Тугие узлы отечественной истории. Помощник В.А.Крючкова рассказывает…

Мой комментарий: То, что утечка закрытых сведений прошла не по каналам Б.Н.Ельцина, но именно Г.Х.Попова, у меня никакого удивления не вызывает. Именно последний персонаж играл за кулисами назревающих событий политическую роль ничуть не менее важную, чем А.Н.Яковлев, Э.А.Шеварднадзе или же Е.М.Примаков с В.В.Бакатиным. Однако никакой необходимости «затемнять ситуацию» путем срочного подключения к информированию Горбачева через Мэтлока и Бессмертных не было – Горбачев уже вскоре, то ли 26, то ли 29 июня 1991 года встретится с госсекретарем США Бейкером, и будет иметь с ним очень и очень конфиденцивльный разговор на различные актуальные темы. Если Горбачев действительно был «кукловодом ГКЧП», то что принципиально нового ему мог бы сообщить Мэтлок? Лишь то, что в ближайшем окружении Президента СССР завелся очень жирный и хорошо информированный «крот». Однако никаких команд на сей счет в КГБ СССР от Президента СССР не поступило.

Олег Бакланов, в августе 1991 года секретарь ЦК КПСС, заместитель председателя Совета обороны СССР, член ГКЧП.

– Кто предложил создать ГКЧП?

– Я узнал о создании комитета от Горбачева, который еще за год или полтора до августа 1991 года, почувствовав, что его политика приходит в тупик, на одном из совещаний высказал мысль о создании некоего органа, который в случае чрезвычайной ситуации мог бы вмешаться, чтобы поправить положение в стране. Но данный орган должен был быть конституционным, то есть оформлен решением Верховного совета. Вот тогда-то я впервые услышал о ГКЧП. А предпосылкой к созданию такого комитета послужили события в Баку, Тбилиси и Прибалтике. Да и Ельцин в Москве возбуждал умы москвичей. Поэтому соответствующие органы стали разрабатывать статус ГКЧП. Я знаю, что и Верховный совет обсуждал и даже принял статус ГКЧП.

Если говорить конкретно об августовских событиях, то необходимость создания ГКЧП возникла после того, как 17 или 18 августа одна из газет напечатала материалы новоогаревских посиделок, где, по сути, Горбачевым, Ельциным и иже с ними был подготовлен документ о роспуске Советского Союза. Причем уже 21-го Горбачев был готов его подписать…

– Когда вы 18 августа прилетели в Форос, Горбачев вас нормально встретил?

– Нормально. Мы же не разбойники, мы приехали просто поговорить. Правда, Горбачев был какой-то помятый и перепуганный. Сейчас-то я понимаю, почему он был перепуганный. Мы-то думали, что он заблуждается, а он-то знал, что он предатель.

– Он согласился, что надо спасать страну?

– Его трудно было понять. С одной стороны, он вроде соглашался, а с другой – нет. Например, он нам сказал: "Давайте я вам подпишу бумагу о созыве Верховного совета". Подержал эту бумажку, повертел ее, а потом вдруг говорит: "Зачем же я вам ее буду подписывать, когда вы все здесь. Вы скажите Лукьянову, чтобы он собирал Верховный совет".

– А вы не предлагали ему вернуться с вами в Москву?

– Да, но Горбачев стал сразу же говорить, что не может ехать в Москву, потому что он сидит в корсете и у него отнялась нога. По этой же причине он не захотел, чтобы руководство страны и главы республик собрались у него, чтобы обсудить создавшееся положение. Но в то же время заявил, что он в любом случае прилетит в Москву на подписание договора, даже если ему отрежут ногу. Меня эта фраза просто повергла в шок. Кто ему собирался отрезать ногу? Вроде не было такой необходимости. В общем, в конечном счете был нелицеприятный разговор, в заключение которого Горбачев сказал: "Ну хорошо. Давайте действуйте сами". Он как бы дал "добро".

– И вы начали действовать. Как подбирались кандидатуры в состав ГКЧП?

– Это детали, которые уже трудно вспомнить.

– Чем занимался три дня комитет?

– Он собирался несколько раз, решал текущие вопросы и старался сделать все, чтобы не было стычек, которые привели бы к трагическим событиям, таким как на Садовом кольце.

– А армию зачем ввели?

– Армию ввели, потому что это было предусмотрено статусом ГКЧП, чтобы охранять телеграф, почту, Верховный совет и Кремль.

– Что, была угроза?

– А что, подписанный Ельциным указ о том, что не надо переводить в Союз налоги из республики,– это вам не угроза? Когда, по сути дела, он решил, что РСФСР не входит в СССР. Надо же было как-то стабилизировать ситуацию.

– Войсками?

– А чем же?

– ГКЧП находился все три дня в Кремле?

– Мы были там, где это было необходимо. Что толку три дня сидеть в Кремле? За три дня там с тоски можно было бы умереть. Может, нам еще в подвале нужно было сидеть? Это Ельцин прятался в подвале, откуда его чуть в американское посольство не увезли. Хорошо, что у него ума хватило в посольство не поехать, а то совсем было бы стыдно.

– А Ельцина вы собирались арестовать?

– Если бы было решение арестовать Ельцина, он был бы арестован. Да не только Ельцина, но и любого можно было арестовать. Но разве в этом смысл? Функция ГКЧП была в том, чтобы стабилизировать ситуацию, то есть собрать Верховный совет и рассмотреть на нем сложившуюся ситуацию. И если бы Лукьянов собрал Верховный совет не 26-го, а сразу, то, думаю, судьба Горбачева была бы решена. Я считаю, Верховный совет можно было собрать быстро. Ведь Ельцин собрал свой 21-22 августа. И все там сидели и радовались, как разрушается родина.

– Что бы ждало страну, если бы победил ГКЧП?

– Светлое будущее.

Мой комментарий: без комментариев, все было именно так.

Анатолий Лукьянов, в августе 1991 года председатель президиума Верховного совета СССР.

– Члены ГКЧП впоследствии не раз упрекали вас в том, что вы не созвали внеочередной съезд народных депутатов. Почему вы так поступили?

– У меня был один путь – это путь абсолютного соблюдения закона. А в законе была заложена форма – четыре дня. Надо честно сказать, что собрать со всего Союза всех депутатов за столь короткое время было невозможно. А вот решение о созыве Верховного совета я подписал в 6 часов утра 19 августа.

– А как вы вообще узнали о готовящемся перевороте?

– Во-первых, никакого переворота не было. Переворот подразумевает изменение существующего строя, а этот так называемый переворот был как раз в его защиту. Во-вторых, я видел, что обстановка в стране накалялась, и вопрос о чрезвычайном положении рассматривался не раз как на Политбюро, так и в окружении президента. Но я не мог помыслить себе, что это будет сопровождаться такими событиями. Когда меня вызвали в Москву, я сразу же прилетел. Это было в десятом часу вечера 18 августа. И когда мне предложили войти в состав ГКЧП, я, естественно, отказался, поскольку это было несовместимо с моим статусом председателя Верховного совета.

– Ну и вошли бы как глава Верховного совета.

– А зачем? ГКЧП – это исполнительный орган. Кроме того, я не мог встать на чью-либо сторону, я должен был выражать мнение парламента.

– Какие цели ставил перед собой ГКЧП?

– Это была плохо организованная отчаянная попытка сохранить Союз сильным государством. И ничего больше за этим не стояло. Причем сохранить при помощи того президента, который был.

– Как это?

– Просто отложить подписание договора, который превращал страну в конфедерацию. Поэтому-то и поехали к Горбачеву. А позиция Горбачева была "прямой" – он выжидал, наблюдая, кто победит.

– А вы сами с Горбачевым когда-нибудь говорили о введении ЧП?

– Ближайший помощник Горбачева Валерий Болдин, например, прямо говорит о том, что ГКЧП как комитет был создан еще весной 1991 года на совещании у Горбачева. Тогда были названы все лица, впоследствии вошедшие в ГКЧП, а также была сделана печать этого органа и бланки.

– А вы об этом знали?

– Да, я присутствовал на том заседании.

Мой комментарий: А.И.Лукьянов из всех причастных к делам ГКЧП политиков менял свою позицию и тональность высказываемых им оценок чаще всего. Почему – лично для меня абсолютно ясно. Хотел бы, однако, особо подчеркнуть лишь следующее важнейшее обстоятельство: ГКЧП, вопреки утвержденим признанного мэтра отечественного конституционного права, вовсе не являлся «исполнительным органом». Он не принадлежал ни к одной из существовавших тогда ветвей власти – это был специально созданный временный орган государственной власти и управления страной в условиях объявленного правового режима чрезвычайного положения (статьи 2 и 5 Закона СССР №1407-I от 03.04.1990 г.). Не зря в пункте 3 «Заявления советского руководства» от 19.08.1991 года персональный состав члено ГКЧП был указан в алфавитном порядке и поэтому и.о.Президента СССР Г.И.Янаев шел последним в этом списке, а не указывался первым как руководитель этого органа. Тем самым подчеркивался особый, коллегиальный статус данного органа и полное равноправие всех его членов, среди которых было и несколько депутатов советского парламента. А.И.Лукьянова это обстоятельство очевидно не устираивало, и он решил воспользоваться наскоро придуманной им же формулой самостоятельного участия в предстоящих событиях, что, тем не менее, от мести Горбачева его не спасло, как он не старался отмежеваться от членства в ГКЧП. Варенников ведь тоже не был членом ГКЧП, но «отгреб свое» по полной разметке.

Геннадий Янаев, в августе 1991 года вице-президент СССР, член ГКЧП.

– Кому пришла идея ввести ЧП?

– Вечером 16 августа на одном из объектов КГБ встретились Язов, Крючков и их заместители, произошел обмен мнениями о ситуации в стране. 17 августа на том же объекте произошла вторая встреча, но уже с участием премьера Павлова, где было решено направить группу товарищей в Форос, чтобы потребовать от Горбачева введения чрезвычайного положения и не подписывать союзный договор без референдума.

– А кто вам предложил возглавить этот орган?

– Я в субботу и воскресенье работал весь день в Кремле… вдруг мне докладывают, что в машину звонит Крючков. Ну если звонит председатель КГБ, значит, может быть какая-то нештатная ситуация. Крючков мне говорит: "Мы тут собрались в кабинете у Павлова. Надо, чтобы вы подъехали". И когда я приехал к 20 часам к Павлову, то в это время Крючкову из самолета звонили товарищи, возвращающиеся из Фороса, которые проинформировали его о беседе с Горбачевым. Потом с Валдая прилетел Лукьянов, из Белоруссии на военном самолете – Бессмертных. И наконец, подъехали товарищи, которые были у Горбачева.

По Конституции если президент не может исполнять свои обязанности, то в должность президента вступает либо вице-президент, либо глава парламента. И тут между мной и Лукьяновым произошла дискуссия. Я говорю ему: "Может быть, тебе возглавить комитет. У тебя авторитета больше, а мне надо еще политическую мускулатуру нарастить". Но он отказался. Я хочу сказать, что решение возглавить комитет мне далось очень и очень тяжело. И только в начале первого 19 августа я согласился. И то с оговоркой, что только на три дня – до сессии Верховного совета СССР. И все эти трое суток я был как комок нервов. Я ничего не ел, не пил…

– А Горбачев действительно был болен?

– У него был радикулит, серьезного, конечно, у него ничего не было. И когда мы объявили, что Горбачев болен и не способен исполнять свои обязанности, это не была ложь во спасение. Это было создание видимости непричастности Горбачева ко всему происходящему. У него ведь и охрана осталась – за исключением начальника, которому нужно было идти в отпуск. У охраны были контакты с пограничниками, моряками, которые охраняли безопасность президентского отдыха. И те несколько раз предлагали вывезти Горбачева куда угодно и связать его с кем угодно. Но Горбачев выжидал, чья возьмет…

Мы абсолютно четко себе это представляли, что он нас сдаст. При любом раскладе событий – победим мы или проиграем. А в случае негативного расклада мы и физически на себе ставили крест.

– Зачем же Горбачеву было в случае вашей победы вас сдавать?

– Надо знать Горбачева.

Мой комментарий: Г.И.Янаева я знал давно, еще с комсомольских времен. Безусловно, честный и искренный человек, но отнюдь не с бойцовскими качествами. Как говорила Нона Мордюкова в фильме «Простая история» – «хороший ты мужик, Андрей Егорыч, но не орел». Вторым человеком в государстве он стал в общем-то случайно, по прихоти Горбачева, которому явно был нужен послушный и полностью управляемый соратник. Это отчетливо проявилось в ходе закрытого заседания Верховного Совета СССР 17 июня 1991 года, на котором выступали с очень острыми докладами будущие члены ГКЧП Павлов, Язов, Крючков и Пуго. Лукьянов и Янаев в период демонстративного отсутствия на этом заседании М.С.Горбачева стремились «присыпать песочком» уже достатчно ярко тлевшие угли растущего народного недовольства. К сожалению, он полностью прозрел только после длительного пребывания в «Матросской тишине». У Янаева адвокатом был бывшие работник Генеральной прокуратуры Абдулла Хамзаев, в то время как Лукьянова защищали сразу два признанных мэтра отечественной адвокатуры – Генрих Падва и Александр Гофштейн. Это говорит о многом.

Юрий Петров, в августе 1991 года глава администрации президента РСФСР.

– Как вам работалось в танковом окружении?

– В течение короткого времени Белый дом превратился в настоящий боевой лагерь, где ходили вооруженные автоматами люди в камуфляже, где Руцкой и Кобец организовывали оборону. Связывались со средствами массовой информации, создали в Белом доме пресс-центр. Был момент, когда все сказали: "Будем стоять до конца". Это нас объединило.

– Правда, что Ельцин знал о перевороте заранее?

– Он говорил, что узнал о ГКЧП и объявлении чрезвычайного положения на даче в Архангельском.

– Вы были готовы к штурму?

– К Белому дому подтягивались танки, группа "Альфа" готовилась к штурму – тогда эти сведения как-то просачивались, доходили до российского президента. Надо сказать, во всех союзных органах, во властных и военных структурах, в милиции и КГБ были люди, которые поддерживали российского президента. Поэтому было много звонков, предупреждений, что готовится штурм. Тогда люди начали строить баррикады, готовиться к обороне. На вопросы, которые задавали членам ГКЧП Ельцин, Руцкой – а они разговаривали практически со всеми: с Крючковым, с Павловым, с Янаевым,– мы не получали вразумительных ответов, кроме заявлений, что, мол, никто там вас не собирается штурмовать. Хотя, с другой стороны, шла информация, что собирались. Мы готовились к самым серьезным событиям – вплоть до штурма и физического уничтожения…

Присутствовали на совещаниях одни и те же люди: Хасбулатов, его заместители, Бурбулис, Шахрай, Руцкой, Кобец, Станкевич, Скоков. Это был настоящий штаб, где быстро решались оперативные вопросы. Кто-то входит, что-то выясняет, уходит. Все решалось по ходу дела, потому что действительно была боевая обстановка, как на фронте.

– А что конкретно вы предпринимали?

– В частности, по поручению Ельцина было создано запасное правительство, которое было поручено возглавить Олегу Ивановичу Лобову. Он отправился в Екатеринбург – там есть специальный пункт, оборудованный на случай ядерного удара, то есть командный пункт для высшего руководства. С Лобовым были министры, руководители ведомств. Они вылетели в Екатеринбург и подготовили этот пункт гражданской обороны к возможному перемещению туда российского правительства. Вылететь Лобову было нелегко: поначалу ему не давали самолет. Но тут уже начал действовать революционный порядок: президент приказал – и подчинились. Других-то приказов не было. Ельцин, как президент России, решал все вопросы…

– А с Горбачевым была связь?

– В отношении Горбачева у нас были самые различные подозрения. Связаться с ним действительно было нельзя – Борис Николаевич пытался это сделать по спецкоммутатору. По-моему, его включили только 21-го. Тогда Горбачев подтвердил, что ни при чем, и к нему полетели Руцкой с командой. Привезли его, арестовали ГКЧП. На этом политическая карьера Горбачева закончилась.

Мой комментарий: Как развивалась обстановка в Белом доме и вокруг него я знал в основном на основе оперативных докладов сотрудников различных подразделений КГБ в Дежурную службу КГБ СССР. Что же касается истории с выездом Лобова со своей командой в Свердловск, то данная затея российских властей была ущербной изначально. Все запасные пункты управления страной в особый период находились тогда в ведении 15-го Главного управления КГБ СССР и никто, кроме начальника этого управления, непосредственнол подчинявшегося Председателю КГБ СССР и выполнявшего исключительно его письменные приказы и указания, не мог отдать приказ на расконсервацию данного объекта и разрешить доступ в него посторонних лиц. Как мы видим из этого свидетельства, спецкоммутатор у Б.Н.Ельцина работал и никто его тогда не отключал.

Иван Силаев, в августе 1991 года председатель Совмина РСФСР.

По режиму военного времени у нас в России, в Свердловске, был пункт экстренного местонахождения российского правительства. И мы туда откомандировали моего первого заместителя Лобова.

– Об этом потом говорили как о теневом кабинете?

– Совершенно верно. Но оно было не совсем теневым – просто если бы нас раздавили, то наши идеи и интересы России должны были продолжать отстаиваться из того центра.

Договорились, что на пресс-конференции выступлю я, потому что утром, когда мы приехали, Борису Николаевичу, очевидно, некоторое время нужно было приходить в себя. И мы тут все делали в основном под моим руководством.

– Что значит "приходить в себя"? Вы хотите сказать, что он был пьян?

– Нет, он был просто потрясен. Я сам писал черновик обращения к Лукьянову. И в это время ко мне вошел Борис Николаевич, безусловно трезвый. Но у него лицо посерело. Он кое-что дописал в обращении и, в частности, последний пункт: взять под стражу членов ГКЧП. И вот с этим текстом я и выступил перед журналистами и перед дипломатическим корпусом. Ночь мы ночевали все там. В это время "Альфе" было поручено взять нас штурмом, но они отказались, и это нас спасло. Спасибо им за это – даже через десять лет. На следующее утро мы поехали к Лукьянову: я, Руцкой и Руслан Имранович. Лукьянов был довольно спокоен, да у него и вообще лицо не очень выразительное… Из его слов я понял, что он заодно с ГКЧП и ничего против них делать не будет.

Ельцин сообщил, что ему позвонил Крючков и предложил вместе с ним поехать к Горбачеву. Но я взял слово и настоял, что из соображений безопасности Ельцина за Горбачевым надо ехать не ему, а мне. Вот такой патриотический у меня порыв состоялся, и это было от души. Снарядили еще и Руцкого, и в придачу два десятка спецработников. Утром 21 августа мы прилетели в Форос. Встреча была потрясающая! Горбачев искренне был обрадован, мы с ним обнялись, поцеловались. Ну, он нормальный человек, эмоций было много…

– Говорят, он крепкими словами крыл гэкачепистов.

– Да, он это умеет! Причем у него это получается как музыкальное произведение, гладко. Есть люди, которые ругаются, как бы насилуя себя. А у Горбачева это как стихия, просто "Евгений Онегин", красиво даже. Горбачев сразу ГКЧП обложил: "Такие-сякие, вот там они у меня! Я собираюсь с ними вечером ехать в Москву"… Когда мы садились в самолет, Крючкову уж не знаю кто предложил: "Михаил Сергеевич вас приглашает лететь". Крючков сел в самолет, и его тут же арестовал Руцкой. Это уже была победа.

Мой комментарий: Наш всеми чтимый Борис Николаевич после своего триумфального визита в Алма-Аты был трезвый, ну как же иначе? Относительно ЗКП в Сведловске я ситуацию уже прояснил. Но то, что Горбачев, кроме всего прочего, еще и великий артист – Силаев нам всем показал здесь очень наглядно и в цвете.

Константин Кобец, в августе 1991 года председатель Госкомитета РСФСР по обороне и безопасности.

– Как получилось, что вы оказались руководителем защиты Белого дома?

– К моменту путча я уже несколько месяцев проработал в команде Ельцина. И вот приблизительно к середине августа я уже получал информацию о том, что тучи сгущаются и принято решение, грубо говоря, обломать Ельцину рога. А тут еще накануне подписания Новоогаревских соглашений Горбачев зачем-то в Форос улетел. Потом стало известно, что в Крым должна была полететь некая делегация с целью добиться отставки Михаила Горбачева.

Я со своей командой потихонечку, в тайне от всех, в том числе и от Ельцина, начал готовить "план X". Он предусматривал ряд контрмероприятий на случай силового давления на резиденцию Верховного совета и правительства.

19 августа в 6 часов утра ко мне прибежал Коржаков – а жил я на даче по Калужской дороге – и сообщил о государственном перевороте… Я предложил всем немедленно покинуть дачу и переехать в Белый дом. Известными путями, потому что военные должны знать в радиусе 50 км все тропки, мы уехали. Времени у нас оставалось где-то 12-15 минут. Информация о нашем возможном аресте и даже физическом уничтожении уже прошла. Ехали, естественно, на служебных автомобилях, обгоняя по дороге танки.

Примерно в 10 часов 30 минут мне позвонил Язов и приказал оставить свой пост председателя подкомитета и сдать Белый дом.

– И что вы ему сказали?

– Я категорически отказался. Он говорит: ну что ж, в таком случае я даю разрешение генпрокурору возбудить уголовное дело; вас ждет трибунал, а семья будет интернирована. Я сказал, что пугать меня не надо, и поставил в известность Ельцина об этом разговоре. А чтобы некоторые не думали, что я пятая колонна, официально заявил иностранным и нашим журналистам, что, пока жив, ни одна нога гэкачеписта не зайдет в Белый дом.

Около 19 часов подошла колонна танков, которую возглавлял майор Евдокимов. Мы его тут же сагитировали на свою сторону. И вот Ельцин забрался на танк и обратился с известным посланием к москвичам. Только после этого я приказал ввести "план Х" в действие. Начали строиться баррикады. Нами было предусмотрено три кольца. Стягивали весь транспорт – снегоочистительные машины, бульдозеры, троллейбусы, автобусы,– блокировали мосты. Подогнали 15 катеров с зажигательной смесью, делали бутылки с зажигательной смесью.

Да, чуть не забыл. Ельцин, дабы расширить мои полномочия, издал указ о назначении меня министром обороны на период восстановления законной власти в стране. Короче говоря, вся полнота ответственности за оборону была возложена на меня, и моим приказам все были обязаны подчиняться. В Белый дом по нашему сигналу стали прибывать офицеры, генералы, просто люди, которые работали в частных охранных структурах типа "Алекс", "Колокол". Раздали всем оружие, гранатометы, забаррикадировали множество входов-выходов.

Были достоверные данные, что группа "Альфа" начнет штурм в 24 часа. К этому времени я связался со всеми командирами дивизий, со всеми кураторами, приказал строго-настрого ни в коем случае не допустить вмешательства военных в эту "разборку". А со своим давним знакомым генерал-полковником Калининым, который командовал Московским округом, я договорился, чтобы он выполнял все приказы, но с задержкой хотя бы минут на 15-20: за это время мы успевали подготовиться к любому развитию событий.

– Как вам удалось договориться с военными?

– Ночью прибыл Лебедь – тоже с войсками. Я с ним побеседовал, потом провел его к Ельцину. Он заверил, что ВДВ штурмовать Белый дом не будет. С Грачевым я несколько раз разговаривал. Я связался с Громовым, он был первый замминистра внутренних дел. Для меня было важно, чтобы не выступила дивизия Дзержинского. И Громов оказался с нами. С Баранниковым был тесный контакт. Он помог нам ребятами из рязанской и ивановской школы милиции.

Одновременно мы проводили психологическую войну. Шумейко со своими людьми лично поехал в "Альфу", депутаты отправились во все полки вести разъяснительную работу с целью деморализовать уже вошедшие в Москву войска. Это было самой тяжелой и кропотливой работой, и депутаты с ней блестяще справились. Тут я расскажу об одном малоизвестном эпизоде. Я всех депутатов предупредил: за невыполнение приказов – расстрел. И один такой – кажется, Титкин его фамилия – не вовремя прибыл в воздушно-десантную дивизию, сорвал все на свете. Я при всех приказал его расстрелять во внутреннем дворике Верховного совета – в общем, сымитировали казнь. После этого послушание было абсолютно четким, беспрекословным.

Вскоре прошла информация, что штурм переносится на три часа ночи. Откровенно говоря, как военный человек, я понимал, что против профессионалов, несмотря на то что у нас активных штыков человек 500 было, нас хватит максимум на несколько минут. Я об этом доложил Ельцину и предложил ему покинуть Белый дом. Он категорически воспротивился. И надо отдать ему должное – мало ли какие у меня с ним потом были взаимоотношения, но здесь Ельцин вел себя как человек исключительно мужественный…