Лабиринт №7

Субботним утром Сергей дождался, пока рассвело, и выбрался на улицу. Он зашел на рынок, купил букет желтых хризантем, поймал частника и отправился в гости.

Жигули забытой модели слегка побрякивали подвеской, но шум ее почти не ощущался за ревом пробитого глушителя и русского шансона. Мужчина, разместившийся за рулем, являл собой образчик национального извоза, зато был дешев и прост в обращении. К тому же упаковка освежителя воздуха в машине не только наводила аромат, но и радовала глаз. Это была не какая-нибудь картонка елочной формы или листок с видом обнаженной красотки. Нет! Настоящая корона, перед которой меркнут все жалкие образчики современных ароматизаторов. Корона, с цыганской изощренностью выполненная из красной, золотой и черной пластмассы, имела на макушке полумесяц с красным камнем, покрутив который можно было открыть вентиляционные щели, и наружу вырывался запах жидкости для чистки унитазов, что создавало в автомобиле атмосферу цивилизованного придорожного сортира, которую не компенсировали даже цветы, скорчившиеся на заднем сиденье.

Однако машина легко пролезла по всем буеракам коммунальных дворов и остановилась у самого подъезда. Оставалось только подняться по лестнице и нажать кнопку звонка.

Хозяйка отворила дверь, сунула лицо в цветы, пролепетала дежурное:

– Какая прелесть! – и громко ойкнула, потому что из-под ее ног вылетел и бросился вглубь квартиры огромный сибирский кот. – Зовут Чапай, – успокоила себя девушка. – Не бойся, он только с виду такой строптивый. Проходи.

«Что это так коты на меня окрысились». – Подумал Сергей и ухмыльнулся несуразности этой фразы.

– Я тоже очень рада тебя видеть! – уловила девушка движение его губ. – Это – мой папа. – Указала она на грузного мужчину, появившегося в коридоре. Гость и хозяин потрясли друг другу руки. – Побеседуйте немножко, а я пока кофе приготовлю.

Сергей прошел в комнату, главное место в которой занимал массивный шкаф похожий на таракана, поставленного на голову. Вся остальная мебель на его фоне теряла значимость.

– Первую книгу я излагал долго, нудно, жалостливо и толсто, – сказал Писатель без всякого предисловия. Он был стрижен ежиком, и оттого его голова напоминала зубную щетку. – Потом еще дольше и жалостливее уполовинивал ее. Но дело не в этом. Побуждение к насилию, исходит из самой переоценки ценностей. Я писал про рафинированных убийц с тем, чтобы показать только одну вещь – никакая философская маскировка не изменяет сущности убийства. И на это-то как раз никто не обратил внимания. Подумаешь, невидаль. Самые гнусные преступления одним махом оборачиваются в героические деяния. А у героя только одна цель – стать Героем. И плевать ему на жертвы и защиту детей и женщин. Чужая боль – это пустяк. Не так ли, дорогой мой? Век нового гуманизма проклял и пережевал сам себя. Пришел Че Гевара и стал очередным идолом. Люди искусственно приучаются к человеколюбию. Насильно, я бы сказал. А Добро, прибегая к насилию, тут же становится Злом. Поэтому у него нет шансов. Происходит инвентаризация желаний....

– И требуется канализация протеста, – сказал Сергей, пытаясь найти место, куда бы опуститься, не отвлекая повествователя. «Во мне нет жалости, и значит я не зверь…, – пришла на ум известная цитата, – Однако..». Однако, лучше было бы ничего не говорить. Собеседник долго не отвечал, и Сергей уже, было, решил, что он забыл о его реплике, но вдруг тот продолжил:

– Только Государство обладает монополией на насилие – те, кому подвернулся случай исполнять общественную власть. Но откуда у них это право? Отсюда Герои и Боги. – Герою нужна толпа. Бог работает индивидуально. Так то-с…

– Так Бог – это сила или ситуация?

– Да. И в этом их главное отличие.

– Все равно, Герой живет и действует в параметрах своей судьбы. Значит, и он всего лишь тень Бога…

– Правильно, молодой человек. Совершенно правильно, если бы мы относили Бога к совершенным сущностям.

– А к кому же нам их относить?

– К созданиям людей – всех их устремлений. В этом случае и Бог, и Герой – всего лишь персонификации желания массы.

– Толпы?

– От выбора терминологии суть не меняется. И раз так, то Герои находятся в более выгодном положении – они действуют в материализованном мире.

– Как кто?

– Как исключение.

– Исключений не может быть много. Не было бы правил.

– И тут я с Вами опять совершенно согласен. Но кто сказал, что их должно быть много. Я просто говорю, что они должны быть.

– Как боги?

– Как Бог.

– Да, – тупо согласился Сергей, – это возможно. Но тогда принцип: «Вер много – Бог один» превращается в пустую фразу. А Сатанизм – в те же поиски духовности.

Видимо, Писатель изначально счел его полным психом. Но ему было попросту все равно, кому адресовать свои мысли.

– Бог – это точка отсчета, – поучительно высказал он, чтобы как-то закончить тему.

– Видите ли … – начал было гость.

В комнате появилась Анна и произнесла торжественно:

– Кофе готов. Прошу к столу!

– Не буду вам мешать, – произнес Писатель и направился в кабинет, в котором Сергей успел разглядеть письменный стол, по массивности не уступающий шкафу и походящий на таракана на спине. За ним в простенке между окнами висел пейзаж, в сочетании красок которого чего-то недоставало. Может быть тоски.

Сергей перехватил у леди кофейные принадлежности, и молодые люди перебрались в комнату Анны, в которой одно спальное место было застелено темным бархатистым покрывалом, а второе – завалено массой мягких игрушек самых разных форм и размеров. Поверх этой кучи валялся почти человеческих размеров то ли кот, то ли тигр и нагло пялился на вошедшего огромными голубыми глазами.

– Это Муська, – представила хозяйка экспонат. – Я с ним сплю иногда, когда больше не с кем, – и лукаво посмотрела на гостя, легко пробежав пальчиками по его спине, отчего Сергей чуть не выронил поднос с сервизом. Удержался. Пристроил свою ношу на письменный стол между компьютером и настольной лампой и крепко обнял девушку – крепче, чем собирался. Она издала звук, похожий на урчание довольной кошки и прошептала:

– Давай пить кофе. Остынет.

Далее они пристроили поднос на журнальном столике и принялись беседовать о всяких пустяках. У Сергея появилось время внимательно рассмотреть свою собеседницу. Она была в темно-синих джинсах и бадлоне такого же цвета. Волосы на этот раз оказались распущены. И челка почти закрывала брови. Очков она не надела и оттого немного щурилась, когда начинала разговаривать. И все это вместе с практически полным отсутствием макияжа делало лицо домашним, почти доверчивым и еще более привлекательным.

На пальцах поблескивало несколько колец с небольшими камнями. А сами пальцы не были ни длинными, ни короткими – с ухоженными ногтями, покрытыми лаком телесного цвета. Созданный образ располагал к послеполуденной расслабленности и доверительной беседе людей, погружающихся во взаимную близость.

Сергею не то чтобы не нравилось столь стремительное развитие их отношений. Он попросту решил, что сценарий и так уже написан не им, так что остается следовать замыслу автора. А там и видно будет, если выйдет на что посмотреть.

– О чем это вы с папой беседовали?

– О божественном.

– С тех пор, как матери не стало, – глаза ее загрустили. – Он все время впадает в богоборчество.

– Ничего такого он не говорил. Просто рассказывал, зачем людям нужны Боги.

– А они нам нужны?

– Видимо.

– А мы им?

– Ты не находишь, что для ответа на этот вопрос неплохо бы стать Богом?

– В чем же проблема? Стань им!

– То есть?

– Стань им хотя бы для меня. Уверяю тебя – это несложно… А знаешь, – продолжила девушка, чтобы Сергей не успел приготовить ответ, – я думаю, для разговора о божественном нам не хватает звездного неба. Город просто украл у нас звезды. Мы уже не умеем видеть за геометрией улиц пространство мира. Это плохо. Ты не находишь?

– Нахожу.

– Ты не находишь, что должен немедленно поцеловать меня?

Он не стал ничего говорить. Дотянулся до нее и пробежал кончиком языка по приоткрытым губкам.

– Я соскучилась… – прошептали губки, а глаза сощурились и в них заплясали веселые огоньки. Они целовались некоторое время. Но не более того. Отец в соседней комнате мог неверно оценить развитие ситуации.

– А знаешь, – отстранилась она. – Папа тут принес недавно восточный трактат о том, как стать святым. Я полистала на досуге. Ничего такого. Только мне не хочется.

– Ты что, все это время про трактат…?

– Да нет, это я чтоб тебе зубы заговорить. Себе. Мне уже пора останавливаться, чтоб с катушек не съехать.

Сергей отвалился на кресло и подышал некоторое время с закрытыми глазами. Глубоко вздохнул еще пару раз. И посмотрел на Анну. Она внимательно разглядывала его, облокотившись на подлокотник кресла. Выудила из пачки сигарету, повертела между пальцами и сунула обратно.

– В мужчине должно быть что-то звериное, – выговорила она после паузы. – И в тебе это есть. Вот только не пойму от кого.

– От суслика, – ухмыльнулся гость.

– Мне так не кажется. Но кот – это как-то затаскано. Может быть ласка. Или мангуст. Я подумаю.

– Хорошо, – согласился он, встал и подошел к окну. Накатывались сумерки. Уходить не хотелось. Оставаться – тоже. И все же надо было идти.

Когда они начали прощаться, Писатель появился из своего кабинета и учтиво проводил его до дверей.

– Простите, – решился задать вопрос гость. – А зачем вообще Вы пишете?

– Верный вопрос! – оживился хозяин. – Вы знаете, молодой человек, мне кажется, что те, для кого я пишу, прочтут в этих книгах чуточку больше, чем там написано. Есть такое желание – втиснуться меж недописанных строк. И еще. Я не желаю ждать, пока всем воздастся. – На том и распрощались. Анна пошла его провожать. Проводила до квартиры Сергея и осталась до утра, сказав, что отец теперь знает, где ее искать.

Иногда все воскресенье можно провести в постели. Почему нет?

Проснувшись к обеду, Анна долго сопела и ворочалась у него под боком. Выползла из под одеяла и чмокнула его в щеку.

– Скажи что-нибудь ласковое… Угу?

– Рыбка моя золотая…

– Ой! – Приподнялась на локте подруга, – Вот если ты прямо сейчас выловишь золотую рыбку, что попросишь?

– Масло, соль и сковородку.

– Поняла. – Она смешно скосила глаза к переносице. – Иду готовить завтрак.

«Я уже жил так, – думал Сергей, глядя в окно. – Только тогда было лето. Яркое небо и солнце во весь просвет двора. Я накупил цветных мелков, вышел на улицу и намалевал на асфальте прямо перед своими окнами экзотический пейзаж. Мне нравилось пить чай по утрам, глазея на эту свою причуду. Особенно, в воскресенье, когда чайная церемония разыгрывалась на двоих.

Через неделю пошел дождь. Небо почернело, асфальт под окном покрыла грязно-цветная лужа. И мне снова все осточертело».

– Ты не слушаешь меня? – долетел до него голос Анны.

– Слушаю…

– Отчего же тогда молчишь?

– Потому что слушаю…

– Я ведь тебя спросила…

– Конечно.

– Что, конечно?

– Отвечаю: «Конечно».

– Я спросила: «А что будет, если я у тебя немножко поживу?»

– И что?

– И то. Я о том, что будет? А ты: «Конечно»…

– Конечно, что-то будет.

– Что-то…

– Поживешь…

– Хорошо. Так что же будет?

– Конечно, что-нибудь будет. Обязательно.

– Да ну тебя! – проворчала дама, померцала глазами и с головой закуталась в одеяло.

На следующий день Сергей пришел домой и обнаружил там тигра Муську. Он сидел в углу, скрестив лапы, и задумчиво глядел в потолок.

– Привет! – обозначил гостя Сергей.

– Привет! – откликнулась Анна из кухни.

Он встал и подошел к окну. Во дворе дети лепили снеговика. Бабуля выгуливала престарелую болонку. Мужчина в спортивном костюме откапывал из под снега свое авто. Над крышами домов сочились струйки пара. И дальше – за ними в морозной дымке тонул солнечный диск.

На ветку соседнего дерева вспорхнула синица необычно яркой окраски. Замерла на секунду. Заметила Сергея в окне и улетела прочь. Некоторое время он продолжал смотреть вдаль, соображая, отчего такая жуткая тоска накатила на него вдруг. То же солнце, те же дети на дворе. Птичка. Те же крыши, а за ними – голубоватый диск солнца. Но вслед за ним – вторым планом – поднималась другая реальность, третья, четвертая.... Дежа Вю. Шлейф памяти начал заполняться знанием, которого не могло быть в этом пространстве его существования. И, тем не менее, он знал. Как знал и то, что уже никогда не избавится от этого шлейфа.

Точно такая птаха прилетела однажды к его бабушке. Это было давно. Как будто в другой жизни. Или в другой памяти. Или в другом мире. Или… «Стоп! – приказал себе Сергей. – Какая разница, если это все равно было со мной». И была Осень. Конец Сентября. В тот день погода играла в бабье лето. И теплый воздух медленно тек в открытую форточку. Сергей был в гостях. И они пили чай с плюшками. И был разговор на вольную тему. Но все больше о любви, дружбе и измене. Ведь ему было всего 20 лет. И с кем же было еще поделиться. Бабушка рассказывала о кавалерах своей молодости так, что Сергей забыл свое маленькое горе и не мог удержаться от смеха.

– Я так ему и отписала, – кокетливо улыбнулась дама преклонного возраста, – что в своей жизни видела много дураков. Но он превосходит их всех…

И вот тогда синица влетела в кухню и заметалась под потолком. Внук поднялся, чтобы открыть окно пошире, а бабушка разом сникла. Сказала еще несколько ничего не значащих фраз. И добавила:

– Пора мне, Сереженька. – И внук первый раз услышал в ее голосе легкое старческое дребезжание, которого раньше не замечал.

Пора, значит – пора. Он быстро собрался. Чмокнул совсем еще не старую женщину в щеку и бодро зашагал к дому. Ему даже в голову не пришло, отчего это она вышла на лестничную площадку и с такой тоской смотрела ему вслед, пока он несся вниз, перепрыгивая через ступеньки.

Через три дня ее не стало. Врач сказал, что все произошло мгновенно. Сердце остановилось. И …

Вещи в квартире оказались в идеальном порядке. Бумаги разобраны и подписаны. Она лежала возле письменного стола, сжимая в руке листок ученической тетрадки, на котором ее каллиграфическим подчерком было выведено: «Сереженька, внучек! Давно должна была тебе рассказать…». – И более ни строчки.

«А может быть она, действительно, уже все знала об этом? – подумал он теперь. – Но если так. Отчего же молчала тогда!»

И ведь та же самая птица скакала по веткам кладбищенской липы во время бабушкиных похорон. Синица упорно жалась к людям и исчезла только, когда гроб опустили в яму, и вслед полетели первые комья земли. А он стоял истуканом возле ограды соседней могилы и перебирал в голове химические формулы. И что-то было еще. Да. Он вспомнил книгу детских сказок, которые бабушка часто читала ему в детстве. Она вообще не очень любила сказки. Но эту книгу прочла от корки до корки. «Сказки зеленых гор» – так она называлась. И было там предание про Белого Полянина – странная история, оставшаяся в памяти скорее ощущениями и ассоциациями, которые снова всплыли опять много позже. Он тогда с группой студенческих друзей-товарищей совершал экскурсию по замкам Закарпатских вельмож. Книга к тому времени уже давно пропала.

Химические формулы. «Белый Полянин». Ах да! Именно так он назвал свою микстуру. Тогда Сергей уже несколько лет работал над поиском веществ, эффективных для лечения раковых опухолей. Анализируя зависимость свойств молекул от их состава, он определил необходимый набор атомов, которые должны были сделать вещество активным. Оставалось только определить порядок их сочетания. В нем-то все и дело. Но часто случается так, что ищешь живую воду, а находишь мертвую. И первым результатом стала как раз такая формула. Соприкосновение соединения с человеческим организмом вызывало рак. Неминуемо и неопределимо. Работы тут же засекретили, создали группу исследователей во главе с бывшим шефом Сергея. А он? Он начал страдать канцерофобией и скоро был отчислен из коллектива. Дал кучу подписок о неразглашении. Но знания все равно остаются. И ничего с этим не поделаешь.

– Что ты?.. – спросила Анна.

– Я думаю.

– Ну и что надумал?

– Я люблю думать долго…

Дальше был понедельник. Потом вторник. Потом…

Вечера он проводил с Анной. Днями работал. И все шло своим чередом. Что-то складывалось. Что-то нет.

Со временем он начал привыкать даже к мелким женским слабостям своей подруги. И, когда она рассказывала по телефону об очередной покупке, Сергей просто включал трансляцию футбольного матча и:

– Понимаешь, только сейчас попался гарнитурчик, который я хочу себе уже два года. Видела на распродаже в Париже, но не взяла – дура. А вот, надо же, точно такой же – трусики тонюсенькие кружевные с изящными вставками, – в это время Сергей перестал представлять себе мебель и начал думать о женском нижнем белье. – А лифон! Закачаешься. Только не розовый, а в голубизну. Ну, короче – как всегда! – увидела его в «Метро». Но как же я его возьму в «Метро», если его там даже примерить негде. Купишь, а он не по фигуре. Потом грудь под мышками. Видуха! Походила, облизнулась. «Однако, – думаю, – если в Метро есть, то уж в «Бюстье» обязательно быть должен». Помчалась туда. И точно – висят. Правда на пятьсот дороже. Но – ладно. Решила – померю. Так вот, представь. Нет моего размера. Нет и все! Продавщица весь склад перерыла. Говорит: «Следующий завоз только через месяц». Не могу же я теперь целый месяц маяться! Пришлось мерить розовый. Я тебе не сказала? Он тоже там был. А голубой, если присмотреться, даже лучше. Так что я решила, померю розовый, потом поеду в «Метро» и куплю голубой. Тем более пять сотен экономия. Прикинь? Хотя как же можно прикинуть, как будет смотреться голубой, если меришь розовый. Примерила. Сидит как кожа! Но придется теперь походить на душ Шарко, подтянуть складочки кое-где. Вот так. Помчалась в «Метро». Там голубой моего размера остался всего один. Взяла не раздумывая!.... – Поскольку словесного участия в разговоре для партнера не предполагалось, он успевал спокойно досмотреть игру до конца.

К совместным шопингам Сергей и вообще относился как природному бедствию, с которым все равно ничего не поделаешь. Так и жил.

В один из вечеров Анна обнаружила в руках у Сергея книгу Писателя.

– И как, – сказала она, без интонации вопроса.

– Рафинированный роман, – ответил читающий.

– Сказал бы лучше: «Тоска…».

Он собрался возразить что-то на тему: «Нет пророков в своем отечестве», но промолчал.

Однажды его залучила к себе Евдокия. «Есть разговор». Он зашел. Они обменялись дежурными фразами.

– Знаете, у меня ведь Любочка (секретарша шефа) в товарках ходит, – он согласно кивнул. – Так вот, ей случайно попались на глаза заготовки двух приказов об увольнении. Один из них на Вас. Знаете за что? За нагнетание нервозности в коллективе. Как я понимаю, в ход они не пошли.

– Это только пока. Неплохо. Кто второй?

– Маркетинг.

– Ага. Или – или. Кто окажется проворней, тот и вылетит. Такой вот вышел казус.

– И все-таки – отчего? – Евдокия хотела ясности.

– Я делаю это, – сказал Сергей, стараясь не углубляться в подробности. – Потому что они от меня ждут именно этого. Приходится.

– Мы же вроде как одна команда. И Новый год скоро…

– Даже в команде каждый играет сам за себя. Тем более правитель – разделяй и властвуй. А ведь я его другом… – Ладно, не будем.

– О чем?

– О личном. Хотеть или не хотеть? – брякнул Сергей. Женщина неожиданно сконфузилась. – Что ж, посмотрим, что из этого выйдет. – Продолжил он и поймал на себе ее настороженный взгляд.

Только сейчас он отчетливо понял, насколько мало знает людей, с которыми сосуществует. Вот Евдокия – она ведь почти его ровесница. Но насколько же она мудрее по жизни. Или опытнее? Или это только слухи одни? Получалось, что кроме слухов он о ней и не знал ничего. И по каким таким мотивам она пытается его опекать?

А босс? Для Сергея он всегда был просто Мишкой – сокурсником, собутыльником, соучастником их бесконечных похождений, сотоварищем… Близким другом не был никогда, но сотоварищем – это точно. И поэтому, став смотрящим перспективной косметической компании, Михаил пригласил его одним из первых. Логичный шаг – приближенные люди должны быть доверенными лицами. И Сергей старался поступать так, чтобы у шефа не было поводов жалеть о сделанном выборе. Что же произошло сейчас? Чего ему не хватало? Быть может ему просто недоставало интриг и ощущения собственной значимости? Люди меняются? Это точно. Люди все время меняются, на то они и люди. Так что ответ выходил не очень убедительным.

– Слушай, дружок, мы так мало разговариваем в последнее время. Расскажи мне что-нибудь, – попросила Анна после ужина, когда Сергей, ковыряя в зубах, привычно просматривал новости, а женщина мыла посуду.

– О чем?

– Пусть будет: «хоть о чем». В чем, например, смысл твоей работы.

– В чем смысл? Ну, ты даешь! Я и сам не знаю.

– А ты попробуй – расскажи. Мне интересно.

– Смысл. Смысл… Весь смысл – в обществе потребления, которое живет «здесь и сейчас» и ищет Промысел Божий, покупая билеты денежно-вещевых лотерей. «Уровень жизни, – пишет классик, – определяется не тем, от чего человек получает удовольствие, а тем, как скоро он от него устает». Так, кажется. Жизнь – как способ употребления…

– А дальше?

– А ничего. Ты хочешь быть сытой и холеной – не хуже других. И даже лучше.

– Хочу. И что в этом плохого?

– Все замечательно. Тем более, что это твое хотение я и использую. Во всяком случае, пожелания твоего тела. Не так. То что ты думаешь, будто твое тело хочет.

– Мое тело хочет тебя.

– Но это же не может быть единственным желанием. Ты думаешь, что надо быть стройной, ухоженной, с блестящими глазами меж длинных ресниц и шикарной шевелюрой. Фифочкой, одним словом.

– А ты предпочитаешь пухлых свинок?

– Вот видишь, опять стереотип. Давай, ты не будешь обижаться, и мы договоримся, что точность – вообще главное достоинство общества потребления. Оно знает, что сегодня любить, что завтра ненавидеть, в какой обертке, какого цвета, запаха, под какую музыку. Это понятно всем, а мы только используем.

– Как?

– Да очень просто. Мы предлагаем этому обществу товар, который удовлетворяет его теперешние потребности, например, в чистоте и ухоженности. И движемся дальше, потому что нынешние предложения ему вскорости надоедят.

– А дальше?

– А дальше – конкретика и трудовые будни. Тебе не интересно.

– Ты и тут за меня решил!

– Хорошо. Твое тело идеально приспособлено к жизни, но не к твоим представлениям о ней.

– Попроще, если можно.

– Если ты думаешь, что, скажем, твоей коже и волосам очень нужно, чтобы о них заботились, посмотри на бомжей.

– Но они так ужасно пахнут!

– Вот видишь, опять игра в твое представление. А если бы так пахли все?

– Но мы же не пахнем!

– Ладно, это я тебя купил. Только твоя кожа – такая же часть организма, как почки или печень. Теперь представь, что будет, если ты свою печень каждый день будешь пичкать всякой дрянью.

– Но почему же – дрянью. Мир усложняется. Жизнь становится напряженней. Я и печень тоже чем-то пичкаю. Все же сначала исследуется.

– В общем – да. В идеале.

– А дальше?

– А дальше надо рассказывать о разных веществах. Немного сложно если просто…

– А ты попробуй.

– Скажи, почему косметолога дамы рано или поздно начинают терзать про косметику. Интересно, что они делают при встрече с гинекологом? – и продолжил без паузы. Чтобы она не успела ответить. – Хорошо. В мире сейчас производится огромное количество косметических ингредиентов, но, по большому счету, используется всего нескольких десятков. База – это поверхностно-активные вещества или сурфактанты. Они моют и образуют структуру кремов или эмульсий. Если говорить, например, о «пеномойке», то существует всего три основные традиции: американская, европейская и японская. Остальное – «вариации на заданную тему»… И все они в чистом виде не только очищают, но и раздражают наше тело. Поэтому в состав композиций добавляют эмоленты и кондиционеры, которые компенсируют коже и волосам то, что у них забирают при мытье эти самые сурфактанты. Есть еще силиконы, которые предают косметике изысканную текстуру и отменную реологию. Понятно? – Женщина неуверенно кивнула. – Кожа от них становится бархатистой, а волосы сияют и хорошо расчесываются. Вкратце – это все. – Анна кивнула еще раз. – Тебе понятно, почему я забираю и тут же большую часть должен вернуть назад?

– Гинекологи не обязательно мужчины, – Анна все-таки прокомментировала его первую сентенцию. – Скорее наоборот. – Она сделала паузу. – Возвращаешь? Но ведь не грязь же и пот.