Либерцисы. На поверхности

Ольвиций открыл дверь в самом конце коридора, а его напарник втолкнул меня внутрь комнаты.

– Жди.

Массивная дверь с глухим стуком захлопнулась, оставив меня одного в темноте. Я судорожно выдохнул, пытаясь сосредоточиться. Не время паниковать, надо понять, куда меня запихнули. Радуясь, что не зря столько времени провёл в убежище за подготовкой, я сопоставил наш путь сюда с чертежом из свитка. Судя по всему, я нахожусь в одной из комнат ожидания. Я не удержался и фыркнул – гостеприимно, ничего не скажешь!

Я осторожно скользнул ногой вперёд, проверяя расстояние до стены. Не встретив препятствий, уже увереннее сделал ещё два шага, но тут же пожалел об этом. Колено встретилось с чем-то твёрдым. Я зашипел от боли и едва удержал равновесие. Пошарив руками перед собой, я нащупал нечто, похожее на скамью, прикрытую тонкой тканью. Слегка воодушевлённый тем, что, по крайней мере, не придётся сидеть на полу, я медленно двинулся вдоль стены, проходясь по ней пальцами в поисках зазора, тайника, фонаря – хоть чего-нибудь. Я обошёл всё помещение по кругу и вернулся к скамье.

Итак, что мы имеем: тёмную комнатушку размером три на три нешироких шага, гладкие холодные стены и тяжёлую дверь без ручки. Положение скверное, но рано или поздно за мной придут, так ведь? Я забрался на скамью и принялся ждать.

* * *

Не уверен, сколько прошло времени. Скрип открывающейся двери вырвал меня из дрёмы, и я вскочил на ноги. Блёклый свет, хлынувший из коридора, больно резанул по успевшим привыкнуть к темноте глазам. Проморгавшись, я поднял слезящийся взгляд на дверной проём. Я ожидал увидеть стражников, однако на пороге стояла бледная девушка в скромном сером платье с широкими рукавами. Служанка? Она сложила руки перед собой и немного подалась вперёд, наметив лёгкий поклон.

– Следуйте за мной, – произнесла она, не поднимая головы.

Я подошёл чуть ближе и осторожно заглянул ей за спину. Так и есть, девушка пришла не одна – слева от неё кто-то стоял. Ладонь сопровождающего, затянутая в перчатку, весьма красноречиво лежала на эфесе меча. Я нервно сглотнул.

– Хорошо.

Девушка молча отвернулась и пошла прочь по коридору с фресками. Я поспешил за ней и услышал тихий скрежет чешуек доспеха за спиной – ольвиций не отставал.

Снова коридор, снова сопровождающие. Хотя, вынужден признать, на сей раз компания у меня поприятнее.

Мы дошли до знакомой развилки, но девушка не повернула налево, к выходу, а уверенно зашагала вперёд, ступив в настоящий лабиринт. Вскоре у меня закружилась голова. На свитке всё выглядело гораздо проще. В действительности же самостоятельно найти здесь что-либо представлялось невозможным. Создавалось впечатление, что мы ходим кругами: мимо мелькали одинаковые двери, расположенные на одинаковых стенах одинаковых коридоров.

Наконец, спустя несколько минут блужданий, в окружении появилось кое-что новое: мы остановились напротив огромной двери, инкрустированной перламутром и почерневшим серебром.

«Ты сразу поймешь, что попал в нужное место».

Я застыл, в неверии переводя взгляд с девушки на ольвиция и обратно на дверь. Это шутка?

Служанка с усилием потянула массивную створку на себя и жестом пригласила меня войти. Суровый взгляд стражника отбивал любое желание задавать вопросы, и я покорно проскользнул в приоткрытую дверь, которая тут же захлопнулась за мной.

Я прижался спиной к двери и осмотрелся. Открывшийся вид поражал. Мне ещё не доводилось видеть такое красивое и вместе с тем такое странное место.

Потолка и пола в привычном понимании не было: вместо них поблёскивала вода. Я присел и осторожно поднёс руку к глади, ожидая, что пальцы сейчас погрузятся внутрь, но этого не произошло. Я чувствовал исходящую от воды прохладу, но какая-то невидимая преграда не позволяла мне соприкоснуться с ней. Вероятно, такая же удерживала и потолок. Я поднялся и немного прошёлся. Ощущение было необычным, будто под ногами расстелили большое мягкое одеяло.

Вода – снизу и сверху – неторопливо перетекала на правую стену, где с тихим плеском её потоки сталкивались и закручивались в небольшой водоворот.

Чуть левее центра потолка из водной глубины росли тонкие стеклянные трубки, по которым бежали яркие серебристые ручейки. Они мерцали внутри, доходя почти до самого пола и поднимаясь обратно, освещая сапфиры, щедрая россыпь которых украшала поверхность левой стены из неизвестного мне чёрного полированного камня.

Дальняя стена, однако, выбивалась из общей картины. Грубый бледно-серый камень тянул свои острые выступы вглубь зала, и мне стало кристально ясно, почему казалось, что храм растёт из гряды: он не просто примыкает к Хребту, а является его частью.

Я вернул своё внимание к сапфирам. Отступив подальше, я рассматривал узор из драгоценных камней и не сдержал восхищённого вздоха, когда понял, что именно он изображает. Карту звёздного неба. Карту сокровища, что сокрыто от жителей Сафиреи.

Сердце наполнилось теплом. В детстве я с удовольствием изучал созвездия по старому потёртому атласу, и теперь мог с лёгкостью перечислить их. Я пошёл вдоль стены, увлечённо рассматривая фигуры, и вытянул руку, слегка касаясь пальцами самых крупных камней. Точно: вот Малый Дракон, а это – Гибельная Ветвь и, чуть ниже, Костяная Нимфа. Касатка, Ледяная Корона, Медная Башня – зрелище полностью поглотило меня.

Тут я услышал неразборчивый шёпот. Я мысленно отвесил себе оплеуху за то, что слишком расслабился, находясь в незнакомом месте. Решив, что кто-то вошёл, я заозирался по сторонам, пытаясь отыскать говорившего, но рядом никого не оказалось. Звук идёт из коридора? Нет, слишком громко, да и я стою далеко от двери.

Взгляд зацепился за нечто тёмное. Чуть правее от меня на небольшом возвышении чернел алтарь. И как это я раньше не заметил? Заворожённый, я побрёл в его сторону. Невнятный шёпот перерос в бормотание, но я всё ещё не мог разобрать ни слова.

Всего четыре шага и три ступени.

Громкость нарастала, голос обрёл силу и, извиваясь червём, проник в мою голову. Я забыл, где нахожусь и зачем сюда пришёл. Надо добраться до алтаря, остальное не имеет значения.

Осталось преодолеть всего лишь три ступени.

Голос разделился на несколько, перенося меня на оживлённую рыночную площадь. Где-то там раздавался низкий смех мужчины. Плакала нежная девица. Разбивал воздух звонкий визг ребёнка. Хрипло кашлял старик. Сорвался последний вздох с губ умирающего.

Я занёс ногу над первой ступенью.

– Приветствую, юноша.

Оклик застал меня врасплох и заставил вздрогнуть от неожиданности. Голоса смолкли. Так и не успев поставить ногу на ступеньку, я поспешно обернулся.

Слева от меня, растянув тонкие губы в доброжелательной улыбке, стояла высокая статная женщина. Она появилась из ниоткуда, словно вышла прямо из стены. Я уставился на её лицо, верхнюю часть которого от острых скул до середины лба скрывала перламутровая маска, увенчанная растущими назад небольшими рогами.

Не дождавшись от меня ответа, женщина продолжила:

– Я – Корделия, Прима Ольвидуса. – Жрица гордо вздёрнула подбородок и расправила плечи. Мне показалось, что после этих слов она словно стала ещё выше.

Впрочем, я и сам догадался, кто передо мной. В Звёздном святилище дозволено находиться лишь одной душе, и именно это обстоятельство заставляло беспокоиться сильнее всего.

Меня вообще здесь быть не должно. Даже по приглашению.

Я шагнул ей навстречу и опустился на колени, изо всех сил сдерживая подступившую к горлу тошноту. Эта нелепая и унизительная традиция – целовать одежду какой-то женщины только потому, что у неё бывают слуховые наваждения – казалась мне омерзительной. Но на чужой территории приходится играть по чужим правилам, и сейчас лучше всего проявить смирение. Тем не менее, приблизившись к подолу её невесомого дымчато-белого платья, я понял, что не могу заставить себя сделать это. Я остановился в нескольких миллиметрах от ткани, надеясь, что соскользнувшие с плеча волосы скроют моё лицо от возможных тайных наблюдателей.

– Встань. – В её голосе проскользнули довольные нотки. – Рада, что ты принял моё приглашение.

Я поднялся на ноги и, криво усмехнувшись, хрипло пробормотал:

– От него было просто невозможно отказаться, Прима.

– Ольвиции порой воспринимают мои приказы слово в слово. – Она небрежно махнула рукой. – Я приказала привести тебя сюда, и они привели.

Жрица шагнула вперёд, остановившись за моей спиной в паре шагов от ступеней, ведущих к алтарю. Я тут же развернулся, стараясь не выпускать женщину из виду.

– Я видела тебя на фестивале.

– Вы… видели?

Кажется, голос выдал мою растерянность, потому что Прима повернулась ко мне и тихо рассмеялась, вскинув руку и жеманно прикрыв нижнюю часть лица серебристо-голубым плавником.

– Верно. Это, – она указала на свою маску, – дар Владыки. Я способна видеть. Иначе, чем окружающие, но порой гораздо лучше.

Я присмотрелся к украшению: переливающаяся поверхность едва заметно мерцала серебром. Я проглотил язвительный смешок. Дар, как же! Просто зачарованная вещица, хоть и, судя по виду, довольно редкая и дорогая.

– Ты, вероятно, в растерянности и не понимаешь, зачем я позвала тебя. Прости мне этот каприз, но я не удержалась, – далёким от сожаления голосом произнесла она. – Если бы я не видела тебя всего две недели назад, то сейчас не смогла бы узнать. До того дня я помнила тебя милым ребёнком, Кайриус. Моё сердце полнится радостью от мысли, что дитя моей дорогой сестры чтит Владыку, как и надлежит всякому сыну Глубин.

Я почувствовал себя марионеткой, у которой обрезали нити. Тело разом расслабилось, и я облегчённо выдохнул. Никто не узнал о готовящейся краже. Это просто глупое совпадение. Но что-то в словах Верховной заставило меня снова почувствовать себя неуютно. По шее пробежал тревожный холодок: я не представлялся.

– Подождите. Вы знаете меня? – осторожно задал я вопрос.

Она кивнула.

– Знаю.

– Разве мы встречались раньше?

– Встречались.

Жрица отвечала односложно и, кажется, не собиралась ничего объяснять. Но я уже не мог остановиться. Страх отступил, и, взбудораженный, я подался вперёд.

– Прошу простить за дерзость, но я не понимаю, – проговорил я. Воздух вокруг нас зазвенел от напряжения. – Я совершенно точно никогда не видел вас.

– Так ли это?

Я хотел повторить свои слова, но вовремя прикусил язык. Из глубин памяти поднялось давно погребённое под слоем пыли воспоминание.

Они пришли в наш дом. Четверо в плащах.

Цепляясь пальцами за щербатый косяк, я выглянул из-за угла, но увидел только спины: гости спешно прошли в дальнюю комнату. Двое замыкающих несли большой красивый сундук. Я услышал голоса: тихий и робкий принадлежал маме, уверенный и гордый – другой женщине. Остальные хранили молчание. Они говорили на странном языке, похожем на аквальтик, но я не понял ни слова. Разговор закончился, и посетители покинули наш дом столь же стремительно, как появились в нём.

Кажется, тогда я видел их первый раз. А может, это был первый визит, который я запомнил. Сколько же мне тогда было? Четыре года? Или уже пять?

Незнакомцы возвращались каждые три месяца. Мама никогда не объясняла, кто они такие, но перед каждым их приходом велела не покидать мою комнату. А после того, как они уходили, я сидел, прислонившись спиной к двери маминой спальни, и слушал её сдавленные рыдания.

Я так ни разу и не решился войти, чтобы успокоить её.

Несколько лет назад визиты прекратились. А может, я просто пропускал их, так как почти перестал бывать дома, иногда пропадая из-за работы на несколько дней.

Возможно, однажды я всё же мельком увидел лицо незнакомки, и мои ночные кошмары были навеяны этим образом из прошлого. Я рад, что уже неделю они не беспокоят меня.

Постойте-ка! Она сказала, что видела меня всего две недели назад?

Похороны. Пустырь. Четверо странных фигур за коралловым рифом. Одна из них, ниже и тоньше других, стоящая чуть впереди, застыла, как готовящаяся к броску змея.

– Неважно! – Я раздражённо отмахнулся от последнего неприятного воспоминания. – Объясните, зачем я здесь?

– Невинное любопытство, юноша, – с выводящей из себя безмятежностью произнесла Прима. – Я всего лишь хотела узнать, как ты поживаешь.

– Как я поживаю, – эхом повторил я.

В ушах противно запищало. Эта женщина издевается надо мной. Изнеженная жрица, которая никогда не испытывала трудностей в жизни. У неё есть слуги, охранники, незаслуженные любовь и уважение сафирейцев. А теперь, видимо, ей стало скучно. И я, сын попавшей в немилость Слышащей, – забавная зверушка для поднятия её настроения.

– Ну так спрашивайте, – процедил я сквозь сжатые зубы, с трудом сдерживая злость.

– Юноша! – Жрица делано удивилась. – Я слышу в твоём голосе злость? В этом ты совсем не похож на свою мать.

– Не вам об этом судить, Прима, – выпалил я. С каждым мгновением держать себя в руках становилось всё сложнее.

– Я чувствую, что сейчас сердце твоё переполнено горечью и болью. – Она тяжело вздохнула. – Это заставляет меня печалиться. Я желаю тебе добра, поэтому расскажу кое-что, хорошо?

Я молчал, глубоко вдыхая густой спёртый воздух и уставившись на свои ноги. Может, если я не буду её видеть, это удержит меня от необдуманного поступка?

– Прошу тебя понять, – начала она. – Жизнь Слышащей принадлежит Владыке с момента, когда она переступает порог храма. Я знала ту, что носила имя Адва. – Я вздрогнул, едва с губ Корделии сорвалось имя, и вскинул голову. – Знала дольше, чем кто бы то ни было.

Она замолчала и отвернула лицо в сторону. Всего на мгновение, но плечи жрицы устало поникли. Рука взлетела к тёмно-серым волосам, украшенным жемчужными нитями, но, так и не коснувшись их, плавно опустилась вниз. Затем, словно пытаясь убедить не столько меня, сколько саму себя, Корделия сбивчиво забормотала:

– Сестра оступилась, но не перестала быть одной из нас. Милосердный не мог оставить её здесь, но позволил сохранить имя. Понимаешь ли ты, что означает дар имени? – Я отрицательно покачал головой, но она не обратила на этот жест никакого внимания. Женщина была так сосредоточена на своей речи, что мой ответ не имел для неё никакого значения. – Имя Слышащей – и есть её жизнь. Мы отрекаемся от тех, что дали нам родители, и до самой смерти носим новые, данные Владыкой. Это великая радость – отдать всю себя Сиятельному! – Верховная, наконец, выдохнула и вернула на лицо улыбку. – Возрадуйся, юноша! Владыка заговорил с девочкой из квартала ремесленников, и сегодня, в День Освобождения, мы забрали её в новый дом. Моя сестра ушла в Бесцветные Глубины, но Адва – жива!

Жрица ещё что-то говорила: об Ольвидусе, о его невестах, об именах и судьбе. Но я пропустил всё мимо ушей, неверяще глядя на неё и скрипя зубами. Вексова фанатичка! Вот кем для Примы была мама – одной из многих, что были до неё и будут после. Женщиной, принадлежащей имени.

– Скажи, что ты знаешь о Пелене?

Меня настолько удивила резкая смена темы, что мой гнев улетучился, будто его и не было. Я неуверенно проговорил:

– Немного. Я знаю детскую сказку – «Песнь о Девятерых».

– Не сказка, но легенда. – Она удовлетворённо кивнула. – Да, пожалуй, этого достаточно. Ты знаешь, где мы находимся?

– Нет, – соврал я.

– Так знай, что стоишь сейчас в самом сердце Сафиреи, юноша, – Звёздном святилище! Идём, я хочу кое-что тебе показать.

Она легко взлетела по ступеням, ведущим к алтарю. Покачивающийся пол не доставлял Приме совершенно никаких неудобств. На нетвердых ногах я поспешил за жрицей, чувствуя себя шутом на представлении, и, споткнувшись о подножие лестницы, чуть не грохнулся на колени, лишь каким-то чудом восстановив равновесие в последний момент.

– Узри! – Торжественно возвестила Корделия, совершенно не обратив внимания на мои трудности.

Выпрямившись, я встал рядом с Верховной и опустил взгляд на лежащий перед нами предмет. Полупрозрачный плавник глубокого синего оттенка, размещенный ровно по центру алтаря чьей-то педантичной рукой, размером не больше моей ладони, не представлял из себя ничего выдающегося. В святилище повисла неловкая тишина. Изящная работа, но восторг жрицы я разделить не мог.

– Это – Гребень, – с придыханием сообщила Корделия, по-видимому приняв моё молчание за потерю дара речи от восхищения. – Часть плоти Владыки, которую Он оставил первым Слышащим, прежде чем уснуть.

– Зачем? – не понял я.

– Дабы говорить с нами! – возмутилась женщина. – Тысячу и восемь сотен лет мы храним сей великий дар!

И вот за этой ерундой меня отправила Уннур? Я снова посмотрел на стекляшку. Она все так же безучастно лежала, ничем не выдавая свою божественность. Я перевёл взгляд на жрицу: на её губах блуждала блаженная улыбка, а тонкие руки слегка подрагивали. Я подавил желание закатить глаза. Понятно. Она сумасшедшая. Мама тоже бывала слегка не в себе, когда речь заходила о распрекрасном Ольвидусе, но Корделия… Это совершенно другой уровень безумия. Несчастная женщина искренне верит в эту чушь.

– Понимаю, – протянул я, прочистив горло. – Но зачем?..

– Вознеси молитву Владыке, юноша! – перебила она. – Это великая милость, оказанная тебе Сиятельным. – Прима спустилась по ступеням и отошла к стене с созвездиями-сапфирами. – Я подожду здесь.

Я стоял, не зная, что делать. Прима может расценить отказ как еретичество. Может, просто притвориться, что молюсь? Векс побери эту Верховную, вот ведь дурь какая! А может… умыкнуть безделушку, пока никто не видит? Всё же за ней я сюда и явился. Будет глупо упустить такой шанс.

Чуть наклонившись, я принялся изучающе рассматривать «божественную плоть». По острой грани Гребня пробежала серебряная волна. Я медленно моргнул. Показалось?

Где-то рядом вновь раздался шёпот, тот же, что и до прихода Верховной. Я прислушался и разобрал отдельные слова: «Рука. Дай. Скорее».

Я украдкой оглянулся – Прима стояла, отвернувшись к стене. Дрожь пробежала по моему позвоночнику, накидка прилипла к спине, пропитавшись потом. Я повернулся обратно к алтарю, ощущая, как набирающий силу голос, обжигая холодом, затекает в уши. Стеклянный плавник ослеплял своим сиянием, но взгляд будто приклеился к нему – не оторвать. От яркости заболели глаза, но я не мог ни моргнуть, ни поднять руку, чтобы утереть слёзы. Мерзкий шёпот копошился в голове, заглушая мысли и окружающие звуки. Я хотел окликнуть жрицу, но не смог разлепить пересохшие губы.

Рука сама потянулась вперёд. Я попытался остановиться, но тело больше не слушалось меня. С ужасом я наблюдал, как ладонь сжимается на стекле, и почувствовал резкую боль от пореза. Тонкой струйкой на алтарь потекла кровь: голубое смешалось с застывшими на поверхности чёрного камня слезами. Шёпот резко смолк. Власть над собственным телом вернулась ко мне. Я покачнулся, с трудом удержавшись на ногах. Не до конца осознавая, что делаю, я принялся торопливо запихивать Гребень в поясную сумку, из-за трясущихся рук справившись только с третьей попытки и измазав ткань в крови.

Сжав порезанную ладонь в кулак и наспех обтерев лицо подолом своей накидки, я обернулся. Корделия всё так же стояла лицом к стене и разглядывала – или делала вид, что разглядывает, – драгоценные созвездия. Я облегчённо прикрыл глаза. Повезло, Верховная не заметила странной сцены. Теперь надо убираться отсюда, и поскорее, пока безделушки не хватились.

Я бесшумно подошёл к Корделии сзади. Взгляд упал на её хрупкие обнажённые плечи. На миг в глазах потемнело, и промелькнула мысль, как было бы славно заставить её страдать. Я наблюдал, будто со стороны, как грубо разворачиваю женщину к себе и сжимаю руки на её тонкой, как тростинка, шее. Наслаждаюсь ощущением того, как чужие жабры трепещут под ладонями и как лихорадочно под пальцами пульсирует жилка, вторя её гнилому сердцу. Как изящные пальцы царапают мои предплечья, сдирая с них чешую. Как широко раскрывается рот, обнажая ряды мелких острых зубов, в тщетной попытке сделать вдох. Я знаю, что не ослаблю хватку, пока её кожа не посинеет, а из-под маски из незрячих глаз не покатятся слёзы.

Я испуганно моргнул, и наваждение развеялось. Жрица по-прежнему стояла ко мне спиной. Торопливо отдёрнув руку, застывшую в нескольких сантиметрах от плеча женщины, я, на всякий случай, сделал несколько шагов назад.

Векс! Это место сводит меня с ума! Всё пошло наперекосяк, как только я вошёл в двери святилища. Сначала странный шёпот, каким-то образом заставивший меня забрать реликвию, затем эта отвратительная фантазия, совершенно точно мне не принадлежащая. Я не чувствовал к Верховной ничего, кроме презрения, но я бы ни за что, даже в мыслях, не поступил подобным образом с кем бы то ни было!

Всё, хватит с меня! Надо убираться отсюда. Сбагрю эту бесполезную стекляшку Уннур и даже под страхом смерти ни на одну такую авантюру больше не соглашусь.

Я открыл было рот, чтобы окликнуть жрицу, но сказать ничего не успел.

– Владыка услышал тебя! – громко объявила Прима, резко обернувшись с широкой улыбкой на устах. Я едва успел спрятать порезанную руку за спину и выдавил из себя ответную улыбку. – А теперь тебе пора. Иди за мной.

Верховная торопливо зашагала прочь. Я поспешил за ней, сосредоточенно глядя себе под ноги, чтобы случайно не наступить на волочащийся за женщиной шлейф её платья.

Двери широко распахнулись. В коридоре, по обе стороны от створок, стояли ольвиции. Я сглотнул комок в горле. Спокойно! Прима не подходила к алтарю и не может знать, что Гребня там больше нет. Стражи сами проводят меня к выходу, а там главное – добраться до города, где я легко спутаю следы. Они даже не успеют обнаружить пропажу.

Корделия остановилась на развилке коридоров и повернулась ко мне.

– Здесь мы расстанемся, юноша.

Я опустился на колени. Теперь пришлось в самом деле целовать вексов подол – за спиной Верховной тенью маячила та же служанка, что вела меня через храмовый лабиринт в Звёздное святилище. Пообещав себе позже как следует прополоскать рот змеиным вином, я выпрямился.

– Ступай, Мар проводит тебя.

Я позволил себе посмотреть на жрицу в последний раз. Удивительно, до чего она похожа на маму – они словно две капли воды. Любой другой мерфолк так никогда и не заметил бы разницы. Но только не я.

С моих глаз словно спала завеса. Теперь я ясно ощущал искусственность улыбки на безупречных губах. Теперь я понимал, что каждый жест и каждое слово Примы были тщательно выверены и продуманы до мелочей. В них не оставалось места непредсказуемости. Не оставалось места настоящим чувствам. Не оставалось места жизни. Всё это превращало Корделию лишь в бледную тень мамы, которая была способна мягкой улыбкой и парой добрых слов исцелить любую, даже самую глубокую душевную рану.

Верховная – не более чем ледяное сердце в красивой обёртке.

Корделия больше не улыбалась, словно прочла мои мысли. Расслабившись, я слегка насмешливо ей поклонился, не отрывая взгляда от рогатой маски, и, не теряя больше ни секунды, поспешил нагнать служанку.

Снова мимо полетели одинаковые двери и коридоры. Мы были уже близки к выходу, когда мои виски пронзило ледяными иглами, и я привалился к стене, сжимая голову руками. Спина Мар стремительно удалялась. Я хотел окликнуть девушку, но язык словно прилип к нёбу. Только не снова!

«Налево. Вперёд. Налево. Направо. Вниз. Ищи…»

Шепчущий вернулся. Я зажмурился, сквозь мутную пелену боли пытаясь вспомнить схему храма. Тщетно – сосредоточиться не получалось. Я медленно пошел вперёд, опираясь рукой о стену, но далеко уйти не успел. Иглы впились в голову с новой силой, а ноги будто парализовало.

«Налево. Вперёд. Налево. Направо. Вниз. Ищи…» – упрямо талдычил гость в моей голове.

– Да хорошо, как скажешь! Пойду куда хочешь, только прошу, замолчи! – прошипел я в пустоту.

Вернувшись к развилке, я пошёл туда, куда меня направлял странный голос. Да и что ещё мне оставалось, если любой шаг в сторону сопровождался сбивающей с ног головной болью?

После очередного поворота я упёрся в тупик. «Внизу», – услужливо подсказал голос. Я послушно сполз вниз, слепо шаря по стене руками. Боль немного отступила, оставив после себя тупую пульсацию. Спустя некоторое время пальцы нащупали зазор. Есть!

Я потянул тяжёлую фальшпанель в сторону и нырнул в образовавшийся проход, сразу же оказавшись в какой-то пещере. Разгорячённая кожа ощутила блаженную прохладу – вода приветливо раскрыла для меня свои объятия. Наконец-то, почти выбрался!

Воодушевлённый, я пополз к маячившему впереди выходу, предвкушая скорый отдых и спокойный сон. Снаружи было бесцветно и уныло – наступила ночь. Ещё бы, на площадь я явился к полудню, а потом непонятно сколько времени просидел взаперти, ожидая Верховную. Хозяйка уже должна была понять, что что-то пошло не по плану. Я, не без труда поднявшись на ноги, ускорил шаг, но, оказавшись снаружи, резко затормозил.