Лабиринт №7

Сергей взглянул на экран попристальней и увидел, что уже в ближайший выходной автобус с детьми, отправляющийся на экскурсию по литературным местам, слетит с трассы, столкнувшись с грузовиком. Выживших не будет.

План был. Оставалось его выполнить. Он купил билет на злополучный рейс, сочинил письмо от «Фонда поддержки семей с ограниченным достатком» и подсунул все это в почтовый ящик будущего диктатора.

Весь вечер он не находил себе места. И в голове вертелась одна и та же простенькая мысль: «Чем отличается то, что ты сейчас делаешь, от заурядного убийства? Чем? Тем что подлее?»

«Брось! – Отвечал он сам себе. – Причинно-следственные связи нарушить нельзя – они все равно вылезут.»

«Зачем же ты тогда сделал все это?!»

Яна смотрела на него внимательно и отстраненно.

– Ты решил уйти от меня? – спросила она наконец.

– С чего ты взяла? – взвизгнул муж.

– Тогда расскажи, что случилось.

Он замешкался, размышляя, что бы такое придумать. В это время программа новостей передала экстренное сообщение о автокатастрофе. Женщина смотрела на экран, зажав рот руками – дети погибли. Какой ужас!

Обнародовали список погибших. Да, он был среди них – щупленький мальчик со злыми глазами. Миссия состоялась.

Диктор, не меняя тона, перешел к новостям внутренней политики. Сергей закрыл глаза и увидел, что через двадцать лет, когда период развития сменится стагнацией и энергетическим кризисом, к власти придет военная хунта, установив в стране диктатуру. И во главе ее встанет один из потомственных военных – красавец и герой нации. А потом во имя блага народа создадут лагеря для инакомыслящих....

Поняв это, Сергей почувствовал себя страшно поглупевшим, расклеившимся и совершенно выкинутым из этого мира. В пору было поверить, что ад существует. И его время от времени сдают на прокат.

«Природа все производит в избытке, – прошептал телезритель. – И куда только деваются все избыточные сущности?»

– Никуда я от тебя не денусь, – произнес он уныло, поскольку ничего умнее придумать не успел. – Просто меня уволили сегодня.

– Вот как! – обрадовалась жена. – Балда! Я же всегда говорила. Миллионы просто так не выигрывают. Закон равновесия…

– Иди спать.

– А ты?

– Я не могу.

Он еще побродил по комнате. Некоторое время смотрел, как тает за окном белая ночь. Собрал вещи, в последний раз заглянул в комнату, где безмятежно спала наглотавшаяся снотворного Яна.

Жаль, что он так и не смог с ней попрощаться. Очень жаль… Но ведь всегда в жизни остаются какие-то незаконченные дела…

Он бросил ключи на шкафчик для обуви, выбрался на улицу и пошел к ближайшей станции метро с чувством невыполненного долга.

«Дети погибли, дети погибли», – шептал он, как заведенный.

«Брось, – перебил его внутренний голос. – Они бы все равно погибли. Причинно-следственные связи не рвутся. Ты же знаешь».

«А мальчик? Как же мальчик!»

«А был ли мальчик-то?»

«Философ!»

Утро выдалось на удивление тихим и солнечным. На одной из скамеек сидел немолодой мужчина и перелистывал свежую газету. Он поднял на прохожего умные, спокойные глаза и слегка улыбнулся.

Через три дня его убьет оборвавшийся с карниза кусок штукатурки, понял Сергей. И решил ничего не говорить об этом. Зачем портить человеку остаток жизни?

Он больше не вписывался в формулу этой жизни. Если в этом и есть сила провидения, то тот, кому она предназначалась, унес ее с собой как тайный знак, сулящий беду.

И всю дорогу, пока огни тоннеля мелькали в окнах электрички, пассажир как слабоумный твердил речевки о чипсах, прокладках, дезодорантах…

«Боль есть?» «Нет!» «Как же так?!»

– «Фрунзенская», – оповестил вагонный ретранслятор.

– Уф! – сказал Сергей. – Наконец-то мы у врат Мадрида! – дорогу домой он еще не забыл.

Телефонное общение с бывшим шефом вышло не особенно результативным. Тот обозначил радостное удивление от звонка заблудшего ученика, а затем выразил недоумение по поводу просьбы, сослался на занятость и переправил его по инстанции.

– Обратишься к товарищу Прокопову. Он мой завлаб, – пробасил. – Поможет. Я предупрежу.

– Здравствуйте, здравствуйте, – навстречу Сергею поднялся голенастый человек возраста к пятидесяти. – Очень рад. Рад. – Повторил хозяин кабинета, очевидно, не зная, какой тон выбрать для предстоящей беседы. Тем временем он обошел стол и остановился в шаге от вошедшего, отставил одну ногу назад, а туловищем подался вперед и засунул руки в карманы. Что должна была обозначать эта поза, Сергей не разобрал.

«Видимо, меня уже представили как отца-основателя», – подумал гость, забавляясь текущим моментом.

Завлаб между тем внимательно рассматривал посетителя и выражение лица у него было весьма приятственное. Он напоминал скорее иудейского проповедника. Длинные ноги и короткая шея подтягивали все тело вверх, что делало его вкупе с непомерно большими ступнями ног похожим на птицу-секретарь в брачный период.

– Прокопов Александр Анатольевич, – счел необходимым представиться завлаб и поправил очки, отчего сходство с птицей-секретарь только усилилось. Руки не подал. Не счел. – Мне босс сформулировал суть вашего вопроса. Мы непременно поможем Вам. Конечно поможем. Хотя… – и надолго задумался. Размеренная дотошность, с которой он перебирал бумаги на столе, начала бесить Сергея уже через несколько минут. Время текло. – Я вижу тут несколько проблемных моментов, которые преодолеть будет чрезвычайно затруднительно. Хотя… Но, может быть. Может быть.

– И как? Господин…

– Александр Анатольевич, – подхватил завлаб. «Господин АА.», – мысленно повторил Сергей – для верности. Тем временем тот решил продолжить:

– Мы тут посоветуемся. Зайдите через недельку.

– Боюсь, что недели у меня нет. И никак по-другому?

– Во-первых, это решение не моего уровня. – Про «во-вторых» придумать он не успел. Этим и ограничился. – Хотя… Ну, может быть… Зайдите через недельку.

Уяснив, что продолжение беседы бессмысленно, Сергей вышел из кабинета. Был вечер, и почти все сотрудники разошлись по домам. Оставалась еще маленькая надежда увидеть кого-то из ребят, с кем они начинали это дело. И тут повезло. Да еще как!

Навстречу ему по коридору шел мужчина в халате. Высокий, холеный, импозантный.

– Серега! – обрадовался он, приблизившись. – Вот уж кого здесь…

– А я тебя!

– По делам или как?

– С тобой поболтать.

– Врешь. Но все равно приятно. Пошли.

Андрей Метлицкий, так звали импозантного мужчину, провел визитера в просторную лабораторию, заставленную очень приличным современным аналитическим оборудованием. В углу у окна стоял рабочий стол с кучей бумаг и прикрытым леп-топом. Над столом изящным шрифтом было выписано: «Nullos in Verba».

– Ни во что не веришь? – спросил гость.

– Не так. Все проверяю. Видишь, – констатировал исследователь, обведя помещение. – Страна богатеет и мы вместе с ней.

– Оживает.

– Пусть так. Ну рассказывай. Каким ветром?

– Тем, что в поле… Мне нужен антидот для одного моего прежнего детища.– Сергей набросал на листке бумаги формулу химического соединения и протянул ее бывшему коллеге. Тот только присвистнул.

– Ты и до этого докопал…

– Главное, что выкопал, а надо было закапывать. И оно может сейчас сгубить человека. А я в этом виноват.

– Мы тоже там повозились… – он неопределенно махнул рукой. – Но я не думал, что так просто. Впрочем антидот есть. Леонардо да Винчи, если помнишь, – решил пояснить Андрей, – поливал фруктовое дерево ядом, чтобы вырастить смертоносные плоды. Сейчас мы знаем, что дело это бесполезное. Хотя, как сказать. Если исходить из того, что понимаем сейчас… Противоядие от твоей молекулы, конечно, есть. Но, чем оно грозит, не ведаю. Мы не успели проверить досконально. Так что все в твоей воле.

– Я не Всевышний.

– Тем более.

– Знаешь, – Андрей неожиданно отклонился от темы. – Если бы у меня достало идиотизма и наглости взяться за сочинение законов всеобщности – по типу Гегеля – я бы вывел еще один: границы в рамках единого пространства-времени существуют и неизбежны. Доказательство так же очевидно, как таблица Менделеева. («Краеугольный камень, – хихикнул про себя Сергей, – На нее не ссылается только ленивый».) И отсюда следует простой вывод: бесконечности не существует, а, значит, и диалектика несостоятельна.

«А вот это уже занятно», – продолжил размышлять его собеседник и спросил:

– А для вероятностей?

– Само собой. Ведь из всех вариантов реализуется лишь один.

– А если несколько?

В это время в кабинет заглянула молоденькая девушка – гроза или грёза (тут я путаюсь) стареющих мэтров – глазки распахнуты, губки бантиком, грудки торчком, попка на отлете…

– Андрей Николаевич, еще что-нибудь? – и покосилась на посетителя. В пустых глазах пустое ожидание.

– Давайте, завтра с утра… – Андрей отвел взгляд. Дверь притворилась. Они помолчали.

– Меня босс отправил к некому товарищу Прокопову, – спохватился Сергей. – Что он за тип?

– А, друг – Прокопыч! Человек-рецептура. Удручающе позитивный субъект! Так он шагу не сделает, чтобы пять раз не оглянуться и десять раз у начальства не испросить. Такие люди тоже нужны, ты не находишь? Кто-то же должен придерживать излишне рьяных. Главными их делать нельзя – это точно. Если в голове тормоз, то все остальные будут в жопе. А так – заместителем – пусть его. Он – главное – сам про себя все знает. Поэтому и делает свои гадости по мелочам. Не со зла, а чтобы репутацию оправдать. Зато он внучку безумно любит.

– Должен же человек хоть что-нибудь любить!

«А это ход! – додумал про себя Сергей. – Интересно, что бы ты, друг мой, сказал, если бы знал, что через пару месяцев усилиями Прокопыча тебя отстранят от дел, а разработки канут в Лету. Стоп! – одернул он себя. – В этом мире я не провидец». И сказал:

– Почему ты все еще здесь? Мог бы отлично устроиться в какой-нибудь иностранной компании. Опять же денежный вопрос…

– У АА ты и снега зимой не допросишься. Попробуем так обойтись… – Озвучил Андрей свои мысли. И пояснил. – Неохота мне, Серега. Не хочу быть рабом в собственной стране.

– Отчего же? Вот я… – начал было Сергей и осекся.

Ты пристроился? Молодец! И как с тобой ведут себя тамошние менеджеры?… Ну? Миссионерство – хлеб их культуры.

– Это не всегда и не во всем. К некоторым из наших они вынуждены сами ползти…

– Речь, видимо, идет о другой России, – перебил его Андрей. – В которую мы с тобой не попадем никогда. – Он нарочито акцентировал последнее слово. И Сергей, вспомнив свой вояж в чиновный облик, внутренне с ним согласился, но все таки высказался:

– Чем больше я узнаю жизнь, тем четче понимаю, как много в ней не для меня. Но с этим приходится мириться.

Это схоластика!

– Знаешь, и в грандиозные времена на свете живут маленькие люди.

– Более того, их подавляющее большинство. Да только нам-то до этого какое дело? Ты плохо читал Ремарка, дружок. – Продолжил Андрей. – Человеческие отношения, перенесенные в другую социальную среду, часто оказываются вывернутыми наизнанку. А людьми все равно кто-то должен кукловодить.

– То есть, стараясь не стать марионеткой Бога, они неминуемо становятся марионетками дьявола.

Политики, друг мой, всего лишь политики. И не так явно.

– А как?

– А им просто свойственно все выворачивать наизнанку. И в результате. Заметь, я подчеркиваю, в результате Нагорная проповедь оборачивается «Mallus Maleficarum». – Закончив говорить, он молчал еще некоторое время, будто думал о чем-то другом.

Прощальная вечеринка завершена. Последние гости разбрелись по своим каморкам. Их лица еще сохраняли выражение виноватого уныния.

Срок истекал.

– Всему свой черед, – проговорил Иоган и всхлипнул. – Отчего же так быстро? Я не ропщу! Мне дали столько, что хватило бы на десятерых. И все же… Отчего я чувствую себя обманутым? – Он огляделся по сторонам и выдохнул. – О, Господи, спаси мою душу!

Двенадцать минуло.

Порыв ветра распахнул ставни и разом задул все свечи. Из ночной пустоты потек ледяной воздух, заволакивая помещение пластами тумана.

– Ты здесь, я знаю, ты здесь, – выговорил Иоган немеющими губами.

– К Вашим услугам! – рявкнул посетитель.

– Позволь еще одно…

– Я бы позволил, – раздался другой – ехидный голос из угла комнаты, – да начальство не велело.

И следующий жуткий по силе порыв ветра швырнул просителя прочь сквозь оконную решетку, разметав куски мяса по навозной куче.

Рев и визг слышали все постояльцы. Но до рассвета никто не решался высунуться за дверь. И третий раз пропел петух. Лишь тогда верный Вагнер приотворил дверь наставника. Помешкал на пороге и все-таки заглянул внутрь. Волосы его встали дыбом.

Кровь на стенах уже побурела, оттенив желтые, жирные пятна расплескавшихся мозгов. На столе, прижимая лист бумаги с расплывшимся готическим текстом, лежало глазное яблоко, и Вагнера не оставляло впечатление, что оно внимательно следит за каждым его шагом. Он, озираясь, подобрался к столу, вытянул записку и начал читать сливающиеся буквы:

«Я, Иоган Фауст, доктор, собственноручно и открыто заверяю силу этого письма. После того как я положил себе исследовать первопричины всех вещей, среди способностей, кои были мне даны и милостиво уделены свыше, подобных в моей голове не оказалось и у людей подобному я не смог научиться, посему предался духу, посланному мне, именующемуся Мефостофилем, слуге адского князя в странах Востока, и избрал его, чтобы он меня к такому делу приготовил и научил, и сам мне обязался во всем быть подвластным и послушным.

За это я ему со своей стороны обязался и обещаю, что он, когда пройдут и промчатся 24 года, волен будет, как захочет, мне приказать и меня наказать, управлять мною и вести меня по своему усмотрению и может распоряжаться всем моим добром, что бы это ни было – душа ли, тело, плоть или кровь. И так на вечные времена. С этим отрекаюсь я от всех живущих, от всего небесного воинства и от всех людей. И да будет так. Для точного свидетельства и большей силы написал я это обязательство собственной рукой, подписал его и собственной кровью разума моего и чувств моих, мысли и волю сюда присоединил, заверил и запечатал.

Подписано: Иоганн Фауст

сведущий в элементах богословия доктор.»

– В нашей системе…– начал было Сергей.

– Да нет у нас никакой системы. Не умеем мы ни жить, ни думать системно и оттого считаем весь мир занудами. А они нас – идиотами. Загадка русской души, понимаешь! – Андрей спародировал интонации недавнего президента и замолчал.

– А культура?

– Профанация! Нет у нас никакой национальной культуры. Национальной культуры вообще больше нет. Есть средства коммуникации. А то что мы называем современной культурой насквозь пропитано феноменологией. Мы подходим к пику передачи формы и не можем предложить ничего взамен. Никого больше не интересуют полутона и пространная детализация. Отсюда квадрат Малевича и супы Уорхола. Поэтому понятие искусство все более подменяется понятием моды.

– Но свобода личности – это важный вопрос! – воскликнул гость почти в отчаянии.

– Лично мне – плевать. Мы здесь, конечно, не очень умны. Но не до такой степени, чтобы бороться за демократию и права человека. Тем более во вселенском масштабе.

– И что же ты со своей наукой?

– Для меня – это жизнь. Да что говорить! Все развитие ординарной науки за последнее время свидетельствует только об одном – она не способна объяснить мир, как он есть. Но в этом, впрочем, и нет никакой необходимости. То же касается и основных религий. Бог в понятии большинства ассоциируется с Творцом, т.е. с тем, кто нас изготовил. Но в этом случае он может быть вовсе не велик и могуч, а мелок и невзрачен. Достаточно воздействия на субатомные процессы, которые должны определять как мышление, так и воспроизводство. Теология же никогда и не пыталась ничего объяснять. Поскольку всякое объяснение порождает ересь. Человек разумный и без того оказался на пороге растерянности. Так что грядет новая формация – человек неразумный. В точности по Уэллсу. Готовьтесь, господа!

Сергею это не понравилось. Должно быть в детстве наслушался слишком много историй о доблести и добродетели тех, кто должен уже по природе своего рождения стать похотлив и убог. Он молчал, решив, что нет смысла возражать человеку, который для себя уже все доказал и расставил по полочкам. И в этом случае его интересовала не истина вовсе, а достоверность. Не математическое доказательство или экспериментальный метод, а осознание явления, как существующего в действительности.

– Зачем нам играть в игры, которые мы заведомо проиграем? России нужна всего лишь сильная армия и национальная политика, – высказался Андрей после паузы.

– Слишком много ресурсов и слишком мало народу.

– В точку. Все, что нам надо – только сберечь. И в этом историческая миссия ближайших поколений россиян. Мы с тобой тоже нужны отчасти. Угу. Поддерживать интеллектуальный фон и достоинство нации.

– Скажи еще: «На расплод»! Ты не слишком много времени уделяешь телевизору? Поговори еще про единение народа…

– А вот этого как раз никому и не нужно. Зачем же нам очередная кровь? Те, кто внимательно читал Гумилева-младшего, знают, что пятидесяти тысяч сплоченных бойцов вполне достаточно, чтобы перевернуть мир… – они замолчали. Сергей сделал вид, что рассматривает новые приборы. Андрей тем временем подошел к химическому столу, заполнил ампулу темной слегка опалесцирующей жидкостью и запаял содержимое:

– Готово! Держи.

8 июля 1520 года разгромленный в Теокалли отряд испанцев перевалил через хребет, окаймлявший долину Отумбы. Долгая неделя пути позади. Они угрюмо молчали – ветераны Картеса – надежды спастись больше не было.

Астеки уже ждали их. Всю равнину – насколько хватало глаз – покрывали шеренги войск.

– Тысяч двести. – Проговорил командир и оглядел отряд: 20 всадников и горстка пехоты. Ни ружей, ни аркебуз. – Славная будет битва, ребята! – Проорал он. С ним согласились.

Путь назад – плен – деревянная клетка и вырванное сердце на жертвеннике чуждым богам. Путь вперед – ярость боя и смерть. Третьего не дано. Путь вперед!

Разделив отряд на три группы и прикрыв их с флангов остатками кавалерии, Картес врезался в бушующее море астекских войск. Они не останавливались и не подбирали раненых – только вперед – туда, где за рядами хлопковых белых панцирей над паланкином сиял золотой штандарт – знак Сахуаку.

Картес сражался в первых рядах, когда под ним рухнула лошадь. Железный колпак прикрыл от удара обсидианового топора, но кровь из разорванной щеки полилась под кирасу. «Только вперед», – стучало в висках, как маятник. «Только вперед».

Он снова в седле, разя мечем и копьем направо и налево. Конь вздыбился и ударил копытами в грудь ближайших астекиских воинов. Брешь не успела сомкнуться. Они ринулись туда – остатки испанских всадников. Эрнандо Кортес взмахнул копьем еще раз и вырвал из мертвых рук сияющий символ их победы.

– Сантьяго! – Заорал командир.

– Сантьяго! – Подхватили его солдаты.

Знамя засияло над головой кровавого всадника. Ближние шеренги астеков бросились на колени, отдавая себя на заклание. Дальние – роняли оружие и бежали. И ужас преследовал их. Белый завоеватель был сейчас могущественнее, чем все их собственные боги. Царство последнего Монтесумы перестало существовать.

– С чего ты решил, – вернулся Андрей к началу разговора, – что человек, честно и грамотно делающий свое дело в районной больнице или, скажем, погранотряде, должен считать себя неудачником?

Сергей не нашелся, что ответить. Помолчал.

– Ты и здесь мог бы стать большим начальником. – Сказал он наставительно.

– Зачем? Чем больше у человека власти, тем меньше шансов побыть самим собой.

– А как же Ницше?

– Нищие?.. А, белокурый бестия… – произнес Андрей с ехидцей. – И при каких здесь этот писака?

– Ну, он считал, что человеческая сущность реализуется через волю к власти.

– И у него получилось?

– В общественном плане.

– Знаешь, в последнее время меня кроме личного мало что интересует. И все же, с чем пожаловал?

– Я же сказал – антидот.

– И все?

– Ты еще что-нибудь расскажешь?

– Нет, – сказал Андрей, – Я думал, что ты… Впрочем, не стоит.

– Говори, говори.

– Понимаешь, к нашим разработкам в последнее время постоянно хочет кто-то пристроится.

– Еще бы! Слушай. А почему бы вам не попробовать себя в выпуске какой-нибудь другой хрени. Скажем, панацеи? – задал вопрос гость, еще раз оглядывая лабораторию.

– Не Мичурин я – елку с яблоком не скрещивал. Да и все тут. И потом, что нынче может быть актуально? Средство для прояснения мозгов, так оно уже существует. Еще? Рецепт вечной молодости? Феромоны?

– Тот, кто их сделает по дешевке, будет богаче, чем сам Билл Гейтс!

– Феромоны – очередной фетиш. Мы слишком социальны. Рассудок сожрал инстинкты. Только и всего. Феромоны рекламируются, стало быть актуальны. Но еще актуальней – универсальное средство от насморка. А меня это как-то совсем не привлекает. Или вот, например – препарат «Антихрап». Хит продаж на несколько сезонов. Как тебе?

– Класс! Я всегда знал, что здесь работают одни маньяки! – резюмировал Сергей.

– Ты рассуждаешь как дешевый химик! – обиделся его vis-à-vis. Улыбнулся и пояснил. – Основная масса людей хочет быть не хуже других. А я не хочу.

– У тебя своя гордыня.

– Грешен. Выпьешь? – спросил Андрей и достал из тяги пару мензурок.

– Отчего же, – согласился посетитель.

Хлопнули спирта с жидким азотом. Присели. Далее болтали о пустяках. Андрей женился. Счастливо, потому что никуда не спешил. И потому, что не считал, что женившись, отрезает от себя значительный кусок жизни. Относил одиночество к разгильдяйству и любил маленькую дочь.

На самом деле все очень просто – немножко доверия, немножко притворства, немножко привычки – вот и любовь. А там и счастье – семейное.

– Я давно перестал быть сторонником чувственной раскрепощенности, – даже выпив Андрей продолжал говорить отточенными фразами.

– И когда это случилось?

– Когда мой отец умер на собственной секретарше…

Тут Сергей вспомнил юную сотрудницу и на секундочку задумался о достоверности информации. Выпил еще. Ему стало стыдно за отсутствие веры в чистоту помыслов. Он смутился и начал усиленно благодарить бывшего коллегу. Тот только морщился и разливал спирт по мензуркам.

Беседа уже подходила к концу, когда в лаборатории зазвонил телефон.

– Прокопыч… – отметил Андрей и включил громкую связь.

– Андрей Николаевич, поступило распоряжение исключить передачу посторонним лицам субстанций, используемых в исследовательских целях.

– Чье?

– Ну, Вы знаете. – Сергей очень наглядно представил, как господин АА, стоя у телефона, тычет пальцем в потолок и глухо хихикнул.

– Ответ положительный, – нахмурился Андрей, отключился и сказал. – Вот же сволочь! Дай-ка мне образец. Сам вынесу. – И оказался прав. На выходе охрана учинила визитеру тщательный досмотр. Андрея обыскивать не решились. А зря!

– А знаешь, – сказал Сергей, мечтательно глядя на звезды. – В одной популярной статейке 50-летней давности я вычитал, что древесные отходы можно перевести в жидкое топливо несложной обработкой в органическом растворителе. Тогда это посчитали полным бредом. – Он сделал паузу. – Технологические режимы у меня уже есть.

В уголках губ у Андрея появились дополнительные складки.

– Везет тебе… Везет тебе, что я не хочу быть таким, как все – успешным и богатым. Прощай. – Он махнул рукой и пошел к ближайшей трамвайной остановке.

От выпитого спирта есть хотелось так, что сводило скулы – хоть волка с шерстью. Так что ноги сами понесли к ближайшей точке общепита. Путник зашел в кафе c романтическим названием «Свежие Скалапендры» и обнаружил там знакомого Антиквара беседующим за кружкой пива с мужчиной, начисто лишенным отличительных черт. Впрочем, Сергей тоже не собирался специально фиксировать свое присутствие. Наоборот. Стараясь не привлекать к себе внимание, он пробрался в уборную и спрятался в одном из свободных отсеков. Ждать пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как Антиквар вместе со своим собеседником тоже решили посетить туалет.

В настоящем романе они остановились бы у дверей его кабинки и рассказали то, что герою следовало знать по ходу развития сюжета. Увы! Мужчины молча пожурчали возле писсуаров и вышли из помещения. Сергей осторожно выглянул в зал. Антиквар ушел.