скачать книгу бесплатно
Мемуары уфимского школьника
Шамиль Валеев
Книга уфимского журналиста и общественного деятеля Шамиля Валеева посвящена классической триаде современного человека – детству, отрочеству, юности и их воплощению во взрослой жизни. Внимательный читатель сможет ещё раз войти в пространство своего прошлого, но теперь уже с внимательным и понимающимся проводником.Вспомнить всё чудесное, что было с тобой в прекрасное время жизни, увидеть красоту места, где живёшь, – вот девиз этой книги.
Мемуары уфимского школьника
Шамиль Валеев
Редактор Айдар Гайдарович Хусаинов
Редактор Рушан Ахняфович Киреев
Иллюстратор Наталья Якунина
Дизайнер обложки Рим Валиахметов
Корректор Галия Баязитова
© Шамиль Валеев, 2022
© Наталья Якунина, иллюстрации, 2022
© Рим Валиахметов, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0056-1335-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Шамиль Валеев
МЕМУАРЫ УФИМСКОГО ШКОЛЬНИКА
Книга нашего времени
Книга уфимского журналиста и общественного деятеля Шамиля Валеева посвящена классической триаде современного человека – детству, отрочеству, юности и их воплощению во взрослой жизни.
Внимательный читатель сможет ещё раз войти в пространство своего прошлого, но теперь уже с внимательным и понимающимся проводником. Вспомнить всё чудесное, что было с тобой в прекрасное время жизни, увидеть красоту места, где живёшь, – вот девиз этой книги.
© Валеев Ш. Р., 2021
© Валиахметов Р. Г., обложка, 2021
© Якунина Н. В., иллюстрации, 2021
Дорогие друзья!
Большую часть этих текстов – собственно сами «Мемуары уфимского школьника», я написал во время, которое называется «кризисом среднего возраста», где-то на стыке четвёртого и пятого десятка, то есть около сорока лет. Психологи говорят, что его легче преодолевать, если себя – забытого маленького, мягкого, хрупкого и беззащитного – вспомнишь, поговоришь с ним, возьмёшь под свою взрослую защиту, успокоишь и погладишь по голове.
Получается, что вспоминая своё деревенское и уфимское детство – ковыльные лесостепи Чекмагуша, прохладные лесопарки Новостройки, учителей 49-й школы, преподавателей БашГУ, – я так и сделал. Мне это помогло найти мир с собой, проплакать невыплаканное, сказать несказанное, понять непонятое. Но попутно выяснилось, что не один я такой – десятки, если не сотни, мальчиков и девочек семидесятых, восьмидесятых годов написали мне об этом: каждый нашёл что-то своё. И оказывается, нас – начитанных и ранимых, умных и добрых – много. Целое поколение. Моё поколение.
Так я понял, что эти строчки адресованы не только мне. Вот.
Я очень надеюсь, что книжка, изданная на бумаге, не потеряет электрической энергии текстов и будет стоить вашего (и моего) потраченного времени. Спасибо, что читаете!
Ваш Ш. В.
Февраль 2021 года
УНИВЕРСИТЕТЫ ШКОЛЫ №69
НУЛЕВОЙ УРОК
Старая добрая Новостройка
Я – уфимец с короткими перерывами с конца лета 1980 года; школьное детство и юность мои прошли на Новостройке. Я помню первое впечатление от неё, когда въезжал по улице 50-летия СССР мимо «сорокового завода» и смотрел через лобовое стекло на огромные изогнутые белые дома-корабли, которые стояли уступами на другом «берегу» оврага-долины Сутолоки. На балконах висели красные растяжки, наверняка про «ум, честь и совесть нашей эпохи».
На зелёном заборе «сорокового завода» висел зомбификатор восьмого уровня «Учение Маркса, Энгельса, Ленина всесильно, потому что оно верно!». Меня, семилетку, уже запойного читателя взрослых книжек и учебников, привезли в Уфу из деревни – аж за девяносто три километра – 30 августа 1980 года. И ещё никто не знал, возьмут ли меня в школу, а если и возьмут, то в какую. Взяли. В 49-ю. Хотя была ещё 42-я. Но – переходить дорогу. Мы и не знали, что лучше в 39-ю, и знать об этом надо было не менее чем за год-полтора, а лучше прямо с рождения. Такое было время.
Брать меня, деревенского, не хотели, вроде всё было укомплектовано, и причём давно. Матушка моя случайно услышала в разговоре директора «позывные» – имя-отчество какого-то Ильгиза Шарипыча, заведующего профильным отделом обкома КПСС, козырнула знакомством, и меня, униженного недоверием и заплаканного, взяли.
И определили в шахматный элитарный класс. Первого сентября меня коллективно признали «самым умным в классе», чем малость поправили самооценку. От избытка чувств я опять разрыдался, и меня доставили домой, благо идти было три с половиной минуты.
Матушка успела пообещать директору Герману Константиновичу, что я стану лучшим шахматистом, и мне пришлось ходить на эти шахматы до шестого класса, когда все уже на них забили, а Германа уже давно не было в этой школе. С тех пор не люблю эту игру.
Отец свою первую квартиру – двушку в хрущёвке – получил по линии обкома комсомола в двадцать семь лет. Как-никак журналист – это почти знаменитость и почти начальство. По слухам, до нас в этой квартире жила семья, из которой вышли министры и даже главы администраций районов и чуть ли не президентов. Я в свою первую однушку въехал в двадцать девять. Уже в Новиковке. Через лесок от Новостройки.
До седьмого класса я был деревенским жителем и при первой возможности сваливал к бабушке и проводил там все каникулы, очухиваясь от лета только в зябкие августовские ночи, когда возвращался домой в мокрых от росы сандалиях и джинсах от Салаватского ПШО и Jantar.
В 1987 году, после того как впервые остался в городе из-за лагеря труда и отдыха («Росинка», совхоз имени 50-летия СССР), я стал полноценным горожанином, а не «учебным мигрантом». Я понял, что вряд ли вернусь в деревню председателем или, на худой конец, «парткомом» после пятнадцати лет в школе и, разумеется, сельхозинституте. Так мне обещали в августе 1980 года, когда разводили на переезд. И я начал делать гуманитарную карьеру, забив на алгебру, геометрию, прилежание и отчасти даже на поведение.
С партийно-комсомольской карьерой я завязал ещё перед первым смотром строя и песни, когда меня административным путём забаллотировали на выборах в командиры отряда юных суворовцев, приведя неотразимый аргумент – «а у него голос тихий». В противные и многообещающие девяностые я вырвался из родного и уютного «микраша» в студенчество, аспирантуру и журнализм. Для меня Новостройкой теперь уже была вся Уфа. И в силу своего представления о романтике, а также в меру юной энергии и любознательности я пытался отметиться хоть каким-нибудь образом в каждом районе города.
Особенно манили те места, куда мне, бывшему подростку с ТЦ «Башкирия», путь по геополитическим причинам был заказан. Транспорт тогда ходил бесплатно, но только днём. Радиотакси тем более ещё не было. Пару раз обнаруживал себя в таких районах, откуда можно прийти пешком (или доползти) только к утру. И как-то раз, возвращаясь домой, услышал, к своему удивлению, стук вагонных колес на стыках. Это же надо, как тихо тогда было ночами, – аж Транссиб было слыхать на бульваре Молодёжи!
В нулевые годы я изменял родной Новостройке с Новиковкой, Садовым кольцом и Восточной Сибирью. Объездил все муниципальные образования республики в составе различного рода кортежей и пулов – не был разве что в Абзелиловском районе.
А недавно вернулся сюда как блудный сын, проапгрейдив лишь метраж и «микраш», а также компенсировав убывшего себя юного в четверном размере. Теперь район показался немного запущенным, но вполне себе уютным, винтажным и удобным для жизни. Хотя коммуналка здесь пока никакая, но это скоро пройдёт, это вам бывший сотрудник фонда ЖКХ говорит!
Чуток ещё есть наркоманов и алкашей, но это, как показывает опыт, тоже лечится естественным путём по теории Дарвина. Квартиру в одном из первых домов Новостройки нашла моя половина, и я тихонько её оформлял, подавляя в себе писки радости и прыжки до потолка.
Сейчас Новостройка, уже как и вся остальная Уфа, сильно меняется. Не всегда в лучшую сторону, но довольно основательно. И выглядит совсем не как новостройка, за исключением примерно пяти точечных свечек времён градостроительного беспредела второй половины девяностых.
Как-то раз, глядя в окошко своего служебного кабинета на колокольни Соборной площади Кремля, я понял, что мне жалко терять безвозвратно и бесследно мою старую Новостройку. И я начал её складывать кусочками в социальную сеть в виде формулировок во время приступов ностальгии. Кто же знал, что возвращение на родину будет таким таргетированным и оперативным? Скулил-то я искренне и безысходно, не надеясь, что упырей, чуть не укравших мою родину, загонят за Можай скоро, и я смогу вернуться так точно, что до сих пор не верится. И сейчас правлю пост в сие гостеприимное коммьюнити и боюсь выглянуть в окошко – вдруг это всё мне приснилось…
Но раздвинув занавески, к счастью, вижу милые сердцу дома, улицы, магазины, деревья, которые навевают геоисторические «вспоминалки» – об объектах той самой Новостройки, которая была новостройкой всего-то сорок лет назад.
«Новостройка» – историческое название части Октябрьского района города Уфы, которая активно застраивалась с конца 1960-х годов. Собственно новостройкой этот район был в начале семидесятых, но название прижилось и в ходу до сих пор, хотя новое поколение уфимцев и гостей столицы называет его по торговому центру «Башкирия», а официальные власти предпочитают именовать его по старинке Лесопарковым. Новостройка состоит из трёх «микрашей» – таково местное название микрорайонов.
Первый «микраш» ограничен улицами Менделеева, Лесотехникума, Клавдии Абрамовой, 50-летия СССР.
Второй «микраш» – улицей 50-летия СССР, Лесным проездом, бульваром Молодёжи, Менделеева (на самом деле – «тридцатым магазином», ныне цепочкой магазинов в здании по Менделеева, 207).
Третий «микраш» (тоже небольшой) – улицей Менделеева, бульваром Молодёжи, Лесным проездом. В общем, между ТЦ «Башкортостан» и ГКБ №21 +49-я школа. Ориентир – «Трамплин».
Возможно, такое деление связано с номерами участков ЖЭУ №44, которое до последнего времени обслуживало здесь большинство домов.
«Сороковой завод». Исторически Новостройка тесно связана с Уфимским приборостроительным заводом – некогда «почтовым ящиком №40», ныне УППО. Многие работники УПЗ жили именно здесь, в первом и втором «микраше». К заводу, судя по всему, имеет историческое отношение и стадион «Трудовые резервы». УППО шефствовало над СШ №49 и рекрутировало оттуда кадры посредством ШРМ (школы рабочей молодёжи) и «училяги» (ГПТУ №37). Нас на завод водили всем классом, чего там точно делают – не знаю. Что-то секретное. Известна бритва «Агидель» – популярный советский бренд, который побывал в космосе, сейчас тоже вроде выпускается. Видимо, электробигуди с одноимённым названием – тоже продукция этого же предприятия. «Красные дома» по Луганской напротив завода (и бывший супермаркет «Ниагара», на котором раньше была непонятная вывеска «Проектно-сметное бюро») – это, как говорят местные жители, был край Уфы до того, как Новостройка была просто новостройкой.
Сутолока – река, которая является душой Уфы, река, где водилась форель, река, где сейчас пока помойка. Она самоочищается, перестала уже пахнуть баннопрачечными отходами. Видимо, сдохло какое-то мерзкое совковое производство. Да и уважаемые жители Вишерской и Шелководных улиц перестали сбрасывать туда мусор – скорее всего, потому, что им теперь мешает проспект Салавата Юлаева. Там можно было найти всё, вплоть до ржавого «Жигуля» или «Запора». Где она точно начинается, я так и не выяснил доподлинно, зато её устье – у всех на глазах: она впадает в Белую рядом с монументом Дружбы. Вроде, часть её забрана в трубу. Но сам я не видел. В восьмидесятые годы ходили «телеги», будто бы какие-то комсомольцы хотят её вычистить и пригнать к её устью пароход «Ост», на котором прибыл в Уфу Ленин. Видимо, враньё или прожект.
Торговый центр «Башкирия», «торгушник», «торгаш» – крупнейший торговый комплекс республики, который был построен к ноябрю 1987 года. Мы ещё в 1980 году играли в его котловане, находили там залежи минерала слюды. В 1987—90 годах там правили бал банды подростков, которые шакалили «залётных» – юных представителей других районов города, приехавших без родителей за ранцами и школьной канцеляркой. Из-за них молодым одиночным новостроевцам приходилось передвигаться по остальной части города короткими перебежками. Ответ «с „Торгового“» на вопрос «откуда, пацан?» – чаще всего получался неправильным и неполезным для красоты черт лица. Самая жуть заключалась в том, что во взрослом мире всех этих мальчишеских преступлений не существовало. До того как показали документальный фильм про казанских мотальщиков. Там были кадры с похорон, из прозекторской и с коллективной дискотеки, где казанцы танцевали строем, как «Тодес» сейчас. Только в телогрейках.
Иногда ходили слухи о замирениях с «верхней Айской», но в «Коробочке», на «Карлухе», в Глумилино и Орловке и даже в соседней «Молодёжке» чаще всего нам было делать особо нечего. Дело доходило до того, что дрались «микраш» на «микраш» внутри Новостройки. К нам в школу на линейку приходили милиционеры, которые рассказывали, что одного пацана с Первого за трёхкопеечное шакальство закрыли на три года в спецшколу или даже колонию.
«Три года за какие-то три копейки!» – возмущались мы. Я не ходил никого «выцеплять» – было очень противно, хотя помальчишески меня часто подначивали «на слабо» и говорили, что так можно «заработать» денег. Такой дворовой инициации я не прошёл: вдесятером на одного – так себе, хотя рассказывали, как о подвиге Матросова. В лесопосадке ближе к Уфимке была якобы целая вытоптанная в снегу поляна, усеянная выбитыми зубами и покрытая лужами крови избитых «залётных». Достаточно было привести туда любого смельчака, чтобы он отдал все наличные без боя. Сам не видел, особого желания во всём этом участвовать не было, как и коммерческого интереса к добыванию средств методом грабежа. В ТЦ постоянно тусовались компании полузнакомых подростков человек по двадцать. Они подсылали к потенциальным жертвам наглых «молодых», которые провоцировали залётных чуть постарше себя на подзатыльник. После него появлялся формальный повод компании местных «вступиться за униженного и невинно обиженного младшего товарища». Эта тема требует отдельного исследования, но коснулся я её здесь потому, что «торгушник» конца восьмидесятых для подростков значил именно это.
Лесопарк, зверинец, вольер – специализированное лесное парковое хозяйство. В вольере живут в неволе медведи, зубры из Беловежской пущи, кабаны, лошадь тарпановидная, орлан-белохвост, верблюд, волки и ещё какие-то звери. Раньше были косули и лоси, но потом хозяйство пришло в упадок, огороженная часть стала открытой, были повалены секции забора. Площадка перед вольером – место проведения быдляцкого досуга с 1,5—5-литровыми полиэтиленовыми ёмкостями пива. Можно найти и шприцы. Кучи мусора и мамаши с колясками. В последние годы там стало невыносимо. И народу до фига. Раньше было классно. Особенно когда нет комаров. Проходя производственную практику на УПК, я иногда вместе с одноклассниками убирал там медвежьи или чьи-то ещё какашки. В одно время их кормили калиной, с тех пор я её не очень люблю. Разве что тёртую, без косточек, которые всё равно не перевариваются.
21-я больница – та самая новая больница на тысячу коек, которую правдинский собкор Прокушев упоминал в знаменитой статье «Преследование прекратить…». Раньше, когда нигде не было охраны, там можно было тусоваться, молодёжь собиралась в «тупичке» одного из учебно-демонстрационных корпусов. Кавалеры с Новостройки жаловали общагу (так называемый «квадрат») Лесной проезд, 3, где проживал младший медперсонал. Есть морг с анатомическим театром-аудиторией при кафедре паталогической анатомии мединститута, куда можно было ходить пугаться – смотреть трупаков и уродцев в банках вперемешку с разными опухолями. В одно время молодёжь там собиралась в деревянной вентиляционной башне, весь объём которой был заполнен деревянными же рейками в качестве фильтра. Разумеется, она сгорела. Очень надеюсь, что эта система работала на «вдох», то есть забирала воздух для вентиляционной системы больничного городка с улицы, а не наоборот – выдыхала содержимое тысячи пар нездоровых лёгких. В первый свой приход в эту башню я шагнул в пустоту и аккуратно приземлился на канализационные трубы, чудом оставшись живым.
По городку больницы прикольно было кататься на велике – мы играли в догонялки, подрезая друг друга у бордюров. У меня была складная «Кама» – отцовский подарок за сто четыре рубля.
Завод «Промсвязь» – раньше делал что-то инфраструктурное для АТС, теперь он работает на «Башинформсвязь», производит уплотнительное оборудование для абонентов сельских АТС (www.uzp.ru (http://www.uzp.ru/) – прочитайте, там интересно написано про его славную историю).
Трамплин – на крутом берегу реки Уфы (Уфимки, Караидели) было несколько трамплинов, в итоге в двухтысячные годы был выстроен, если не ошибаюсь, девяностометровый трамплин с лифтом и яичком-кабинкой наверху. Но, к несчастью, ближе к столу приземления располагаются очень подвижные грунты, потому современный трамплин начало гнуть и корёжить. Его распилили и сложили кусками. Зрелище грустное. (Хотя мой коллега Колпаков и писал об этом нечто обнадёживающее.) На крыше железной судейской будки слева от старого трамплина очень удобно и прикольно пить пиво. Самое главное – соблюдать меру, чтобы не выпасть и не навернуться во время спускаподъёма.
По той же причине – сползание грунта – был перенесён на двести метров южнее своего первоначального расположения и фуникулёр (к счастью, работает). Я стараюсь туда попадать хотя бы раз в год. Десять минут счастья и покоя – почти свободное парение под поскрипывание канатки с видом на кубокилометры Зауфимья.
Раньше были спортивные секции, проводились международные соревнования. Сейчас там два популярных спорткомплекса для любителей горных лыж и сноуборда и много общепита. Летом я люблю проводить экскурсию «фуникулёр + государственный паром». Но удаётся всё реже. И особо некому её, эту экскурсию, проводить – всех, кого хотел, уже перекатал почти, а на второй раз не так часто соглашаются даже мои собственные дети. Кроме меня, вообще мало кто фанатеет по скромным новостроевским достопримечательностям и скудным развлечениям. Такое складывается впечатление.
Д?дкино – село на противоположном берегу Уфимки. Там у многих новостроевцев дачи. Немало и заброшенных. Поскольку затапливает и комарики. А на машине фиг проедешь, разве что сильно в объезд. Потому молодёжь туда не особо ездит, всё больше старики и старушки с рюкзаками. Судя по всему, они экономят на фуникулёре, поскольку предпочитают карабкаться в гору пешком (в принципе, по времени – столько же, но нагрузка – хоть в экзамен на краповый берет включай).
Строиться основательно там непросто. Одно дело – стащить с предприятия три доски и переправить их туда на велосипеде, а другое дело – современное строительство. Даже машину навоза привезти – проблема. Говорят, есть какая-то самостийная автодорога, петляющая между деревьями. И есть надежда, что недостроенный туннель с помощью моста соединит Галле и выезд на M-5. В Дудкино есть аборигены – домов пять сельских жителей, до которых не всегда доходят социальные блага. Главная там – бабушка Мария Петровна, всё потомство которой летом занимается частной переправой на железных плоскодонках. Надеюсь, она жива. Я делал репортаж оттуда в 2001 году. А знаменитый журналист Марсель Гафуров посвятил жителям этого села целую книжку.
Лесопарк имени Лесоводов Башкирии. Примерно сто гектаров лесных насаждений – как хвойных, так и лиственных, как естественных, так и искусственных. Массив ограничен с разных сторон рекой Сутолокой, 21-й больницей, 49-й школой, улицей Менделеева, проспектом Салавата Юлаева, жилой застройкой по Лесному проезду. Через этот лесок можно было быстро (минут за пятнадцать – быстрее, чем на троллейбусе!) добежать до универмага «Уфа», Автотранспортного техникума, Вишерской, «Молодёжки». Раньше днём там чаще всего можно было встретить пациентов 21-й больницы, а сейчас – группы молодых людей, употребляющих что попало. В потаённом месте растёт несколько молодых, лет тридцати, кедров. Где – не скажу.
К парку примыкает Уфимское лесохозяйственное производственное объединение (УПЛХО) с Лесным музеем. В начале восьмидесятых годов были построены скамейки и столики, выпиленные и выдолбленные из брёвен. Сейчас их уже разломали. Машинам туда ходу нет и не должно быть. Есть берёзовая роща, посадки хвойных пород, элементы ландшафтного дизайна – В пятидесяти метрах за стелой памятника Лесоводам Башкирии (в девяностые почему-то никто не догадался переименовать его в памятник Лесоводам Башкортостана). В гуще лесных насаждений – несколько частных домов с большими собаками, и именно желание избежать контакта с этими домашними животными оставило приватность жителей этих домов в неприкосновенности.
Ботанический сад. Это уже не наша история, как и стройфак УНИ (УГНТУ) с Минлесхозом, – пусть о них пишут жители Новиковки. Ботсад – место хорошее. Академичное и праздничное. Лучше всего там перевести дух в лютый беспросветный мороз, когда до весны далеко. Лишь бы свадеб в тот день не было. Говорят, пары? шампанского неполезны для нежных растений.
Распивочная, некогда расположенная в северном торце дома №207 по Менделеева. Раньше там из железной амбразуры продавали водку, а в очереди алкаши и просто мужики лупцевали друг друга не по-детски, и иногда дело доходило до Страшного Советского Оружия Алкашей – «розочек». Мы ходили на это шоу смотреть во время антиалкогольной кампании. Это заведение в девяностые годы было интересно тем, что там не предполагалось обслуживания клиенток. В отхожем месте не было полноценного унитаза, а только раковина и писсуар. Неоднократно видел, как туда заходили, предварительно напившись пива, дамы, что-то там долго делали, потом выходили, немного сконфуженные, но довольные. Иногда слегка обрызганные. Сейчас, я уверен, там всё по-другому.
Хозмаг. До появления ТЦ «Башкирия» был одним из немногих интересных магазинов в районе. Там можно было купить резиновый клей, из которого катались очень прыгучие мячики. Надо было купить много тюбиков этого клея, а потом намазать его на открытку, чтобы он немного подсох, – И начинать натирать этот слой клея пальцем. Самый крупный катышек по принципу снеговика можно было превратить в мячик произвольного размера в течение нескольких часов. Лучший мячик получился у моего одноклассника и соседа по парте Славки, который погиб в восемьдесят седьмом году, переплывая Уфимку в районе острова Безымянного, чуть выше по течению, чем паромная переправа.
Учебная парикмахерская. 47-й дом по «полтиннику» (улица 50-летия СССР). Там можно было постричься дешевле, поскольку на твоей голове тренировались молодые парикмахерши под присмотром наставников. Получалось долго, зато весело. Мне больше нравилось в парикмахерской, что в доме 207/1. И сейчас в «учебке» есть какой-то учебно-парикмахерский центр, называется «Алтынсэс» – «Златовласка» по-башкирски.
Театр «Нур». Долгострой ещё с советских времён. По неподтверждённым данным, стоил миллиард рублей по ценам, например, 2003 года. На его месте начинали строить кинотеатр, которого в восьмидесятые годы нам так не хватало. Мы хотели кинотеатр, поскольку приходилось собираться человек по двадцать, чтобы безопасно дойти до «Искры», «Теремка» или Гагарина без оглядки на местных и попутных орловских.
Яблоневые сады. Если встать на путепроводе по улице 50-летия СССР и посмотреть на юг вдоль проспекта Салавата Юлаева, можно представить себе огромный овраг, долину реки Сутолоки, в которой располагались садовые участки, судя по всему, принадлежащие работникам «сорокового завода». В восьмидесятые там уже было не так много «населённых» домиков, сады казались полузаброшенными, а яблоки почему-то попадались зелёные. Такая же история – если смотреть на север, в сторону туннеля. Ходить туда было страшновато – мало ли кто там водится. Мы смотрели на эти сады через зелёный забор и гадали – где же начинается Сутолока.
Общаги. Бульвар Молодёжи, разделяющий Второй и Третий «микраши», за исключением двух домов, состоит в основном из «общаг». Ведомственная принадлежность их разнообразна: сельхозинститут, ОАО «КПД», министерство культуры и национальной политики. Ещё несколько малосемеек, которые можно отличить от других по зелёным квадратам под окнами.
Верхняя общага – бульвар Молодёжи, 10 – стала в девяностые годы одним из первых «бизнес-центров» в Уфе. В одно время там сидела даже Уфимская таможня и море разных фирм. Уже в девяносто втором году там были ужасные пробки из-за того, что машины парковались чуть ли ни друг на друге.
«Музыкалка» – там часто можно стретить разных знаменитостей, актёров, певцов, кураистов. Из её окон можно было слышать духовые, ударные инструменты, а когда я учился классе в пятом, там жил трубач. Туда любили хаживать местные донжуаны, доподлинно не знаю, насколько эффективно. Там живут люди семьями, есть и те, кто живёт там уже много лет. Один из первых массовых протестов против практики точечной застройки был инициирован жителями «Музыкалки». Несмотря на протесты, дом, в нарушение норм СНиП о соляризации, встал на месте детской площадки и песочницы. Кстати, видимо, на Новостройке есть определённый дефицит коммунальной инфраструктуры, поскольку домов точечной застройки там всего несколько.
Сельхозовская общага – бульвар Молодёжи, 4, кажется. С ними, помнится, в восьмидесятые дрались новостройковские пацаны. Её жители играют в футбол на подземном гараже. Привить деревенские обычаи – «массовая драка за клубом по субботам» – им здесь так и не удалось. Своих обычаев хватало.
Одна из малосемеек – кажется, бульвар Молодёжи, 2, – носила романтическое название «Гузаль». Для некоторых жителей Новостройки это было неким романтическим призывом. Во что это конкретно выливалось – могу только предполагать.
Уварова поляна. Если двигаться по асфальтовой дорожке, соединяющей стелу-памятник Лесоводам Башкирии и выход на улицу Менделеева к Ботаническому саду, то по правую руку, где-то в середине пути, откроется Уварова поляна – популярное место для проведения спортивных мероприятий.
Её признаки: футбольные ворота на вытоптанном (видно даже на спутниковых картах) поле и остатки какой-то дачи с одичавшими плодовыми насаждениями в её восточной части (ближе к улице Менделеева).
На ней, помимо регулярных любительских футбольных матчей, проводились общегородские Слёты школьных лесничеств (восьмидесятые годы), а также финальная часть школьных сборов по начальной военной подготовке, где нас учили ходить в атаку «двойками», прикрывая друг друга, с применением дымовых шашек с CS («Черёмуха»), чтобы не сачковали и не вытаскивали клапаны противогазов.
49-я школа. Она известна как спортивная (на её базе располагалась ещё ДЮСШ №10). С ней связаны имена таких известных в Уфе педагогов, как Миняевы (Герман Константинович и Александра Александровна), – представители этой династии работали, как я слышал, впоследствии, в школе №16 в Новиковке. Кроме того, в ней работал и легендарный тренер Валентин Николаевич Семёнов, воспитанники которого добились немалых успехов в гандболе и хоккее с мячом.
УРОК №1
Сладкий ужас и одинокая гравитация
уфимского «жаворонка», бывшего сельчанина
Ах, как хорошо быть «жаворонком»! Вы ещё только просыпаетесь, а я уже знаю, что вы будете обсуждать целый день, ну, примерно на сорок процентов.
Я начал просыпаться в четыре-пять утра лет тридцать пять назад, в первом классе, когда начал ложиться в девять или десять.
До того я жил в деревне и спал до десяти, хотя и видел, как просыпаются бабушка Хадича и дедушка Мидхат, чтобы выпустить корову, тёлок и овец в стадо.
Ложился я тогда вместе со всеми в одиннадцать-двенадцать после процедуры разбора постели ко сну. Как и еда, отбой и подъём в сельском укладе регламентированы и коллективны. Только дядя Рифкат мог работать на тракторе аврально, возвращаться после отбоя или уже часа в четыре от будущей матери двух моих кузин и одного кузена.
Лет в одиннадцать (все каникулы – В деревне) начал пропускать отбой и, полный тщетных эротических надежд, засиживался на скамейке среди старших парней и девушек, разумеется, исключительно ради девушек. Некоторые из них были суровы, некоторые – хохотушки, некоторые – родственницы-хохотушки.
Так вот. Приехав в Город и поступив в «среднюю школу №49 Октябрьского района г. Уфы», как писали мы на блёкло-зелёных обложках тетрадей, обнаружил, что я – «жаворонок».
Ложиться спать по дисциплине в 21:00 стало возможным из-за того, что квартира была (и остаётся) двухкомнатной. То есть в спальне можно было выключить свет.
Кроме того, у меня появилась своя кровать, что было неожиданно. В деревне диспозиция часто менялась. Иногда укладывали с бабушкой, иногда стелили на полу, иногда – на тахте возле печки: там светила яркая луна и фары ночных машин и периодически охватывал экзистенциальный ужас.
Очень рано я понял, почувствовал, что, несмотря на большое количество тогда ещё живой родни, я – мелькнувший микроб, песчинка, еле различимая на фоне тёмных, гулких и одновременно глухих и холодных пространств, где, провалившись в чёрную пульсирующую пустоту космического вакуума, даже упасть некуда. Как у Клуни и Баллок в фильме «Гравитация».
И это ощущение сладкого холодного пульсирующего безысходного ужаса одиночества и ничтожности наполняло мои лёгкие и загривок именно на этой временно доставшейся персональной тахте у печи. И когда кто-то есть и что-то происходит в жизни, хорошее ли, плохое ли, – это лишь повод отвлечься от состояния ничтожной песчинки в пространстве. Я бы назвал это ощущение одним из самых в моей жизни глубоких, рядом с которым все другие переживания меркнут.
А в городе-миллионнике появилась Собственная Кровать. Собственно кроватью эту советскую народную «икею» назвать было трудно. Это был скорее поддон под мощный пружинный матрас (я в нём позже прятал и «потерял» порнографическую негативную фотоплёнку).
Отец приволок эти модульные конструкции из столярки местного домоуправления – ЖЭУ-44, где, видимо, и разместил заказ, ещё когда жил с нами. Тот год, когда мои родители развелись, врезался в память отчётливо, хотя я был ещё довольно мелким. Летом мы заходили в какое-то здание в центре, оно похоже на то, что горело недавно на углу Пушкина – Карла Маркса, вроде там был какой-то суд. Мы уже получили эту квартиру. Я помню, как мы сидели на чёрном башкирском ковре (привёз отец из Бишбуляка родителям мамы в подарок) на кухне и пили чай, потому, что стола ещё не было.
Я радовался каждому приобретению как завзятый вещист, так как многие вещи, телевизор, пылесос были взяты напрокат. Это был мой будущий счастливый дом, куда я приеду поступать в школу. Мне рассказывали, что до нас в этой предпоследней квартире жили Сагитовы, семья будущего министра культуры и председателя телевидения, отца двух мальчиков, ныне больших начальников.
