Платяной шкаф с секретом

– Держи крепче за голень, не дай выдернуть его из обуви!

Неизвестная сила потянула раз-другой тело отважного подполковника на себя, но, не одолев крепость полицейских рук, вцепившихся в ноги начальника, перестала тянуть. В шкафу что-то хлюпнуло, словно там опрокинули таз с помоями, и Глазов вылетел наружу с лицом, перепачканным грязью, приведя в изумление Сарафановых и стоящих рядом оперативников…

– Что за дрянь?! – поморщился Глазов, обнюхав пальцы, которыми обтер грязь со щеки. – Пахнет рыбой! – констатировал он. И выругался: – Дерьмо! Затем, взглянув на хозяев квартиры, сказал сурово: – Ох, господа Сарафановы! Выходит, у вас в шкафу, можно сказать, отхожее место! За облив сотрудника полиции рыбными помоями можно срок получить – от двух до четырех лет!

– Знаете что! – нервно выкрикнула Клава. – Мы законопослушные граждане! До появления девушки в нашем шкафу ничего, кроме одежды, не водилось! Да и музыку никто в нем не крутил! А вот когда пришли ваши…

Жену поддержал Сарафанов.

– Знаешь, подполковник, это ты для своих парней начальник, а для меня ты рядовой мужик, хотя и наделенный немалой властью, – хмуро проговорил он. – Я обратился к вам в полицию, чтобы вы помогли девушке, потерявшей память и оказавшейся в чужой квартире, найти своих родных… А то, что ваши сотрудники начнут исчезать в шкафу, да еще под песенный вой – это, уж простите, не наша забота! На то вы и полицейские, чтобы виновных найти, – вам за это бабки платят…

– Ладно, где тут у вас можно умыться? – спросил Глазов.

Клавдия отвела его в ванную, дала чистое полотенце.

Подполковник, стоя над раковиной и глядя на себя в зеркало, тщательно вымыл лицо и руки. Насухо вытерся полотенцем.

Тут вернулись из соседней квартиры оперативники Онучин и Ессентуков.

– Ну, что у соседей? – поинтересовался подполковник.

– Ничего, – отрапортовал Онучин. Про то, что шкаф не удалось отодвинуть от стены, он сообщать не стал. И продолжил доклад: – Обычная квартира. Ничего подозрительного. В ней проживают профессор и его незамужняя дочь… Каких-либо агрегатов неизвестного происхождения, способных нанести урон, в комнате, примыкающей к спальне Сарафановых, не обнаружено.

Явились и те двое оперативников, которые по приказу Глазова обследовали состояние шахты лифта. Они доложили, что дефектов нигде не обнаружили и каких-либо следов исчезнувшего старшего лейтенанта Мукомолова не нашли.

Подполковник Глазов, выслушав оперативников, с мучительным выражением на лице, словно все еще чувствуя запах помоев, поразмыслив над происшедшим, приказал капитану Брюквину арестовать девушку и хозяина квартиры и доставить их в отделение полиции. Пусть посидят под арестом до завтра, заявил он, может, вспомнят, куда делся старший лейтенант Мукомолов. Глядишь, и девушка припомнит, что она не с Марса прилетела! Хозяйку квартиры трогать не велел.

Клава возмутилась. Потребовала объяснить, за что подполковник решил арестовать ее мужа.

В ответ на это Глазов заметил, что следует выяснить, какова истинная причина, по которой Сарафанов вызвал сотрудников полиции на дом. Он же мог привести девушку в ОВД. Не исключено, что его целью было захватить в заложники старшего лейтенанта.

Сарафанов выругался:

– Мать вашу! Какие еще заложники?! Вот и обращайся после этого в полицию! Ладно, меня можете забрать, – сказал он, – а девчонку не трогайте, она и так натерпелась…

И тем не менее «Катю» тоже забрали.

Гремя обувью по паркету, взяв в кольцо арестованных, команда, ведомая капитаном Брюквиным, двинулись к выходу. Замыкали шествие сам подполковник Глазов и шагавший за ним оперативник Лебедяхин, который нес туфли Мукомолова, уложенные в пластиковый пакет, позаимствованный у той же Клавдии. Как-никак, все же вещдок! Опять же, если появится из небытия босой Мукомолов, будет что надеть ему на ноги.

Оставшись одна, Клава устало прошлась по квартире, проверяя, в каком та состоянии после пребывания в ней сотрудников полиции. И поняла, что комнаты нуждаются в уборке. Клава собрала мусор, навела всюду порядок, протерла полы щеткой с намотанной мокрой тряпкой. Затем, обессиленная от переживаний и физической работы, прилегла в большой комнате на диван, свернулась калачиком и уснула.

Проснулась она в одиннадцать вечера. В небе за окном сверкали звезды. Где-то внизу, во дворе, играла громкая музыка, слышался смех – кто-то там по неизвестной причине веселился. Чужое веселье внизу особенно раздражало. Клава немного полежала неподвижно, уставившись в потолок. Мысли о Сарафанове и «Кате», находящихся под арестом, не отпускали ее. Мучило желание немедленно выйти на улицу, а там бежать, бежать, куда-то звонить и вообще что-то делать с целью добиться освобождения мужа и несчастной девушки. Только она не знала, куда следует бежать и к кому обратиться за помощью.

Клава взяла мобильный телефон и позвонила дочери Маше в Петербург. Рассказала о случившемся, о том, что ее отца забрали в полицию. Выслушав мать, дочь заявила, что готова немедленно выехать в Москву и разделить с нею все неприятности. Клава остановила ее порыв, сказала, что пока в этом нет необходимости. И спросила, в свою очередь, как у Маши складываются отношения с мужем. И порадовалась, услышав в очередной раз: хорошо.

Как только Клава закончила разговор с дочерью и отключила телефон, в дверь несколько раз резко и требовательно позвонили. Клаву возмутила подобная бесцеремонность: кто это явился на ночь глядя да еще так нагло звонит?!

Она вышла в прихожую, осторожно заглянула в глазок. Разглядела грудь мужчины плотного телосложения, облаченного в смокинг и белую рубашку с галстуком-бабочкой. Лица мужчины не было видно из-за его высокого роста.

– Кто там? – спросила она.

– Моя фамилия Лампасов, зовут меня Станислав Петрович… – отозвался мужчина сочным баритоном.

– Я вас не знаю… – сообщила Клава, не спеша открывать.

– Не бойтесь, открывайте! – потребовал мужчина. – Я не грабитель, я артист цирка, иллюзионист!

– Что вам надо? – спросила Клавдия.

Человек за дверью переступил с ноги на ногу и недовольным тоном пояснил свое появление:

– Я по поводу девушки, потерявшей память, которую вы обнаружили в шкафу и разместили ее данные в интернете…

После короткого раздумья Клава все же открыла незнакомцу дверь. Перед ней стоял высокий видный мужчина лет сорока пяти, с приятным холеным лицом, с усами и темной короткой бородкой, с цветным зонтом на длинной ручке в руке. Губы его досадливо кривились: как же так, его, известного артиста, уважаемого человека, держат за порогом!

Убедившись, что перед нею не проходимец, а солидный человек, Клава пригласила Лампасова в прихожую.

– Где она? – воскликнул тот, заходя в квартиру и опираясь на свой зонт, как на трость.

– Кто?

– Юля! Девушка, которую вы нашли в столь удивительном состоянии.

– Значит, ее зовут Юля? – уточнила Клава и предложила гостю пройти за нею в гостиную.

Лампасов не стал оставлять зонт в прихожей, а взял его с собой и пошел вслед за хозяйкой, тыча его концом в пол и с любопытством глядя по сторонам.

– Где же наша девочка?

– Ее и моего мужа сегодня забрали в полицию… – вынуждена была разочаровать гостя Клава.

– В полицию?.. Вот это кульбит – нос в песок и лоб разбит! – воскликнул Лампасов, цитируя какую-то цирковую шутку. – Эта девочка, вчерашний ребенок, дочь моих друзей, просто не способна на что-либо дурное! Чем же она оказалась неугодна полиции?

Клава рассказала гостю об исчезновении старшего лейтенанта Мукомолова в том самом шкафу, где ранее была обнаружена девушка, после чего подполковник, расследовавший дело, счел причастными к пропаже полицейского мужа Клавы и Юлю.

– Черт возьми! – возбужденно воскликнул Лампасов, выслушав рассказ хозяйки и пристукнул от негодования концом зонта об пол. – Я рассчитывал, явившись сегодня к вам, убедиться, что вы обнаружили действительно Юлю, и тут же отвезти несчастную к ее родителям. И драма была бы исчерпана… Но вот нате вам! Хорош кульбит – нос в песок и лоб разбит! (Клава поняла, что этой присказкой артист привык подчеркивать свое недовольство происходящим.) Теперь, как я понимаю, придется немало времени провести в полицейском участке, чтобы вызволить оттуда девочку…

– И заодно моего мужа! – добавила Клава. И предложила артисту присесть. А когда тот опустился с барственным видом на стул, спросила: – Как вы сказали, уважаемый, ваше имя и отчество?

– Лампасов Станислав Петрович… Звезда Госцирка! – без ложной скромности аттестовал себя тот. – Иллюзионист. Международная знаменитость!

– Очень приятно! – почтительно произнесла Клава. – Рада знакомству… Извините, товарищ артист… а как, по-вашему, Юля попала в наш шкаф?

– В тот день я работал в цирке на Цветном бульваре. Как уже было сказано, я иллюзионист, артист оригинального жанра… У меня в программе есть такой номер. По моей просьбе из зрительного зала на арену выходит девушка, и мы с ассистенткой закрываем ее в специальном деревянном ящике. Далее звучит музыка, публика волнуется. Через две минуты я открываю этот ящик, а там – пусто. Девушка, запертая в нем, исчезла. Но мгновение спустя она появляется в верхних рядах зрительного зала, там, где ее никто не ждет. Всеобщий восторг, аплодисменты! Когда я приглашаю девушку из зала для участия в этом трюке, на арену выходит не случайная девица, а свой, подготовленный человек. В данном случае это была Юля, дочь моих друзей, моя крестница, которую я привлек для участия в программе. И вот, представьте себе, происходит непредвиденный сбой… Не буду посвящать вас в детали… Открыли ящик, он, как и полагалось, оказался пустым, но Юля среди зрителей так и не появилась. Она исчезла!

– Ужас! – покачала головой Клава.

– Мы долго искали Юлю после представления во всех помещениях цирка, но не нашли. Видимо, в результате моей неудачной манипуляции она переместилась за пределы цирка и неизвестным образом оказалась в вашем шкафу. Это я понял, когда увидел в интернете видео Юли, которое разместил ваш муж. Можете себе представить, как мне досталось от родителей Юли, когда она исчезла! Федор, ее отец, пообещал застрелить меня, если девочка не найдется… К счастью, она нашлась.

Следует отметить, что Лампасов не рассказал Клаве об истинной причине, по которой случился сбой в его психофизическом состоянии, повлекший за собой роковую ошибку с перемещением Юли.

А произошло вот что. Дарья, жена Лампасова, приревновала его (и не без оснований) к смазливой ассистентке Алисе, с которой тот работал уже около года. Пока шел номер и Лампасов находился на арене, Дарья, не смущаясь присутствием публики, вышла к нему и на глазах у многочисленных зрителей (зал был набит под завязку) залепила мужу звонкую пощечину, после чего с гордым видом покинула арену и удалилась из зала.

Публика от подобного зрелища онемела и, издав многоголосый выдох «а-ах!», надолго притихла.

Лампасов же, мгновенно овладев собой, сделал вид, что пощечина от женщины, спустившейся на арену, была запланирована в сценарии с целью показать публике, что никакая неожиданность не способна вывести из себя настоящего профессионала. И, раскланявшись, он продолжил представление.

Расправившись с неверным мужем, Дарья, выйдя в пустое фойе, даже пустилась в пляс, радуясь тому, что Лампасов получил по заслугам. Давно она не вальсировала с такой энергией. Последний раз это было на выпускном школьном балу.

Уже на улице, все еще находясь в возбуждении от собственного поступка, Дарья остановилась у ларька, торгующего мороженым, купила сразу два стаканчика пломбира и тут же съела их, не задумываясь о последствиях для своего горла. И к счастью, ангиной она не заболела, – есть все-таки высшая справедливость!

Лампасов же, мастер гипноза и, как выяснилось, телепортации, продемонстрировав публике умение держать себя в руках, на самом-то деле сбился, допустил ошибку, следствием которой стало исчезновение Юли.

Но то, что теперь известно нам с тобой, уважаемый читатель, не было известно Клаве, жене Петра Сарафанова, томившегося в эти часы в помещении для задержанных в районном ОВД.

Завершив свой рассказ, Лампасов достал из нагрудного кармана небольшую металлическую фляжку, отвинтил колпачок с горлышка и влил себе в рот некоторое количество жидкости.

– Хорош кульбит, – в который раз повторил он, – нос в песок и лоб разбит.

Перехватил удивленный взгляд Клавдии: «Неужели и фокусники, люди тонкой психофизической организации, употребляют алкоголь?» Усмехнулся.

– Это не алкоголь, – пояснил он. – Это медицина! Эликсир для бодрости… Вы даже не можете вообразить, уважаемая, сколько мне пришлось вынести из-за исчезновения девочки!

Убрав фляжку в карман, Лампасов поднялся со стула. Помолчал, раздумывая о чем-то, и спросил у Клавы, где находится местное отделение полиции.

– Вы что же, хотите поехать туда сейчас? – удивилась Клава. – Поздно уже. На часах – без малого двенадцать ночи… Там, наверное, все спят, кроме дежурного.

Лампасов согласился с нею. Сказал, что отправится туда завтра, сразу после завтрака. И, попрощавшись, направился к выходу.

Клава, шедшая за ним, устало заметила:

– Девочка, слава богу, нашлась… Но куда делся старший лейтенант?

– Какой еще старший лейтенант? – не понял иллюзионист.

– Полицейский. Я вам рассказывала о нем. Парень полез в наш шкаф и испарился. Шустрый такой молодой человек… Это тоже ваших рук дело? А ведь у него есть жена, мать, они волнуются! У меня такое чувство, словно и я в этом виновна…

Лампасов остановился в прихожей.

– Уверяю вас, я к этому не причастен… Вы сказали, он забрался в шкаф? С какой целью? Что хотел выяснить? Каким образом Юля оказалась там? Я и сам не смогу объяснить… Случилась в некотором смысле непредвиденная турбулентность. Объект, который должен был прибыть в назначенное место, в силу непредвиденных обстоятельств появился в другом.

Клава невесело посмотрела на Лампасова.

– Представляю, – проговорила она, – лежит сейчас этот несчастный парень в бессознательном состоянии… где-нибудь в подвалах вашего цирка среди хлама и мусора. Это еще в лучшем случае! А в худшем – валяется где-нибудь у помойки, на драном одеяле, в компании пьяных бомжей, которые пытают его: кто ты и откуда?

– Послушайте, женщина! – пристукнул зонтом об пол Лампасов. – У вас, черт возьми, богатое воображение! Вы не пробовали писать детективные романы? Сейчас это весьма модное занятие. Каждый второй грамотей или девица с университетским дипломом пишут детективные романы. «Майор Петухов и колье Шарлотты»! Или же – «Сыщик Дынин и дочь педофила Марфа».

– До свидания! – попрощалась Клава и закрыла за иллюзионистом дверь.

Не успела она уйти из прихожей, как раздался звонок. Клава открыла дверь и увидела Лампасова.

– Забыли что-то?

– Нет, – ответил иллюзионист. – Мне хотелось узнать, чем вы занимаетесь? Кто вы по профессии?

– Я – воспитатель в детском саду. Временно не работаю. Детский сад на месяц закрыт из-за карантина, – сказала Клава. – Вы удовлетворены?

– Вполне, – кивнул Лампасов. И удалился. На этот раз окончательно.

Придя в спальню, Клава минуту-другую смотрела на злополучный шкаф, думая, как ей быть. Спать она решила в гостиной на диване. Перед тем как покинуть комнату, она плотно прикрыла дверцы шкафа и на всякий случай приперла их ночным столиком, который отодвинула от изголовья кровати.

На следующее утро Лампасов, едва лишь пришел в себя, отправился в отделение полиции по месту жительства Сарафановых.

В ОВД царила печальная атмосфера: сотрудники переживали внезапное исчезновение старшего лейтенанта Мукомолова, честного сотрудника и хорошего товарища. Мать Мукомолова, вся в слезах, с утра сидела под дверью кабинета полковника Пузырева, ожидая каких-нибудь утешительных вестей.

Узнав, кто такой Лампасов, Брюквин тут же отвел его к полковнику.

Представившись Пузыреву и сидевшему рядом подполковнику Глазову, Лампасов подробно, не без гордости, рассказал о себе, своих занятиях и об успехах. Сообщил, что в цирке во время представления произошел «сбой» и пропала девушка Юля, участница номера, в исчезновении которой Лампасов винил себя.

Поначалу полковник Пузырев отнесся к щеголеватому иллюзионисту с некоторым скепсисом, однако узнав, что перед ним – создатель трюка, во время которого в цирке исчезла девушка, найденная впоследствии в шкафу у Сарафановых, проявил к словам Лампасова повышенный интерес. Его занимала не девушка, которая, к счастью, объявилась, а исчезнувший Мукомолов.

– Послушайте, у нас пропал сотрудник – старший лейтенант Мукомолов… Может, и его исчезновение как-то связано с вашими фокусами?

Лампасов покачал головой:

– Нет уж, увольте! К исчезновению вашего сотрудника я отношения не имею… Он же не у нас в цирке исчез во время представления, а в квартире Сарафановых. Так что простите, полковник, это больше по вашей части.

– Если вы, товарищ иллюзионист, способны перемещать людей в пространстве, помогите найти нашего парня, – попросил полковник.

Лампасов сделал важное лицо.

– Я подумаю, что смогу сделать для вас… Но сперва вы должны отпустить Юлю Пичугину. К исчезновению вашего лейтенанта она не причастна. Девочка и так натерпелась, намучилась, оказавшись черт-те где, в незнакомом месте, утратив память, а вы ее – в каземат!

Полковник Пузырев строго взглянул на артиста:

– У нас нет казематов, – заявил он, – у нас ИВС, помещения для временно задержанных… И условия там вполне приличные… Девушку мы, конечно, отпустим, и Сарафанова тоже. Хотя на его счет у нас имеются некоторые сомнения… Почему он не привел обнаруженную в шкафу девушку к нам в ОВД, а потребовал, чтобы наши сотрудники пришли за нею к нему в квартиру?! То-то и оно! Я не знаю, что мне говорить матери лейтенанта, она вон сидит в коридоре и слезы льет.

– Это не ко мне! – вскинул руки Лампасов. – Что касается поиска вашего… как его там?.. лейтенанта Мукомолова?.. Постараюсь помочь. Употреблю, так сказать, весь свой талант.

Пузырев обратился к подполковнику Глазову:

– Павел Сергеевич, дай команду, чтобы девушку и гражданина Сарафанова выпустили.

На том и разошлись.

Когда Юля вышла из здания полиции на улицу, Лампасов, встречавший девушку у входа, оглядел ее с разных сторон, ощупал кончиками пальцев, желая убедиться, что с нею все в порядке. Та его не узнала и держалась отстраненно. Особенно ей не понравилось, что он ощупал ее пальцами. Тогда Лампасов вынул из кармана смартфон и показал девушке несколько фотографий, хранившихся в нем, где она была сфотографирована вместе со своими родителями и с тем же Лампасовым. Лица матери и отца что-то всколыхнули в застоявшейся памяти Юли, и она вдруг улыбнулась. И даже прошептала с улыбкой: «Мама». Довольный этим, Лампасов усадил девушку в машину с водителем, которая ожидала его поблизости, и они уехали. На Сарафанова, вышедшего на улицу следом за Юлей, Лампасов практически не обратил внимания. Ни «здрасьте», ни «до свидания», ни «спасибо» за то, что тренер и его жена приняли участие в судьбе девушки и не выставили ее за дверь.

Самое интересное началось днем позже. Ни Клава, ни вернувшийся домой Петр Сарафанов не были к этому готовы.

С утра в дверь квартиры, желая проникнуть внутрь, начали звонить журналисты и телевизионщики. Все они хотели получить интервью и увидеть тот самый платяной шкаф, в котором была обнаружена Юлия Пичугина, а впоследствии исчез сотрудник полиции.

Поначалу Клава и Сарафанов были вежливы, впускали к себе всех подряд, подробно, с удовольствием от того, что вдруг оказались в центре внимания, отвечали на вопросы, показывали знаменитый шкаф, даже разрешали заглянуть внутрь и пощупать находившуюся там одежду, чего, стремясь удовлетворить свое любопытство, желали все журналисты. Но когда количество желающих получить интервью перевалило за десяток, а представители прессы все продолжали прибывать, требуя вновь и вновь рассказать о том, как все было (особое неудобство доставляли телевизионщики, норовившие снять на свои камеры все, что можно и что нельзя), Сарафанов сказал: баста! И закрыл дверь перед носом очередного интервьюера. Это оказался нагловатый молодой человек с платком из разноцветной ткани поперек лба, в куртке желтого с ядовитыми разводами цвета, при взгляде на которую у Сарафанова тут же начинался тремор рук, словно он накануне перебрал со спиртным. «Больше никаких интервью, – заявил он жене. – И шкаф не показываем, это не театр!» Но молодой человек в желтой куртке, представлявший одну из московских газет, не соглашался уйти ни с чем и настойчиво звонил в дверь. Он делал это в течение получаса, надеясь таким образом вывести из себя хозяев квартиры, которые, не выдержав давления, открыли бы дверь и вступили с ним в диалог. У Сарафанова нервы были крепкие, Клава же, как и большинство женщин, была менее устойчива к сторонним раздражителям и не раз готова была впустить настырного газетчика; Сарафанов строго-настрого это ей запретил. Следует отметить, что молодой человек в желтой куртке и цветном платке был мастер на всякого рода каверзы, когда ему требовалось в интересах дела добиться желаемого. Вот и на этот раз он решил, что заставит хозяев квартиры открыть дверь. Он достал из сумки, висевшей у него на плече, многостраничный номер газеты, той самой, которую представлял. Оторвал от нее несколько листов, скомкал их, превратив в бумажные шарики, и, разложив на кафельном полу у порога квартиры Сарафановых, поджег зажигалкой. Дым от горящей бумаги через щель под дверью потянуло в квартиру. «Пожар! Горим!» – выкрикнул молодой человек. «Горим!» – поддержали его появившиеся пятью минутами ранее телевизионщики с канала ТВЦ – девушка-интервьюер и парень-оператор, оценившие хитроумный замысел коллеги. Услышав за дверью крики «Пожар!», Сарафанов приник к дверному глазку и увидел, что это кричит парень в желтой куртке. Лицо у того при этом было не испуганное, а глумливое, что свидетельствовало о том, что пожар – вещь не реальная, а инсценировка с целью выманить Сарафановых из квартиры. Услышав крики, в прихожую прибежала Клава.

– Что-то горит? – вопросила она испуганно. – Пожар?!

– Не бойся! Сейчас мы его зальем! – успокоил ее Сарафанов. – Принеси-ка мне ведро воды, да похолоднее! Быстро!

Клавдия убежала. Дым через щель под дверью продолжал проникать в квартиру, и крики «Пожар! Горим!» на лестничной площадке продолжались. Неприятно удивило Сарафанова то, что на крики никто из соседей не выбежал на площадку. Когда перепуганная Клава принесла ведро воды, Сарафанов, перехватив его, велел ей резко распахнуть дверь и, когда та сделала это, резво шагнул наружу и вылил полведра на голову «шутника», а вторую половину – на телевизионную «диву». Желтая куртка парня сразу потеряла вид (ядовитые разводы стали еще очевиднее), а сам он, изрядно глотнув воды, долго не мог откашляться. Девице тоже хорошо досталось – вода прибила ее прическу и промочила насквозь тонкую французскую блузку, что была на ней под пиджачком, отчего красотка тут же утратила свой праздничный вид. Сарафанов же, сделав свое дело, без промедления удалился обратно в квартиру. На лестнице наступило затишье. Парень из газеты и пара телевизионщиков исчезли.

Некоторое время спустя, убедившись, что на лестничной площадке никто не караулит, Клава вышла из квартиры и отправилась в магазин купить десяток яиц, сметану и кефир.

Выйдя из подъезда, Клава увидела соседку по дому Серафиму Степановну, даму под шестьдесят, проживавшую на втором этаже, которая разговаривала с неизвестными Клаве молодыми мужчиной и женщиной. При виде Сарафановой Серафима Степановна что-то сказала своим собеседникам и те бросились к Клаве. Той стало ясно, что это очередные представители прессы.

– Клавдия Семеновна! – закричали оба, перебивая друг друга. – Два слова для газеты! Некоторое время назад вы обнаружили в своем платяном шкафу неизвестную девушку, а потом там исчез сотрудник полиции… Расскажите! Куда он мог деваться?

– А бог его знает! – поморщилась Клава. – Я сама до сих пор не могу понять… Парень залез в шкаф, хотел осмотреть место, где была обнаружена девушка. И с концами! Был лейтенант – и нет лейтенанта! Я вашим товарищам все подробно рассказала, больше мне нечего добавить. Простите, я спешу!

– Мы вас долго не задержим, – заявил мужчина, встав у Клавы на пути, – несколько минут, не более…

– Значит, он залез в шкаф… и исчез? – уточнила женщина. – А не мог он выпрыгнуть в окно? А вы этого не заметили…

– Никуда он не выпрыгивал! – начала сердиться Клава. – Знаете, как люди в цирке исчезают? Закрыли человека в ящике, потом ящик открыли, а там – пусто… Все, мне пора! – Клава оттеснила мужчину, стоявшего на пути, и побежала в направлении переулка, где находился продовольственный магазин.

Журналисты последовали за ней. Так и бежали они втроем по асфальтовой дорожке – в середине Клава, а по обе стороны от нее «акулы пера». Клава могла бы перейти на шаг, но не стала этого делать, надеясь, что на бегу журналисты не смогут долго задавать свои вопросы.