Лабиринт №7

Дальше – по отработанному тексту. Можно было даже не думать. Потом были еще речи, рукопожатия, благодарности, демонстративный энтузиазм. Мероприятие плавно сдвинулось к фуршету. Появилась возможность улизнуть. И Сергей не преминул ее использовать.

В этой жизни он алкоголь не употреблял и был чиновником средней руки – имел степень доктора наук (так получилось), жену (бизнес-леди, младше на год, симпатичная, обходительная, умная), двух дочерей (8 и 10 лет, отличницы, спортсменки, маленькие стервочки), тестя с тещей (из «бывших», в собственности пара зданий, сдают их в аренду, живут у моря) квартиру в центре (200 м2, евроремонт, испанская мебель, без намека на оригинальность), загородный дом (небольшой, но в живописном месте), домработницу (50 лет, из крестьян, из Малороссии, старательная дура, все свободное время сидит перед телевизором, даже если он ничего не показывает), любовницу (моложе на 12 лет, шикарная, высокая, нежная (иногда), дорогая), еще две подруги (моложе на 8 лет, милые, для дела, чтобы не расслабляться), машину (конечно, BMW 5-ой серии – скромно, но со вкусом), служебный автомобиль (Volvo S-80, не то что бы для престижа, но раз положено…), кабинет (без излишеств), референта (молодой, умный), секретаршу (зрелая, исполнительная, знающая) и пр., и пр. Был вхож в различные структуры, но этим не злоупотреблял. И жил, не спеша пробираясь сквозь политическую помойку. И неплохо, надо сказать, поживал. Принадлежность к истеблишменту не особенно отражалось на его характере и аппетите.

В кабинете его встретила секретарша. У нее были длинные ноги. Но именно при таких ногах тело выглядело непропорционально коротким. И ничто в ней не отвлекало начальника от добропорядочного здравомыслия.

– Сергей Николаевич, Вас ожидают, – сказала дама многозначительно.

– И?

– Я подумала…

«Пусть подождет», – хотел сказать он, но выговорил вместо этого:

– Просите.

В комнате появился высокий блондин с холодным пружинящим взглядом. Цвет глаз само собой – голубой. Стрижен по-военному. Костюм – черный с иголочки. На туфлях ни пылинки. Рукопожатие жесткое, как капкан.

– Вам звонили, – отрекомендовался гость.

– Да, я в курсе. Кофе?

– Согласен.

Мужчины разместились напротив друг друга и молчали, пока секретарша вносила поднос и сервировала стол. Сергей бросил кусочек сахара в свою чашку, помешал содержимое, позвякивая ложечкой о фарфор, и сделал пару глотков, отметив миндальный привкус напитка. Гость пригубил свою чашку и вернул ее на поднос.

– Я за бумагами.

– Они готовы.

Хозяин кабинета вынул из сейфа и передал ему объемистый пакет. Тот встал и достал из кармана мобильник.

– Материал получен, – сказал. – Да.. Да.. Так точно… Вам позвонят. – Это Сергею. – Разрешите повесить трубку. – Повернулся на каблуках и вышел из помещения.

– Остается только ждать, – устало сказал государственный служащий и прикрыл глаза. И тут ему стало душно. Затошнило. Рубашка прилипла к телу.

– С чего бы? – подумал он вяло. – Я и не ел ничего почти на этом хрéновом фуршете. Надо бы освежиться.

Он прошел приемную, стараясь не глядеть в сторону секретарши, добрел до сортира, запер дверь и упал, ударившись головой о край унитаза. И не боль, а тяжесть выдавила сознание, обратив мир в пустоту.

– Это я умер, – констатировал Сергей, глядя на себя со стороны. – Любопытно… Собственно, а зачем мне тело? Дурацкий вопрос – чтобы действовать. А действовать зачем? Чтобы чувствовать. «Чувствую – стало быть существую», – так кажется. А существовать? – И ему отчаянно захотелось стереть зеленоватую пену, облепившую губы.

– Кончай разглагольствовать! Ты же умер! – сказал внутренний голос. – Пошли отсюда.

– А как же я?

– Так я и говорю – пойдем!

– А я?

– Тело пусть здесь полежит. Этому миру оно без надобности.

– Но я хочу проводить его! И еще эта пена…

– Это зря! Впрочем, как знаешь.

Сергей больше не прислушивался к текучке мыслей. Уселся рядом с самим собой и некоторое время наблюдал, как меняются оттенки серого вокруг приоткрытых глаз покойника, а пена превращается в жижу и медленно затекает к впадинке возле уха.

Прошло несколько часов. Время его не интересовало. Он ждал.

«И черт же меня понес в эти игры, – размышлял убиенный. – Сидел бы себе на кафедре ординарным профессором и слыл выдающимся специалистом, получал перспективные гранты и крапал статейки в толстые журналы, подкармливался с экзаменов и тешил душу с подобострастными старшекурсницами. Уважаемый человек – одно слово! Глядишь, и в проректоры бы пробился, а там… А там и до пенсии дотянул. Так нет же – размах потребовался..». Всплыл разговор с недавнего фуршета:

– Послушай, – говорил он тогда, – ведь мы стоим так близко. Вокруг все просто воняет деньгами. Почему бы и нам не занять свое место?

– Не стоит…

– Как?

– Между тем местом, где мы, и тем, откуда воняет – волчья яма.

– Но как-то же туда попадают?

– С другой стороны…

«А я все-таки рискну, – сказал Сергей уже про себя. – Дележ еще продолжается». Рискнул, однако.

День подходил к концу. Появилась уборщица. Она поскреблась в дверь. Спросила:

– Есть кто? – подождала. Заворчала. Пошла за мастером. Отсек вскрыли. Тело нашли. Набилась куча народу. Секретарша увидела труп и хлопнулась в обморок. Вызвали «Скорую», привели в чувство сомлевшую даму. Потом констатировали смерть. Приехали следователи. Потоптались. Прошла еще пара часов. Его упаковали в целлофан и отправили в морг. Утомительная процедура, знаете ли.

В морге куль выложили на стол, распаковали, оголили. Появился престарелый судмедэксперт в замызганном фартуке. Покряхтел, почесал за ухом, достал инструменты.... Дальше Сергей смотреть не смог – как потрошат тело, которое он много лет любил, холил и лелеял. Это уж слишком!

До сих пор сосредоточенным размышлениям мешало разное – то он был слишком занят или непреодолимо хотел спать, вымотанный происходящим, то до того ошарашен событиями, что не успевал переварить накатывающиеся впечатления. Теперь они были отчетливо сформулированы – вопросы, которые он мог бы задать себе и раньше, если бы поток перерождений тащил его с меньшей силой. Оставалось только превратить их в слова, и ответ обязательно найдется. Рано или поздно.

«Выходит, в этих местах я бессмертен, – думал убиенный. – Просто меня иногда исключают из возможного варианта развития ситуации. И я плавно перетекаю в другой. Как во сне. Между мирами есть щель, а в ней сквозняк. Но где-то же должен быть и стержень существования, в котором меня нельзя стереть или если стереть, то уже навсегда. Моя «земля обетованная», там где любовь, – неожиданно резюмировал Сергей. – Может быть, – это и есть критерий. И в этом путь?… Путь – это цель. – Отозвалось у него внутри. – И пока ты не достигнешь цели, ты не умрешь окончательно. Почему ты решил, что жизнь – это награда? Тебя обманули».

– Берклианская философия, – сказал бы он хрипло, если б мог это сделать. – Я вижу, слышу, ощущаю ту действительность, в которой нахожусь. Потому она и реальна для меня, что я принимаю ту действительность, в которой обретаюсь именно сейчас. Что я ощущаю, то и реально. Чего я не ощущаю.... – И повторил для верности. – Другого способа осознать, что реальность реальна, не существует. Настоящее реально потому, что оно значимо для меня. Далее иерархия ценностей повисает в пространстве… Выходит, что во всех возможных реалиях я прохожу через одни и те же ключевые точки. Вся разница в несущественных обстоятельствах. Значит, надо лишь отрешиться от всего, что связывает меня с настоящим. Вещь, которая ничего для меня не значит, не имеет право на существование. И если я обрежу все связи с настоящим, я оставлю этот багаж позади. Когда это сделано, я буду готов к прыжку – к тому, чтобы покинуть эту реальность… И тогда я смогу заменить представление о событии, которое происходит не так, как здесь, на ощущение этого события. И если мне это удалось, я победил! Я нашел дорогу домой – в тот единый мир, что дал мне право на существование. Пора. Но как же память?

Временами Сергей ненавидел собственную память. Она мешала ему стать таким как все.

«А может, мир устроен как простая вращающаяся дверь, – думал один из героев Мураками, – Куда в этот момент ступила твоя нога, в такой секции ты и окажешься. В одной секции тигры существуют, в другой нет. Только и всего. И никакой здесь нет логической последовательности, поэтому выбор, по большому счету, не имеет смысла. Не потому ли я никак не могу ощутить этого разрыва между мирами?» Может быть, стоило с ним согласиться?

Как он очутился в вестибюле метро, Сергей не помнил. Очутился и все. Возможно, в его теперешнем состоянии он подчинялся совсем другим законам пространственно-временного континуума. Его сейчас подобные вопросы интересовали не очень.

Он огляделся по сторонам, силясь найти хоть одно приветливое лицо – как бы не так! Вокруг с жутковатым, жуковатым гулом и стрекотом двигались люди. Хруст, лязг и скрежет. Толпа текла. Подкатывали электрички. Контингент платформы мгновенно менялся. Он ждал.

В свои тридцать лет Сергей так и не решил, жизнь складывает обстоятельства, или они сами складывают жизнь. И где он сам в этой дурацкой игре взаимоотношений. В конце концов, мой персонаж перестал отслеживать цепочки совпадений, воспринимая их как всеобщую данность.

– Да, он пидор! Но в самом хорошем смысле этого слова… – выловил он реплику проходящей женщины и удивился, признав в ней свою всегдашнюю знакомую – талисман пути перехода. В этот раз она двигалась не одна. «Единое раздвоилось. И мимо проходит Заратустра», – в который раз повторил про себя строфу немецкого философа и подумал: «Отчего это татарские святыни больше всего напоминают зиккураты». – И не стал фокусироваться на этой мысли. Пора было возвращаться.

Елена явилась в его новый офис, когда Сергей уже собирался идти домой.

«Фурии отдыхают!» – подумал он, пробежав взглядом по лицу подруги и страстно пожелал пережить ближайшие десять минут.

– Спелись, значит… – нежно зашипела гостья.

Сергей решил не ввязываться в ее риторику, пока это будет возможно.

– Молчишь? – голос женщины становился все более ровным и проникновенным.

«Сейчас будет взрыв…» – подумал он. И не ошибся.

– Какого хрена! – от визга у Сергея заложило ухо. – Какого хрена вы тут устроили!

– А что?

– А что! – передразнила она и смахнула со стола пару склянок. – А что?! Деньгами решил разжиться у моего … – она сделала паузу, чтобы отдышаться.

«Чудовища … – молча добавил Сергей, рассматривая как разливаются по полу вещества, над которыми он трясся последние две недели. – И самой мало …»

– Я знаю, что ты сейчас думаешь … – она снова перешла в напускное спокойствие. – За долей пришла!

Он продолжал смиренно молчать.

– Ловко – нечего сказать! – продолжила дама. – Опять на мне выехал!

– Отчего же … – не выдержал Сергей и понял, что не стоило этого делать.

– Козлы! Какие же вы все-таки козлы! – говорила она почти про себя. – Трахают меня в очередь, да еще бакшиш за спиной делят. Нечего сказать. Молодцы! Спелись. А я-то дура! Ду-ра. Все за чистую монету… Выпей со мной! – продолжила она без всякого перехода.

– Тебе нельзя… – испугался хозяин офиса.

– Ах, оставь! Я машину на стоянке бросила…

– Тебе нельзя! – повторил Сергей. Он очень хорошо помнил, что может вытворить под шафе его бывшая подруга. Имел сугубо отрицательный опыт.

– Не хочешь – как хочешь, – повеселела гостья. Выудила из кармана фляжку и плеснула в подвернувшийся стакан изрядную дозу алкоголя. – За твое здоровье, милый. Мур-мур-мур… Ладно, остальное сам допивай, а я прогуляюсь – пообщаться с моим благоверным. По-ка.

Испортив ему настроение, она стала смотреть на мир много оптимистичней. Послала Сергею воздушный поцелуй, повернулась и вышла. Он не решился ее удерживать.

«Не ругай меня напрасно,

Милый друг,

Ты мила и так прекрасна,

Как утюг».

Очередная фаза производственно-сексуальной драмы разрешилась к следующему утру. Когда у Сергея в 6-00 зазвонил телефон, он уже точно знал, что случилось.

– Приезжай и забери меня отсюда, – сказала Лена удивительно ровным голосом.

– Куда? – Сергей стремительно просыпался.

– Тебе адрес напомнить? – и гудки в продолжение.

– Куда ехать – я знаю, – бубнил он себе под нос, натягивая брюки. – Куда забирать – вот вопрос!

Когда Лена открыла дверь, разгром жилища не производил уже особенного впечатления. Подумаешь: стулья переломаны и шкаф на боку. Гораздо эффектней выглядел фингал под ее левым глазом. Он еще не вызрел и переливался всеми цветами радуги.

– О как!.. – выдохнул посетитель.

– Это еще что! – заверила хозяйка и распахнула халат. – Собираю вещи, и уезжаем.

Сергей пробрался в квартиру, скрипя каблуками по битому стеклу и обломкам мебели.

– Ладно! – сказала она примирительно. – Я ему тоже нос почти откусила. А нечего меня за волосы хватать! И так почти ничего не растет… – тут она увидела на туалетном столике чудом сохранившиеся очки Аристарха Владимировича, аккуратно уронила их на пол и топтала до тех пор, пока золотая оправа не превратилась в разрозненные клочки блестящей проволоки.

– Ничего, ничего… Это еще не конец! – Лена с удовлетворением рассматривала осколки расколошмаченной посуды на кухне. И…

– Ладно – едем! – продолжила она тоном усталой деловой дамы. – Только вот фонарь припудрю. Нет – не так! – нацепила на себя темные очки на пол-лица. Повертелась у зеркала. – Сойдет! Поехали…

– Сергей взвалил на себя несколько Лениных баулов и поплелся к машине.

– Вот же гад… – задумчиво выговорила Лена, когда машина отвалила от подъезда.

– И сам все это начал… – продолжил водитель.

– Конечно! – она даже подбоченилась, насколько это позволяло пространство машины. – Он, когда выпьет, моментально с катушек съезжает. Представляешь? Раз и все… И еще орал, что ты будешь очень рад. Ты рад?..

«Еще бы!..» – хотел сказать Сергей, но тут ожила ее трубка.

– Чудовище звонит! – удовлетворенно констатировала Лена. – Чудик – и больше никто! Изувечил женщину. И вот! Может у меня сотрясение мозгов. А? Наверняка. Я еще к участковому схожу, пожалуй. А знаешь, куда он подался? К своей бывшей. Пусть она его теперь приголубит! Не прощу! – Уже почти кричала она и вдруг разом сникла. – Никогда… – произнесла растерянно. Так что вышло скорее как: «Никогда?»

Пару часов после переезда к Сергею Лена пребывала в состоянии «умирающий лебедь». Она возлежала на диване, периодически всплескивала руками и что-то бурчала себе под нос. Сергей некоторое время изображал участие, потом ушел на кухню смотреть телевизор.

«Все, что дόлжно, может решить только она сама, – рассуждал Сергей. – Все остальные – статисты в массовке. И я в том числе..».

Когда он снова заглянул в комнату, подруга лежала в той же позе, уставясь в потолок и …

– Ты еще здесь? – она обозначила его присутствие и улыбнулась. – Мы с тобой должны непременно заняться сексом. Немедленно.

– Я не против, – начал было Сергей, – Но…

– Никаких «но»! – Лена вышла на тропу войны и спорить с ней было совершенно бесполезно.

Тело любовницы было сплошь покрыто синяками и ссадинами, так что, занимаясь решением проблемы, он ощущал себя то ли садистом, то ли некрофилом. А Лена лежала стиснув зубы и каждый ее выдох ощущался как «вот тебе – получай». Так что вся сцена походила скорей на ритуальное жертвоприношение.

Чтобы как-то отвлечься, Сергей старался догадаться, как она называет своего друга в минуты нежности. Не смог, и взаимное истязание было прервано только очередным телефонным звонком.

– Надо же! – сказала женщина. – Не надоело еще! Подай мне трубку.

– Что тебе? – спросила и удалилась на кухню. До Сергея долетали только интонации ее голоса. И они плавно перетекали от яростного напряжения в тихую нежность. И ему стало ужасно жаль их обоих. И себя вместе с ними. И когда Лена вышла из кухни, он уже ни о чем не хотел думать.

– Он повесится, если я не вернусь! – выпалила как можно убедительней.

– А жена?

– Она в отъезде. А он напился, и сейчас вешаться станет! На подтяжках! – добавила немаловажную подробность. – И еще у него мигрень и малокровие!

– Мигрень – это по женской части. Хочешь побыть доброй самаритянкой?

– А ты что предлагаешь? На вот – возьми меня со всеми потрохами! Молчишь? Опять молчишь! В нищету я больше не вернусь!

– Тогда поехали! – в тон ей ответил Сергей и поднялся с дивана. – А то еще вправду повесится, не дай Бог!

– А ведь может! – сказала Лена и начала одеваться.

Всю обратную дорогу они молчали, и Сергей отчаянно надеялся, что это в последний раз. Потом она долго ревела у него на плече. Они вынимали из машины баулы и тащили до лифта. Створки сошлись. А судьбы? Судьбы разошлись теперь уже надолго. Если не навсегда. «Навсегда» и тут вырисовывалось с огромным знаком вопроса и скорее походило на: «Продолжение следует».

«И все же люди либо любят друг друга, либо изобретают препятствия из обязательств и условностей. И в такие игры я уже не играю», – подумал Сергей, вытащил из аптечки несколько капсул нитроглицерина и старательно запихал под язык.

– Мне нужен отпуск! – заявил он, плюхнувшись на водительское сиденье. – Если этот мир меня отпустит.

«Забавно, они так различны – эти мои миры. – Думал он по дороге домой. – А всюду таскается одна и та же электричка. Или только мое восприятие этой самой электрички? Или же восприятие этих миров? Или это поезд Эйнштейна и нет разницы, какая система координат будет выбрана. И тогда все опять сходится ко мне самому и личному выбору. То есть опять же ко мне самому. Получается, Беркли прав. Или – это Юм? Или они на пару? Выходит, я – центр перехода и сам тащу за собой свое мироощущение как шлейф у свадебного платья… Иначе, кто же там живет вместо меня в мирах, которые я оставил? Вопрос… А хочу ли я знать ответ на него? Это уже вопрос в квадрате!»

Сергей добрался до дома, посидел еще некоторое время в авто, глазея на будничную суматоху озабоченных индивидов, и двинулся к дому, а там ободрал со стен, засунул в короб и запихнул в угол все свидетельства своих минувших путешествий.

В это время в квартире зазвонил телефон.

– Если это опять она, – проговорил хозяин квартиры. – Сам повешусь. И дело с концом. Где мои подтяжки?

– Привет, это я! – зазвенел в трубке голос Коляна. – Надыбал кое-что про твоего комерса.

– Что?

– Да про тему твою. Тормозишь? У тебя с мозгами как?

– Плохо.

– Ну и ладно. Я тут за город выехал. Подъезжай – воздухом подышим. – Предложил Колян и рассказал, как добраться.

Дачный сезон еще не начался, и машин на трассе было мало. Пока его бэха скользила по шоссе, Сергей слушал джаз и рассматривал особенности загородного ландшафта.

– Город кончился, и началась Россия. – Высказал он, и снова загляделся на придорожные пустоши.

Что нового можно придумать, блуждая по туманным полям русского Северо-запада? Да еще ранней весной? Все та же хмарь. Та же голубоватая муть апрельских сумерек. Те же льдистые лужи и жухлая триста. Крик журавлей, скорее похожий на стон. Косяки птиц, невесть зачем тянущиеся на эти равнины. Нищие деревни, осевшие деревянные дома. Переплетение серых тонов, уходящее за горизонт.

Сергей доехал, поеживаясь, выбрался из машины. Возле одного из домиков турбазы «Буревестник» сидел Колян и мечтательно смотрел на гладь озера. Перед ним на лужайке стоял настоящий медный мангал.

– Сейчас шашлыки подойдут. Садись, гостем будешь.

– «Буря, скоро грянет буря». – Провещал приехавший.

– Откуда такой прогноз? Я ничего не слышал. – Удивился ожидавший.

– Рассказывай. – Перебил его Сергей.

– Надо еще немного покопать. Потому как фирма у этого дяди вся в дыму. Кто партнер, куда товар катит – это мои западные пацаны сейчас роют. Но деньги назад идут – закачаешься. Тебе не то что крохи перепадают – пыль!

Так бы мне и пыли не досталось.

– Компромиссы нам не чужды… Угу! Вот и шашлычки подоспели. Выпить не предлагаю. Ты у нас из правильного сословия.

– Продолжай!

– Надо, чтобы их налоговики ковырнули. Там посмотрим. Тебя сейчас спрятать придется. А то шлепнут по принципу: «он слишком много знал». Как смотришь? – Колян полил дымящееся мясо соусом, посыпал зеленью, налил себе рюмку, хлопнул ее и отправил в рот смачный кусок шашлыка. Сергей последовал его примеру.

На дорожку тем временем вышел мужик, сопровождаемый матерым курцхаром.

– Это мой пес, – сказал Колян, – не обращай внимания.

– Я бы и не обращал, – зло парировал мужик, – если бы он меня за жопу не хапнул.

Колян повернул голову и внимательно посмотрел вначале на пострадавшего, потом на собаку. Произнес:

– И чего тебе не хватает, гаденыш?

– Мне, собственно, только к лодкам пройти.

– Я, собственно, это собаке… Обиделся? Ну, хочешь, я его подержу, хвати его за зад. Можешь даже хвост откусить.

Мужик только фыркнул и засеменил вниз по склону.

– Нигде в этом мире нет ни покоя, ни воли, – продолжил Колян, задумчиво глядя в след пострадавшему. Тот прихрамывал и усиленно тер правую ягодицу. – А уж счастья и подавно. – Курцхар повилял своим обрубком, подошел к хозяину и сел рядом, сохраняя на морде выражение арийской сдержанности.

– Дальше говори! – Сергея совсем не тянуло на сантименты.

– Дальше? – Колян швырнул псу кусок мяса. – Ну, что дальше? Тебя, перед тем как в оборот пустить, здорово пробили. Подняли всю подноготную. Перекопали твои бумаги и компьютерный софт. Перлюстрировали переписку. Полагаю, отслеживали потенциальных конкурентов. Или как совсем без тебя обойтись. Знаешь, что забавно? Зачем-то скачали несколько писем от некоей Машеньки. Припоминаешь такую?

– Что! – Сергей почувствовал, как плавятся его мозги. – Ты знаешь, где она?

– К сожалению…

– Где?!

– Это письма от женщины, которая пропала три месяца назад. По официальной версии – утопилась. Не знаю, кто это придумал . Но тела нет.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Сергей, немного помолчав, – мне надо исчезнуть на некоторое время.

Помочь?

– Сам справлюсь! – он потянул было руку к бутылке, но передумал, сел в машину и направился к ближайшей станции метро.

Думать не хотелось, плакать не хотелось. Жить?… «Снявши голову по волосам не плачут».

Кое-как прокатив очередной перегон метро, он оказался в том пространстве существования, из которого сбежал несколько недель назад. Отчего-то поехать куда-либо еще – попробовать оказаться на другой станции – ему даже в голову не пришло.

– Почувствуйте разницу! – произнес он вслух, выйдя на воздух, и ничего не почувствовал. Поплелся к своей квартире. А там настроил музыкальный центр на джазовую волну и разложил вокруг себя альбомы художников Возрождения и Прерафаэлитов. Так и сидел, блуждая взглядом по открывавшимся репродукциям и с горечью думая о том, что вот и Машеньки больше нет у него. И даже надежды. И он не сможет больше никогда грустить о ней, даже фантазировать, мечтать от том, как они встретятся вдруг где-нибудь, когда-нибудь и …

В дверь позвонили. Сергей никого не ждал. И поэтому остался за столом перелистывать альбом Альбрехта Дюрера. Дошел до гравюры «Рыцарь и смерть». Позвонили еще раз – очень настойчиво. «Достали, блин!» Делать нечего. Поднялся, пошел открывать.

За дверями стояла Евдокия Саввовна.

– Можно войти?

– Прошу.

– Не помешала? Вы один? Полагаю, что спрашивать: «Вы не рады?» – бессмысленно. Но мне надо с Вами поговорить.

– Почему бы и нет?

– Действительно, почему бы? – она позволила снять с себя пальто, прошла вслед за Сергеем на кухню и выбрала место напротив.

– Чай, кофе?

– Чай. Знаете, Сергей, а ведь я догадалась, за что Вас тогда. – Евдокия взглянула на него с выражением полной осведомленности.

– За что? – переспросил он без особого интереса, церемонно разливая душистую жидкость в большие фарфоровые чашки.

– Это Настенька!

– Но почему? С моей стороны не было даже намеков, – он продолжал сервировать стол. Взял щипчиками пару кусочков сахара и бросил их в свою чашку.

– Это для Вас. Помните историю про опера-ухажера?

– Да, кажется… Что-то там про слежку.

– Так вот. Посл е этого случая Настенька наша выучилась ловко путать следы и наводить товарищей-ментов на ложные цели. И вышло…

– Что вышло? – не понял Сергей.

– Вышло, что Вы выступили в роли мальчика для битья. Впрочем, она еще пожалеет.

– Не стоит.

Дама подалась вперед и погладила его руку.

– Жаль. Очень жаль. Правда! Мне так нравилось быть с Вами.

«Отчего это наши женщины так всегда проникаются к падшим? Милосердие – какое красивое слово!» – сказал себе Сергей и еще подумал, что, будь у него под рукой сигареты, сейчас стоило бы закурить. Такая логика событий. А ведь он сам из-за всей этой мишуры мог приличного в общем человека уделать. Слово милосердие настроило его на лирический лад. Он подумал еще немного и выговорил: