети не смолкал, но, помимо этого, я не слышал ничего странного.

«А ты и правда не очень-то умный, да? – Продолжал издеваться голос. – Давай-ка тогда вместе подумаем, почему заклинания до сих пор надрываются, как истеричная базарная баба. Кстати, тебе не кажется, что звук стал громче?»

Я похолодел. У выхода было пять ольвициев. Один остался с разорванной рукой, второй – без сознания и, похоже, теперь валяется где-то в купеческом квартале. Командир и ещё двое по какой-то причине не поднялись с ними. Я, похоже, и впрямь дурак, раз умудрился позабыть о них. Жаль, что они с такой же легкостью не смогли забыть про меня.

«Я помогу. Только пообещай, что будешь слушаться. И не паникуй».

– Выметайся из моей головы! – раздражённо отмахнулся я. – Сам разберусь.

«Не разберёшься!» – прогремел чужак, и меня накрыло новой волной боли. Я прижался лбом к земле и зажмурился. – «Посмотри вперёд».

С трудом подняв враз потяжелевшую голову, я отряхнул чешуйки на лбу от песка и вгляделся в полумрак. Вдалеке, почти у самой границы защитного купола, чернел гладкий монолит.

«Иди туда».

– Да ты издеваешься?! – зашипел я. – Это самоубийство!

Однажды в детстве, когда мне было лет десять, я тайком ускользнул из дома сюда, на Пустырь, чтобы посмотреть на казнь. Начитавшись книжек, я ожидал увидеть плаху и сурового палача, но действительность не оправдала моих ожиданий.

Кажется, тогда поглазеть на действо явился почти весь Ликирис. Новость была громкой: аристократ набросился на серпия, просто выскочив из толпы с кинжалом, пока старик вещал о чем-то с трибуны. Напавшего тут же поймали. Несколько дней его держали взаперти, пытаясь выяснить причину странного поступка, но он так и не сказал тюремщикам ни слова.

В день казни приговорённый и его конвоиры в полной тишине прошли сквозь толпу, двигаясь от трущоб через весь Пустырь. Мужчину не держали – он шёл сам, пустым взглядом глядя прямо перед собой. Из одежды на нём были только простые тёмно-зелёные штаны из грубой ткани. Длинные светлые кудри давно не расчёсывали – по бокам от лица висели полураспущенные кривые косы, а волосы на затылке свалялись и топорщились колтунами. Белая чешуя мерфолка потускнела и выглядела грязной.

Они остановились в нескольких метрах от камня. А потом стражники просто толкнули мужчину вперёд.

Всё произошло мгновенно. Мужчина рассыпался, не дойдя до монолита всего каких-то пять шагов. Его тело, начиная с головы, обратилось в пыль, которая мутным облаком зависла в воде. Не было ни крика, ни стона. Молчала и толпа.

Первым в сторону города удалился конвой, а за ним потянулись и зеваки. Возле камня осталась только серая пыль, медленно оседающая у его подножия.

«Ничего с тобой не случится, дурачок», – не унимался незнакомец.

Потревоженная сеть взвыла совсем близко. Я бросил взгляд за плечо как раз вовремя, чтобы увидеть стремительно приближающихся ольвициев. Я торопливо вскочил на ноги и, поскользнувшись, рухнул обратно.

«Поднимайся!»

Первым порывом было подчиниться. Я начал вставать, оттолкнувшись руками от земли, но тут же обессиленно опустился обратно, почувствовав себя опустошённым, как лопнувший воздушный пузырь.

Последняя капля упала в чашу, над краями которой уже дрожала шапочка мутной жидкости – смесь страха, отчаяния и разочарования. Она разбила тонкую плёнку моего терпения и стала точкой невозврата. Это был тот самый момент, когда все накопившиеся эмоции выплеснулись, оставляя за собой лишь пустоту и безразличие. Если бы кто-то спросил: «Во имя чего ты продолжаешь сопротивляться, Кайриус?» – я бы не сумел ответить.

Я снова мысленно вернулся к приговорённому аристократу. Не потому ли его взгляд был таким? Его чаша тоже однажды переполнилась. Возможно, я просто не хотел отсрочивать неизбежное: меня приведут сюда не сегодня, так завтра. И я, с тем же пустым взглядом, обречённо пойду навстречу смерти. Чтобы рассыпаться пылью и присоединиться к другим несчастным, нашедшим свой последний приют у подножия чёрного камня.

Короткий плен, изматывающая беседа с Примой, непонятный голос в голове, погоня, искалеченная рука – для одного дня слишком много. Больше, чем я мог вынести.

– Сдаюсь.

Приняв решение, я с облегчением закрыл глаза, ожидая удар в спину.

* * *

«Вечно всё приходится делать самому», – проворчал незнакомец.

Дальше всё происходило без моего участия. Как тогда, в храме, я больше не управлял собой. Запертый в собственном теле, я мог лишь с ужасом наблюдать, как уверенно поднимаюсь на ноги и, под изумлёнными взглядами подоспевших стражников, бросаюсь вперёд, прямо навстречу монолиту.

Я попытался пошевелить хотя бы пальцем, но был грубо одёрнут:

– Перестань сопротивляться! – В собственном голосе я услышал недовольные высокомерные нотки. Векс, как же это странно!

«Что ты делаешь? Ты нас погубишь, отпусти меня!» – мысленно возмутился я.

– Это ты нас погубишь, если не прекратишь мне мешать!

«Ты безумец», – заключил я.

– На твое счастье! – весело оскалился он. – Я тебе не враг, парень. И не переживай, тебе точно не грозит умереть от воздействия остирия.

«Остирия?» – переспросил я. Но он не успел ответить.

Нас нагнали почти у самого монолита, сбив с ног. Незнакомец смог вывернуться из хватки и оказался лицом к лицу с преследователем. Я увидел уже знакомый скошенный вбок нос и узнал командира храмовой стражи. За его спиной неумолимо маячили ещё два силуэта.

Растрёпанный командир навис надо мной, мёртвой хваткой вцепившись в руки и прижимая к земле. Он выглядел гораздо тяжелее меня, но незнакомец только усмехнулся и одним движением, подтянув ноги к груди, отбросил ольвиция в сторону, будто тот совсем ничего не весил.

Неугомонный стражник и безумец, управляющий моим телом, одновременно вскочили на ноги и застыли друг напротив друга. В тот же миг боль в руке вернулась, и я обнаружил, что снова могу двигаться.

– Какого векса ты творишь? – прошептал я.

«Какой-то ты хилый, парень. Я устал, давай дальше сам», – и наглец утомлённо зевнул.

Я даже не успел разозлиться. Правую сторону тела обдало жаром, и я осторожно скосил глаза в сторону – мы стояли опасно близко к камню. Подоспели отставшие стражники, но командир предупреждающе вскинул руку, останавливая их.

– Не подходите, я разберусь, – произнёс он твёрдым голосом. И прыгнул на меня.

Не знаю как, но я устоял. Командир схватил меня за горло и попытался толкнуть в сторону камня.

«Не сопротивляйся».

«Да провались оно все в Бездну!» – подумал я и, вцепившись в руку противника, упёрся пяткой в землю, другой ногой ударив мужчину по голени. Он потерял равновесие, и мы оба полетели вниз. Я успел заметить, как побледнело лицо напротив и как в синих глазах промелькнул ужас, прежде чем сам крепко зажмурился и приготовился встретить свою судьбу.

Ничего не произошло. Гадая, почему меня не придавило рухнувшим сверху стражником, я осторожно приоткрыл глаза и осмотрелся. Командира видно не было. Я лежал один у подножия монолита, а надо мной парило серое облако. В некотором отдалении стояли оставшиеся ольвиции, неверяще переводя взгляды с меня на облако и обратно. Я поспешно отполз назад, тревожа прах казнённых, собиравшийся здесь веками. Но мужчины не собирались нападать. Стражники сделали то, чего я ожидал от них меньше всего: рухнули на колени и низко поклонились, ударившись лбами об землю.

– Либерцис, – шептали они, и по моим рукам пробежали мурашки. Меня обуяли восторженный трепет и возбуждение, но по свистящему шипению, раздавшемуся в моей голове, я понял, что эти эмоции принадлежат не мне.

«Дотронься до камня», – приказал голос.

Я медлил. Страх неизвестности боролся с желанием подчиниться. Мои подрагивающие пальцы замерли в нескольких сантиметрах от монолита, словно наткнулись на невидимую преграду. Мне почудилось, что я слышу размеренное биение сердца, ощущаю волнами исходящую от чёрной поверхности пульсацию. Как будто камень ожил и теперь не может решить, позволить ли мне прикоснуться к себе или же оттолкнуть.

После бесконечно долгого мгновения неопределённости преграда исчезла, и я дотронулся до гладкой горячей поверхности. От прикосновения моих пальцев по камню во всех направлениях побежали серебряные нити, складываясь в узор из остроугольных рун, значения которых я не знал. Серебро достигло верхушки монолита, но не остановилось: оно поползло дальше, вверх. Я поднял голову и увидел, как далеко наверху свет ненадолго остановился, но тут же потёк дальше, и как вокруг него кругами разошлись пятна фиолетового цвета.

Низкий гул заполнил пространство. Я осознал, что передо мной не просто место казни, а нечто большее. Что-то древнее, скрывающее какую-то тайну. Остирий – кажется, так назвал его незнакомец.

Мне стало не по себе. Я опустил голову, и сердце рухнуло куда-то в желудок: моя рука погрузилась в камень уже по середину предплечья. Раньше от поверхности исходил нестерпимый жар, но теперь я чувствовал лишь приятное тепло. Несмотря на желание погрузиться в него полностью, разум заставлял отбросить эту мысль, как можно скорее выдернуть руку из плена и бежать прочь. Чутьё подсказало, что стоит мне перестать сопротивляться, как произойдёт что-то непоправимое.

Я подался назад, но попытка освободиться не увенчалась успехом: я лишь сильнее погрузился внутрь ставшего мягким камня. Запаниковав, я упёрся в камень второй рукой – и её тут же затянуло внутрь. Коварный монолит с лёгкостью пропускал вперёд, но не давал никакой возможности передумать и отступить. Он поглощал моё тело всё быстрее и быстрее.

«Успокойся», – пробормотал незнакомец. Его голос звучал сонно и тихо. – «Полезай внутрь».

– Куда ты меня привёл? – обречённо прошептал я. Меня затянуло уже по плечи, и я до боли в мышцах отклонился назад, стараясь держать голову как можно дальше от монолита.

«Туда, где тебе надлежит быть», – произнёс он за мгновение до того, как моё лицо коснулось камня. – «Увидимся на той стороне, парень».

Я погрузился в густое нечто, и мир померк.

* Глацедии (акв.) – стражи, подчиняющиеся Сенату. Выполняли функции полицейских, охранников, надзирателей, дознавателей, палачей и т.д.

* Прима (акв.) – титул верховной жрицы Слышащих.

* Саницея (акв.) – водоросль, которая применяется в медицине. Используется для остановки крови, обеззараживания и ускоренного заживления ран.

* Серпий (акв.) – глава Сената.

* Остирий (устар. акв.) – портал (незнакомец произносит слово на ведаквальтике – древнем наречии, которое Кайриусу незнакомо).

* Либерцис (акв.) – освободитель. Также имя персонажа из полной версии «Песни о Девятерых», дитя двух миров.

Глава 3 (Альрун). Свобода в сердце, сталь в руке.

Я лежала на твёрдой земле, раскинув руки в стороны, и широко раскрытыми глазами смотрела в хмурое небо. Как интересно: казалось, только рассвело, но вот Кир, сокрытый облаками, уже в зените, а позади и чуть правее от него темнеет Кира. Тихо шелестит трава, ласковый ветерок нежно касается лица. Наискосок, разрезая воздух крыльями, пролетела маленькая синяя птичка. Очень медленно пролетела.

Спустя мгновение безмятежную картинку закрыла вихрастая голова, и я увидела перед собой обеспокоенное веснушчатое лицо Конрада. Он что-то сказал, но звук растерялся где-то на полпути, и до моих ушей долетело только невнятное бормотание.

– Конрад. – Губы сами собой расползлись в улыбке. А чего ему тут надо?

Отвернувшись, я попыталась разглядеть среди деревьев давно улетевшую птицу, и это движение отдалось тупой болью в затылке.

– Молодая госпожа!

Я вернула своё внимание на Конрада: губы парня сильно дрожали – того и гляди расплачется. Что же случилось?

– Помоги встать, – пробормотала я, протянув ему руку.

Конрад крепко обхватил моё запястье и потянул на себя. Я выпрямилась и невольно охнула: голова закружилась, и я вцепилась в чужие предплечья в попытке удержать равновесие. Почувствовав под ногой что-то твёрдое, я опустила взгляд и поняла, что наступила на тренировочный меч Конрада. Поискала глазами своё оружие и обнаружила его рукоять торчащей из ближайшего розового куста.

А, ну да.

– Хороший удар, молодец!

Конечно, блок не помог. Когда проводишь поединок с партнёром, который выше и тяжелее тебя раза в два, от верхнего удара в голову спасёт только уворот. Ручища Конрада пробила защиту, обрушив на меня, помимо своего, и моё собственное оружие. Удивительно, и как я только умудрилась зашвырнуть его так далеко? Я ощупала голову и нащупала небольшую шишку под волосами. Повезло, что удар пришёлся вскользь – я всё же попыталась увернуться. Жаль, что не успела. Представив, как бы над моим провалом потешался брат, я весело хмыкнула.

– Молодая госпожа, – повторил Конрад, шмыгая носом, и упал на колени. Я потянула его на себя в тщетной попытке поставить на ноги. Казалось, что я решила сдвинуть с места скалу. – Простите меня!

– Я ведь сама просила не сдерживаться. – Похлопав Конрада по плечу, я подмигнула ему. – Мы никому не расскажем.

– Тира Альрун!

Я обернулась на оклик, и сердце пропустило удар. В нашу сторону спешил высокий альв. Он почти бежал, стремительно пересекая тренировочный сад, и его чёрные волосы развевались за спиной, словно плащ. Даже на расстоянии я видела, как в зелёных глазах начальника охраны поместья искрится магическое золото. Меж длинных пальцев мужчины бегал электрический разряд, и я могла только надеяться, что он не решит метнуть в нас молнию.

– Конрад, объяснись! – отчеканил он, сурово взирая на молодого стражника.

Конрад неуклюже поднялся на ноги и весь сжался под строгим взглядом, но прежде чем он успел ответить, я влезла в разговор:

– Авир Ренвик, это был мой приказ.

Тонкая бровь мужчины взлетела вверх.

– Позвольте уточнить – Вы приказали покалечить Вас?

– Я приказала потренироваться со мной. Другие отказались.

– И не без причины. Разве что Вам вдруг разом захотелось отправить всю охрану поместья на плаху.

– Да перестань! – я отмахнулась от замечания, напрочь позабыв про вежливость. – Отца и его собачек нет дома, никто не узнает. К тому же он скорее наградит того, кто случайно прибьёт меня на тренировке, чем накажет.

– Рун, – процедил Ренвик. – Ты говоришь глупости. Не понимаю, передо мной неразумный ребёнок или взрослая альва?

– Ты знаешь, что я права. Или что, тоже выбрал игнорировать очевидное, как все остальные? Перестань, тебе не к лицу образ слепого олуха! – вернула я, скрестив руки на груди.

Мы раздражённо уставились друг на друга. Ренвик открывал и закрывал рот, точно выброшенная на берег рыба, не находя слов для ответа. Я чувствовала, как лицо пылает и наверняка приобрело цвет спелого томата. Не выдержав первой, я отвернулась и наткнулась на недоумевающий взгляд Конрада. Он беспокойно топтался на месте, не решаясь ни влезть в перепалку, ни уйти без дозволения. Осознание накрыло холодной волной, и мне стало стыдно: мы с Ренвиком перешли на альвийский. Конрад поступил на службу всего неделю назад и ещё не успел как следует выучить язык, поэтому сейчас не понимал ни слова.

– Вы проводите меня, авир Ренвик? – спросила я, переходя обратно на общий.

Мужчина посмотрел на меня с нечитаемым выражением лица.

– Конечно. – Он чопорно кивнул и обратился к Конраду: – Убери здесь и ступай в казармы.

– Вик, – робко позвала я, как только мы оставили грустного парня позади. Ренвик бросил взгляд через плечо, но не остановился. Я ускорилась, чтобы поравняться с ним, и дальше мы пошли рука об руку. – Ты прав. Я поступила неразумно. Прости.

Он замедлился и устало покачал головой.

– Я бы на твоем месте тоже злился, милая госпожа. Но правила есть правила – охранникам запрещено тренироваться с тобой. Прошу, перестань подвергать их опасности. И себя тоже. Тиан мне голову снесёт, если с тобой что-нибудь случится.

– Что будет с Конрадом?

Мы неторопливо прошли под резной аркой, и я, не удержавшись, дотронулась до шероховатого, чуть влажного камня. Вперёд бежала извилистая мощёная дорожка, плавно переходя в ведущие вверх ступени, по бокам от которых росли гиацинты. Благодаря им это место и получило свое название. Эстад хиафаин – поместье гиацинта.

Цветущие круглый год, они заполняли каждый уголок садов и окрестностей поместья. Среди соцветий можно было отыскать любой оттенок: от белоснежного до угольно-чёрного. Одни источали сладость, другие – горечь, а некоторые – пряность. Гости поместья, не привыкшие к густому тягучему запаху, порой лишались чувств в знойные дни. Брат говорил, что для него аромат гиацинтов – это дом. Для меня же он был вечным спутником заточения. Навязчивый запах настигал даже в нашей гавани, куда я часто сбегала в детстве. Он смешивался с солёным бризом, отравляя свежесть моря тяжёлой сладостью. Разбивая мечты о том, что однажды я запрыгну в лодку, которая унесёт меня как можно дальше отсюда.