Лабиринт №7

– Извини… – сказал он, подумав. – Я… Да что там. В общем, меня уволили.

– И было за что?

– Всегда можно найти…

Если бы она задала ему еще хоть один вопрос, он сдался бы и заговорил на чистоту. Но она молчала. И поэтому Сергей продолжил, чтобы лишить себя возможности вернуться.

– Похоже, ты стала ко мне привыкать, – выговорил он, растягивая слова. – Наверно, мне стоит исчезнуть на какое-то время.

– На какое-то время – это навсегда? – она провела пальцем по оправе очков.

– Вовсе нет!

– Значит, ты решил меня бросить, – сказала Анна и отвернулась.

– Да нет же! – Сергей уже собрался было извиняться, и не успел ничего сказать.

– Хорошо, если ты так хочешь, я подожду какое-то время. Но исходя из собственного хронографа… Ты не находишь, что тебе стоит теперь уйти, – она говорила ровно и гладко. Было видно, что все фразы давно выверены в ее голове.

– Да! – согласился он, быстро обулся, застегнул куртку и притворил за собой дверь.

«В юности, – вспомнил автор, – когда я сам переживал перипетии первой любви, дама моего сердца была столь обворожительна, что уже с первых наших встреч я начал фантазировать на тему, как она, уходит от меня, а я, делая гордое лицо, бросаю ей безразличные фразы о том, как сам давно этого хотел. Когда же все это случилось на самом деле, сделать гордое лицо не вышло. Губы дрожали. Потом я фантазировал, как совершаю безумный героический поступок и умираю. А она, в припадке отчаяния понимая, что всегда любила только меня, отирает кровь с моих голубеющих губ. Слава Богу, не все наши желания попадают к Богу в уши!»

Он вышел на улицу и двинулся к знакомой станции метро, бормоча по дороге:

«Уж если пить, то пить на посошок

Писать стихи с натуры

И опять

Дорога,

Вызывающая шок,

Возьми меня,

Чтоб было,

Что терять…

Любовь не разглядишь со стороны,

Развесишь жизнь как тряпки на ветру

И глупо ухмыльнешься,

Как верны

Обрывки действий,

Замкнутые в круг…

Я цéлую вечность тебя целýю…».

«В сущности, этот мир был вовсе неплох для меня. Скорее, я плох для него. – рассуждал Сергей, сидя в зале подземки и подбирая нужную дверь. – Но уходить все равно не хочется. Как будто выползать из давно сложившейся привычки. И тем не менее…»

Он встал, улыбнулся выходящей из вагона привычно молодящейся женщине и сел в электричку. Поезд тронулся. Вокруг потели, задыхались, шипели, переругивались, пытались шутить, пихали друг друга сумками. В последний момент Сергей увидел бегущего по залу Сашку, который заглядывал в окна и размахивал чем-то белым. Сергей хотел было помахать ему в ответ. В этот момент станция сменилась темнотой тоннеля. Этот мир проводил его с тем же безразличием, с каким принял несколько месяцев назад.

Ничего не изменилось, и все изменилось с тех пор, как он последний раз посетил Лабиринт. Сущность должна была перетекать в действие. И только оно – это действие формировало сущность.

Безотносительности не существует – вот главный вывод. Впрочем, и относительность не может претендовать на всеобщность из-за отсутствия всеобщности.

«Делая сознательный выбор между тем, что было и тем, что есть, никогда не придешь к правильному решению. Нельзя смотреть в будущее затылком, – проговорил пассажир несущейся сквозь мрак электрички. – Непонятные рассуждения – а может у меня там третий глаз. Тогда, тем более, мне и виднее».

Новая станция влетела в окна пучками света и мельканием человеческих фигур. Сергей опять стоял напротив своего пресловутого «выхода из всех положений…». Он сделал несколько шагов, остановился и тупо уставился в стенку на противоположном конце подземного зала.

– Где я теперь?

– Следующая станция: «Сортировочная», – пропел поскрипывающий женский голос. – Осторожно, двери закрываются. – И они сомкнулись у него за спиной.

Движение возобновилось, а он остался.

Сергей поднялся в город и пошел по сумеречным улицам, ежась от промозглой хмари, наполнявшей воздух. Он вернулся в изначальный мир таким же безродным, как и уходил оттуда.

– Да, мой мир. Может быть, это и есть начало. Вот только неплохо бы об этом вспомнить… – высказал он вслух. И в тоже самое время во внутреннем кармане задребезжал мобильник. Сергей долго возился, выуживая его оттуда, и когда нажал кнопку, услышал:

– Привет, это я…

– Кто я?

– Лена! Целый день тебя выловить не могу! – возмутилась трубка.

– Лена? Ах да, – сказал он, – Действительно.

Он стремился сюда, чтобы ее увидеть. Но, когда явился, понял, что это могло бы и подождать.

– Ты что, болен?

– Похоже. У меня размножение личности.

– Ну, это не новость. Как живешь?

– Живу как-то.

– Слушай, ты мне совсем не нравишься! Мое Чудовище в командировке. Я подъеду. Ты ведь не возражаешь? – сказала она утвердительно.

– Я сейчас на «Фрунзенской», – прочитал он название станции метро, из которой только что вышел на улицу.

– Вот и прекрасно, стой, где стоишь! Я буду через пять минут, – и, точно, минут через пять у светофора, под которым томился Сергей, притормозила новая «Mazda-6» красного цвета, и сидящая за рулем белокурая дама помахала ему рукой.

– Привет! – выдохнула она. И, пока он устраивался на пассажирском сидении, потянулась и чмокнула его в щеку. – Ну как я тебе?

– У тебя необычайно легкие духи… Но, мне кажется, ты ими облилась.

Дама надула губки и вдавила педаль газа. Поехали.

То ли оттого, что начала работать ассоциативная память. То ли так подействовал «яд ее поцелуя». Но в голове Сергея начало стремительно проясняться. Свою историю в этом мире он уже себе поведал и сейчас только слегка удивился причудам подсознания. Да, это была Лена – женщина, к которой он так спешил, когда машина опрокинулась в реку. Женщина, которую он так любил тогда. А сейчас? Он не торопился отвечать на этот вопрос.

– Заглянем ко мне? – предложил он, устав думать.

– А как же домочадцы?

– Там и увидим…

Войдя в подъезд, Сергей сунул руку в почтовый ящик и выудил оттуда конверт. В принципе, его можно было не читать. Но он аккуратно надорвал бумагу, извлек листок из школьной тетрадки в клеточку и разобрал аккуратный женский почерк:

«Пора поставить точку под твоим отношением ко мне. Прощай!» И все – ни подписи, ни имени.

Они поднялись на второй этаж. Ключ подошел. Комната выглядела прибранной, но не обжитой. Все поверхности покрывал слой белой пыли.

– Сколько же ты времени здесь не был? – удивилась гостья.

– Я из больницы.

– Откуда?

– Не из психиатрической – не волнуйся. Я ведь когда, помнишь, к тебе ехал, в реку с набережной слетел. Машина еще – черт знает где.

– Извини, я не поняла, – сказала она, ковыряясь с молниями на сапогах, –Думала, просто повыпендриваться решил, ты … – подняла на него глаза, осеклась и повторила. – Извини…

– Слушай.

– Что?

– Да так… Просто в голову пришло… Ты сам?

– Что сам? Слетел с набережной? Абсолютно. Никто не мешал. Ты жалеешь?

– Думаю… Что-то мой в последнее время очень довольный ходит.

– О как! – он чуть было не заскрипел зубами. Если следовать формальной логике, то упомянутый мужик достал его аж по другую сторону действительности. Не очень-то реально выходило, если вообще в нашем случае можно было придерживаться правил реальности. «Веселишься, значит!» – подумал Сергей, пропитываясь злобой, но промолчал.

– Извини, – повторила гостья.

Заботливый тон ее голоса заставил его внутренне съежиться. Он разучился сочувствовать и не ожидал этого от других. Стараясь оставаться в тени, Сергей повесил куртку в стенной шкаф-купе и пошел оглядывать пространство квартиры. Интерьер ощущался как вторая кожа. Привычные книжные полки до потолка. Большой диван. Ореховое бюро, пристроенное в качестве столика под телевизор и прочую электронику. Круглый стол на львиных лапах и на нем бронзовая лампа с ножкой в виде древнего витязя и внушительным абажуром зеленого цвета. За приоткрытой дверью во вторую комнату из темноты выступал письменный стол с кипой бумаг по всей поверхности.

– Вот как ты живешь, – определила Лена, выйдя из прихожей. – Где ванна? Я вымою руки, – сказала так и исчезла в ней минут на пятнадцать…

Все это время Сергей просидел на диване, рассматривая рисунок обоев на противоположной стене.

– Ты все цветешь и стройнеешь, – сказал он гостье, появившейся в свете дверного проема.

– Да ну, брось. Ни черта не делаю и все ем, ем и не толстею. Может быть у меня глисты?

– Тогда они тебе на пользу. Чаю хочешь?

Последующее течение вечера вышло долгим и вялым. Они выпили чаю, поговорили об общих знакомых, повозились в постели. Все как всегда. Почти как всегда. Сергей чувствовал, что так и не может вылезти из кокона собственных мыслей. Любовники лежали рядом, глядя в вечерний сумрак, и он перебирал пряди ее волос. А она шептала о том, как все запуталось, как привязанности превращаются в привычки, и еще – о своей любви. Он слушал и понимал, как важно все это для нее сейчас. Именно сейчас. И не мог найти в себе ответные чувства.

Выходило, что со времени их последней встречи прошло не так уж и много времени, но если вдуматься – целая жизнь. Он хотел сказать ей об этом, однако передумал. Она достаточно умна и сама способна прийти к такому же умозаключению.

– А я видела тебя во сне… – зачем-то сказала гостья.

– Меня?

– Да…

– Расскажи подробнее! – оживился хозяин.

– Зачем?

– Мне кажется, со мной происходит что-то важное. Может быть это поможет во всем разобраться… Хоть в чем-нибудь.

– Но послушай, это был только сон!

– Какая разница, что даст толчок. Расскажи! Там был еще кто-то?

– Нет. Я не помню точно. Хотя постой. В какой-то момент ты встал, оглянулся на дверь и улыбнулся. Странно. Это все.

– Это все… – повторил он, задумавшись.

– Ну и как ты теперь? – спросила Лена, и Сергей различил робость в тоне ее голоса.

– Ты же видишь… А ты?

– Не знаю. Последнее время чувствую себя ужасно старой. Прийти домой, поесть, прибраться, лечь и уснуть.

– А как же твой роман?

– В последнее время столько забот… Задору уже не хватает.

– Гонору, может быть?

– Гонор – это компенсация, причем с отсрочкой платежа.

– А задор, получается, предоплата?

– Я не бухгалтер.

– Не бюстгальтер и даже не эконом.

– Тебе не нравится моя грудь?

– Ну что ты! К тому же, помнится, раньше количество разных проблем мешало тебе не особенно. Скорее наоборот.

– Так тогда это был ты… – странно, но Сергея не слишком обрадовало это откровение. – Должно быть, я все еще люблю тебя, – она остановилась и продолжила. – И мы могли бы жить вместе. Снова. Как раньше.

– Раньше было слишком сложно. Ты не находишь? Посмотрим.... – он встал и начал одеваться. – А как насчет «чистой и незамутненной?» – продолжил, уже застегивая рубашку.

– Что? – не поняла женщина.

– Дружбы… Прости, это я так. Мне нужно время понять, где я и кто я. Надо хотя бы машину найти…

– Ты думаешь дружба – это возможно между нами, да? Значит, ты меня больше не любишь? – она старательно выдерживала будничность тона. – Ладно. Позвони, когда что-нибудь решишь… – на этом содержательная часть беседы кончилась.

Он вспомнил, сколько раз начинал свой день с того, что не будет звонить ей никогда и ни за что, но к назначенному времени доводил себя своими рассуждениями до такого состояния, что не звонить уже не мог. Зарекался встречаться и …

Но от истерики тех дней не осталось ни одного отголоска. Страсть ушла, оставив после себя только пустоту. А то, что оставалось «кроме», представляло собой всего лишь рассудочную словесную шелуху. Точка невозвращения пройдена. И если подыскивать определение ему теперешнему – «смирение» выходило самым правильным словом. «Пора перестать доказывать друг другу, что наша любовь все еще существует», – подвел он итог.

И все-таки, когда они прощались, Сергей почувствовал, что прошлое не умерло. Оно уже готово очнуться и опять вцепиться ему в глотку.

– Как бы не так, – сказал он себе, когда дверь закрылась. – Я больше не играю в многоразовые прощания! – проговорил и сделал вид, что этому поверил.

После долгих недель изнурительного плавания Колумбу доложили, что половина провизии уже съедена. И ничто не предвещало скорого появления суши. С этого момента его авантюра превратилась в борьбу с неизвестностью. Он плыл дальше. Команда была с ним и верила. А что ей еще оставалось?

Проводив гостью, Сергей открыл бюро и выдвинул потайной ящик. Там лежала пачка американских банкнот и несколько фото – он и Елена. Молодые люди улыбались, развалясь на диване. И он по-хозяйски обнимал ее. Несколько месяцев назад – после разрыва – Сергей, глядя на эти изображения, испытывал нежность, смешанную с мазохизмом.

Все прошедшее казалось теперь неповторимым и непоправимым. Он детально представил себе, как тот мужчина раздевает ее. Стягивает свитер, джинсы, кружевное белье. Его руки мнут грудь, скользят вниз живота, раздвигают ноги. Сергей запрещал себе думать об этом и не мог ничего поделать. Потому что таковой и была реальность. И сейчас эта картина снова выплыла перед глазами.

Он хмыкнул, перебрал фотографии, разорвал их и выбросил в ведро. Чтобы как-то отвлечься, пересчитал активы. Потом обошел свое жилище. Пара комнат. Темные картины в тяжелых багетах, зеркало в резной, ореховой раме. Пробежал пальцами по корешкам книг. Взял одну из них, раскрыл, но быстро понял, что не в состоянии читать. Заглянул в холодильник. Пусто.

Побродив по комнате, он присел на диван и нащупал в кармане еще одну пачку фотографий – городских пейзажей, которые отщелкал в той – другой реальности. Повертев их в руках, Сергей пришпилил несколько удачных снимков на ближайшей стене, но не стал рассматривать и сопоставлять детали, снова решив, что подумает о них после.

Вместо этого он открыл дверь стенного шкафа и обнаружил там десяток банок с консервами, пылесос и фигуру африканского божка из черного дерева.

– Тот же воздух, – произнес он, впав в философическую задумчивость, – Та же комната. Только я становлюсь другим. В этом и есть суть времени.

Уперевшись взглядом в пустые глаза губастого тотема, Сергей прочитал как свои его деревянные мысли:

«Отомсти! – сказал ему идол. – Жизнь – это месть».

– Стоит попробовать! – отозвался Сергей и ощутил острую потребность побродить по городу. Идти куда глаза глядят и ни о чем не думать. Жизнь не просто запуталась, а стремительно превращалась в клубок гадюк в весеннем раже. И катились они Бог весть… Должно быть к ущелью, где на последнем уступе выводил свою мелодию двухцветный паяц.

И там заканчивалась не только жизнь, но и судьба. И эта судьба – своя собственная еще продолжала его интересовать. И за продолжение величины ее в пространстве и времени он готов был заложить себя Богу, дьяволу, кому угодно. Лишь бы знать. Достоверно. И вовсе не вящую суть существования, а просто, что протяженность жизни все еще существует и имеет смысл.

Между тем, снежинки, витавшие в воздухе, когда Сергей выбрался на улицу, превратились в крупные хлопья мокрого снега. Они валили со всех сторон, даже снизу, набивались в глаза и за шиворот. Противная жижа облепила ботинки. Хандра уступила место усталости. А усталость сменилась тупым желанием ласки, тепла и уюта. Хотя бы тепла…

Поняв это, он свернул к массивным дверям ближайшей кофейни. Народу внутри оказалось немного. Несколько молодых людей в углу – по виду то ли панки, то ли бродяги, но точно – экзистенционирующая публика. Сидело и еще несколько человек с усталыми лицами и несложными взглядами на жизнь. Они цедили напитки и изливали друг другу свои горести, чтобы не было так одиноко в их личных несчастьях.

Сергей прошел сквозь облака сигаретного дыма, вдохнул его смрад и умилился. Заглянул в туалет. Над унитазом красовалась надпись: «TRAPPED? MASTURBATE!» И еще – чуть ниже: «Мойте руки после еды».

– Образовывается народ! – порадовался посетитель.

Выбравшись из уборной, Сергей примостился возле окна рядом с потертого вида пожилым мужчиной, чашечка эспрессо в татуированных руках которого выглядела забавной игрушкой.

– За что сидел? – проявил Сергей проницательность, чтобы как-то начать разговор. Почему-то он не смог произнести эту фразу с местоимением Вы.

– За собаку… – мужчина и сам был рад поговорить с кем-нибудь

– За собак теперь тоже сажают?

– За мою собаку…

– Совсем не понял.

– Чего ж тут не понять. У меня была собака…

– Ты ее любил…

– Так, именно. Дара. Овчарка беспородная… Я вообще людей не люблю, кроме собак.

– Как это – беспородная?

– А так – в электричке с дачи ехал. А она вошла в вагон на каком-то полустанке – одни кости. И еще глаза. Так вот, обнюхала всех и улеглась в ноги именно мне. Будто знала, что нужно же человеку с кем-нибудь жить. А так овчарка как овчарка – сама собой.

– И что потом?

– Потом прожили мы года три или четыре. Не помню счас. А тут как раз гулять с собачиной моей вышли. Пива мне захотелось. Отошел минут на пять – в ларьке очередь всего человека три. А она пропала. Я туда-сюда. Два часа по округе бегал. Нигде нет. А у нас тогда через квартал дом строить бросили. Бомжатник получился. Туда я уже под конец заглянул. Она там никогда не гуляла. А в этот раз смотрю – два урода мясо в котелке варят, а на стене ее шкура висит. Вот, вишь, и получилось, что за собаку сесть пришлось. Не жалею. Все звери хорошие, кроме людей.

Они замолчали. А за окном прохожих осыпало снегом, который под ногами превращался в липкую грязь.

– Вы в кого-то влюблены? – вдруг неожиданно учтиво спросил сосед.

– Да, но боюсь, тут мне не слишком везет.

– Да…

– Она сказала, что у нас нет перспективы, что делать, если ее действительно нет… Вы знаете, – продолжил Сергей, чтобы снова не попасться в ловушку чувственности. – Я тоже расскажу историю про собачью жизнь. Вы не против?

– Готов.

– Так вот, у моего близкого родственника умерла жена, которая была лет на десять его моложе. Но дело не в этом. Когда она скончалась, мужчина не то что бы места себе не находил, а как-то сохнуть стал.

– Потерял интерес к жизни.

– Ага… Лекарства при таком диагнозе не помогают, и дочь – мудрый человек – подарила ему легавого щенка.

– Дальше можете не рассказывать.

– В общем – да. Собака подарила человеку жизнь длиной в свою – собачью.

– ?

– Прошлой осенью собака издохла пятнадцати лет от роду. Хозяин пережил ее на один день.

– Интересный у нас, молодой человек, разговор получается. Давайте пойдем ко мне, – предложил собеседник, стрельнув глазами на кольцо у Сергея на пальце. – Чувствую, нам будет еще, о чем побеседовать.

– Вы знаете, наверно, не стоит, – насторожился тот.

– Да, да – понимаю. И все-таки послушайте еще одну байку. Сейчас я – антиквар. Обзавелся, знаете ли, там кое-какими связями. Ну и так… Попадаются иногда интересные экземпляры. Помните сказку про Буратино? Так вот. Оказался у меня в руках холст. И довольно старый, я Вам доложу. По мнению экспертов никак не меньше трехсот лет. То есть у нас в России как раз конец смутных времен и создание Империи. Так вот. Холст весьма в годах, а на нем вельможа в странном наряде. Нечто подобное я видел в каком-то из закарпатских замков. Но, убей Бог, не помню в котором. Ничего особенного в картине нет. Живописец так себе. Персона изображена не историческая. Интересно другое. В руках вельможа держит свиток с планом: рельеф, река, крепость, в отдалении постройка, похожая то ли на часовню, то ли на могилу. И все прорисовано необычайно тщательно, даже лучше, чем фигура на портрете. А в левом верхнем углу свитка знак – что-то среднее между печатью и розой ветров. Интересно? Ну да. Так вот, что я Вам еще скажу. На мизинце у вельможи кольцо. То же самое, что и у Вас на пальце. Точь в точь… Продолжаю. На поясе у него связка ключей. Несколько обычных для тех времен образчиков – больших бронзовых со сложным рисунком бородок (все изображены отдельно и исключительно скорпулезно). Но и это не все. Между ними есть и еще одна штуковина – золотая, похожая на Зиккурат Модрука, но с парой лепестков, которые превращают ее в маленькую секиру или печать с розой ветров. Абсолютно нетипично для тех времен. Понимаете? Да-с. И висит этот предмет поверх связки. Так, чтобы его можно было рассмотреть в первую очередь. Все еще не хотите взглянуть на холст?

Сергей молчал.

– Так вот, молодой человек, – продолжил рассказчик, всеми силами стараясь не горячиться. – Так вот… В жизни бывает много совпадений, но я не верю, что они бывают случайными… Сейчас я на Вас насел. Понимаю. Но я, согласитесь, имею маленький повод для этого. Так что подумайте. – Он извлек из кармана своего тертого пальто «PARKER» с золотым пером, блокнот, выдернул страничку и написал там набор цифр своего телефонного номера.

«Бывает же», – удивился про себя Сергей, рассмотрев их комбинацию: 3791819. Чуть ниже значилось Лука Петрович.

– На всякий случай, если потеряете эти координаты, – продолжил собеседник, пожевав губами. – Моя лавка находится на Гатчинской улице. Там меня всегда можно найти. – Сказал, запахнул пальто и вышел из заведения.

Сергей еще некоторое время просидел за столиком, мусоля в руках выпитую чашку.

– В любом случае, амулета нет в этой реальности, – сказал он вслух. – Поднялся и двинулся к дому.

На следующий день он обнаружил, что в квартире его кто-то побывал. Замки остались целы, и поначалу это почти не бросалось в глаза. Но Сергей, будучи педантом в организации интерьера своего жилища, очень отчетливо ощутил его внутреннюю несоразмерность. И, поняв это, заново перерыл все вещи. Все было также как раньше. И не так.

– Старые связи, значит, господин Антиквар, – выговорил он, наконец. – Что ж, впредь буду осторожней.

Он решил больше не думать на эту тему. В тот день – первый на работе после долгого перерыва – он и без того очень устал. И к тому же отлично понимал, что новости и так не заставят себя долго ждать.

Жизнь – это не игра. А, значит, давайте поиграем в жизнь!

На службе с утра были похороны. Преставился главный бухгалтер. Блестящий, надо сказать, специалист. Чистюля и умница. Поговаривали, правда, что он суицидник. И что всему виной эта самая его любовь к порядку.

Семьи у мужчины не было, друзей не имел. Собирал марки из мелкого тщеславия. Но никому коллекцию не показывал. И никого к себе не пускал. Однако некто где-то краем уха слышал, что существование предметов в его жилище строго регламентировано. И уж если вещь для чего-то предназначена, то…

И получил главбух дядюшкино наследство, а вместе с ним изрядный охотничий арсенал. Дальше по Чехову… Так что хоронили в закрытом гробу. Из родных и близких никто не пришел. И речи звучали: рачительный… исполнительный… пунктуальный… Образцово-показательный труп.

Ритуал завершался на удивление быстро. Кладбищенские мужики споро опустили гроб в яму. Толпа подалась вперед, распаковывая венки. Серое небо стало еще серее, а Сергея охватила апатия, вязкая словно кисель на поминках. Все в этом мире выглядело таким же наигранно-искусственным как пластиковые цветы, перевязанные лентами от «коллег по работе» или тушка летучей мыши, распятая на кресте одной из соседних могил.

Потом бросали в яму комья мерзлой земли и пили за помин души, плавно перейдя от дел житейских к научно-производственным взаимоотношениям.

– … найти такую парадигму трудно, если не невозможно, – зафиксировал Сергей слова престарелого профессора-консультанта и начал прислушиваться. – Вследствие малости постоянной Планка мир, который мы видим, в основном подчиняется законам ньютоновской механики. Частицы есть частицы, волны есть волны, и предметы не исчезают внезапно, чтобы появиться по ту сторону сплошной стены. Квантовые эффекты проявляются лишь на субатомном уровне, – он остановился, откашлялся, вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и сунул ее обратно. – И все же найти парадигму не невозможно. Ньютоновская физика – не машина. Просто она обладает некоторыми признаками машины. Нам следует искать модель где-нибудь в видимом мире, модель, которая обладает самыми странными атрибутами квантовой физики. Такая модель, как бы невероятно это ни звучало, непременно где-то существует, и наша задача – найти ее.

– Основной смысл дуализма, – подтвердил его собеседник, – видимо, в том, что электрон не имеет точной локализации в пространстве. Он существует как суперпозиция возможных локализаций. Только при наличии наблюдателя он коллапсирует в точку.

Что-то в этих фразах было очень важным для Сергея. Некая мысль, за которую следовало зацепиться. Может быть, реальность – это объект, который существует только в присутствии субъекта. Или для того, чтобы осознать ее этот субъект должен слиться с объектом, как возвратное местоимение. «Коллапсирует» – удачное слово.