скачать книгу бесплатно
– Что ты здесь делаешь? – строго спрашивал Антракс, не понимая, что узнавал ее по прикосновению холодных от волнения пальцев.
– Я пришла поговорить, – тихо ответила Лилайна, убирая руку, будто его раздражение могло обжигать ее руку. – Я была не права на счет Эйлидара и хочу извиниться, и Ан… я не должна была поднимать на тебя руку.
У нее даже голос дрогнул, так страшно было ждать его ответа.
– Я тебя услышал, – хладнокровно, как она и боялась, ответил Антракс, так и не обернувшись. – Можешь считать, что уже извинилась. Главное не забудь по-настоящему попросить прощения у моего отца. Он заслужил большего уважения.
Он шагнул назад к цепи и был готов снова забросить шест на крюк, на этот раз чтобы хорошо потянуть спину, а не проверить собственные возможности, но Лилайна его остановила. Подхватив кружевную юбку своего платья, она оббежала его и схватила шест тонкими пальцами, надеясь, что бороться с ним не придется.
– Нам надо обсудить поведение Эйлидара, – заявила она, глядя в синие глаза.
Антракс действительно не стал вырывать шест из ее рук. Он посмотрел на ее пальцы, на тонкие запястья, выглядывающие из широких рукавов платья, затем на босые ноги в песке. Туфли свои королева оставила рядом с его ботинками, еще и по нелепой примете поставила их носками друг к другу. Она верила, что так шансов поговорить у них будет больше, хоть последнее время даже приметы не помогали. Все разговоры срывались на споры и уходили не туда, будто были бесцельным перечнем взаимных претензий. Каждый из них знал, что далек от истинной проблемы, но остановиться не получалось. Вернее Лил не могла прекратить обвинять, а Антракс перестать молчать или с горькой желчью бросать в нее острые, как битое стекло, короткие фразы.
Теперь ему тоже хотелось ответить так, чтобы ответ походил на удар, достаточно сильный, чтобы она отпустила шест и оставила его в покое. Только, глядя в ее умоляющие глаза, предпочитал промолчать.
– Я сегодня узнала, что он мне много врал, – сказала Лилайна. – Я отвела его назад к наставнику и просидела там до конца занятий.
– Я знаю, – ответил Антракс, всегда отслеживавший местонахождение жены и детей. Ему было просто необходимо это знать и контролировать ситуацию, иначе, по его мнению, мир мог рухнуть.
– Ан, – шептала Лилайна, опуская голову и тут же понимая, что слов у нее нет, кроме нелепого «прости» и еще десятка вопросов с банальными «почему» и «как». – Я очень хочу, чтобы все было как раньше.
– Как раньше? – удивленно спросил Антракс и вдруг зловеще улыбнулся. – Тогда раздевайся.
– Ан!?
Она даже отшатнулась от такого требования. Ей хотелось поговорить, обсудить, что-то понять, а он, кажется, пытался лишь разрядить обстановку, сбросить напряжение, как выражался он сам.
– Что? – спрашивал он, всматриваясь в ее взволнованное лицо. – Раньше ты мне просто доверялась во всем, в любовных играх тоже, а теперь что? Боишься?
Она смотрела на него и понимала, что действительно испытывает страх. Слишком жестокий и холодный у него был взгляд, да и руки сжимали шест, как настоящее оружие в бою. Напряженное жилистое тело с контуром каждой мышцы, когда-то так ее волновавшее, теперь заставляло лишь взволнованно переставать дышать.
– Выходит, ты совсем ничего обо мне не знаешь, – сказал Антракс, все же опуская шест. – Лучше уходи, пока мы снова не поругались.
– Ан, да я ведь просто хочу поговорить! – воскликнула Лилайна отчаянно. – Я хочу… Антракс, я не могу сейчас думать об удовольствиях, неужели это так трудно понять?
– А я могу? – спросил он, и только тогда она поняла, что видит в нем гнев и напряжение, но ни возбуждения, ни желания в нем явно не было.
– Почему тогда? – спросила она растерянно, понимая, что просто так раздевать он ее не станет.
– Потому что я тоже хочу как раньше, – ответил он и зачем-то протянул к ней один из концов шеста, чтобы кожаная петля, размятая сильными руками так, что стала похожа на тряпицу, коснулась ключицы над кружевным вырезом, дразня кожу.
В его взгляде что-то переменилось едва уловимо, но для Лилайны это меняло все, и она молча развязывала завязку верхнего платья, спускала его с плеч и позволяла ему упасть на песок, невольно краснея от мысли, что на ней снова кружевные панталоны, давно вышедшие из моды, но так волновавшие его когда-то. Раньше он мог стянуть их зубами, чтобы поцеловать ее в самых непристойных местах, а теперь только зловеще усмехался, изучая ее взглядом. Сейчас ему хотелось знать только одно: может ли она ему доверять как раньше, хотя бы в этом подземелье.
Глава 17
Лилайна выдохнула и коснулась рукой ленты на корсете. Он состоял из двух половин и спереди был зашнурован изящной лентой, которую обычно не трогали, а сзади тесьмой, которую по утрам туго затягивала ее служанка, поверх короткой нижней рубашки с широким вырезом. Часто Антракс просил ее оставить эту рубашку и мял на ней в порыве страсти или даже рвал, дразня кожу обрывками ткани. Только все это было так давно, что Лилайна даже не могла поверить, что воспоминания ей не врут.
– Оставь, – внезапно потребовал Антракс, быстро обошел ее и стал позади так близко, что она могла уловить жар его тела.
Глаза Лилайна закрыла машинально, как только он коснулся ее талии, хотя едва могла ощущать его руки через плотную ткань корсета, а он скользил ими вверх, едва ощутимо прикасался к груди и поднимался выше. Его руки ложились на ее шею. Она чувствовала их силу так же, как кожа – жар огня задолго до того, как он получит шанс ее опалить. Запрокидывая голову и покоряясь его движениям, она вдруг подумала, что раньше всегда знала, что эта сила не причинит ей вреда. Она ее пьянила, возбуждала так же, как и сейчас. Ей нравилось в юности подчиняться ей и чувствовать себя кем-то вроде жрицы из древней сказки, которая способна покориться стихии, а та в ответ подчинится ей. Такова, по мнению древних жителей Рейна, плата за доверие. Если Антракс был бы стихией, то она назвала бы его огнем. Она даже в шутку когда-то говорила, что ему идет титул Король-Солнце, потому что он способен выжечь дотла все, если только захочет.
Он отвечал, что все это глупости, но улыбался. Теперь же Лила не могла понять, куда все это исчезло. Почему она все еще знает, что сильные руки на ее горле никогда не сожмутся, какой бы гнев ни плясал в груди их хозяина. Почему она при этом думает, что эти руки могут причинить вред ее детям?
Она вдруг вспомнила тот первый удар по лицу Эйлидара и следом за ним совсем другой момент – когда Антракс привязал ее к кровати. Это было почти страшно, но не больно.
Она открыла глаза, действительно не понимая, что изменилось. Ответ был лишь один: он стал холоднее и жестче. Только глядя в темноту высокого потолка, куда не долетали блики огня, она сама себе не верила, чувствуя, как он губами вынимает заколки из ее волос. Кончики шпилек дразнили кожу, а потом падали в складки ее платья. Волосы рассыпались по плечам. Он зарывался в них носом и выдыхал. Руки сползали к ее груди.
За три беременности она успела налиться и стать как никогда большой и теперь едва помещалась в чашечки корсета. Да и в больших руках Антракса теснилась, а Лилайне это нравилось. Она млела от того, как он проводил пальцами по самому краю корсета, дразня ее грудь.
Его руки были темными, как у настоящего южанина. На белой ткани исподней рубашки это было особенно заметно. Лилайне хотелось прикоснуться к этим рукам, пробежаться пальцами по вздутым венам на левой руке, по рубцам на правой, потом захватить эти руки и целовать долго и преданно, пока он, наконец, не поверит в искренность ее извинений.
Теперь ей было стыдно за то, что она сама его ударила. Оттого в груди все клокотало, но прикоснуться к нему она не успела.
Антракс резко прижал ее к себе, целуя за ухом, и схватил руками корсет. Пальцы впились в обе половинки у самой груди так внезапно, что у Лилайны перехватило дыхание.
– Ан, – буквально простонала она.
Он не ответил, захватывая губами ее ухо и почти кусая, но все равно дразнясь. Она закрыла глаза и коснулась руками его рук у самых локтей, чтобы не остановить, а лишь ощутить, как напрягаются мышцы, как они твердеют и перекатываются, пока лента натягивается, вжимаясь в грудь, а потом лопается, словно струна, под его пальцами.
Тогда только выдохнуть, но он сжимает пальцами ее грудь, позволяя корсету упасть, и впивается губами в ее шею, так что дыхание у Лилайны замирает.
– Ан…
Ей хочется и плакать, и просить прощения, и каяться, и целовать его, но ей даже говорить сложно, когда за ее спиной настоящий эштарский варвар, воспитанный манерами, но дикий и необузданный внутри.
– Лил, ты ведь пьешь отвары, как я и просил? – внезапно спросил Антракс, поднимаясь руками выше и сжимая ее плечи.
– Зачем ты спрашиваешь об этом сейчас? – спросила Лилайна с явным раздражением.
Разговоры об отварах ее злили. Она хотела бы родить Антраксу еще одного ребенка, но тот был настолько категоричен, что заставил ее пить какие-то отвары, что, по его словам, делали беременность невозможной, а главное могло оказаться так, что она станет невозможна навсегда.
Он хотел, чтобы она пила их сразу после рождения Амары и все из-за странного сна, где Снежный Бог сказал не заводить третьего ребенка, а она хотела, даже беременность ухитрилась скрывать какое-то время, уехав из столицы, а потом они впервые по-настоящему поссорились. С тех пор так и ссорятся всякий раз, когда речь заходит об отварах.
– Зачем? – спрашивает Лилайна, вырываясь.
Он не пытается ее удержать, даже отпустил, чтобы она обернулась и посмотрела на него, в очередной раз ударяя словами так сильно, как умела в этом мире, наверно, лишь она одна.
– Может, я ненавижу все эти отвары? Может, я хочу все исправить? Я ведь еще не такая старая и могла бы родить тебе еще одного ребенка, здорового! Может, тогда ты простил бы мне…
Она не договорила, потому что в его глазах мелькнула ярость. Он сделал тот самый резкий шаг ей навстречу, схватил за рубашку и встряхнул, заставляя подняться на носочки.
– Я чуть тебя не потерял, дура! Ты хоть понимаешь, что ты сама чуть не умерла!? Лил! Причем тут дети, если я могу остаться без тебя?!
Еще никогда в жизни он так на нее не орал, глядя прямо в глаза, натягивая ткань ее рубашки до треска, сжимая челюсти между словами так, что голубоватые рубцы на правой щеке вздувались.
Он никогда не говорил ей о том, что пережил в ночь ее последних родов. Впервые в жизни он не смог остаться хладнокровным врачом. У него дрожали руки тогда и начинали дрожать снова. Придворный врач в ту ночь просто выгнал его и был прав. Антракс это понимал, уходил и беспомощно крушил мебель в одной из гостиных, пока ему не сказали, что у него родился сын. В тот миг он ненавидел придворного лекаря. У того был скорбный вид, и на миг Антракс подумал, что сейчас ему скажут, что она умерла, и сердце успело похолодеть. Причиной скорби оказался слабый ребенок, что тяжело дышал и почти не плакал, а если плакал, то мгновенно белел, и губы у него синели, заставляя Лил тревожно охать. Тогда ему было важно лишь одно: она жива, остальное как-нибудь решим, что-нибудь сделаем. Главное – она жива.
Он буквально снова ощутил эти эмоции так остро, что в его глазах появился влажный блеск, в который Лилайна даже поверить не смогла в первый миг.
– Лучше я никогда к тебе не прикоснусь, совсем никогда, чем еще раз рискну твоей жизнью! – сказал он, отпуская ее рубашку и прижимая ее всю к своей груди.
Когда-то давно он обнимал ее так же, в те времена, когда она еще многому училась и порой делала очень важные шаги, скрывая дрожь в коленках. Потом шла к нему и расслаблялась в этих сильных объятьях, уткнувшись носом ему в грудь.
– Прости, – выдохнула она и, чуть отстранившись, коснулась его лица.
Провела рукой по раненой щеке, точно зная ту границу, когда почти бесчувственный рубец сменялся зоной, где он хорошо ощущал взволнованный холод ее пальцев.
– Прости, я все пью, как ты и просил, – шептала она и не врала.
Хоть она и была готова рискнуть, но несколько раз посоветовалась с Лен-Фень и смирилась, когда та подтвердила слова Антракса. После одной тяжелой беременности с очень трудными родами слишком велика вероятность, что в следующий раз будет только хуже.
– Прости и за это, и за то, что ударила сегодня. Я не должна была.
Она вставала на носочки и чуть опускала его голову. Он подчинялся ее рукам, и она это понимала, целуя его в щеку туда, где не было следов от ее пощечины, но они оба ее помнили.
– Прости, – снова шептала она и хотела поцеловать в другую щеку, но не успела.
Он снова прижал ее и поцеловал сам, теперь уже в губы. Просить прощения он не умел, и говорить всякие глупости так и не научился по-настоящему. Для него было только действие, потому он целовал ее, подхватывая под бедра и унося к нише, где ее можно посадить на сундук и извиниться нежностью.
Глава 18
Ниша казалась Лилайне слишком маленькой для них двоих, но возразить ничего не могла, понимая, что сердце ее сбилось где-то в складках рубашки, между грудей, что он осыпал поцелуями. Их жар сменялся легкой прохладой кончика языка, обводившего ареолу и задевавшего сосок. Она выгибалась, повинуясь пальцам на собственной талии, но не удержалась, коснулась руками его живота и провела вверх по тренированному телу, уперлась в его грудь и заставила отстраниться.
Ей вдруг безумно захотелось его увидеть, взглянуть на него в отблеске огня. Ее часто спрашивали, каково это быть женой калеки. Кто-то делал это дерзко, кто-то несмело, не называя все своими именами, но суть была одна: не страшно ли в постели с уродом, а ей все чаще хотелось заявить, что мало кто во всем Рейне способен сравниться в красоте с ее мужем.
Особенно она понимала это именно в такие моменты, когда легким движением рук могла отстранить от себя могучую скалу. Антракс уперся руками в края ниши и смотрел на нее внимательными синими глазами, ядовито-яркими, вспыхивающими, словно пламя Снежного Бога, в минуты возбуждения. Правую руку он поставил ниже левой, и стертый рельеф плеча казался Лилайне привычной истиной, зато по левому она с наслаждением проводила рукой, зная, что и его этим она никогда не смутит. Он тоже любил, когда она с восторгом изучала его тело, хоть никогда и не признавался. Лилайна видела это в его глазах и довольной усмешке. Было в нем что-то от самовлюбленного мальчишки, что любил играть мышцами у нее на глазах, а в ней – от кокетки, испытывающей блаженство от мысли, что это сильное тело никто кроме нее даже не видел.
Наивные придворные замечали трость и маску, а широкие плечи и силу рук увидеть никак не могли. Зато она могла насладиться видом, прикоснуться губами к солоноватой от едва заметных капель пота коже. Пройти поцелуями по ключице. Прильнуть к ямочке у основания шеи и скользнуть вниз к животу, чтобы провести языком в борозде меж напряженных мышц. Соскользнуть с сундука в песок на колени и впиться пальцами в его крепкие бедра, чтобы поцеловать самый низ живота так, будто возбужденный член она совсем не заметила.
– Птичка решила поиграть? – спросил Антракс с улыбкой.
Он давно не называл ее этим прозвищем, и теперь его было достаточно, чтобы Лилайна окончательно растаяла и улыбнулась.
– Птицы всегда играют с ветром, – отвечала она, но уже больше не дразнилась, брала член сразу в рот и посасывала, заглатывая все больше. Она любила так делать, зная, что за это он отплатит еще большей лаской, и даже радовалась тому, как менялось его дыхание. Ей нравилось дразнить кончиком языка головку и самые чувствительные жилки и ласкать рукой ту часть ствола, что никак не получалось втянуть в рот.
Он не выдерживал почти всегда, перехватывая инициативу, вот и сегодня не удержался, отстранил ее, поднял на ноги и теперь уже сел на сундук сам, чтобы устроить ее сверху.
Она хорошо понимала, чего он хочет, и сама ощущала тот миг, когда любовь к экспериментам, играм и желание тренироваться его покидали. Тогда он начинал поддаваться только чувствам, порывам и ее почему-то накрывало вместе с ним. Теряясь в ощущениях, Лилайна сама прижалась к мужу, шире разводя колени, позволила себя поцеловать и потерлась влажными от предвкушения нижними губами о член, единственный в ее жизни.
Он была уже совсем не юна и наивна, как когда-то. Она знала, что почти все придворные дамы изменяли своим мужьям. Их всегда волновало, у кого и что скрывается в штанах, и будет ли оно лучше того, чем обладал их собственный муж. Лилайна так и не научилась это понимать. Она всегда хотела быть только с ним, и если что-то и хотела обнажить, так это его душу, похожую порой на рыцаря в непробиваемых латах, холодную и бесстрастную ровно до того момента, когда он вдруг становится по-настоящему горяч, сжимает ее бедра и вгоняет в нее член так же ловко, как кинжал в ножны.
Он дает ей замереть и отдышаться, а потом начинает резко насаживать ее, чуть покачивая бедрами, и она кричит, цепляясь в его плечи, подставляя под поцелуи грудь.
– Я люблю тебя, – шепчет она, хотя хочет об этом кричать, как много лет назад, когда лишь училась мириться с собственной любовью. Только на крик не хватало сил. Выходил лишь шепот, мешающийся со всей палитрой ее стонов – от нежного урчания до почти птичьего вскрика.
В тот миг, когда ей казалось, что удовольствие готово раскатиться в теле волной, он вдруг остановился, резко перевернул ее и тут же вновь усадил сверху. Ему всегда было слишком легко переворачивать ее в воздухе, меняя позу, но она никогда и не пыталась сопротивляться, словно настоящая птица в танце с неистовым ветром.
Упираясь босыми ногами в засыпанный песком пол, она сводила коленки, предугадывая его желания, подавалась вперед и начинала плавно двигать бедрами, хватаясь руками за его бедра, сжимавшие ее ноги.
Он даже не заметил, как ее рука легла на шрам на правой ноге, и короткой боли в ней не ощутил, прижимая ее к себе, лаская грудь одной рукой, а другой спускаясь вниз, пробираясь между стройных ножек и сжимая пальцами твердую бусину клитора, дразня ее, пока член глубоко входит в ее тело, а потом отклонялся, чтобы проникать еще глубже. Она выгибалась, вскрикивала, но почему-то все равно находила силы для слов.
– Ан, может… может…
Голос срывался в крик удовольствия, и пальцы ее впивались в его колени, пока ножки нетерпеливо разбрасывали по сторонам песок.
– Может что? – спрашивал Антракс, обнимая ее и все же замирая в ней.
Он ждал от нее смелого предложения. Она не раз ухитрялась его удивить своими желаниями и соглашался на любое ее предложение, кроме разве что глупого – принять его задом[8 - Эксперимент с любовью «по-эштарски» подробно описан в книге «Странник».]. С этим они оба решили, что не станут повторять. Так она нравилась ему куда больше, а вот очередную игру он был бы рад принять, но она заговорила совсем не об играх.
– Ан, может, правда, родим еще одного ребенка? Может, так станет лучше. Говорят, это помогает…
– Помогает отвлечься от проблем? – спросил зло Антракс и вдруг поднял ее, чтобы поставить на колени на сундук и тут же согнуть вперед, заставляя упереться в стенку ниши. – Кто говорит такое?
Он спросил и вновь резко вошел в нее, не позволяя ответить.
– Если не перестанешь говорить глупости, я начну пересматривать твое окружение и изгонять оттуда всех неугодных.
– Ты не станешь, – простонала Лилайна, действительно так думая.
– Стану, – отвечал Антракс, проводя рукой по ее животу к самой шее и приподнимая так, чтобы она уже совсем без опоры стояла на сундуке, выгибая спину и охая каждый раз, когда член до основания входил в нее.
Шлепки одного тела о другое, стоны, поцелуи и крики удовольствия шли по кругу, а Лилайна даже не злилась, понимая, что, быть может, он прав и ей не стоит слушать советы тех, кто счастья в браке и не знал.
Про старшего сына же спросить она так и не решилась, пытаясь убедить себя просто довериться собственному мужу, жестокость которого всегда была лишь необходимостью, каким бы страшным в этот миг он ни казался. Нежные руки на ее теле прямо сейчас буквально говорили ей, что он ее любит, а значит и их детей, и потому жалела, что решила его когда-то обмануть так, что итогом этого обмана стал маленький несчастный Мэридар.
«Прости», – мысленно шептала она и целовала его на пике удовольствия туда, куда могла дотянуться губами, в плечо и руку, покрытую шрамами.
Глава 19
В спальню Антракс и Лилайна возвращались уже вместе. Разговора, как его представляла себе Лилайна, у них не получилось, но она все равно успокоилась и стала уже совсем иначе воспринимать все случившееся, только за старшего сына она волновалась, но, сжимая руку мужа, верила, что ему можно доверять.
Правая ладонь, покрытая шрамами, крепко держала ее руку, позволяя чувствовать себя девочкой, несмотря на возраст. Глядя на его руку, она думала, что за пятнадцать лет их брака это ощущение в ней совсем не изменилось. Рядом с ним она могла себе позволить любую слабость, а он не отпустил бы ее руки. Горько было лишь от того, что порой она сама пыталась ее вырвать и делала ему больно. Сейчас она это понимала и смотрела на него с юношеской нежностью, как когда-то на своего жениха.
Они шли по узкому тайному коридору, соединявшему покои королевской семьи. Антракс настоял на его создании, иногда Лилайна думала, что сделано это было, только чтобы спокойно разгуливать как сейчас с наброшенной на плечи рубашкой.
Они вдвоем решили заглянуть к детям, прежде чем скрыться в спальне, просто чтобы посмотреть на них перед сном.
Первым Антракс зашел к старшему и не смог не улыбнуться. Мальчишка спал, сбросив на пол покрывало. Раскинув руки в разные стороны, он, казалось, захватывал собственную кровать и гордился манерой спать голышом.
«Как эштарец», – подумала Лила и была готова упрекнуть мужа в такой привычке сына, но сжала губы, не желая сейчас ссориться.
В конце концов, это меньшее из всех зол, которые старший мог перенять из варварской культуры южного Эштара.
– Главное, чтобы ему не захотелось завести гарем, – говорила Лилайна когда-то мужу, а тот почему-то смеялся. Объяснять ей, что такие как Эйлидар едва ли станут однолюбами и, не заведя гарем, отлюбят много женщин в своей жизни, прежде чем остепениться, Антракс не стал. Слишком часто он сравнивал старшего с самим собой и был убежден, что жене совершенно не стоит знать, что, не будь на его теле страшных шрамов, он красовался бы перед женщинами и наслаждался их вниманием, а о любви и верности, быть может, даже не подумал.
Поднимая покрывало, Антракс все же накрывал сына до пояса, а Лилайна натягивала край покрывала выше, словно мальчик мог простыть в жаркий день. Антракс качал головой, но не спорил, а только приоткрывал окно, брал жену за руку и тихо выводил ее из спальни старшего сына.
– Я боюсь за него, – все же призналась Лилайна, когда за ними закрылась потайная дверь.
